Дёрнул дедлайн за верёвочку — дверь и открылась.

Строго говоря, никакой верёвочки не было, в современном мире живём. Тем и проще: провёл рукой у замочной скважины и толкнул тихонько дверь; и она открывается с негромким скрипом, цель которого, конечно же, — пощекотать нервы тому, кто живёт в квартире. Всё-таки дедлайн пришёл, не абы кто, прячьтесь под столы и стулья, стучите судорожно по клавиатуре, водите кистью по мольберту...

«Не дедлайн, а дедлайны! — поправляет первый, бесшумно проникающий в квартиру. — Нас же аж двое!»

«Может, дедлайн из нас двоих только один, — возражает второй, нарочно поскрипывая половицами. — Мы же всюду ходим вдвоём; толку от таких дедлайнов как от одного».

«Зато возможностей для устрашения в два раза больше!»

«С этим не поспорю!»

Дедлайнам даже оглядываться не надо в поисках своей жертвы, дедлайны её за километр чуют — благо обоняние будь здоров. Да и связь между дедлайном и жертвой похлеще, чем между некоторыми влюблёнными или близнецами; на другом конце мира отыщет — и схватит, конечно, как же не схватить, когда ты дедлайн?

Дедлайны туманной дымкой — серой, под цвет пальто, — втекают в комнату, где за компьютером сидит жертва. Тут и чутья дедлайновского не нужно, по жертве сразу видно, что она жертва: стол заставлен кружками с кофе, под красными глазами чернеют синяки («Черняки!» — в одну мысль поправляют дедлайны), пальцы подрагивают на мышке и нелепо пляшут по клавиатуре. Дедлайнам даже жалко жертву становится — но ненадолго, на пару секунд, иначе не будь они дедлайнами.

Дедлайны в одно мгновение оказываются рядом и шепчут одновременно в оба уха:

— Девочка-девочка, дедлайн твой город нашёл, улицу ищет!

Дедлайны не уверены, что жертва — девочка, потому что жертва похожа на нечто неопределённого пола с синим ирокезом и полубритой головой. Но раз уж они — все такие из себя жуткие дедлайны, значит, могут называть как хотят, никто им не запретит, а если попробует — узнает на себе остроту дедлайновских клыков.

Жертва даже не вздрагивает; отрывает взгляд от монитора, вертит головой — кажется, не столько оглядываясь, сколько шею разминая, — и признаётся хрипловато:

— У меня сил нет пугаться. Дедлайн через два часа, а проект стёрся пару дней назад. Под-чис-ту-ю... — Она массирует веки и задаёт тот вопрос, который всякий порядочный дедлайн ожидает услышать первым: — А вы кто такие?

— А мы как раз потому, что через два часа дедлайн! — радостно скалятся дедлайны. — Так что поспеши, девочка, а то дедлайн твою улицу нашёл, дом твой ищет!

Жертва хлопает красными глазами, утыкается лбом в ладонь и бормочет: «Ну да, конечно, как же такое забыть-то, блин...» Только почему-то не утыкается в монитор и не принимается с удвоенной скоростью шевелить мышкой и стучать по клавиатуре. Почему-то шлёпается на эту самую клавиатуру лицом и бормочет, не открывая глаз:

— Жрите меня. Нет никаких сил, катись оно всё...

Дедлайны недоуменно переглядываются. По долгу службы, конечно, им и правда положено сожрать того, кто не управился в срок, — или выполнить то наказание, которое человек сам себе назначил; но по умолчанию в такой графе воображаемого заявления значится «съесть» и никто не додумывается исправить...

— Мы ж это... — неуверенно возражает первый, почёсывая чёрную макушку, — не жрать должны, а мотивировать на выполнение...

— Не думаю, что кто-то вообще будет рад, если мы тебя сожрём, — поддерживает второй, покачиваясь с пяток на носки.

Дедлайны переглядываются и доверительно шепчут в оба уха жертвы:

— Мы вообще никогда человеческого мяса не ели и не представляем, как это делается!

— Так что давай, — предлагает первый, — мы тебе чаю сладкого сделаем. А кофе свой брось, он тебе все нервы изведёт, будешь со смехом головой о стену биться, мы это проходили.

— Было бы что изводить, — бормочет жертва, не отрываясь от клавиатуры; а на экране меж тем бегут загадочные строчки, рискуя в очередной раз испортить весь проект и довести жертву до потери остатков разума.

— А ещё мы сделаем вид, что дедлайн у тебя не через два часа... — тянет второй. Оглядывается на всякий случай, но начальства вроде не предвидится, никто не станет ругать за такое самовольство.

— Если бы все остальные сделали такой же вид — цены бы им не было, — вздыхает жертва; но уже поворачивается набок на клавиатуре, поглядывает чуть бодрее, несмотря на синяки под глазами.

— Ты не понимаешь, как это работает! — возбуждённо трясёт головой первый. — Если дедлайн сдвигает срок своего появления — этот срок сдвигается ве-езде-е!..

— А значит, — подхватывает второй, — можешь считать, что дедлайн официально переназначили... ну, скажем, на часов через пять.

— Мы бы рады и дальше сдвинуть, — дружно шепчут они, наклоняясь ближе к жертве, — но начальство уши оторвёт. Так что постарайся уж как-нибудь, девочка, пока дедлайн, нашедший твой дом, твою квартиру ищет.

Жертва с явным воодушевлением отлипает от клавиатуры, потирает лоб с отпечатавшимися клавишами, попутно удаляя всю нечаянно — или нарочно, сама ведь на клавиатуру шлёпнулась! — набранную ерунду, — и несколько смущённо косится то на первого, то на второго.

— А можно я лягу поспать часика на два-три? Тут осталось-то немного, можно и безо всякого продления управиться; но вырубает стра-ашно... — будто в доказательство жертва широко зевает и трёт слезящиеся глаза.

— Коне-ечно! — тянут дедлайны. — Только будильник не забудь поставить, а то если проспишь — мы церемониться не станем! — на всякий случай они демонстрируют зубы, для пущего устрашения расположенные аж в два ряда. Чего только ни сделаешь, чтобы замотировать других работать! Не пинки же раздавать, в самом-то деле, что за насилие на рабочем месте...

Жертва что-то тыкает в своём телефоне, сверяясь с компьютером, и, кивнув, переползает со стула на кровать — почти в прямом смысле переползает, согнувшись в три погибели; видать, спина затекла от долгого сидения. Дедлайны бы даже массаж предложили сделать, но массаж — совсем не по их части, им вообще жалеть своих жертв не положено, только пугать и подгонять. Но как тут не пожалеть, когда оно — вот такое? Нельзя же быть зверем больше, чем ты есть.

— Разбудите меня, если что, — уже где-то на границе между сном и явью бормочет жертва.

— Обязательно! — в два голоса обещают дедлайны.

— Как за бочок укусим — так сразу проснёшься, — зловеще заверяет первый.

— А то и не за бочок... — усмехается второй. — Есть у нас один тип...

Жертва, кажется, ничего этого уже не слышит, потому что от усталости вырубается мгновенно. Первый склоняется над ней, прислушиваясь к мерному дыханию, — и пожимает плечами:

— Что будем делать «часика два-три»? Донимать-то болтовнёй больше некого.

Второй задумывается на мгновение, впивается взглядом в потолок, так что с того аж штукатурка осыпается, и заявляет:

— Пойдём несколько уменьшать её запасы чая. Надо же платить за наше милосердие!

— И то верно! — соглашается первый.

И, подхватив все четыре кружки со стола, дедлайны плавно перемещаются на кухню — на этот раз не превращаясь в туман, потому что взаимодействие тумана с кружками может быть крайне плачевным.

Запасы чая у жертвы не то чтобы богатые, но если заваривать по одному пакетику на двоих, то часа на два-три как раз хватит, — ещё и останется, что жертве по пробуждении заварить. Дедлайны намывают кружки, включают электрический чайник и только устраиваются на табуретке (одной на двоих, конечно), как со стороны окна, или стен, или потолка — или даже всего сразу раздаётся угрожающее рычание:

— Вот я кому-то сейчас уши оторву!

Дедлайны, ойкнув, падают с табуретки на пол и забиваются под стол; и уши руками прикрывают, чтобы пришлось потрудиться, прежде чем их оторвать.

В кухне сгущается чёрный-чёрный дым, и из этого дыма медленно выходит кто-то большой, мохнатый и очень когтистый, если судить по его задним лапам. Дедлайны прекрасно знают, кто это такой, поэтому больше вжимаются в стену. Когда-то обещанное повидло из них до сих пор не сделали, но что мешает сделать повидло из оторванных ушей? Хотя бы на маленькое блюдечко да хватит.

— И не думайте, что я вас не вижу, — рычит большой, мохнатый и очень когтистый; и вдруг становится человеком в высоких чёрных ботинках и опускается на корточки перед столом. — Вылезайте, будем серьёзно разговаривать.

По его лицу видно, что разговор предстоит не просто серьёзный, а о-о-очень серьёзный. Поэтому дедлайны, выбравшись из-под стола на четвереньках, взмаливаются:

— Дозволь хотя бы чаю испить напоследок!

— Дозволяю! — властно взмахивает рукой человек в чёрных ботинках; а потом утыкается лицом в ладони и ворчит: — Устроили тут цирк, с вами даже не поговорить нормально...

И дедлайны, радостно подскочив с пола, преспокойно заваривают себе чай. Потому что человек в чёрных ботинках прячет лицо, чтобы никто не видел его широкой улыбки; и даже голосом злость как следует изобразить не может. А всего пару секунд назад был таким мохнатым, таким когтистым, что хотелось самим себя в повидло сварить.

— Не положено так, — наконец убирает руки человек в чёрных ботинках. — Никогда ещё дедлайны сами себя не отодвигали.

— Ну так мы будем первыми! — пожимают плечами дедлайны, отпивая чай из одной кружки вместо двух.

— Новые тенденции — это всегда хорошо! — важно заявляет первый. — Особенно когда клиенты это одобряют.

— Если клиенты это одобрят — начнутся разброд и шатание! — возражает человек в чёрных ботинках. — Дедлайны за приличную плату начнут сами себя сдвигать — и какой в них будет смысл?

— А вы говорите об этом только избранным клиентам, — советует второй. — А другие пусть и пребывают в святом неведении.

Человек в чёрных ботинках скребёт переносицу и ухмыляется:

— Лучше мы не скажем об этом никому. А тем, кто проболтается, я отрежу языки — уж будьте уверены, — и он со зловещим блеском в глазах изображает пальцами такие острые ножницы, что дедлайны, поморщившись, вцепляются в одну кружку на двоих.

— Так и быть, — соглашается первый, — никому не скажем.

— Никому не скажем, — поддакивает второй, — так и быть.

Человек в чёрных ботинках на всякий случай грозит кулаком — обоим сразу — и, растворившись в чёрной дымке, утекает сквозь тонкую щель в окне. Дедлайны восхищённо присвистывают: сами они, конечно, умеют становиться туманом, но до такого мастерства ещё далеко.

И теперь, когда все вопросы наконец улажены, дедлайны расстёгивают пальто, чтобы не умереть от жары, и принимаются за то, чем собирались заняться, — начинают методично уничтожать стратегические запасы чая.

Конечно, все не уничтожают: объёмы желудка и совесть не позволяют; зато попутно крадут немного печенья, конфет и солёных огурцов — и прекрасно коротают три часа в ожидании трезвона будильника. А тот орёт так, что с другого конца квартиры слышно, — вот только жертва голову от подушки не отрывает, даже не морщится. Прямо хоть за бочок кусай.

Дедлайны склоняются над ней, переглядываются и шипят в самое ухо:

— Девочка-девочка, дедлайн нашёл твою квартиру, уже в дверь стучит! Поторопись, а то сожрёт со всеми потрохами!

У жертвы, несмотря на недосып, стальные нервы: она и тут умудряется не вздрогнуть, а всего лишь разлепить глаза — чуть менее красные, но всё такие же опухшие.

— Проект тебя заждался, — поторапливают дедлайны в два голоса. — Надеемся, теперь у тебя хватит сил закончить его за два часа.

Жертва в ответ зевает, выбирается из-под одеяла и, что-то бурча под нос, подсаживается к компьютеру — а дедлайны забираются под одеяло, из вежливости сбросив ботинки и пальто, натягивают его до самого носа и бормочут смущённо: — Мы там чай заварили, чёрный. Даже если сладкий не пьёшь — в этот раз выпей, пожалуйста; а кофе пока не травись, лучше закончи и отоспись как следует...

Жертва оборачивается на мгновение — и дедлайны, хитро прищурившись, подносят пальцы к губам.

Не обязательно всем знать, что не так страшен дедлайн, как его малюют.