forside обратиться по имени
Понедельник, 16 Марта 2009 г. 10:19 (ссылка)
Кама - бог любви в индийской мифологии, остров Ланка упоминается в поэме "Рамаяна", к тому же Бомбей на самом деле был весьма могучим княжеством, его махараджи - искусные адмиралы - не раз наносили поражения португальским колонизаторам. Кама в моём случае не пользуется луком и стрелами, как Эрот или Амур - я сделал всё, чтобы придать легенде чисто восточный колорит. Нагайна - змея.
Сама идея про "Ромео и Джульетту Древней Индии" сложилась так. В мифах есть немало сюжетов, когда возлюбленная (Греция - Эсак и нимфа Гесперия), невеста (Индия - Руру и юная Прамадвара перед свадьбой), молодая жена (Орфей и Эвридика) погибает от укуса затаившейся в траве змеи. Наступление смерти от укуса змеи во всех перечисленных мифах – очень быстрое, без мучений и подобно наступлению сна. Между прочим, индийский миф заканчивается более оптимистично, чем легенда об Орфее и Эвридике. Боги дают Руру возможность оживить возлюбленную, отдав ей половину своей жизни, и Руру счастливо проводит с Прамадварой оставшуюся жизнь. Но во всех трёх случаях укус змеи разлучает влюблённых. С другой стороны, по египетскому поверью, укус змеи давал бессмертие, именно поэтому Клеопатра именно так покончила с собой. Другой тип сюжетов - про совместную гибель влюблённых. Ромео и Джульетта погибли всё же не одновременно, покончили с собой. Мотивы свадьбы и смерти в античной мифологии, особенно в восточных сюжетах, часто перекликаются, в художественной литературе встречаются в одном сюжете Любовь и Смерть, Эрос и Танатос. Смерть в объятиях на брачном ложе - по-особому романтичный сюжет. Возможно, потому, что страсть является также переходом в иное измерение - вспомним, что французы называют "маленькой смертью". Мотив катарсиса, "лебединой песни", когда смерть превращается в брачный праздник. Можно вспомнить чувственные произведения немецких поэтов "Hymnen an die Nacht" - "Гимны к ночи" Новалиса и "Schwanenlied" - "Лебединую песню" Клеменса Брентано. Ещё одно сходство в образах свадьбы и смерти: погребальная процессия с факелами провожает умершего на ложе и оставляет во тьме. Точно так же невесту приводит на брачное ложе свадебная процессия. Жених и невеста "умирают" вместе на брачном ложе, но начинают новую жизнь.
Для русского фольклора мотив смерти также характерен в контексте замужества: девушка, выходя замуж, умирает для прошлой жизни в родительском доме (плачи-похороны во время свадьбы).
В романе Эжена Сю "Агасфер" описывается подобным образом конец индийского принца Джальмы и Адриенны. Но герои Эжена Сю для меня не настолько привлекательны, так как Джальма успел осквернить себя двойным убийством, что побудило сначала его принять яд, а потом возлюблённая принца Адриенна разделила его участь. Это всё же самоубийство. В моей легенде героям лучше погибнуть вместе, юными и прекрасными, чем жить в разлуке.
"Царский аромат иланг-иланга" - иланг-иланг действительно у индусов считается сильнейшим афродизиаком, "царём ароматов". Лилии как цветы также вписываются в индийскую символику - в каждой культуре свой "язык цветов".
"к лотосным стопам приникла жалом". Вообще-то, змея подкралась во время ласк и ужалила влюблённых в ступни - это вполне естественно, но нужно было написать красиво. Почему - потому, что "лотосные стопы" - выражение, которое можно встретить у индийских авторов. Стопы считаются в индийской культуре наиболее загрязнённой частью тела, поэтому их сравнение с лепестками лотоса означает особую чистоту жениха и невесты.
"Два цветка рука Судьбы сорвала" - ни в коем случае нельзя было упоминать косу Смерти. Смерть в образе скелета с косой – мифический образ из околохристианской культуры, для Востока он не характерен. Смерть с богословской точки зрения - не ангел, не личность и не падший ангел, так как не вписывается в понятие девяти ангельских чинов. Мытарства Блаженной Феодоры - апокриф, где он присутствует, но как личность, смерть для христиан не существует - Бог "не сотворил смерти" (см. Книгу Премудрости Соломона, 1:13). Нет образа Смерти в выверенных житиях святых, там есть лишь отделение души от тела. Из немецкой поэзии вспоминаю грустное стихотворение Клеменса Брентано "Когда выходит Смерть косить" - "Es ist ein Schnitter, der heißt Tod". В индийском фильме "Легенда о любви", когда про влюблённых, утонувших в бурном потоке, было сказано "два юных цветка". Отсюда и позаимствовал выражение. Хотя...ноги - стебли, змея - жалит в ступни, Смерть - срезает стебли цветов косой... Тоже похожий образ. В легенде все ощущения после укуса обостряются. Зная, что остались последние мгновения, жених и невеста продолжают ласки, стремясь и на Земле как можно дольше пробыть вне времени и пространства, в мире нежности и страсти, пока бьются их юные сердца. Когда прекрасные тела навсегда застывают в объятиях, они превращаются в лилии.
В статье С. С. Аверинцева о поэзии Клеменса Брентано есть такие слова (я добавил дословные переводы немецких строк): "...у Брентано каждый раз ощутима надежда на последний катарсис "лебединой песни", долженствующий превратить страдание - в радость, и смерть - в брачный праздник:
Alle Leiden sind Freuden, alle Schmerzen scherzen,
Und das ganze Leben singt aus meinem Herzen:
Süßer Tod, süßer Tod
Zwischen dem Morgen- und Abendrot!
"Все страдания - радость, все боли - ласки, И вся жизнь поёт из моего сердца: Сладостная смерть, сладостная смерть Между утренней и вечерней зарёй!"
Это очень глубокий, хотя и духовно опасный мотив, с которым по дерзновенности могут сравниться разве что строки из "Гимнов к ночи" Новалиса:
"Я перехожу в иной мир и каждая боль однажды превратится в силу вожделения."
Hinüber wall ich,
Und jede Pein
Wird einst ein Stachel
Der Wollust sein."
Поэтому всё очень символично. Всё же думаю, почему Аверинцев говорит о духовной опасности этого мотива. Автор критики – православный философ, но в советское время, когда он писал статью, нельзя было в открытую говорить об этом. Видимо, опасность заключается в буквальном понимании этой идеи, в уходе от христианского настроя на переход в Вечность. Хулить материю нельзя - это хула на творение Божие, и в браке даже момент телесного соединения супругов уподобляется единению Христа и Церкви, за связанные с этим радости можно благодарить Господа: "вся добро зело". Конечно, нужно помнить, что именно в браке, в заботе друг о друге, в рождении и воспитании детей можно настоящую любовь взрастить. Здесь настоящий труд, духовная жизнь, а не сказочно-недостижимое мгновение совместной смерти. Христианскому мировоззрению легенда о Нале и Дамаянти – эпизод из "Махабхараты" – значительно ближе, нежели идея совместной смерти. Здесь за безрассудство царь Наль теряет царство и свою возлюбленную Дамаянти, а для того, чтобы воссоединиться с ней снова, необходимы многие труды. Когда влюблённые снова вместе, они уже по-другому ценят своё счастье, которого недавно были лишены в разлуке. Если воспринимать идеи любви и смерти как украшение реальной жизни, вряд ли они окажутся духовно опасными. Несомненно, увядающие белые лилии на брачном ложе выглядят гораздо более романтично, нежели мёртвые тела, а для Индии это отчасти передаёт идею реинкарнации. Конечно, любовь - не для смерти, а для жизни, в том числе - для зарождения новой жизни, но романтические сказки украшают жизнь.