ДНЕВНИК ГЕОРГИЯ ЭФРОНА 27 июля 1940

25-го была таможня. После тщательного осмотра мы получили все наши вещи, кроме 4-х ящиков с книгами и двух сундуков с рукописями, которые проходят специальный осмотр. Получили 6 сундуков и 1 мешок, битком набитые всякими вещами. Там есть для меня костюм, кожаное пальто, готовальня, множество белья, хороший портфель… Конечно, эти вещи занимают много места. Но нечего делать. Мать беспокоится насчет своих рукописей и книг и насчет того, что продавать из вещей.

Вчера, 26-го, мы пошли вносить передачу, как сказал нам человек из окошка передачи. Сестре передачу приняли, а отцу — нет. Мать сказала о том, что ведь «передатчик» обещал принять от нее 26-го передачу, на что он ответил, что у отца еще есть 300 рублей, «как говорит начальство». Что это за штука? Вчера встретился с Митькой, чтобы окончательно с ним порвать. Он мне рассказал о заявлениях Алеши Ирине, но в различии от Мули, который передавал, что Аля обвиняет Алешу и семью Львовых в «антисоветских разговорах», Митька мне рассказал, что Аля обвиняла Алешу в шпионаже, предательстве — критике конституции, а также и в антисоветских высказываниях. Якобы Алеша все эти обвинения сумел отбросить, и тогда (все по Митьке) ему предложили дать показания против родителей, но он отказался, и именно за этот отказ получил 8 лет. Митька или врет сам от себя, перевирая версию Ирины; или Ирина ему рассказывает такую версию, а Муле другую. Скорее всего, Митька сам навирает. Митька, развивая «искусные теории», говорил, что Алю арестовали нарочно, чтобы «потопить Львовых», но не мог объяснить почему, в таком случае, арестовали отца и Милю. Он здорово зол на Алю и говорит, что, так как он с ней был всегда в отличных отношениях, тем ему и тяжелее и т.п. Он, конечно, ненавидит Алю (теперь). Он сделал попытку оклеветать ее и уронить в моих глазах, дав понять, что из-за нее и арестовали отца. («Почему отца арестовали после нее?») Я дал ему понять, что в этом деле виноваты только Львовы; что они оклеветали сестру, потом отца, и что когда те сами дали показания о них, то Львовых и арестовали. Все эти милые предположения мы преподносили в виде «теорий» о причинах дела, но было ясно, что каждый верит только в свои предположения. Не знаю, может быть, я сделал большую ошибку и оплошность, сообщив Митьке предположения о клевете его родителей (т.е. Н. Н., Ник.Андр. не его отец)? Не знаю. Во всяком случае, он тоже мне сообщил предположения о клевете Али на его семью, так что если он будет болтать, я тоже смогу кое-что сообщить. Алешу судили особым совещанием, и он получил 8 лет, т. е. максимум в ОСО (Семен Исакович говорит, что 8 лет — максимум в ОСО). А Митька хвастается, что Алеша получил «мало». Я не мог Митьке сказать, что я слышал, что Аля обвиняла Алешу и всю семью Львовых в антисоветских разговорах (я это узнал через Мулю, и Митька не должен этого знать). А Митька утверждает, что все обвинения Али были опровергнуты, потому что у нее не было доказательств, и что Алешу сослали на 8 лет только потому, что он отказался дать показания против Н. Н. и Н. А. Чья же версия правильная, Мулина или Митькина? Митька никак не мог понять, почему я решил больше с ним не встречаться. Он говорил, что я «боюсь» и т.п. Но мне наплевать. Действительно, он может угодить, как Алешка. Х.. с ним. Мы с ним расстались, когда начинал накрапывать дождь и над головами были мерзкие грозовые тучи. Митька все время ходил за какой-то «демимонденкой»1, и мне это надоело. Он попробовал было, чтобы я ему отдал «en souvenir de notre amitiй passйe»2 книжечку Блока «12», которую я только что купил, но я ему не дал. В общем, было довольно тяжело так расставаться. Но нечего делать, так нужно для спокойствия будущего. Конечно, изредка я с ним буду встречаться, но не так часто, как раньше. Кроме того, пролитие света на то, что Аля обвиняла Алешу и его родителей, нас в известной степени разъединяет с Митькой. Он дал мне для матери книжку «Rainer Maria Rilke: Briefe an einen jьngen Dichter». Мне было неприятно брать у него эту книгу — раз я с ним разрываю… Да, это тяжело, но раз нужно… А история с папой меня очень интригует. Барский не думает, что нам морочат голову. Странная штука! Мы скоро пойдем в прокуратуру: это единственный способ избежать не заметить окончания следствия. Барский говорит, что раз следствие ведется, то никакого адвоката брать сейчас нельзя. Лишь бы не упустить момента, когда следствие закончится и когда автоматически будет или суд (где можно брать адвоката) или ОСО (где адвоката брать нельзя). Я продолжаю упорно думать, что как отец, так и сестра будут в конечном исходе этого дела освобождены, а Львовы сосланы. Интересно, отберут ли у нас на таможне какие-нибудь книги и рукописи? Сегодня один мамин новый знакомый, который коллекционирует ее вещи, должен поговорить с Павленко (исполняющим обязанности председателя ССП) по поводу этих книг и рукописей. Муля говорит, что завтра или послезавтра он должен будет осмотреть эту мифическую комнату на Сретенке. Интересно, где мы будем жить. Сегодня должны продлить (или не продлить) нашу прописку здесь до сентября. Я сегодня должен добиться увидеть или узнать, где можно увидеть Верину знакомую учительницу, которая мне, может быть, поможет с этой 110-й школой. Потом я должен (когда, не знаю) достать справку из домоуправления, что я здесь живу, и привить себя от оспы (где, не знаю). Слушаю «Юдифь» Оннэггэра.

 

http://1001.ru/books/efron/issue87/