Анатолий_Арзамасцев все записи автора

Поручика Голицына расстреляли в Киеве, а Галича арестовали в Риге

26.05.2011 15:03:56

Сегодня известно, что автором многие годы считавшейся народной знаменитой песни «Поручик Голицын» является Юрий Галич. Но многим ли известно, что Юрий Галич — это псевдоним русского генерала украинского происхождения, поэта и писателя Георгия Гончаренко?

Георгий Иванович Гончаренко (псевдоним Юрий Галич) (10 июня 1877, Варшава — 12 декабря 1940, Рига) — русский военачальник, генерал–майор Генштаба, публицист, поэт и прозаик.

Родился в семье инспектора средних учебных заведений Ивана Гончаренко. Как вспоминает дочь Юрия Галича, его отец, Иван Юрьевич Гончаренко, был уроженцем бывшей Полтавской губернии, где около станции Котемич у его отца был хутор. У него было 2 брата — Андрей и Владимир. Иван Юрьевич был старшим. Оба старших брата получили высшее образование, а младший, Владимир, остался на хуторе, где хозяйничал. Иван Юрьевич был инспектором средних учебных заведений. Мать Юрия Ивановича — Надежда Николаевна — уроженка г. Волчанска (под Харьковом), ее отец Николай Добровольский — поляк, работал в Волчанске заведующим почтовым отделением. Мать — украинка. У них было 4 детей. Старший сын за революционную деятельность был сослан. Надежда Николаевна училась в Харькове, в институте (закрытое среднее учебное заведение). За год до окончания института Иван Юрьевич Гончаренко приехал, как инспектор, в этот институт. Надежда Николаевна была способной, даже очень талантливой, она прекрасно рисовала и вышивала, к тому же была очень красивой. Она ему очень понравилась, и к окончанию института он приехал в Харьков, сделал ей предложение, которое было принято. У них было 3 детей. Старшая дочь, Валентина, которая умерла от дифтерита 7 — 8 лет, потом Юрий, и младший сын Иван.

Еще в детстве Юрий проявлял гуманитарные способности: писал стихи, хорошо рисовал.

В 1914 году Гончаренко участвовал в Первой мировой войне, именно его армия заняла города Галич и Львов, за что командующий был награжден двумя орденами святого Георгия.

Юрий Иванович Гончаренко был офицером Генерального штаба, начальником штаба кавалерийского дивизиона, корпуса и командиром драгунского полка.
При Временном правительстве получил чин генерала.

Во время гражданской войны служил в Киеве и Одессе, затем в Константинополе.

Судьба его забросила во Владивосток и, совершив кругосветное путешествие, он в 1923 году оказывается в Риге. Прибывает на корабле «Регина», который 9 лет назад, в 1914 году, он, полковник Генерального штаба, задержал при попытке сняться с якоря и уйти в Германию, и приказал переоборудовать его в плавучий госпиталь. И вот, 9 лет спустя, корабль возвратил его, изгнанника, в порт приписки.

С 1900–х годов Юрий Гончаренко начинает писать. Под псевдонимом Юрий Галич генерал написал 14 книг: стихотворения, рассказы, философские этюды, очерки путешествий, воспоминания, романы, где, по словам В. Гадалина, «он в живой и образной форме рисует картины того, чему был свидетелем в жизни» («Правда», Рига, 1941 г., №18). Немирович–Данченко характеризует его как «значительного и яркого» писателя, «очень талантливым» называл его Краснов.

Галич принадлежал к представителям авторов так называемого «второго ряда», другой «второй» прозы. Но творчество именно таких писателей позволяет представить полную литературную карту времени: в центре их внимания то, что забыто, то, что не привлекало в свое время читателя (таковой, как известно, оказались и судьба произведений Михаила Булгакова).

ЗНАКОМСТВО ГАЛИЧА С ГОЛИЦЫНЫМ

В годы Гражданской войны бывший блестящий гвардеец генерал–майор Гончаренко оказался на Украине и, конечно же, служил при гетмане Скоропадском — начальником наградного отдела. Собственно, именно здесь, в Киеве, он и познакомился с прототипом романса — петербуржским поручиком Константином Голициным.

Дело было в январе 1919 года, когда на Украине правила Директория во главе с Петлюрой и Винниченко. Историческая встреча произошла в кутузке Осадного корпуса сечевиков где–то на улице Пушкинской. Гончаренко, снятый с поезда петлюровскими постами под Одессой и опознанный как гетманский генерал, парился на нарах уже несколько дней, когда к нему подселили двух новых соседей: бывшего главбуха киевского Нового банка Беленького и юного Голицына. Первого арестовали за то, что ссужал деньги Скоропадскому, второго — по недоразумению. Его перепутали с престарелым дядей поручика, князем Голицыным, возглавлявшим «Протофис» — организацию, сделавшую в своё время Скоропадского гетманом.

Нельзя сказать, чтобы встреча была радостной, особенно учитывая решётку на окнах, стражу и постоянную опасность быть расстрелянным. И тем не менее генерал в воспоминаниях признавал: «Я очутился в новом обществе, разделившем моё одиночество самым трогательным для меня образом. К бухгалтеру приходила жена, к молодому князю приходила невеста. Обе женщины являлись не только с ласками, не только со словами утешения и надежды, но каждый раз приносили узелки со съестными припасами домашнего изготовления».

В одной камере генерал Гончаренко и будущий герой песни провели целую неделю. На восьмой день начальство решило перевести трёх арестантов в другое место. В качестве охраны к ним приставили старенького сторожа, позвякивающего ключами в одном кармане и пригубленной бутылкой горилки в другом.

Логика у любителя спиртного сильно хромала. Чтобы узники не сбежали, сторож взял в руки их вещи, в которых, на его взгляд, находились ценности. Он почему–то решил, что конвоируемые не решатся бросить вещи ради побега. Когда странная процессия вышла на Крещатик, генерал присел, чтобы завязать шнурок, а банкир и поручик рванули вперёд. Сторож бросился за ними, но на полпути остановился, вспомнив, что за его спиной остался Гончаренко. Георгий Иванович тем временем быстрой походкой шёл в противоположную сторону. Сторож только и смог, что сокрушённо потрясти ключами в спины беглецов.

Судя по всему, эта киевская встреча была первой и последней в судьбе Юрия Галича и князя Голицына. И генерал, и поручик приняли самое активное участие в боях против большевиков.

СУДЬБА ГОЛИЦЫНА

Константин Голицын пробрался на юг, но дальше не поехал, а поступил в белогвардейскую Добровольческую армию генерала Деникина. Здесь, уже в чине штабс–капитана, он командовал сводной ротой, состоящей из бывших стрелков полка Императорской фамилии. Какое–то время вместе с князем служил и ещё один любопытный офицер — Юрий Гладыревский — личный друг Михаила Булгакова, ставший прототипом Шервинского из «Белой гвардии». Тёплым августовским днем 1919 года рота князя Голицына на плечах красных одной из первых ворвалась в Киев. Но, как известно, белые были разгромлены, а Киев остался большевистским ещё на семьдесят лет.

В следующий раз Голицын вернулся в Киев летом 1920 года, но уже не как победитель, а как жалкий и оборванный военнопленный, попавшийся красным под Одессой. В то время шла война с белополяками, РККА остро нуждалась в командных кадрах, и князя быстро переделали в военспеца, вновь отправив на фронт. Так что Гражданскую войну Голицын окончил уже в Красной армии. Он вернулся в Киев, женился, поступил на советскую службу и зажил мирной жизнью, скрывая своё прошлое.

Голицына арестовали морозной январской ночью 1931 года. Следственное дело по обвинению в контрреволюционной деятельности Голицына, бывшего князя, бывшего поручика, бывшего деникинца, управляющего делами Киевглавпроекта, которое около шестидесяти лет хранилось под №1919 в архиве КГБ УССР, называлось весьма безобидно: «Весна». Но это только на первый взгляд. Дело было инспирировано ГПУ для уничтожения в СССР бывших генералов и офицеров царской армии, независимо от их заслуг перед советской властью. Для того чтобы оказаться арестованным, хватало одной неудачно оброненной фразы. Бывших же белых хватали и без этого — сам факт их службы в период Гражданской войны по другую сторону баррикад был и уликой, и обвинением, и приговором. Заставляли признаться только в одном: причастности к контрреволюционной офицерской организации. И подавляющее большинство арестованных, как правило, под пытками, подписывали всё, что им подсовывали следователи. Над арестованными в Киеве почти 600 бывшими генералами и офицерами «трудились» не только сотрудники ГПУ, но и курсанты местной школы милиции, отрабатывавшие на подследственных приёмы рукопашного боя. Как результат — более 95% «признаний», почти 160 вынесенных смертных приговоров. Попал в это число и князь Голицын.

Постановление о расстреле Константина Голицына было вынесено 20 апреля 1931 года. Однако расстреляли его лишь одиннадцатью днями позже вместе с бывшим прапорщиком Левицким и подполковником Белолипским, который в 20–е годы переквалифицировался в актёра и играл первые роли на подмостках киевских театров.

Офицеров, расстрелянных по делу «Весна», закапывали в братских могилах на Лукьяновском кладбище. Там их останки покоятся и до сих пор.

КРАСНЫЙ ХОРОВОД. СУДЬБА ГАЛИЧА.

Трагически сложилась судьба и автора песни «Поручик Голицын» Георгия Гончаренко. После побега из тюрьмы он вскоре всё же добрался до Одессы, откуда, совершив трёхмесячное плавание вокруг всего Евроазиатского континента, приехал в Сибирь — к адмиралу Колчаку. Но там он не задержался и после окончания Гражданской войны каким–то загадочным образом оказался в Риге. В эмиграции он оказался один. По некоторым данным, его жена и двое детей, оставшихся в Советской России, были репрессированы.

По другим данным, в 1919 году он прибыл во Владивосток и в течение трех лет активно публиковался на страницах газет и журналов. В 1922 году выходит книга рассказов «Красный хоровод» и сборник стихов «Орхидея».

Владивосток того времени был Меккой поэтов и литераторов. Здесь творили Давид Бурлюк и Николай Асеев, Арсений Несмелов и Николай Третьяков. И местом литературных встреч поэтов был ресторан «Балаганчик». Кстати, в том же зале, только почти 100 лет спустя, сегодня собираются любители поэзии, чтобы послушать стихи Юрия Галича — «белого генерала с букетом черных орхидей».

После установления в Приморье советской власти генерал вынужден был покинуть Россию. Эмигрировав через Китай в Европу, в 1927 году он обосновался в Латвии, где и продолжил литературную деятельность. В 1927 году в Риге выходит его сборник под тем же названием «Орхидея», дополненный новыми стихами.

В 1940 году, после того как в Ригу вступила Красная армия, НКВД добралось и до генерала. Обстоятельства его гибели доподлинно неизвестны, тем не менее сохранилась очень красивая легенда.

По преданию, генерал Гончаренко, известный своей журналистской деятельностью и непримиримой позицией по отношению к советской власти, был арестован уже в первые часы после вступления в Латвию Красной армии. При аресте у него нашли двенадцать из четырнадцати книг, не хватало только «Красного хоровода». В НКВД хорошо знали, с кем имеют дело, и в сопровождении охраны генерала послали домой — за двухтомником…

Понимая, что для него этот арест равносилен вызову на расстрел, и, дождавшись, когда охранники выйдут из комнаты в коридор, 63–летний генерал покончил с собой. Ещё до прихода в Латвию Красной армии Юрий Галич обещал знакомым, что живым в руки большевиков не дастся. И старый императорский гвардеец выполнил последнее в своей жизни обещание.

БИОГРАФИЯ:

Георгий (Юрий) Иванович Гончаренко родился 10 июня 1877 года в Варшаве.
Окончил Полоцкий кадетский корпус (с отличием).
1 октября 1895 — поступил на военную службу.
1897 — окончил Николаевское кавалерийское училище. Выпущен по 1–му разряду корнетом в лейб–гвардии кирасирский Её величества полк.
20 августа 1900 — зачислен в Николаевскую академию Генерального Штаба.
13 августа 1901 — поручик.
4 июля 1903 — штаб–ротмистр (за отличные успехи в науках).
23 мая 1903 — переименован в капитаны Генштаба.
3 октября 1903 — окончил Николаевскую академию с прикомандированием к штабу войск Гвардии и Петербургского военного округа.
21 октября 1904 — окончил Офицерскую кавалерийскую школу с отличием. Выпущен в лейб–гвардии кирасирский Её величества полк.
5 декабря 1904 — исполняющий должность столоначальника Главного Штаба.
1907 — Издал первый поэтический сборник «Вечерние огни».
19 октября 1907 — обер–офицер для поручений при штабе Виленского Военного Округа.
20 января 1908 — старший адъютант штаба 3–й кавалерийской дивизии.
6 декабря 1908 — подполковник Генштаба.
25 марта 1912 — полковник Генштаба.
29 октября 1915 — командир 19–го драгунского Архангелогородского полка.
2 апреля 1917 — генерал–майор Генштаба. Начальник штаба 2–й кавалерийской дивизии.
12 мая 1917 — начальник штаба Гвардейского кавалерийского корпуса.
Октябрь 1917 — числился по Генштабу в составе РККА.
27 декабря 1918 — уволен со службы по болезни.
12 апреля 1919 — зачислен в резерв чинов при штабе главнокомандующего Вооружёнными силами Юга России.
28 февраля 1920 — через Константинополь прибыл во Владивосток. Зачислен в резерв сухопутных и морских сил Временного правительства Приамурской земской управы.
29 апреля 1921 — внештатный генерал для поручений при командующем войсками Временного правительства Приамурской земской управы.
1923 — через Китай вернулся в Ригу. Работал кавалерийским инструктором в Военной школе, судьей на ипподроме. Писал в газете «Дни». Постоянный сотрудник газеты «Сегодня».
С 1934 сотрудничал с журналами «Наш Огонек» и «Для Вас».
Покончил с собой после вызова в НКВД 12 декабря 1940 года. Похоронен в Риге на Покровском кладбище.

Подготовил Анатолий БУРЫЙ
по материалам www.cn.com.ua, www.blatata.com, www.laminortv.ru

Четвертые сутки пылают станицы,
Горит под ногами Донская земля.
Не падайте духом, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, налейте вина.Мелькают Арбатом знакомые лица,
Хмельные цыганки заходят в дома.
Подайте бокалы, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, налейте вина.А где–то уж кони проносятся к яру.
Ну, что загрустили, мой юный корнет?
А в комнатах наших сидят комиссары
И девочек наших ведут в кабинет.Над Доном угрюмым идем эскадроном,
На бой вдохновляет Россия–страна.
Раздайте патроны, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, надеть ордена.
Ведь завтра под утро на красную сволочь
Развернутой лавой пойдет эскадрон.
Спустилась над Родиной черная полночь,
Сверкают лишь звездочки наших погон.За павших друзей, за поруганный кров наш
За все комиссарам отплатим сполна.
Поручик Голицын, к атаке готовьтесь,
Корнет Оболенский, седлайте коня.А воздух отчизны прозрачный и синий
Да горькая пыль деревенских дорог…
Они за Россию, и мы за Россию, —
Корнет Оболенский, так с кем же наш Бог?Напрасно невесты нас ждут в Петербурге,
И ночи в собраньи, увы, не для нас.
Теперь за спиною окопы и вьюги,
Оставлены нами и Крым и Кавказ.Над нами кружат чёрно–красные птицы,
Три года прошли, как безрадостный сон.
Оставьте надежды, поручик Голицын,
В стволе остаётся последний патрон.Подрублены корни, разграблены гнёзда,
И наших любимых давно уже нет!
Поручик, на Родину мы не вернёмся,
Встаёт над Россией кровавый рассвет.Ах, русское солнце, великое солнце!
Корабль–Император застыл, как стрела.
Поручик Голицын, а может, вернемся,
Зачем нам, поручик, чужая земля?
Городской романс из так называемого «Белогвардейского цикла». Наиболее распространен текст Михаила Звездинского, есть вариант Жанны Бичевской.

Наталия Гончаренко. О моем отце.

Юрий Иванович Гончаренко родился 10 июня 1877 года в г. Варшаве. По рассказам его двоюродной сестры — дочери сестры его матери — Людмилы Ивановны Сигрист его отец, Иван Юрьевич Гончаренко был уроженцем бывшей Полтавской губернии, где около станции Котемич у его отца был хутор. У него было 2 брата — Андрей и Владимир. Иван Юрьевич был старшим. Оба старших брата получили высшее образование, а младший, Владимир, остался на хуторе, где хозяйничал. Иван Юрьевич был инспектором средних учебных заведений. Мать Юрия Ивановича, моего отца, уроженка г. Волчанска (под Харьковым), ее отец Николай Добровольский был поляк и работал в Волчанске заведующим почтовым отделением. Мать ее была украинкой. У них было 4 детей. Старший сын был революционером и был сослан. Мать Юрия Ивановича —Надежда Николаевна — училась в Харькове, в институте (закрытое среднее учебное заведение). За год до окончания института Иван Юрьевич Гончаренко приехал, как инспектор, в этот институт. Надежда Николаевна была способной, даже очень талантливой, она прекрасно рисовала и вышивала, к тому же была очень красивая. Она ему очень понравилась и к окончанию института он приехал в Харьков, сделал ей предложение, которое было принято. У них было 3 детей. Старшая дочь Валентина, которая умерла от дифтерита 7 — 8 лет. Потом Юрий, мой отец, и младший сын Иван. Чем занимался Иван Юрьевич в Варшаве и с какого года там жил — мне неизвестно. Знаю только, из рассказов отца, что они жили в штабном здании, где имели хорошую казенную квартиру, около Лазенок. Жили в достатке. Надежда Николаевна была и прекрасной хозяйкой и даже сумела сделать некоторые сбережения.

Примерно когда Юрию Ивановичу было 9 лет, неожиданно умер Иван Юрьевич от воспаления почек. Благополучная жизнь кончилась. Сначала Юрий Иванович, а затем Иван Иванович, были отданы в Полоцкий кадетский корпус. Незадолго до его окончания мать Юрия Ивановича была приглашена Андреем Юрьевичем в Петербург, где он к этому времени занимал хорошее положение, имел большую казенную квартиру и предоставил ей 2 комнаты. После отличного окончания отец поступил в Петербургское Николаевское кавалерийское училище. По окончании курса училища по 1-ому разряду произведен в корнеты в лейб-гвардии кирасирский Ее величества полк. В 1900 году августа 20 зачислен в Николаевскую академию Генерального Штаба.
За отличные успехи вышел в полк гвардейских Синих кирасир.

В 1910 году он служил в г.Ковно (Каунас). Пожалуй, с этого года я помню отца. Весной 1910 года мы с моей мамой поехали к отцу. Жили в гостинице и по вечерам, а может в свободные дни, вместе трое ходили гулять. Я была весьма живой девочкой и днем мама меня пускала побегать в широкий коридор гостиницы. Я завела знакомство со старичком-полковником в отставке, который меня приглашал к себе в его комнату, как где мы сидели друг против друга и беседовали, и он угощал меня конфетами. Перед отъездом он подарил мне серебряную чайную ложку, на которой было выгравировано «Наташа».

В 1911 года отец был назначен начальником штаба в крепость Усть-Двинск, где служил до войны 1914 г. Из жизни в крепости у меня ярко сохранились в памяти 3 эпизода, связанные с отцом. В конце декабря 1911 года мы сидели с мамой в папином кабинете (здесь у нас была хорошая 6-тикомнатн. квартира). Это была самая уютная комната. Мама сидела в углу и что-то шила (она хорошо шила), а мы с папой сидели у его письменного стола. Он очень хорошо рисовал и показывал мне свои рисунки. На склеенных нескольких листах были изображены военные верхом на лошадях, а посреди стоял пожилой офицер с длинным кнутом. Себя он изобразил последним, и лошадь у него встала на дыбы, а у него слетела с головы фуражка.

Эти изображения были в красках. И на нем была черная военная гимнастерка, вернее мундир и синие рейтузы. Значит, это было его изображение, когда он служил в кирасирском полку. Прошло с тех пор 67 лет, но у меня перед глазами эти папины рисунки, точно я их видела вчера.

Особенно приятное воспоминание у меня сохранилось о встрече 1914 года. У нас была очень большая гостиная с 4 окнами и очень холодная, зимою мы ею не пользовались. Но по случаю Нового года ее хорошо натопили. У меня была большая елка, украшали мы ее тоже с папой и моей немкой, чрезвычайно молчаливой особой — бабушка говорила: «Не знаю, чему можно у нее научиться». Действительно, жила она у нас 3 года, но я совсем не помню, как я училась немецкому языку, но зато она меня научила 3 видам вязанья. Это мне очень пригодилось в жизни. Под елкой мне и 4 приглашенным детям было положено по коробочке шоколадных конфет и по небольшой игрушке. У папы к этому времени был приобретен граммофон в виде ящика, без трубы, — он нам заводил польки и еще какие-то марши и мы немного потанцевали. А когда дети ушли, папа проиграл пластинки из «Веселой вдовы». Наверное, игралось и другое. А мы с ним отплясывали и так увлеклись, что мама насилу нас вытащила, чтобы мне ложиться спать. Видно этот вечер и ему был памятен и приятен, потому что в одном своем письме 1937 года он тоже мне написал — А помнишь, как мы с тобой отплясывали под Новый год. Я же всю жизнь из оперетт больше всего люблю эти арии.

В Риге жила мамина двоюродная сестра, которая была замужем за весьма состоятельным человеком. Об этом муже маленькой двоюродной сестры он упоминает в рассказе «Бог Саваоф». У него было 2 собственных дорогих лошади, помню, как он их показывал папе, и я с ними ходила в конюшню. В одном из своих рассказов он упоминает о жизни в крепости, что это было самым счастливым временем его жизни.

Наступила война 1914 года. Папа занялся переоборудованием крепости в связи с войной и формированием и обучением войска из призванных на военную службу. Потом он служил на австрийском фронте. Перед отправкой в действующую армию он мне отдал свои детские книги. Это были книги Густава Эмара, Майн Рида, Жюль Верна, Фенимора Купера, Луи Буссенара. Их было не менее 100. Там же я нашла и 6 его рисунков — женские головки, 2 сделаны акварелью. Я часто их вынимала и любовалась ими. Мама очень скучала без отца, у меня была еще 2-летняя сестра, с которой мама возилась, я была предоставлена сама себе и, сделав уроки, зачитывалась книгами отца до такой степени, что у меня начались головные боли и пришлось обратиться к врачу.

Запомнила один приезд отца из действующей армии. Наверно он был недели на 2. Помню только, что был приглашен какой-то пожилой генерал с бородой, расчесанной пополам. Был очень хороший обед, вино, фрукты. Но после обеда меня отправили в свою комнату. Папа мало бывал дома, а иногда вечерами сидел за своим письменным столом и читал. Этот период жизни с октября 1914-го по май 1918-го. Мы жили очень тихо, почти нигде не бывали и у нас бывала изредка мамина сестра — Мария Иосифовна Вольф или бабушка Мария Александровна и мамина подруга по гимназии — Агнесса Лузанова с дочкой Валей, моей первой подругой. Два раза были с мамой в Мариинском театре на балете «Конек-Горбунок» и опере «Князь Серебряный». С 1918 года мы уехали к бабушке на дачу под Лугу, где остались на зиму. Там же жила и тетя с сыном Юрой и приехал и мой папа. Помню, что он ходил на охоту, но дичи приносил не много, много читал. У бабушки были книги, мне запомнились журналы «Нива» и приложение к ним, которое я читала без всякого контроля.

В 1915 или 1916 году папа приезжал с войны в Петербург в отпуск. Мы с ним ходили в цирк, тогда он был Чинизелли. Папу интересовала борьба, особенно до сих пор помню, его лицо: отличился один молодой негр, который одержал верх над какой-то знаменитостью и все о нем говорили. На меня произвели гораздо более сильное впечатление дрессированные лошади.

Почему-то мне запомнилось, как я подстригала отцу волосы. У него была машинка для стрижки волос и с каким наслаждением я его подстригала.

Отца я очень любила, хотя не могу сказать, чтоб он мне уделял много внимания.

Забыла написать, наверное в 1916 году он мне подарил свое старое седло и научил кататься верхом. Была лошадка лет 12, которая была куплена жеребенком, рыжая, с белой полосой на морде и с подстриженной гривой и хвостом, под кличкой «Дружок», вот на ней я и гарцевала. Я выламывала крепкий прут и много ее хлестала, пока, наконец, я дожидалась галопа. Эта быстрая езда мне доставляла большое удовольствие. Ездила в лес, дорога была узкой и ветки деревьев хлестали мне лицо, но это меня не пугало. Ездила по 2 часа почти ежедневно. В выходные дни к нам приходили дачники, жившие по соседству, играли в крокет, заводили граммофон. Осенью поздней папа уехал в Петроград, а к весне уехал к матери в Одессу. До 1922 года о нем мы ничего не знали.

8 марта 1919 года умерла от возвратного тифа моя мама, и меня и бабушку взяла к себе тетя Мария Иосифовна, которая работала в деревне сельской учительницей. Она устроилась в деревне, т. к. время было тяжелое и жить в Петрограде, работая одной с 3 иждивенцами, было бы очень тяжело. В 1922 году осенью мы получили от папы несколько открыток, адресованных маме из Владивостока, Нагасаки, а с апреля 1923 года он начал жить в Риге в семье д-ра Спальвинга, жена которого Эльфрида Карловна в 1913 и 1914 гг. учила меня игре на фортепьяно. В мае 1922 или 1923 г. он узнал о смерти моей мамы и остался жить в Риге, где занимался литературным трудом.

В 1924 года я получила от него письмо, раза три получала от него деньги. Потом до 1927 года я учительствовала в деревне, а с 1927 года я перебралась в Ленинград и до 1931 года папа ежемесячно мне помогал. Я окончила медицинский техникум и с 1930 г. начала работать. В 1936-м я была в плохом состоянии здоровья, т. к. при падении получила сотрясение мозга и 4 раза он мне посылал продуктов, посылки и мы переписывались изредка. Когда в июле 40-го Латвия стала советским государством, я ему написала письмо и через 2 недели получила от него ответ. Это письмо вместе с другими у меня хранится. Как я радовалась этому письму, и как он был рад моему. Я делала ремонт в комнате, дочка моя первый год пошла в школу и я через неделю лишь ответила ему. Письмо мое пришло 13 декабря, а 12 декабря его не стало. О его смерти я узнала от Евгении Петровны Квесит, жившей в Риге со своим отцом. Она знала отца 15 лет. Очень любила его. У меня сохранились все ее письма ко мне. Она подробно описала его смерть, похороны. Писала, что для нее отец был дороже всех. Но папа был верен памяти мамы и не хотел себя ни с кем связывать. Она мне писала, что он говорил — «Я был слишком избалован такой красивой и хорошей женщиной, как моя жена, и другой такой у меня не будет».

Была в Риге некая Гусева, очень богатая купчиха, вдова и очень неглупая. Ее муж умер и она жила с 2 взрослыми сыновьями. Папа у нее бывал, она очень благоволила к нему, устраивала пикники в места, приятные для него, выбранные им. Устраивались партии в преферанс. Но когда кто-то сказал отцу — «Что ж, вы хотите, кажется, жениться?» – он ответил, что смешно в его годы обзаводиться семьей. А эта дама умерла в 1938 году от рака. Звали ее Ольга Константиновна.

Евгения Петровна Квесит была у отца утром в день его смерти. Он был очень мрачно настроен. Когда она спросила, придти ли ей вечером, он ответил, что хочет быть один, а потом добавил, что лучше ей придти, но когда она пришла, он уже был мертвым. Она и хоронила и хлопотала обо всем. Интересно, что когда отец мне написал его последнее письмо от 1 декабря 1940 года, он мне написал о ней и ее адрес: «Кстати, даю тебе адрес моего близкого друга», а ей он отнес свое золотое обручальное кольцо, кольцо с сапфиром, золотые часы и портсигар, который я прекрасно помню — серебряный, с такими вдавленными полосками, на котором были драгоценные камни, монограммы из золота и украшениями. Этот портсигар Евгения Петровна продала и на вырученные деньги его похоронила, остальные вещи обещала отдать при моем приезде, который не состоялся, т. к. мне в проезде отказали, а через неделю началась война 1941 года.

То, что слышала об отце от своих родных.

Моя бабушка, мать мамы — Мария Александровна Гоштовт – очень хорошо отзывалась об отце и любила его. Помню и выражение: «За все 14 лет, что я знала и соприкасалась с Юрием Ивановичем, наши отношения ничем не омрачались, всегда он относился ко мне с большим уважением, был всем доволен, иногда добродушно надо мной подшучивал». Папа нарисовал бабушкину дачу, перед ней был большой круг с посаженными на нем различными цветами. Этим занималась бабушка, как и разведением и уходом за ягодами. Много свободного времени она тратила на сад и огород. Так на этом кругу была изображена и бабушка, склонившаяся к земле и сажавшая цветы. Говорила еще, что мама на свадьбе своей двоюродной сестры, вышедшей замуж за папиного брата Ивана Ивановича, познакомилась с папой и они очень увлеклись друг другом. Маме было всего 16 лет, папа тогда учился в Академии 3-й год, а мама кончила гимназию. Встречались изредка в семье папиного дяди Андрея Юрьевича, где жил папа с своей матерью.

Последний год маминого учения в гимназии они жили на другой квартире, до гимназии было далеко, и мама иногда на занятия ездила на извозчике, а папа верхом ехал около нее. Это мне рассказывала бабушка и все родные очень волновались, как бы этого не узнал мамин дедушка, который был 82 лет, рано овдовел, был ветераном нескольких войн с разными отличиями, очень любил маму и отличался добродетельностью. До женитьбы папа с мамой были знакомы 3 года, и папа сделал маме предложение только после окончания Академии. Мамина троюродная сестра Мария Евгеньевна, которая часто гостила у моей бабушки и которая умерла в 1974 году, считала папу карьеристом. Ее брат кончил 1-ый кадетский корпус и дальше не учился, она, тоже будучи неглупой, училась неважно. Она была сердечной, хорошей, но довольно беспечной, она забывала про то, что у папы не было никаких средств и ему приходилось рассчитывать только на себя, а потому он всюду прекрасно учился, да и просто был весьма любознательным и одаренным. А к рисованию и литературе обладал талантом. Хочу добавить к воспоминаниям о жизни в Риге. В свободные дни под вечер, папа, мама и я ходили гулять к заливу. Там был маяк и около него статуя русалки с носа разбившегося шведского корабля, которая привлекала мое внимание. Когда папа поселился в Риге, после смерти мамы, он как-то встретил мою немку, которая учила меня 3 года немецкому языку, гуляла со мной. Она так обрадовалась встрече с папой, что даже прослезилась. Папа мне об этом писал, что она его растрогала даже. Жилось ей у нас хорошо.

Литературной деятельностью папа начал заниматься после окончания Николаевского кавалерийского уч-ща, примерно в 1897 — 01 гг. С ним вместе училище кончил Вл. Случевский, его отец, известный в то время поэт, редактор Правительственного Вестника Константин Случевский по характеру своего творчества был поэтом-философом. Он считался известной величиной на литературном Олимпе. Бывая в их доме, отец показал свои первые стихи поэту. Тот их одобрил и предложил поместить в журнале «Стрекоза» и написал письмо редактору Ипполиту Василевскому-Букве. Через несколько дней отец был в редакции журнала. Редактор милостиво потрепал отца по плечу и представил издателю Корнфельду. Он отнесся к отцу очень предупредительно, главным образ, благодаря покровительству К. К. Случевского. В журнале появилось его первое стихотворение, потом другое, третье. Потом появились карикатуры и даже рассказы. Через месяц Корнфельд уже отсчитывал ему гонорар. Таким образом папа стал постоянным сотрудником журнала «Стрекоза». Он даже обижался, когда его рукопись правилась чужой рукой. Корнфельд успокаивал его и говорил: — Не обижайтесь, молодой человек! Антошу Чехонте мы тоже правили.

Н. Ю. Гончаренко. О моем отце. Публикация Ю. Абызова // Балтийский архив: Русская культура в Прибалтике. Т. I. Таллинн: Авенариус [1996]. С. 265 — 276.

http://www.russianresources.lt/archive/Galic/Galic_2.html

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

http://uargument.com.ua/istoriya/132/