Максимилиан Волошин

Склоняясь ниц, овеян ночи синью,
Доверчиво ищу губами я
Сосцы твои, натертые полынью,
О мать земля!

Я не просил иной судьбы у неба,
Чем путь певца: бродить среди людей
И растирать в руках колосья хлеба
Чужих полей.

Мне не отказано ни в заблужденьях,
Ни в слабости, и много раз
Я угасал в тоске и в наслажденьях,
Но не погас.

Судьба дала мне в жизни слишком много;
Я ж расточал, что было мне дано:
Я только гроб, в котором тело бога
Погребено.

Добра и зла не зная верных граней,
Бескрылая изнемогла мечта...
Вином тоски и хлебом испытаний
Душа сыта.

Благодарю за неотступность боли
Путеводительной: я в ней сгорю.
За горечь трав земных, за едкость соли -
Благодарю!

Из "серебряных" я более всех люблю Бальмонта: за душу высокую, жизнь многотрудную и... потому что люблю! Бывает, пообщаешься часок с этим кудесником слова - душа поёт, наполненная какими-то, доселе неведомыми смутными желаниями. Брюсов, маг и чародей потаённого среди слов, не раз приглашал меня разгадывать хитросплетения его волшебных смыслов, но и с ним у меня вполне случались мимолётные радости накоротке.
С Волошиным о такой внешней легковесности и думать заказано. Садимся рядком и начинаем ладком. И о чём бы не случилось думу думать, получается чудное, мистическое даже: вот об этом, кажется я только и думал последние дни, а оно вот - именно сейчас и проявилось. Наваждение...