Не будем, Таня, тратить жизнь на плач по мячику. Купи другой и пусть лежит, тобой оплаченный… А тот, оплаканный давно, — забудь и вычеркни. Он был похож на полный ноль до неприличия, он был как прочие мячи — непримечательный, среди других неразличим… Ну что ж ты плачешь-то? Да ладно, было б по кому, Танюш, ну что же ты? Пустой — ни сердцу, ни уму, почти ничтожество… Любила? Знаю. Ну и что? Жизнь продолжается. Носить водицу решетом — достойно жалости. Он не утонет без тебя — уже проверено. Такие часто норовят отплыть от берега, пропасть из виду, а потом причалить заново, и — вот он, к подвигам готов, резина драная…
Прости, я снова сорвалась — я ж не железная. Но я не дам тебе гулять по краю лезвия, поверь, я знаю, что к чему — побыто-пожито. Как накурили — всё в дыму… Боль — штука сложная: сегодня есть, а завтра — нет, и как и не было… Останься с ней наедине напротив зеркала, поговори о мелочах, не вздумай каяться. Ты можешь даже помолчать — какая разница. И боль отпустит и пройдёт. Чуть позже, может быть… Так потерпи же, ё-моё, ну что тут сложного… Танюш, такая полоса — сплошные рытвины. Давай ещё по пятьдесят? Налито. Выпито. Знать, где б соломку подложить, — упасть помягче бы…
Не стоит, Таня, тратить жизнь на плач по мячику.

© Анна Рубинштейн