|
 lj_varandej
Вторник, 06 Сентября 2022 г. 23:39 (ссылка)
На Кавказских Минеральных Водах "5" - число почти магическое. Крупнейшая из здешних 17 лакколитов гора Бештау имеет 5 вершин, 5 гор-спутников и 5 гор-соседей, а среди Пятигорья люди построили Пятиградье. И столь устойчиво клише "пяти городов КавМинВод", что как-то даже и не задумываешься о математике: всего городов тут семь, а популярных курортов четыре (Ессентуки, Железноводск, Кисловодск и Пятигорск о пяти железнодорожных платформах). За пятого в большинстве рекламных проспектов и путевых заметок тут Минеральные Воды, аэропорт и вокзал которых видел почти каждый, кто бывал в этих краях. Вот только сам образ Кавказского Пятиградья старше, чем поезда, самолёты или городок Лермонтов на урановых рудниках. Скрытым Пятым элементом КМВ я бы назвал Георгиевск - довольно крупный (65 тыс. жителей, а в агломерации и все 120 тысяч) и довольно старый (тут присоединяли к России страну Georgia) город на Подкумке в 20-30 километрах от Минеральных Вод и Пятигорска, подобно Моздоку или показанному в прошлой части Екатеринограду имевший шанс стать столицей Кавказа.
Я расскажу о нём в двух частях - о городе и окрестностях, которые как бы не более интересны.
В предгорьях Центрального Кавказа за последнюю тысячу лет сменился ещё и пяток государств: "золотым веком" в памяти горцев осталась эпоха Алании, когда на плоскости под охраной лояльных кочевников колосились пышные поля. Затем пришли сюда кочевники нелояльные и втоптали Аланию в пыль веков - её уцелевшие жители скрылись в труднодоступных голодных ущельях, а предгорья взяла себе Золотая Орда. Недолговечная, как и все степные империи, в 15-16 веках и она начала слабеть и дробиться, и первыми из горцев на бесхозную равнину пришли черкесы. Никогда не бывшие частью Алании, они были кочевниками не привольных степей, а непроходимых лесов Западного Кавказа, и боевого клича их боялся ещё древний грек. Вот только как и подавляющее большинство лучших в мире воинов, адыги совершенно не умели договариваться между собой. Непобедимые для народов извне, черкесы истребляли друг друга в бесконечных войнах племён, ни одно из которых не могло взять всю власть над другим. Сами они порядком отличалась укладом, разделяясь на "аристократические" (где у власти стояли князья "пши") и "демократические" (где всё решались народные сходы и тлекотлеши - старейшины). И вот некоторые пши задумались о том, что не стоят жизни уорка (воина) и тфокотля (землевладельца) эти дождливые горы, когда рядом только и ждёт хозяев непаханный чернозём. Так и возникла где-то в 15-16 веках Кабарда - черкесская колония на плоскости, вскоре сцепившаяся с Крымским ханством и в 1561 году объединившаяся против него с покорившей другие татарские ханства Россией. То как часть Кабарды, то отдельно от неё в русских документах известны "пятигорские черкасы", сущность которых нынешним историкам так до конца и не ясна. Рискну предположить, что это были другие, возможно "демократические" племена адыгов, так же рвавшиеся в Кабарду, окопавшись среди лакколитов. Но в итоге организация всегда побеждает отвагу: в 1570 году Кабарда проиграла войну с Крымским ханством. На два века Северный Кавказ стал фактически окраиной Османской империи, её Дальним Востоком и Крайним Севером, где кабардинские князья, как встарь, воевали друг с другом и порой брали власть над племенами горцев. Так прошло два века, а затем на Кавказе уже не посланниками, а войсками объявилась Россия, которой не терпелось исполнить давние союзные обязательства перед Кабардой. А так как мнения самих кабардинцев на этот счёт особо не спрашивали, в 1777 году по краю их степей прошла Азово-Моздокская укреплённая линия, укомплектованная казаками с Волги, Хопра и Днепра. Ключевым её звеном стала крепость Святого Георгия:
2.
Надо сказать, что в большинстве своём крепости Кавказа не сохранились просто потому, что в них и нечему особо было сохраняться. Каменные стены и башни Назрани или Ведено были воздвигнуты позже, когда России пришлось буквально вгрызаться в глухие горы. Первоначальные же крепости предгорных линий, как тот же Грозный, представляли собой многогранники земляных валов с каменными воротами, за которыми что казармы солдат, что дом коменданта, что лазарет и арсенал, что полковая церковь представляли собой корявые турлучные хаты. Крепости Святого Георгия повезло куда больше - она стояла над единственным на много вёрст вокруг, да при том весьма тяжёлым бродом через Подкумок, вдоль которого тянулся крупнейший во всём Предкавказье равнинный лес. Ну а лес - это не только дичь, грибы и ягоды, лес - это в первую очередь стройматериал: из брёвен можно было делать срубы, а на древесном угле обжигать кирпич. Расположение практически напротив середины Кавказского хребта вкупе с возможностью соорудить комфортабельные и презентабельные здания предопределили значение Георгиевской крепости - именно она стала центром всей Азово-Моздокской укреплённой линии, резиденцией её командующего, внешне больше похожей на форты Дикого Запада из тогда ещё не снятых вестернов. В пятиграннике крепостных стен было трое ворот - Бештаугорские к Пятигорску, Александровские к далёкой Москве и Водяные к Подкумку. Через последние и ныне поднимается Шоссейная улица (кадр выше), представляющая в нынешнем Георгиевске пусть и второстепенный, но самый эффектный въезд. И если подлинность стен и ворот вдоль неё вызывает большие сомнения (я встречал разные мнения на этот счёт), то выше, на параллельной высоком берегу Красноармейской улице, остались и подлинные здания крепостного двора:
3.
В первую очередь это Никольская церковь, освящённая в 1780 году - старейшая русская постройка Ставрополья. На самом деле она может быть даже старше: большинство деревянных церквей в этих предгорьях когда-то стояли в станицах Хопра и Волги, но перебравшись к новой границе, казаки увезли свои храмы с собой. Конкретно в случае Георгиевска с его обилием леса это лишь предположение, ничем не опровергнутое и не подтверждённое. Ну а достоверно то, что казаки сюда действительно приехали с Хопра - там, на Червлёном Яру, ещё в 14 веке из народа бродников, куда входили и славяне, и татары, и чиги (зихи, то есть опять же черкесы) образовалось первое подобие казачьего войска, охранявшего границы Великого княжества Рязанского от набегов Великой Степи. На рубеже 16-17 столетий Хопёрское войско вошло в состав Донского войска, но всегда держалось особняком. Много людей с Червлёного Яра сражались и за Стеньку Разина, и за Кондратия Булавина, но в 1770-х, видя судьбу Запорожской Сечи, хопёрцы решили не ссориться с государством. В 1775 году Хопёрский полк вошёл в состав Астраханского казачьего войска и за несколько лет был переселён на Кавказ, со временем распределившись между Кубанским и Терским казачеством.
4.
В Красноармейскую улицу с годами сжалась Никольская площадь, начинавшаяся как крепостной плац. До советских времён его отмечала таинственная "колонна у гауптвахты", о которой никто толком не знал, когда и в честь чего она поставлена - молва, конечно, говорила про визит "матушки Екатерины", которая в реальности никогда не была на Кавказе. Вот здесь приводится дореволюционный текст с предположением о том, что колонна была возведена в 1816 году вместе с самой гауптвахтой, так как у обеих построек был одинаковый кирпич. В таком случае это мог быть, например, памятник 40-летию крепости. Но уже к началу ХХ века не знавший реставраций колонна была на грани обрушения, ну а конец её истории так же не ясен, как и начало.
5а.
На плац, площадь, улицу глядит суровый бревенчатый фасад в сотне метров от церкви - на самом деле главный исторический памятник города. Кое-где это здание называют даже домом наместника Кавказа, и может быть наместник правда жил здесь, под защитой мощных укреплений, выдержавших в 1779 году даже не набег, а месячную осаду кабардинцев, пока на Малке царские власти безуспешно строили Екатериноград. На самом деле тут располагался штаб Азово-Моздокской линии и резиденция её командующего, которого навещали порой то Суворов, то Потёмкин. В 1783 году же в Крепость Святого Георгия пожаловали посланники из Страны Святого Георгия, Картли-Кахетинского царства по ту сторону Кавказского хребта. Георгиевский трактат, о котором подробнее расскажу позже, так и остался черновиком русско-грузинских отношений и, на мой взгляд, сомнительным поводом для гордости.
5.
Но дом, где его подписали, вроде как стоит, хотя и здесь я слышал разные версии, сходящие в дате "1983": одни говорят, что Георгиевский штаб был разобран давно, и к 200-летию трактата его условно воссоздали, другие - что тут цел вполне себе подлинный сруб, отреставрированный тогда по вольной фантазии авторов. Вот так "предполагаемый дом наместника" выглядел на старом фото:
5а.
Ну а в бурном Подкумке за эти две сотни лет много воды утекло. К 1786 году приросшая несколькими слободами крепость стала городом Георгиевском, которому на тогдашнем Кавказе явно готовилась вторая роль после Екатеринограда. Тот 4 года числился столицей Кавказского наместничества, Георгиевск же в 1802-24 годах был центром вытянувшейся от Кубани и Лабы до Каспийского моря Кавказской губернии (в последние два года - области), пока в этом качестве его не сменил Ставрополь. Ещё на 6 лет Георгиевск остался уездным городом, что тоже было немало - вся губерния делилась тогда на 4 уезда. Однако под защитой Крепости Святого Георгия расцвёл ближний тыл, где на целебных водах лечились раненные в стычках с горцами солдаты и отдыхало богатое "водное общество" со всей необъятной страны. В 1830 году Георгиевский уезд стал Пятигорским уездом, а городу, откуда фактически присоединяли Кавказ, достался лишь заштатный статус. От крепостных валов к середине 19 века не осталось следа, однако шанс на реванш у выскочек-курортов Георгиевску дал другой инфраструктурный объект - пущенная в 1875 году Ростов-Владикавказская железная дорога. Фактически, Георгиевск тех лет занимал в Пятигорье то же место, что теперь Минеральные Воды - главные ворота в нарзанный рай. Здешние ярмарки не уступали прохладненским, а на бывшей эспланаде крепости швейцарский купец Рудольф Лейпцингер воздвиг в 1902 году пивзавод, солодоварня которого теперь перекликается с Никольским храмом:
6.
К 1894 году, однако, железная дорога от Илларионовской (нынешних Минеральных Вод) была проложена непосредственно до курортов, и догнать их в развитии Георгиевску было не суждено. В ХХ век он вступил крепким середняком (12 тысяч жителей в 1897 году), столь знакомой по окраинам Российской империи "купеческой республикой". Центр города разросся из Мещанской слободы, и открывает его просторная площадь Победы примерно в километре от бывшей крепости:
7.
Украшенная Ильичом (1980) и неказистой скульптурой Святого Георгия (2020) чуть ли не из папье-маше, в жаркий полдень она превращается в сковородку, а ближе к сумеркам обретает неповторимый южный уют:
8.
Застроенная в позднесоветское время, красотой окрестных зданий площадь не впечатляет, и лишь переливающаяся мозаика кинотеатра "Аврора" по сей день радует взгляд меж глазниц заброшенного здания. "Аврору" в Георгиевске действительно любили, а мечта о её восстановлении тянется в городских пабликах из года в год:
9.
Площадь Победы - это бывшая Базарная площадь, так и не застроенный участок крепостной эспланады, с приходом железной дороги превратившийся в крупнейший на Кавказе торг. На радостях от возрождения старого города тут построили в 1881-83 годах Вознесенский собор, который я бы назвал апофеозом русской эклектики. Даже сквозь время видно, что со своими фронтонами и окнами в духе то ли рококо, то ли маньеризма, с армянскими главками звонниц и луковичным куполом по центру это был китч и абсурд... но китч и абсурд абсолютный, а абсолют нельзя не уважать.
10а.
Его снесли в 1934 году, а в 1960-80-х и саму эту сторона площади поглотили многоэтажные кварталы. Примерное место, где стоял собор, теперь отмечает часовня, сооружённая "в год семисотлетия [2014] со дня рождения преподобного Сергия Радонежского как знак покаяния о разрушении храма". Она неплохо смотрится в паре с другим монументом, поставленным в 1983 году в конце короткой пешеходной Горийской улицы - и думаю, из даты и названия вполне понятно, что это за монумент:
10.
Православная Грузия, в Средние века долго и мучительно собиравшаяся воедино под властью Багратионов (см. Ардануч) и в 12 веке на равных сражавшаяся с сельджуками и персами, к концу Средневековья представляла собой россыпь небольших монархий - пешек в партии султана и шаха. Тем не менее, формально царства и княжества оставались независимыми, а затяжная смута в Иране и появление в Передней Азии войск ещё одного православного царства вселяли в сынов Сакартвело надежду. В 1762 году царь Ираклий II объединил Картлийское и Кахетинское царства, то есть больше половины нынешней Грузии, и всерьёз задумался о собирании земель, в котором были хороши все средства. Внутри страны он реформировал законы и суды, загонял в рамки продажную знать, и не забывал даже про такие удивительные в нынешних "странах западного выбора" вещи, как образование и промышленность, поднимать которую позвал в свои приделы греческих мастеров (см. Алаверди). Во внешнем мире же все действия Ираклия II имели одну цель - дать стране покой и выиграть время. 24 июля 1783 года в штабе крепости Святого Георгия встретились Григорий Потёмкин и грузинские посланники Иоанэ Мухранбатони и Герсеван Чавчавадзе. Они подписали Георгиевский трактат, условия которого казались для Грузии более чем выгодными: Россия размещала на её территории два батальона своих бесконечных войск, но при этом обещала не вмешиваться во внутригрузинскую политику. В тот же год в Моздоке началось строительство Военно-Грузинской дороги, затянувшееся, однако, на 16 лет. Которые для Грузии оказались фатальны: не имея желания жертвовать батальонами за непреодолимой горной стеной, Россия не заступилась за вассала ни в одном из его конфликтов с соседями, а в 1786 году и вовсе, под предлогом переговоров Ираклия II с протурецкой Самцхе-Джавахетией, отказалась от обязательств и вывела войска. В 1795 году Тбилиси утопили в крови персы, в 1798 умер Ираклий II, а в 1799 году открылась наконец Военно-Грузинская дорога, по которой картлийские послы отправились на север просить уже не протектората, а подданства. Дальше же Россия сделала то, чего не делали с гордыми картвелами никакие захватчики - низложила царя, оборвав тысячелетнюю династию Багратионов. С точки зрения Советов, впрочем, царя низложить - всегда благое дело, и уж точно не помеха для русско-грузинской дружбы. Георгиевск же так и остался местом, где дружба эта переросла в нечто большее, и по монументу видно, что построили его зодчие, приехавшие сюда из-за гор:
11.
Площадь Победы с окрестностями представляет собой фактически отдельный район, обособленный и от крепости, и от старого города. На Горийской мне запомнилось здание детского садика:
12.
Судя по скульптурам, также 1980-х годов:
13.
"Аврора" и лежащий за ней Головинский сквер отделяют от площади школу №1:
14.
В которой сложно признать бывшее Реальное училище (1911):
14а.
В спину же нынешней мэрии глядит с соседней улицы Калинина старая Городская дума, судя по каланче над крышей вмещавшая заодно полицию и пожарных:
15а.
В итоге власть и торговля в Георгиевске поменялись местами: нынешняя мэрия стоит на месте лавок, а лавки (пардон, бутики) ждут посетителей в кабинетах дореволюционных чиновников. Здесь же - кафе "Лакомка" с очень вкусными пирожными и тем недостатком, что кроме пирожных там ничего и нет: с "перекусить" в Георгиевске туго.
15.
Улица Калинина же - преемница Бештаугорских ворот: здесь находится автовокзал, большую часть трафика которого составлют маршрутки в Пятигорск. К автостанции примыкают рынок и гостиница, а жилой 12-этажный Дом-с-Короной (1997), ставший символом постсоветского Георгиевска, довешает атмосферу делового центра:
16.
Исторический центр Георгиевска - даже в другой стороне, вытянутый вдоль улиц Лермонтова и Октябрьской вдаль от крепости и пятигорской дороги. На их первой перемычке по улице Луначарского стоит Народное собрание (1900), таблички на котором извещают, что в 1921 году тут выступал с речью Сергей Киров, а с 1961 года действует Народный драматический театр:
17.
Улица Луначарского ограничивает Армянский край - небольшой район частного сектора вдоль параллельной улицы Шаумяна. Не знаю, сколь армянский он в наши дни, однако именно купцы народа хай стали первыми селиться за эспланадой. Улица Шаумяна до революции была Армянской площадью - аж с 1793 года тут стояла деревянная церковка Сурб-Петер-Погос (Святых Петра и Павла), разрушенная в 1930-х годах. Надо заметить, Северный Кавказ в 19 веке был, натурально, заповедником такого оксюморона, как армянское деревянное зодчество - из дерева был и апостольский храм в Екатеринодаре, а в Моздоке такая церковь, хоть и переданная православным, даже уцелела до наших дней. В нынешнем Георгиевске армян по меркам Пятигорья немного - всего-то 11%, и куда как более типичный для своего зодчества собор Сурб-Геворк они построили к 2012 году далеко на окраине, у дороги на Ставрополь и Москву.
17а.
Впрочем, дорогами на Ставрополь и Москву были и две главные улицы Старого города: Октябрьская называлась Александровской по крепостным воротам, а улица Лермонтова и вовсе была Московской. Бульвары по ним проложил в начале ХХ века градоначальник Александр Головин, чей заброшенный дом и ныне стоит на Октябрьской:
18.
Октябрьской улица стала, видимо, в 1920 году, когда на ней похоронили останки 26 большевиков, расстрелянных белыми на 9-й версте Прикумской железной дороги. В 1922 над могилой поставили железную колонну в неповторимой земшарско-техногенной эстетике первых послереволюционных лет, а в 1976 году рядом зажгли ещё и вечный огонь в честь героев Великой Отечественной:
19.
С разных сторон от мемориала - пожалуй, самые красивые здания Георгиевска. Слева, если идти из центра - Общество взаимного кредита (1912), по факту первый городской ТРЦ, вмещавший также несколько кафе и магазинов:
20.
Ныне здесь Дом детского творчества:
20а.
Напротив, за узкой проезжей частью - Азово-Донской банк, ныне ставший ЗАГСом:
21.
Красивая лепнина у него, говорят, не только снаружи, но и внутри, однако я гулял здесь уже после закрытия:
21а.
Мемориал тянется по бульвару и дальше, продолжаясь аллеей героев, и лишь через квартал проезжая часть появляется и с другой стороны:
22.
Старая застройка тут теряет цельность, разбавленная советскими "коробками" и неказистым новостроем. Но кое-что есть - как например гостиница "Лувр":
23.
Или конструктивистская двухэтажка 1920-30-х годов. А вот домик на переднем плане я сфотографировал из-за его типичности - такие вот фронтончики с двумя арками внутри третьей я видел в Георгиевске не раз и не два:
24.
Вот Октябрьская пересекает тенистую улицу Гагарина - небогатую на старые дома, но остающуюся в Георгиевске одной из главных магистралей.
24а.
За ней раскинулся ещё один парк, на опушке которого встречает памятник Международной Солидарности. Так его назвали после реставрации в 2020 году (благо, то правда был год едва ли не последней на нашем веку всемирной солидарности), а прежде, с 1960-х годов, это был старый добрый монумент комсомольцам:
25.
Рядом в парке - ещё один мемориал Победы с тридцатьчетвёркой, пушками и стелой городов-героев:
26.
И тем обиднее знать, что парк и близлежащий стадион "Труд" располагаются на месте кладбища, где когда-то стояла весьма интересная внешне деревянная Покровская церковь (1841):
26а.
И было много именитых могил. Вот так например, покоился Дмитрий Лисаневич, который в 1806 году убил семью карабахского хана в Шуше, а в 1825 сам был застрелен чеченцем.
26б.
Рядом в улицу Гагарина упирается бывшая Московская, по которой пройдёмся в обратную сторону:
27.
Бульвар здесь не столь тенист, но куда более широк, а потому прохладным вечером особенно уютен. На аллее примечательны фонтан "Каменный цветок" (2018), воссозданный вместо предшественника 1950-х годов, доведённого в постсоветские времена до абсурда:
28.
И памятник Лермонтову, установленный и того позже - в 2020-м году. Что само по себе странно: в детстве, в 1820-25 годах, будущий поэт со своей властной бабушкой Елизаветой Арсеньевой проездом гостил здесь более дюжины раз, практически в каждой её поездке к своим кавказским родне и имениям.
29.
Вдоль бульвара - те же старые дома. Вот этот например, жителям известен как Дом со шпилем, а краеведам - под ещё более звучным названием Дом Дара. В данном случае имеется в виду деловитый грек Александр Дар, который торговал тут зерном и ставил любительские спектакли в Народном доме. С 2010 под шпилем обитает краеведческий музей, основанный в 1967 году энтузиастами и в 1983 утверждённый официально. Судя по чужим фото - туда стоило зайти, но я то ли не успел, то ли поленился. Что же до шпиля, то летом Дом Дара становиться вещью в себе - самый красивый вид с угла (см., например, здесь) скрыт непроницаемой зеленью:
30.
Дальше по бульвару - женская гимназия (1912), ныне обычная школа:
31.
Многоэтажка, похожая на ещё один подарок архитекторов солнечной Грузии:
32.
И дом Тумасова (1903), владельца галантерейных магазинов, куда в некоторых путеводителях "селят" уже знакомого нам Рудольфа Лейпцингера, на самом деле жившего в Пятигорске:
33.
Путаница вышла от того, что оба купца построили в разных городах два Дома со львами:
33а.
Люди на бульваре:
34.
С которого теперь сойдём. Среда старого Георгиевска продолжается и на других улицах, но за пределами бульваров она либо очень уж рядовая:
35.
Либо старых домиков не найти больше пары штук подряд:
36.
37.
Пожалуй, самое примечательное место за пределами двух бульваров - это перекрёсток улиц Ленина (перпендикулярная аллеям) и Пушкина (параллельна Октябрьской с другой, относительно улицы Лермонтова, стороны), в прошлом - Большой Мещанской и Великой княжны Ольги. На одной - особняк Тарасенко, в стенах которого многие георгиевцы потеряли родных: в 1942-43 годах его занимало гестапо.
38.
На другой - пара корпусов старой гостиницы "Лондон" (1910):
39.
Которые, вместе с внутренней частью квартала, в 1931 году занял Георгиевский винзавод. Не знаю, славился ли он вином в советское время, но спроса на алкоголь в подбрюшье всесоюзного курорта не могло не быть, а в 1986, говорят, здешние вино даже поставлялось для профилактики радиационных болезней в Чернобыль.
40.
С приходом дикого капитализма неизбежность спроса поняли и местные дельцы, которые свели в окрестностях большую часть виноградников - последние 30 лет гнали здесь ту неописуемую химическую дрянь на красителях, которую на волне своей эйфории незадачливые туристы возьмут да и купят где-нибудь на поляне Азау или склоне Мусса-Ачитары. Наконец, в 2021 году завод сгорел, и владельцы не стали его восстанавливать.
40а.
Надо сказать, и то был один из последних работавших в Георгиевске заводов. При Советах старинный город обзавёлся десятком предприятий от известного на весь Кавказ арматурного завода до маслозавода, начинавшегося ещё до революции, но постсоветская эпоха не пощадила почти ничего. Нынешний Георгиевск, особенно по контрасту с КавМинВодскими курортами - очень бедный и увядающий город. К северу от улицы Гагарина и Городского парка лежит тоскливая промзона, за которой, однако, начинается невзрачный на местности, но очень красивый на карте район частного сектора с правильной веерной планировкой. Веер расходится от уже третьего в моём рассказе монумента Победы (1974), у которого особенно красив "секретный" барельеф с обратной стороны ниже уровня площади:
41.
В густой зелени за ним скрывается вокзал, почти не видимый со стороны города:
42.
Но неожиданно красивый со стороны путей:
43.
Кадр выше снят с поезда, которым я ехал из Прохладного в Минеральные Воды по той самой магистрали Ростов-Владикавказ. Вот только станция её, в 1875 году давшая новый толчок Георгиевску, располагалась не здесь, а в продолжающей город на юге станице Незлобной. Этот вокзал открылся лишь в 1913 году на протянутой оттуда 11-километровой ветке, представлявшей собой отнюдь не тупик - к 1915 году заработала Прикумская железная дорога, уходившая на 94 километра в степь, к городу, который тогда назывался Святой Крест, а ныне - Будённовск. Не очень понимаю, куда эта линия, в историю вошедшая в первую очередь "белым террором" на 9-й версте, должна была вести в итоге - может, на Астрахань или Царицын? Она в любом случае осталась малодеятельным тупиком, а вот у станции Георгиевск судьба сложилась иначе: не знаю точно, когда был и как заброшен участок от Минеральных Вод до Незлобной, но ныне линия проходит буквально в нескольких километрах севернее, напрямую через Георгиевск.
44.
Железнодорожный узел Георгиевска мы попробуем распутать в следующей части, а пока для полноты картины наведаемся в микрорайоны, разросшиеся в направлении Незлобной от зародившейся ещё при крепости Тифлисской слободы. И внешне они в общем-то ничем не примечательны, но главная достопримечательность тут - топонимика. Каждый район в Георгиевске имеет народное, и вполне ходовое название - например, Магадан, Уругвай или Палестина. Происхождения этих названий в большинстве своём забыты, хотя можно предположить, что Шанхай прозвали так за трущобность, а Санта-Барбару - за богатство. Где-то народ припоминает, что Берёзка обзавелась своим именем по то ли магазину, то ли кинотеатру, а Минное Поле - по военным складам, на месте которых возведён. Прилегающий к центру район частного секторы Планы молва возводит к засилию наркоманов, хотя скорее речь идёт о генпланах царской ещё эпохи. Что соседняя Рязанка стала таковой потому, что там могли и зарезать - как-то больше верится. В Магадане, можно предположить, давали квартиры переселенцам с Крайнего Севера, а стройка Палестины выпала на очередной арабо-израильский конфликт. В другом месте пишут, что Палестину застроили, но не успели озеленить, и как результат - она напомнила георгиевцам знакомые по репортажам с ближневосточных войн пустыни. И лишь откуда в Предкавказье взялся Уругвай - никто даже версий не строит...
45.
Последняя достопримечательность сегодняшнего рассказа - между Планами и Берёзкой:
46.
Как ни странно, в дореволюционном Георгиевске не было храма Георгия Победоносца, и лишь с религиозным возрождением местные верующие решили это наверстать. В 1991-94 годах была возведена церковь-времянка, в 2017 году закрывшаяся для прихожан, но история самого этого места куда интереснее:
47.
Не секрет, что Ставропольский край сыграл свою роль в гибели СССР - из станицы Привольной на другом его конце был родом новопреставленный Михаил Горбачёв, а вот в Кисловодске появился на свет Александр Солженицын. Георгиевск, однако, в судьбе будущего диссидента сыграл особую роль - здесь упокоились его родители. В 1918 году в городской больнице умер отец Исаакий Семёнович, благополучно прошедшую Первую Мировую войну и павший жертвой несчастного случая на охоте. Его похоронили на том самом кладбище у Покровской церкви, где теперь воинский памятник и стадион. Мать Таисия Захаровна перебралась к своему брату Роману Щербаку в Георгиевск уже в старости, и умерла здесь в 1944 году. Её похоронили на советском кладбище, разбитом тогда ещё за городом, и в последний раз Солженицын ухаживал за материнской могилой в 1956 году. Дальше город вырос, кладбище закрыли для новых захоронений, и вернувшись на родину в 1994 году, Александр Исаевич понял, что могилу уже не найти. Конечно же, он не хотел, чтобы его мать покоилась на заброшенном кладбище, а потому сделал всё от него зависящее, чтобы в это место снова вернулась жизнь:
48.
Ну, или по крайней мере здешняя молва считает Солженицына главным... ну, не фундатором, конечно (денег у него столько не было), но инициатором строительства Георгиевского собора, заложённого в 2001 году и освящённого в 2012-м, через несколько лет после смерти диссидента. Теперь это один из самых удачных образцов церковного зодчества постсоветской России:
49.
А про окрестные станицы будет следующая часть.
Обзор поездки и (в перспективе) оглавление - ЗДЕСЬ.
https://varandej.livejournal.com/1129911.html
lj_varandej
Суббота, 03 Сентября 2022 г. 08:11 (ссылка)
На заре 1990-х годов экспедиция, уточнявшая в Иркутской области список памятников архитектуры, обнаружила в глухих деревнях, - Пихтинске, Среднепихтинске и Дагнике в 300 километрах от Иркутска и в 70 от ближайшей станции Залари, - совершенно необычные дома, не похожие ни на русские избы, ни бурятские деревянные юрты, ни на зодчество сибирских белорусов, поляков или татар. Старожилы этих деревень говорили на чужом, хоть и явно славянском, языке, носили кружевные чепцы, готовили совсем не сибирские блюда, а в их домах хранились книги, отпечатанные готическим шрифтом в Берлине и Кёнигсберге. В переписях эти люди числились как украинцы, однако фамилии носили сплошь немецкие - Людвиг, Гимборг, Гильденбрандт... Или - Зелент, как Иван Зигмундович, тогдашний председатель иркутского заксобрания. Уроженец этих мест, он видел много углов Необъятной, но так и не встретил нигде ничего похожего на свою малую родину. Придя в 1994 году во власть, Зелент твёрдо решил докопаться до своих корней силами этнографов и краеведов. "На земле" активнее всех этим занялась директорша заларинского музея Галина Макогон, которая буквально вывела из забвения целый небольшой народ голендров.
С Галиной Николаевной созванивался и я - в 2020 году её телефон дал мне  pavel_petukhov в Иркутске. Но тогда поездка в Пихтинск не состоялась из-за вспышки коронавируса, который занесли туда репортёры с "Культуры". Лишь в 2022 году, в прошлой части доехав по Ангаре до Балаганска, мы снова отправились на поиски Сибирской Голландии.
Иркутская область - первая в России по запасам леса, и всё-таки тут есть не только лес. Особенность Приангарья - многочисленные ополья, которые здесь называют степи, и именно с этих степных островков, а вовсе не из Великой Степи, разбрелись по Сибири буряты, якуты и эвенки. Поймав в Балаганске попутку с четой иркутян, возвращавшихся из-за Ангары с базы отдыха, мы и оглянуться не успели, как вокруг нас расступилась тайга:
2.
Близ Балаганска через Ангару перехлёстывает Усть-Ордынский Бурятский (уже не автономный) округ, его Нукутский район. Ведь Балаганск - он на самом деле Булагатск: острог был заложен в 1654 году в землях крупнейшего в Прибайкалье бурятского племени булагатов. Сами покорители новых земель, булагаты воевали с русскими несколько десятилетий, а их тотемный бык теперь покровитель всех бурят Буха-нойон. К концу 17 века булагаты склонились перед белым царём, но в своей степи остались хозяевами и в 21-м веке: среди высоких трав колышутся стада, сверкают сэргэ и ступы, а на улицах сёл видишь сплошь азиатские лица.
3.
От Балаганска до Заларей порядка 70 километров, и на полпути слева расстилается мелководное озеро, на самом деле являющееся заливом Унга в затопленной в 1961 году Братским морем пойме одноимённой речки. За Унгой вскоре замечаешь однопутную железную дорогу, вьющуюся по степным холмам - это подъездной путь основанного в 1958 году гипсового рудника, при котором вырос и райцентр этой степи Новонукутский (3,8 тыс. жителей).
4.
Границей Балаганской степи служит федеральная трасса "Сибирь", к которой примыкают Залари - райцентр (9,5 тыс. жителей), разросшийся к 1957 году в ПГТ у основанной в 1897 году станции Транссиба.
5.
Центр Заларей с храмом Елизаветы и Варвары (2019) лежит в паре километров от станции. Что за лари тут стояли, история умалчивает, но село на этом месте впервые упоминается под 1734 годом по случаю пожара уже не новой к тому времени церкви.
6.
Мы так и не добрались (почему - расскажу позже) до музея, который Галина Макогон основала в 1994 году и возглавляет с той поры бессменно. Наша точка притяжения была прозаичнее - столовая "Берёзка". Открытая с 8 до 15, в районе 14 часов она явно уже готовилась к закрытию. Встречены мы были отборным гавканьем в стиле "вас много, я одна", и как оказалось позже, о здешнем хамстве знает весь район. Так что лучше полюбуемся стоящей напротив огромной новой школой с неожиданно красивым в своей наивности памятником войне и миру:
7.
От Заларей до Сибирской Голландии порядка 80 километров в сторону Саян, вдаль от Ангары и Транссиба. Собираясь туда, стоит заранее созвониться с Еленой Владимировной Людвиг - это директор сельского ДК, через который и ездят к голендрам многочисленные краеведы и репортёры и немногочисленные туристы. Вот только начинать звонить ей (+79526193062) лучше как следует заранее: связи в Пихтинске нет, а усилителя сигнала хватает дай бог на пару комнат. Дороги в те края образуют на карте фигуру наподобие буквы "Р": у развилки стоит село Троицк, а на круге - крупные сёла Тагна и Хор-Тагна, через которые пару раз в неделю даже ходит прямой автобус из Иркутска. На прямой же участок нанизана Сибирская Голландия: местные называют эту дорогу "через Черемшанку", хотя сама Черемшанка (320 жителей) стоит от неё в стороне. Она была основана в 1909 году татарскими переселенцами, в 1914-15 годах даже срубившими себе мечеть, но главная достопримечательность Черемшанки - узкоколейка в Харагун (12км, а ещё на 38км линия уходила в другую сторону), по которой местные ездят на "бешеных табуретках" да возят туристов охотиться, рыбачить на жирного тагнинского хариуса и любоваться выступающими над тайгой гольцами Саян. Из Заларей мы доехали до Троицка на маршрутке, пассажиры которой, узнав, куда мы держим путь, одобрительно закивали, восхищаясь зажиточностью и опрятностью голендровских сёл. Мы встали на развилке, гадая, в какую сторону уедем, и в итоге нас подхватил грузовичок до Хор-Тагны, который вёл самый что ни на есть мужик с яйцами:
8.
Игорь, сам родом из крепкого старого Бельска, преуспел в тамошнем агрокомплексе как зоотехник, а поссорившись с начальством, взялся делать бизнес - выписывает яйца с птицефабрик да продаёт цыплят. Поставщиков он предпочитал зарубежных: не каждое яйцо плодовито, и закупая 1000 яиц в Канаде (как было до санкций), он получала порядка 500 птенцов, в Словакии (на которую переключился ныне) - около 300, а из Ярославля - менее 200, что выходило ниже самоокупаемости. Он много рассказывал нам о нюансах фермерства и о том, что бюрократия и санэпидемические требования в России таковы, что настоящих фермерских продуктов в городах не найти - это в лучшем случае продукция мелких фабрик. Но меньше всего в планы Игоря входило унывать - грузовичок пылил по грунтовкам, а из клеток в кузове доносился птичий писк.
9.
Что же до зажиточности голендров, то я бы сказал, что весь этот угол неожиданно живой: деревни вдоль грунтовок и тихой речки Тагна хоть и прорежены заброшками да пустырями, а всё-таки опрятны, трезвы и крепки. Здесь ещё жив дух переселенцев, уехавших за тридевять земель не за тем, чтоб ждать помощи барина. Далёкая и неожиданно обширная Хор-Тагна (740 жителей), основанная в 1892 году переселенцами из разных уголков России, в 2019 году и вовсе вошла в список "Самых красивых деревень России". Над зеркальной Тагной, где мост замыкает круг дороги, гостей поджидает медведь:
10.
В Хор-Тагне грунтовые, но очень чистые улицы, резные наличники на домах, высокие деревья над крышами и подвесные мосты. Игорь уехал в дальнюю часть деревни и встал напротив магазина, а вскоре машину окружили селянки, пришедшие забирать цыплят. Разобравшись за полчаса, уезжал Игорь крайне недовольным: мало того, что три заказа от разных людей из Хор-Тагны оказались на самом деле одним для всей деревни, так у машины ещё и потёк бензобак - поездка теперь выходила в убыток.
11.
Обратно в город Игорь ехал коротким путём, и вот за мостом через Тагну мимо снова замелькали въездные знаки. Названия на них с названиями на карте, мягко говоря, не совпадали:
12.
Голендры, как мало какой из малых народов России, сохранили свою культуру, будь то язык, обычаи или кухня. И тем удивительнее, что вплоть до изысканий Макогон и Зелента они даже не задумывались о своей инаковости, а просто жили как привыкли. В 1994 году в Новынах прошёл съезд земляков под красноречивым названием "Кто мы, откуда мы?", вот только на этот вопрос до сих пор нет окончательного ответа. Безусловно, что началась история голендров где-то в Северной Европе чуть меньше полутысячи лет назад. На время указывает их религия - лютеранство, а на место - название: напрашивается мысль, что предки жителей этой тайги бежали из Голландии от зверств испанской пехоты. По другой версии голендр - это "haulander" ("житель вырубок"), как в Прусской чащобе называли крестьян, сводивших тогда ещё обильные леса под угодья. В старых бумагах голендровских кирх имелась пасторская печать 1564 года, поставленная в одном из приходов близ Данцига. Ну а окружали вольный город Жулавы - глухие плавни низовий Вислы, где было что и по-голландски мелиорировать, и по-прусски корчевать. Всем этим владела на правах сюзерена Речь Посполитая, бывшая тогда на пике своего могущества, и вот в 1617 году магнат-протестант Рафаил Лещинский уже вполне достоверно переселил из Жулав 14 лютеранских семей то ли голландцев, то ли немцев-пруссаков, то ли славян-кошубов на Западный Буг, в окрестностях своего имения Влодава. Родину предков в пихтинских деревнях теперь называют Волынью, но по факту это был чуть другой регион - Подляшье на стыке границ современных Польши, Беларуси и Украины, органично смотревшееся бы в составе любой из них. Сёла бужских голендров Нейбрау и Нейдорф располагались в 30 километрах к югу от Бреста, и вот так выглядела кирха в одной из них:
12а.
В 1791 году Подляшье оказалось в составе Российской империи. Волынь была полна немецких колоний, а потому кирхи вместо костёлов ничуть не удивили царских чиновников и офицеров, да и среди окрестных селян бужские лютеране слыли "немцами". Селяне эти были в большинство своём униаты, то есть греко-католики, молившиеся по восточным обрядам, но признававшие власть Папы Римского. Таким способом польская корона пыталась извести православие в Восточных Кресах, теперь же Россия взялась обращать этот процесс вспять: к середине 19 века католичество здесь осталось уделом шляхты и чёрного духовенства, а типовые православные церкви-"муравьёвки" (от генерал-губернатора Михаила Муравьёва-Виленского) прочно вошли в пейзаж. Но вот маятник времени качнулся вновь: граница теперь уже Советской России откатилась на восток, а в 1921 году Нейбрау и Нейдорф в составе II Речи Посполитой были переименованы в Мосцице Гурное и Мосцице Дольное. В 1939 в Подляшье явились уже настоящие немцы, как и их будущий главный противник подошёл с другой стороны. Западный Буг стал советско-германской границей, и хотя селения голендров стояли на восточном берегу, большая часть угодий лежали на западном. Голендрам было предложено выбрать страну, но оба варианта фактически означали конец небольшой, чуть более 2 тысяч человек, общины. Те немногие, кто остались в Советском Союзе, вскоре были интернированы как "лица немецкой национальности", а сами их сёла сгорели буквально в первые минуты Великой Отечественной войны. Те, кто перебрались в Третий Рейх сперва уехали в Лодзь, затем во временный переселенческий лагерь Эрланген под Нюрнбергом, и наконец в конце 1940 года - в окрестности Познани, в изъятые у поляков дома. По окончании войны их выгнали уже поляки, и рассеявшись по Германии (в основном западной), две тысячи бужских голендров были обречены на ассимиляцию. Всё, что ныне осталось от них - городские культурные организации да землячества. В Беларуси же на месте Нейбрау и Нейдорфа теперь лишь поля да зарастающее кладбище с немецкими фамилиями на могилах.
13.
Так же были вырваны из родной земли с корнем тогда и многие другие народы, будь то карпатские лемки, балтийские курши или сахалинские айны. Но голендры успели дать второй побег: в 1908 году на станции Тыреть близ Заларей к начальнику переселенческой конторы Адаму Рейнарту явились четверо ходоков с Буга - Андрей Гимборг, Иван Гильдебрант, Пётр Кунц и Иван Бытов. К 1911 году голендры получили наделы у речки Тагна чуть выше её устья на Оке Саянской, а к 1917 году здесь уже стояло 4 деревни, в которых жило 36 семей. Большинство из них носило 4 фамилии: Людвиг, Зелент, Гильденбрант и Кунц, реже встречались Гимборг, Бендик и Пастрик. Столь же распространённые на Буге фамилии Бытов и Розин тут представляли по одной семье. Те же фамилии носят голендры и ныне, а население их деревень с момента переселения остаётся почти неизменным - от 200 до 300 человек.
14а.
В Среднепихтинском (Новыне) тогда собирались построить кирху, но пастор Цыбуль не приехал сюда, испугавшись таёжных разбойников, а дальше грянула Гражданская война. На отведённом под кирху участке Советы построили сельский клуб, рядом с которым и высадил нас Игорь. Неподалёку строился дом, и я зашёл на двор спросить дорогу к Елене Владимировне. Ответил мне человек совершенно не сибирской внешности - высокий, даже изящный мужчина с тонкими чертами лица и нереально голубыми глазами. Лица здешних женщин - на позапрошлом кадре. Голендры чем-то похожи, хотя бы потому, что все без исключения они здесь дальняя родня. И как заметила Наташа, лица их вполне органично смотрелись бы на полотнах Северного Ренессанса.
14.
Ну а Вторая Мировая война могла уничтожить и здешнюю общность: как рассказывали местные, с её началом в пихтинские деревни зачастили какие-то бродяги, подёнщики и торговцы, на самом деле оказавшиеся чекистами. Если бы эти разведчики услышали "хоть одно" немецкое слово, местных ждали бы депортация куда-нибудь в Среднюю Азию и лагеря. В итоге дело обошлось трудармией, из которой большинство голендров пусть не скоро, но вернулись по домам. Им посвящён второй памятник на кадре выше и фотовыставке в фойе ДК. Три века в Подляшье сделали своё дело: в культуре голендров причудливо сплелись немецкое со славянским, а лютеранское с православным. Родной язык они называют хохлатским или даже хохландским, и в наши дни старики на нём ещё говорят, а молодёжь - хотя бы их понимает. И все поют привезённые с Волыни песни - как украинские и польские, так собственно голендровские. Елена Владимировна, радушная хозяйка, за обедом рассказала, что вечером в доме культуры будет репетиция народного хора. Пару часов посидев в её доме, мы пошли в ДК, где собирались женщины средних лет из всех трёх селений. Они шли и ехали сюда с огородов, коровников и мастерских, даже не принарядившись, а потому записать пару-тройку песен я смог лишь с условием не снимать их самих. Вот он, голендровский язык, по ощущениям - явно западно-славянский:
С материальной культурой голендров стоило бы ознакомиться в краеведческом музее Заларей, где Галина Макогон любовно собрала лучшие предметы их селений... если бы в 2002 году тот музей не сгорел. В 2005 году новый музей голендры собрали уже в своей Новыне, в соседнем с Домом культуры деревянном здании, другую половину которого занимает детский сад:
15а.
На веранде - ремёсла и хозяйство, и в том числе в правом нижнем углу дореволюционная ещё веялка, которую рабочие по недоразумению установили вверх дном. Над окном - серпы и одинокий бур, а на стене - то, чем эти деревни строились, включая продольную пилу с непривычной длинной ручкой. Ниже - обувь, и башмаки на деревянной подошве тут называют рэпы, а глухие сапоги - чобуты:
15.
С другой стороны - огромный деревянный верстат: в украинском это слово означает любой станок, а в голендровском - только ткацкий. Справа в нижнем углу курвиток (прялка), в на столе за верстатом лежат щётки и чесалки для обработки льна, в том числе похожая на расчёску "граце".
16.
В целом, сама крестьянская техника голендров не отличается от русской, но в музее здорово придумали все экспонаты подписать так, как их здесь называли:
16а.
Самым живучим производством у голендров, своеобразной их визиткой, и в наши дни осталось плетение корзин. Я ещё не раз покажу современные корзины из лозы, а вот в музее несколько старых корзин, сплетённых из ржи - эта традиция, увы, оборвалась:
16б.
Штельвага для плуга - уже не из музея: такую я увидел на стене одного из домов.
16в.
В следующей комнате - интерьер ушедшей эпохи: у современных голендров дома не отличить от городских квартир. И дыван здесь - это коврик на полу, а диван называется лышко, на котором лежат пошивки и пшистирадло, бывшие обязательной частью приданого. Рядом висит плетёная кулишка (колыбель) с огромной подушкой "ясичек":
17.
Ещё вещи:
17а.
Рядом - национальные костюмы с блюзками и хустками (платками), для хранения которых использовался куфер (сундук):
18.
Популярное украшение голендровских домов - вышитые картины. Рядом с такой висит кашкет, не сильно отличавшийся от русского картуза, ну а символом голендров, как феска у турок или кокошник у русских, считался голландский чепец, имевший отчасти магический смысл. Надевать такой незамужней женщине считалось дурной приметой, а вот для замужней было неприлично появляться на людях без чепца. Кульминацией свадьбы, длившейся три дня, было надевание чепца, когда на второй день молодожёны переезжали из дома невесты в дом жениха.
18а.
Третья комната посвящена домашнему хозяйству:
19.
Самая привлекательная часть коего - кухня, столь восточно-европейская, сколь это возможно. Голендры готовили несколько видов борща на квасе с копчёным мясом: бурачный (то есть обычный), щавущечный (с щавелем) или польский, он же весильный (с мукой; на фото). Все голендровские борщи делаются без картошки, а вот суп из картошки и капусты - то уже щи. На врезке - картофлянка: тёртая картошка в муке, сваренная и после обжаренная на сале. Есть ещё почти такой же внешне фушер - там те же ингредиенты запаривают. Ещё тут любят вареники, сырники, кровяную колбасу и копчёное сало, а праздничное блюдо - бэтки: варёные или жаренные ломтики свиного желудка. И только пирог слева - уже сибирское изобретение: привычные в Подляшье яблоки и груши тут заменила черёмуха.
20.
Но самая, пожалуй, удивительная грань Сибирской Голландии - религия, которую впору называть голендрианством. Голендры считают себя лютеранами, но пользуются польской (то есть католической) церковной литературой и служат по юлианскому колендарю. У них нет почитания святых, но отмечаются праздники вроде Петрова дня. На Буге у голендров были кирхи и пасторы, а сибирские голендры в своей глуши ещё дальше ушли от канона: для боженств (служб) тут выбирают какой-нибудь жилой дом, где раньше ставили небольшую, привезённую с Буга кафедру, а теперь просто собираются за столом при свечах и кресте без распятия:
21.
Главным реликвиями в голендровских домах были церковные книги: библии, ксёнжки (собрания молитв и духовных песен) и казания (жития и проповеди):
22а.
Языком богослужений у голендров был и остаётся польский, но печатались книги готическим шрифтом в немецких типографиях. Вот например ксёнжка, изданная в 1897 году в Берлине:
22.
А этой книге, которую мне показали уже не в музее, а в доме - и вовсе более полутора веков:
23.
Под обложками богословских книг скрываются и другие листы - картинка с петухом, например, из фыбли (азбуки):
24.
Здесь же писали семейные хроники, причём прежде - на польском: кажется, за неимением собственной письменности, голендры просто использовали для письма язык той страны, где живут.
25.
Главным праздником голендр оставалась Пасха, на которую здесь красили яйца и менялись ими. На "вербабну нидилю" (вербное воскресение) дети с утра забирались в дома к спящим односельчанам, будили их хлопками верб и желали здоровья. На рождественские коленды (колядки) дети брали в руки гвязду, которую крутили под окнами, распевая "Пани господаржо, пани господыню, позвольте нам коленды заколендовать". Но в целом голендрианство ушло столь далеко от канонов ещё и потому, что голендры сами по себе не очень-то религиозны: на боженства редко собирается более десяти человек, пастор из Омска приезжает несколько раз за год, ксёндза из Иркутска тут не видели давно и освящённый в 1990-х католический молельный дом пустует, зато немало выходцев отсюда приняли баптизм.
26.
На кадре выше - и сопровождавшие в музее Елена Владимировна (поодаль) и Нина Ивановна Кунц, которая здесь "русская": если когда-то голендры признавали браки только в пределах общины, то теперь в деревнях есть и полукровки, и приезжие из других мест вплоть до горожан, купивших домик в тихом месте. В последнем зале музея - сельхозинвентарь, старые фотографии, истории отдельных голендров, а в первую очередь - пара отличных макетов, которые сделал в свободное время иркутский дальнобойщик Владимир Зелент. Один макет изображает всю Сибирскую Голландию на 1925 год: вытянутые вдоль одной дороги Замустече, Новыны и ныне опустевший хутор Тулусинэ ближе к Хор-Тагне да стоящий в стороне Дахник. Рядом на стене - полный список домов по именам глав семей с указанием, что стало с каждым домом ныне:
27.
Второй макет, с портретом автора - собирательный образ голендровского "длинного дома":
28.
Отдельная "фишка" макета - в том, что его можно открыть: внутри проработана каждая комната. Но всё же интереснее макетов - настоящие дома, те самые, по которым в 1994 году было определено присутствие здесь неизвестного прежде народа. Всего по трём деревням осталось 14 "длинных домов", о каждом из которых в зале рассказано отдельно:
29.
Вообще, хотя туристов в Сибирской Голландии бывает немного, гостеприимство здесь явно поставлено на поток и отработано на десятках учёных и журналистов. Нас передавали буквально по эстафете - раньше, чем Нина Ивановна закончила рассказ, я заметил, что в музей пришёл красивый рослый долговязый мужчина с сединой. Звали его Пётр Мартынович, а Елене Владимировне он приходился свёкром и отчасти коллегой - если она принимает здесь официальных гостей, то через Петра Мартыныча в Сибирскую Голландию приезжают на отдых. Он и повёл нас знакомиться с голендровским зодчеством:
30.
На кадре выше - здание музея. Будка перед ним - не туалет, а вензарня - традиционная голендровская коптильня для мяса, без которой тут не обходится ни один уважающий себя двор. При музее вензаря тоже музейная, то есть давно не использовавшаяся по назначению, а потому Елена Владимировна показала нам такую и у себя во дворе. А также угостила салом - правда, совсем чуть-чуть, ибо сало из вензарен съедается быстро:
30а.
Главная улица Новыны была застроена брусовыми домами уже в советское время. Длинные дома же стоит искать в стороне, причём друг от друга весьма далеко - изначально селения представляли собой скорее россыпи хуторов, располагавшихся за деревьями. Один из исходных в Новыне дом Гимборгов (1912) на сотый год своего существования стал Среднепихтинским филиалом музея в Тальцах, и именно туда повёл нас Пётр Мартынович. Через ворота характерной конструкции - вместо створок тут доски в специальных пазах:
31.
Длинные дома - действительно длинные: дом Гимборгов вытянут на 30 метров. Фактически этом дом-двор, как на Русском Севере, и тем удивительнее, что на такую конструкцию голендров сподвигли отнюдь не морозы Сибири: очень архаичные, чуть ли не средневековые дома такого типа встречаются в польском Подляшье, а прежде их можно было увидеть и в Полесье, и на Волыни. Ближайший их аналог - "жилые риги" Прибалтики, у которых просто стали благоустраивать обращённый к солнцу конец. На инфостендах музея жилая часть обозначена как "изба", а Пётр Мартыныч и Елена Владимировна называли её "хата":
32.
Всего же длинный дом включал три части: белёную брусовую хату, срубленную из полубрёвен стайку и дощатый ток:
33.
Вход в дом располагался между стайкой и током. В последнем находились зерновой амбар, стуруна (хранилище снопов) и наверху - гура (сеновал). В стайке хлев служил шлюзом, отделявшим избу от морозного внешнего мира:
34.
Между хатой и хлевом хранился всяческий скарб:
35.
Сама же изба состояла из нескольких комнат, отапливавшихся относительно небольшой печью во внутренней стене:
36.
В комнатах с дощатыми полами и белёными стенами - совершенно европейский, и даже не сказать чтобы крестьянский, интерьер:
37.
А главными украшениями служили всё те же кружева на покрывалах и занавесках:
37а.
Ещё один длинный дом - самого Петра Мартыновича:
38.
Он же, вместе с хозяином, на заглавном кадре - Пётр Мартынович плетёт из лозы не только корзины, но и скульптуры:
38а.
Целая коллекция их стоит на веранде - жилой тут советский дом на другой стороне двора:
39.
В токе "длинного дома" у Петра Мартыновича амбар, в стайке - кухня, ну а хата превратилась в семейный мемориальный зал:
40.
И такому отношению к себе, своим традициям и предкам можно лишь по-белому завидовать. Вдвойне странно то, что голендры до сих пор официально не выделены как отдельная национальность. А потому неизвестно и то, сколько их.
41.
В каждой из трёх голендровских деревень прописано по сотне жителей. От Среднепихтинского (Новыны) в разные стороны 3 километра до Дагника (где находится самое крупное голендровское кладбище) и 4 километра до просто Пихтинского (Замустече). Первая со стороны большого мира, эта деревня в одну улицу и более открыта во внешний мир - несколько домов в ней сдаются туристам для сельского отдыха, и в один из таких, по 600 рублей с человека, Елена Владимировна определила и нас. Вот так вот спали мы - без городских удобств, но в звенящей тишине и прохладе, а хозяйка Валя с вечера принесла нам домашних ватрушек.
42.
Её дом - буквально напротив, и в доме этом журналисты да этнографы так же частый гость - ведь здесь живёт Альвина Адольфовна Зелент, одна из старейших голендров. Она родилась в 1938 году, а в 1942-м её отца мобилизовали в Трудармию, откуда он вернулся только через 10 лет. К тому времени дочь стала взрослой - в 11 лет она потеряла мать и практически в одиночку, успев окончить только начальную школу, тянула на себе хозяйство. В 1950-х годах она вышла замуж за голендра из Тулусине, и за 20 с небольшим лет у них родилось десятеро детей. Затем супруг ушёл из жизни, и Альвина Адольфовна вновь осталась наедине с хозяйством и пятью несовершеннолетними.
43.
Теперь она вроде как на покое, вот только не привычен ей покой - во всей Сибирской Голландии Альвину Адольфовну знают по половикам и подушкам, которые она шьёт.
44.
К ней особенно часто ездят фольклористы и лингвисты - записывать голендровский язык, песни, пословицы и поговорки. Мне запомнилась присказка "черво не дерво" ("чрево не древо") - здесь нас тоже накормили борщом, бутербродами с домашним маслом и черёмуховым вареньем.
45.
За домом Зелентов Тагна делает излучину, известную как Бабцин Кут. Здесь в Сибирской Голландии находится зона отдыха, по облику которой легко подумать, будто эти три деревни уже приняли в Евросоюз:
46.
Но нет, голендрам тут не помогли ни заграница, ни Москва - просто свой маленький мирок они любят, ценят и обустраивают сообща. В деревнях голендров чисто, уютно и как-то при этом просторно: за все два дня мы не видели здесь ни матерящихся компаний, ни пьянчуг. Ну а чем живут тут? Отчасти, что логично в деревне - сельским хозяйством (например, поставляя мясо и молоко для столовой ближайшей школы в Хор-Тагне), но в первую очередь, думается, помощью родственников на "большой земле".
47.
Напоследок мы прошли длинное Замостече насквозь. На единственной улице запомнились начальная школа:
48.
Длинный дом покинутого вида:
49.
Да католическая икона в чьём-то окне. Собравшись уезжать попуткой, на выезде из Пихтинского, у травянистого ручья, мы простояли около двух часов и даже подремали в траве, но мимо так и не прошло ни одной машины. Вернувшись к Валентине, мы узнали, что в 7 утра из Хор-Тагны пойдёт автобус, до которого, однако, ещё надо доехать, а вот найдётся ли желающий везти нас в такую рань за 20 километров - ещё вопрос. Я потянулся в карман за деньгами, как вдруг раздался шум мотора и меня позвала Наташа: откуда-то из тайги выкатилась буханка, груженая техническим инвентарём и мужиками, ездившими что-то ремонтировать в глуши. По дороге нас угощали "сибирским коньяком" (неожиданно приятным самогоном) и водой из артезианского родника под мостом через тихую речку, а в Заларях на мосту через Транссиб мы увидели электричку, мчащуюся на вокзал. Мужики дали по газам, и мы приехали на станцию почти одновременно с ней... вот только подали электричку не на первый путь, и мы поняли, что не успеем ни взбежать на виадук, ни подлезть под грузовым составом. Рядом, однако, нашлась маршрутка, ехавшая в какую-то деревню, и этой маршруткой мы выехали к трассе "Сибирь", где ещё минут через 20 нас подхватил автобус, ехавший в Иркутск из далёкого Усть-Кута...
49а.
...В 2020 году, расстроенные тем, что сорвался визит к голендрам, мы собрались ехать в Тунки. На выезде из Култука нас подобрала бойкая женщина средних лет с очень выразительными глазами и звонким голосом. На заднем сидении у неё лежали полусферические корзины, и когда я рассказал ей о несостоявшейся поездке к голендрам, она встрепенулась: "Так вот я - голендр!". Звали её Люда Людвиг, родилась она в одной из этих деревень, но выучившись, уехала в Слюдянку. Однажды ей нужно было решить некий вопрос с местными чиновниками, и отчаявшись было добиться от них чего-то, она вдруг увидела на одном из кабинетов фамилию Людвиг... стоит ли говорить, что за дверью оказалась её землячка, и вскоре вопрос был решён. Три деревни, несмотря на ухоженный вид, понемногу пустеют, но в Иркутской области, а может уже и в далёкой Москве понемногу складывается диаспора голендров. Со своим набором фамилий и самобытной внешностью голендры легко узнают друг друга, и тем более - не бросают друг друга в беде.
50.
В Иркутске точкой их притяжения стала пекарня "Жито" - скорее магазин экопродуктов, чем кафе. Персонал тут разный, но голендры - шеф-повар и, видимо, директор. Интерьер подвальных залов полон всё тех же корзин:
51.
А размер голендровского хлеба можно оценить, сравнив с головой продавца. От каравая нам отрезали кусок, размером не уступавший обычной буханке. Хлеб этот мы купили в дорогу - в поезд на Усть-Кут и на катер вниз по Лене, которая и была основной целью начинавшегося путешествия. Но то - другая история, которую я продолжу только в октябре.
51а.
Пока же - вот другие мои посты о народах переселенцев.
Гальбштадт. Алтайские немцы.
Вершина. Сибирские поляки.
Дерсу. Староверы из Южной Америки.
Молокане в Закавказье.
https://varandej.livejournal.com/1129339.html
|
blowulvulle87
inaccremving16
lj_varandej
