Дописал-таки свой рассказ. В общем вот он тута.

Лягушка дёргалась в его руке. Мальчик внимательно оглядел её. Улыбнулся:
- Глупая. Я же помогаю тебе.
Он коснулся пальцем её носа. Лягушка на время затихла. Потом ещё с большим рвением начала вырываться. Мальчик нёс её к реке. Ему было запрещено туда ходить, но ради лягушки, пойманной им на участке с минуту назад, он был готов нарушить запрет, рискнуть. Риск, несомненно, присутствовал. Быть выпоротым – не самая приятная перспектива. Особенно, когда тебе три года. Мальчик был уверен: если бы лягушка знала, куда её несут, она бы успокоилась. Да и какой смысл пытаться вырваться, сбежать, ничего плохого ведь ей не делают. Лягушка же чувствовала лишь непереносимую жару. Тепло, исходившее от ладони, убивало её. Если бы её действиями управляло что-то, кроме инстинктов, она давно бы уже сошла с ума.
Мальчик подошёл к мосткам, уходящим к другому берегу. Сел. Оглядел рожицу, торчащую из его кулачка.
“А что, если она не умеет плавать?- мелькнула мысль,- что, если именно поэтому она пыталась сбежать? Нет, она просто не знала, куда я её тащил”.
Он опустил земноводное в воду, и оно поспешило убраться подальше от греха.
- Не утони,- тихо крикнул ей вслед мальчик.
А теперь надо бежать отсюда, пока никто не заметил. А то ругать будут. Попы не убережёшь.
- Никита побежал,- сказал он вслух.
Он действительно побежал. По тропе, идущей среди зарослей крапивы. Перепрыгнул мостик через канаву, чтобы, не дай Бог, не наступить на издающую громкий звук нержавейку. Подошёл к песочнице, оставив справа, большую огуречную теплицу. Он напевал песенку: “В траве сидел кузнечик”. Радовался, что его уход никто не заметил. Был полдень. Облака, причудливой формы, бороздили просторы по-детски голубого неба. Пахло летом, царила атмосфера счастья.
Каждый летний день Никита проводил однообразно одинаково. Игрушки, чтение “Пинкири”, песочница, дневной никому не нужный сон. Когда в деревне отец: бесконечные крики, утренние походы в лес, плаванье в круге в бассейне, топка печки. Мальчик не скучал. Одиночество ещё не давило на него. Он ещё не был человеком. Он был маленьким глупым существом, столь же беспомощным, как та лягушка, что он отправил в реку.
Он был игрушкой жизни. Пластилином, из которого лепят характер, образ, судьбу. Таким навсегда и остался. Все мы остались. Тут ничего не поделать. Разве что удавиться.
Никита возился в песке, пытался прорыть насквозь землю. Увидеть странных людей, зовущих себя американцами. Людей, не расстающихся с оружием, богачей, запирающихся в банках, ковбоев, вечно дрыгающихся в сёдлах. Пусть для этого нужно пройти через огонь, находящийся в центре планеты. Ведь это возможно! Уж он-то знает. Он видел, как была создана земля.
- Эй,- услышал Никита голос позади себя. Детский голос. Девичий голос. Даже не просто девичий. Какой-то иной. Разборчивей, понятней, чем у других детей.
Он оглянулся. Милашка. Чересчур худенькая, с неожиданно яркими волосами. В ней было что-то, но Никита ещё не понимал что. Вдруг нахлынуло. Пробудилось. Когда-то давным-давно. Нет, не то. Отрывок воспоминания. Воспоминания о том, чего никогда не было, что никогда не свершалось.
Девочка подошла к нему.
- А как тебя зовут?- спросила она.
- Никита,- ответил он,- а тебя?
- Я – Карина.
Так они познакомились. Карина жила в соседнем доме. Ей, как и Никите было три года. Никита ласковый нежный добрый, при этом он любил быть первым. Как большинство детей, он верил только в свои идеи, интересы. Карина же, по-видимому, не была девочкой с большим воображением. Она никогда не делала ничего особенного, тихо подчинялась мальчику. Им было весело. Значит, они были по-детски счастливы.
Через несколько дней Никита уже не мог представить своей жизни без соседки. Она стала ему другом. Первым другом. Снилась по ночам, появлялась в мыслях почти так же часто, как мама. Он боготворил росшие на участке высокие кусты калины, которые своим названием напоминали ему девочку.
Около одного из этих кустов лежало гниющее полено. Бабушка мальчика посадила вокруг него цветы. Золотой шар, лилии, шиповник. Живому уму Никиты это место напомнило машину. Они с Кариной часто “катались” на ней. Кроме того, они играли в песочнице, создавая замки, рвы, подземелья, и бегали по своим избам. А когда приезжал отец Никиты, по очереди плавали в круге в бассейне.
Тихая светлая открытая Карина. С ней всегда было интересно. Ярким детям нужны слушатели. Карина и была такой слушательницей. Она могла развивать его сюжеты, дополнять их, но никогда не перечила им, не меняла.
- Я с солнца прилетел,- однажды начал Никита.
Карина неожиданно заинтересовалась:
- С солнца, с какого?
- Их всего семь с половиной. Я с пятого.
А это – какое?
Девочка присела и похлопала, утоптанную, почву. Никитины мысли быстро бежали. Земля ведь не солнце. На солнце жарко, а на земле – нет. На солнце жарко, там людей быть не может. Но он ведь с солнца! Значит, есть горячие и холодные солнца. И, значит, земля тоже вполне может быть солнцем. Это ведь игра. Карина всегда подыгрывает. Он теперь тоже должен подыграть. Естественно, его мысли были в словах не совсем такими. Слов вообще не было. Был просто смысл.
- Солнце номер три. Наше солнце – номер два.
- А номер один?
- Луна.
- Как ты выглядел? На солнце?
- У меня были крылья, хвост, шерсть, перья, хобот, копыта.
- Ясно,- тихо, слегка равнодушно сказала Карина. Слова мальчика же неслись дальше, по непроложенным дорогам фантазий.
- Я умел летать, я три года отрабатывал приёмы. Я ведь был тяжёлым. В пустыне летал...
Впоследствии Никита развивал идею солнца, но Карина именно к ней прониклась раздражённостью. Почти всегда такие диалоги оканчивались медленной фразой мальчика:
- Никита не понимать.
Мальчику нравилось говорить о себе в третьем лице. Он нарушал что-то устоявшееся, привычное. Странное чувство щекотало его сердце. Гордость за себя. Он особенный. Не такой, как все. Он может говорить о себе. А другие не могут. Им это просто в голову не приходит. А у него... Его наделили этим даром боги. Зевс наделил. И потом, как это звучит!
“Никита смеётся”.
“Никите скучно”.
Да и Карине это тоже вроде нравилось. Впрочем, это уже второстепенно.
Дни, когда Никита по какой-то причине не видел свою подругу, были для него мучением. Его родителям она тоже была симпатична. Её постоянно ставили в пример. Отец, когда колотил за, незаправленную, рубашку, расстегнутые штаны. Бабушка восхищалась её не по-детски правильной речью, умением построить предложение в разговорах со взрослыми.
- Ты бы послушал, как она говорит. Какие слова знает! А у тебя все твои “бы-гы-рвы” только.
Знакомая Никитиной мамы подарила мальчику букварь, где вместо традиционной “мама мыла раму” были слоги “ма-ме-ми-мы-мо”. Бабушка, узнав об этом, страшно разозлилась и долго ещё припоминала внуку эту книгу.
Принято считать, что детей раздражает, когда превозносят их друзей. Это так, ведь, зная недостатки приятеля, ребёнок думает: “Я хороший, а мой друг плохой. Ты знаешь моего друга хуже меня. Ты не знаешь, в чём он плохой. На самом деле его не за что хвалить. А ты хвалишь”. В случае с Кариной всё было иначе. У неё действительно не было недостатков. Никита гордился таким другом. Мальчику нравилось, что его друга хвалят, даже, если при этом ругали его самого.
Никита восхищался своей подругой. Её умением говорить, как взрослые, её добротой, её характером. Девочка была чересчур разумна для трёхлетнего ребёнка. Впрочем, сам Никита в этом плане опережал своих ровесников, но от Карины веяло каким-то особенным бескорыстием. Она никогда не спорила, всегда была готова поделиться. Раньше Никите бы никогда в голову не пришло, что могут быть такие дети.
- Ты совсем, как большая,- часто говорил он подруге, на что она, смеясь, подражая его отцу, зачёсывала его, ни разу не стриженые, волосы назад.
Однажды, она показала ему свои рисунки. Мальчик ещё не брал в руки карандаш. Он с удивлением разглядывал их. Они казались ему чудом. Придя домой, он выклянчил у мамы ручку и пачку бумажных листов, благодарно лизнул её в холодную щёку и начал левой рукой выводить каракули. Минут через пятнадцать он показал их. Его мама, естественно, восхищалась, хотя понять что-либо было невозможно.
-Что ты делал сто лет на земле?
Никита не ожидал вопроса. Они играли на кухне у Карины. Яркие обои в цветочек. Огромный стол. Неподалёку плита, холодильник. Комната, как и другие комнаты избы, почти не была обставлена. На полу зелёный ковёр.
Мальчик уже собрался на ходу выдумать что-то вроде: “Я прилетел, когда земля только строилась. Её управлял Пётр Первый. Он стриг бороды и лепил из них континенты. Но потом люди взбунтовались, и началась революция. Поэтому существуют океаны”. Вместо этого он неожиданно для себя произнёс речь, смысл которой был примерно такой:
- Я не помны. Не помню ничего. Я ведь был просто душой. Какие-то смутные видения. Как сон. Знаю, что мне надоело быть собой. Я решил умереть. И родился.
Никита никогда не понял, как у него получилось так виртуозно выдумать. Это вышло само, независимо от него. Настоящее вдохновение. Спасибо, Зевс. Карина от его слов как-то передёрнулась, заставив этим внезапным движением Никиту посмотреть на её лицо. Мальчик и раньше часто разглядывал её черты. Он вообще любил вглядываться в человека, пытаясь перенестись в чужое тело. Сейчас он ощутил возраст Карины. Хотя её лицо и было детским, но выражение... Он часто видел такое... Только у взрослых.
“А что, если она инопланетянин?”
От этой мысли Никите стало страшно.
“Надо проверить”,- решил он.
- Слушай, можно я буду называть тебя Инопланетяночкой?
Карина рассмеялась:
- Видел на Солнце кого-то похожего на меня? Называй. Ну а ты будешь – Солнатик.
“Если она и инопланетянин, то она хороший инопланетянин”.
Вечером, уходя от Карины, мальчик задумался. “А почему я говорю, что я с солнца? Я не с солнца. Что-то было. Не помню. А, может, я действительно с солнца? Просто, я забыл, когда родился? Или не так... Всё, что я выдумываю – на самом деле воспоминания”.
- Никита прав,- шепнул он и побежал домой.
Этой ночью Никите приснился очередной сон с Кариной. Вначале он якобы был на родной планете. Был волком, вырос в семье волков. Он шёл по пустыне. Маленький и жалкий. Всего лишь волк. Его семья. Мать, отец и сестра. Сестра – Карина. Сестра просит его. Умоляет его. И он готов. Он ведь и сам не хочет быть просто волком. Он должен стать большим. Тренироваться. Пустыня. Потом огромный океан. Рифы. Он дышит под водой. Рыбы. Много рыб. Пещера. Он плывёт внутрь. Видит там её... Карину. Уже не волчицу. Они оба добились многого. Встреча. После примерно тридцати лет разлуки. Радость. “А как родители?” Они стремительно перемещаются под водой. Гидросфера счастья. Вода, рыбы и Карина... “Помни Нас”. Её слова. Никита понимает, что “Нас” это не местоимение, это название планеты... Это...
- Никита, подъём,- услышал мальчик сквозь сон голос отца.
Он потянулся. Оделся. И тут нахлынуло. Сон. Ему снился сон. Про воду... И про Карину. Карину! Это что было? И это было не по-настоящему?!
За завтраком Никита спросил у папы, как по-английски будет солнце.
- Sun,- ответил отец.
“Сан. А наоборот значит... Нас. Хорошо. Я прилетел с солнца номер пять, с Наса”.
- Ты знаешь, что мы послезавтра уезжаем?- перебил его мысли папа.
- Как уезжаем?
- Как? На поезде. Готовься. И не мусоль так долго кашу. Вот почему все уже съели, а ты ещё нет?
- Но ведь..,- мальчик готов был расплакаться. Его разлучат с Кариной. И он так и не прочтёт “Пинкири”. И его здешние игрушки,- зачем уезжаем? Здесь тепло, а там холодно....
- Здесь тоже станет холодно,- начала уверять мама,- и мы через год снова приедем. А теперь поедем в Москву. Бабушку с дедушкой увидишь. Ты же хочешь их повидать? Ты же хочешь увидеть бабушку с дедушкой?
Значит, надо будет расстаться с Кариной...
В этот день они не увиделись. Мама Карины сказала, что у её дочки болит голова. Весь день Никита читал “Пинкири”. Дочитав, он внезапно заплакал. Конец книги вывел его из равновесия. Он думал о предстоящей разлуке и потому был настроен на грусть. И теперь... Книга дала повод. Впервые в жизни Никита тосковал. Конечно, это была не депрессия, но... Мало кто в его возрасте чувствует внутреннюю боль.
На следующий день он был спокоен. Играл, бегал. К Карине зашёл только после дневного сна. В три часа.
- Привет, Инопланетяночка.
- Привет, Солнатик.
- Называй меня Наснянином.
Карина как-то серьёзно посмотрела в глаза мальчику. Он вспомнил вчерашний сон. А что, если это не сон?
- Сестра, помнишь, как я нашёл тебя в океане? Мы плавали, а вокруг были рыбы.
Карина на мгновение задумалась и вдруг затрещала:
- Да, мы были в водолазных костюмах, и нас преследовала акула...
“Какие костюмы, акулы? А... Она просто подыгрывает мне. Думает, что я просто сочиняю. Это был просто сон”.
- Я тебя называю Инопланетяночкой. А что, если ты на самом деле инопланетянин?
- Я? Нет, я чеовек...
- Я могу проверить. Если ты инопланетянин, то ты внутри пустая. Ты открой рот. Я рукой проверю, пустая ты или нет.
Карина засмеялась. Весело и открыто. Как и всегда. Никита тоже улыбнулся. А потом...
Трёхлетний мальчик коснулся губ трёхлетней девочки. Девочка открыла рот, и мальчик засунул руку...
Потом, спустя много лет Никита вспоминал это. Чистота и нежность. Даже в три года он понимал, что делает что-то особенное. Что-то, что никогда не повторится.
Первый друг. Милая податливая девочка. И он глупый трёхлетний мальчик. Большой нос с едва заметной еврейской горбинкой. Серо-зелёные узкие глаза. Длинные каштановые волосы вскоре должны потемнеть. Одно мгновение в памяти времени.
Зелёный ковёр. Обои в цветочек. Стол, плита, холодильник. Они простились. Никита вышел из её дому. Больше он в него никогда не входил.
Карина пошла к своей маме и заговорила. Заговорила не словами, а образами. Но её мама, которая вовсе не была её мамой, всё-равно поняла. Девочка говорила, что Никита – безусловно, тот, кого они искали. Просто теперь он уже не с их планеты. Теперь он человек. Прошлая жизнь доходит до него обрывками воспоминаний, которые он принимает за сны. Скоро он забудет всё на совсем. Ему ни в коем случае нельзя напоминать о прошлом. Он человек. От того, кем он был, ни осталось ничего. Если он поверит в то, что было, то на этой планете его отправят в сумасшедший дом.
- И как ты объяснишь это Джуджин?- спросила женщина на русском языке,- и почему ты уверена, что он – твой брат?
- Он напомнил мне..,- она остановилась,- это мог знать только он.
Утром следующего дня Никита уходил с родителями на вокзал. Они уже вышли на дорогу. Мальчик оглянулся. Он хотел увидеть Карину, но девочка не появлялась. Ему лишь послышался её голос: “Помните нас!” Скорее всего, просто послышался. Хотя... Кто знает?
Мальчик не грустил. Ведь через год он снова увидит Карину...
Через год Никита узнал от своего отца, что каринина семья продала участок и избу. Мальчик понял: больше он Карину не увидит. Но он её уже почти не помнил. Знал только, что была такая девочка. Знал, что этой девочке, он как-то засунул в рот кисть руки.