Мой очень старый рассказ о любви.

Наивный, но светлый. 

 

Море разбивало о прибрежные камни холодные воды, разлетавшиеся хрустальными брызгами. Шумел ветер, играя моими волосами и одеждой, но я не обращал на это никакого внимания.

Я и скрипка, скрипка и я... каким- то образом мы ухитрились стать единым целым, и если бы кто-нибудь сейчас посмел сказать мне, что я и эти струны – не одно и то же, что звук, летящий над скалами, не моя душа, я бы рассмеялся ему в лицо. Ведь это действительно смешно.

Взмах смычка, и струны издают красивый, завораживающий звук, пронзительную и яркую песню, напоминающую мне журавлиный крик. Я очень любил приходить на этот утес вместе со своей подругой о четырех струнах, и мог стоять так весь вечер, играя, импровизируя и создавая. Мне казалось, что это волшебно. Скажите, разве это действительно не волшебство? Не думаю, что кто-то не кивнет мне.

Я очень любил этот утес еще и за то, что здесь находил столь ценимое мною уединение. Здесь я мог побыть наедине с ветром, послушать шум волн и почувствовать тепло солнечных лучей на своем лице. Здесь никто не мог меня найти, и никто не знал, что я люблю здесь бывать, отдыхая от дел, свалившихся на меня после смерти отца.

Однажды все изменилось. Я не знаю, как она нашла меня, но девушка словно появилась из воздуха. Встала рядом со мной, слушая игру, и радостный ветер заставил затрепетать и ее волосы, и платье, струящееся по тонкой фигуре. Когда я закончил, она присела рядом на теплый, нагретый за день солнцем камень. Закинула ногу на ногу и взглянула на меня глубокими и проницательными темно-синими глазами, которые ей так шли. Я молчал, не спрашивая ни о чем, и просто смотрел на нее, словно очарованный мгновением.

- Ты прекрасно играешь. Я никогда не слышала такой музыки, - сказала она, поправив прядь длинных, медово-золотых волос, ярко выделявшихся на бирюзовом шелке.

- Я просто вкладываю в нее душу, - я посмотрел на скрипку и бережно провел по ней пальцами. – Сыграть тебе что-нибудь?

- Не надо, - синие глаза на миг прикрылись, но вскоре она взмахнула черными ресницами. – Лучше спой.

- Я не умею. Давай я лучше все-таки сыграю, - я взметнул смычок, но она остановила мою руку одним изящным движением. Кинула на меня внимательный взгляд.

- Я не люблю, когда мне так неумело лгут.

- Но я не лгу.

- Ты просто сам не осознаешь этого. Спой мне о дальних странах и путешествиях. Пожалуйста, - она подтянула колени к груди, и золотистые волосы рассыпались по спине и плечам.

Я не смог ей отказать, даже зная, что не смогу выдать ни одного чистого звука. На миг вспомнилась песня сочиненная недавно, и я вдруг запел. Мне показалось даже, что я слышу не свой голос – настолько он был чист и силен. Странно...

Я действительно пел, о дальних странах, о том, как где-то далеко-далеко встает за холмами солнце, и как идет там тихий дождь, шелестя в ветках деревьев. Я пел о том, где когда-то был сам, и она слушала, не прерывая меня. Ничего не говорила и лишь улыбнулась, когда я закончил. Смахнула с лица прядь.

- А ты говорил, что не умеешь петь. Бессовестный лгун.

- Я думал, что не умею. Как тебя зовут? – спросил я, глядя на лицо с немного неправильными, но от этого еще более красивыми, изящными и необычными чертами.

- Какая разница? – она удивленно на меня посмотрела. Кинула быстрый взгляд на часы, висящие у нее на шее пристегнутыми к тонкой цепочке. Вздохнула. – Мне уже пора. Пока.

Она встала с камня и побежала прочь, не дождавшись ответной фразы. Ветер трепал бирюзовое платье и золото рассыпавшихся по спине волос.

Я улыбнулся. На секунду прикрыл глаза, а когда снова посмотрел вдаль, ее уже не было.

- До встречи, - тихо, словно боясь, что кто-то услышит, сказал я ветру, подхватившему мои слова.

 

На следующий день она пришла опять. Так же села на камень, обняв колени, и молча слушала, не прерывая мою игру.

- О чем тебе спеть сегодня? – поинтересовался я, снова присаживаясь рядом. Она задумалась.

- Не нужно петь.

- Я все-таки убедил тебя насчет своей бездарности в этой области? – я понимающе усмехнулся.

- Нет.

- Кто ты? – опять задал я вчерашний вопрос.

- Это неважно.

- Не хочешь узнать мое имя? – спросил я, и тут же подивился своей наглости.

- Не хочу, - честно призналась она. Синие сапфиры глаз внимательно на меня посмотрели. – Потому что не хочу вспоминать только имя. Пройдут годы, и ассоциации, связанные с именем, забудутся. Я даже не вспомню, кто это был. Лучше я буду называть тебя, - она помолчала несколько секунд, - Бардом, Который Думал, Что Не Умеет Петь.

- Бард? – я попробовал новое имя на вкус и провел смычком по запевшим струнам. Отложил скрипку, аккуратно опустив ее на черный бархат футляра. – Пожалуй, мне нравится, Умеющая Убеждать Красавица, Любящая Музыку.

Она едва заметно покраснела.

- Откуда ты узнала, что я прихожу сюда играть? И как ты меня нашла?

- Понимаешь, - она опустила глаза, рассматривая свои руки. Браслет-цепочка на запястье тихо звякнул, - ты просто меня раньше не видел. Я давно прохожу сюда, наткнувшись совершенно случайно. Раньше я сидела вон там, и ты меня просто не видел, - она махнула рукой вдаль, где громоздилось довольно большое количество камней. За ними как раз было очень удобно прятаться от нежелательных взглядов.

- И почему же ты решила выйти? – вот тебе и нашел уединение... впрочем, я ни капли не злился на нее. На Красавицу было невозможно злиться, и первые лучики раздражения гасли при одном случайно брошенном на нее взгляде.

Странно – но с ней я чувствовал себя просто мальчишкой.

- Я подумала, что человек, сочиняющий такую музыку, не может не сочинять хорошие песни. – она встала с камня и поправила юбку, на этот раз серебристо-серую, расшитую разноцветными шелковыми нитями.

- Почему ты решила, что я сам сочиняю музыку, которую играю? Может быть, я просто исполняю написанные кем-то ранее композиции?

- Если бы они были написаны не тобой, то звучали бы по-другому, - вздохнула она и посмотрела на меня так, как смотрят на непонятливого ребенка.

- По-другому? Как? – заинтересовавшись, я чуть подался вперед.

- Не так искренне, - сомкнув руки над головой в замок, она поднялась с камня и сделала изящный пируэт. Солнечные лучи заплясали по золотым волосам. – А твоей музыке я верю.

 

Она приходила так каждый день. Долго сидела, слушая музыку, просила сочинять ей песни. И никогда не рассказывала о себе.

Я не спрашивал, зная, что это бесполезно. Рассказывал ей о дальних странах и землях, в которых она не была, слушал серебристый смех и смеялся сам. Играл, пел... мы дурачились, как малые дети, и она упорно называла меня Бардом. Не оставаясь в долгу, я звал ее Красавицей, и она краснела и смущалась, пряча вспыхивавшее лицо за золотой гривой.

Я понял, что влюбился как мальчишка. И почему-то не говорил ей. Наверное, просто боялся, что она уйдет и никто больше не сможет нарушить столь любимое мной одиночество, которое я как-то сразу перестал ценить.

 

Она поднялась я мягкой травы, на который мы сидели, разговаривая, и, видимо, решила уйти, но я внезапно удержал ее за руку.

- Подожди, - тихо попросил я, чувствуя, что она невольно переплела наши пальцы.

- Мне пора. Я не хочу, чтобы они волновались.

- Кто?

- Моя семья, - она немного неохотно опустилась рядом со мной. Внимательно посмотрела мне прямо в глаза. – Мне нужно, правда. А две минуты все равно ничего не решат.

- Решат, - я слегка улыбнулся и все-таки не удержался.

Ее губы были пряными на вкус. Зря я боялся. Она не отпрянула, наоборот, прижалась, словно чего-то боясь. Провела рукой по моей щеке и, оторвавшись, снова встала. Помахала рукой и пошла прочь. Я улыбнулся и убрал скрипку в футляр. Солнце блестело на ее волосах, раскрашивая их в разные оттенки.

 

Я не заметил, как она пришла – когда я обернулся назад в поисках футляра от скрипки, она уже сидела на примятой траве. Девушка улыбнулась, приветствуя, когда я опустился рядом.

- Я скучала, - вдруг сказала она. Почему-то немного смущенно – видимо, было не уверена в моей реакции.

- Я тоже, - я провел рукой по ее щеке. Поцеловал, а потом сел на камень, закинув ногу на ногу. – Можно сыграть тебе мое новое произведение? Написано вчера.

Музыка полилась сама собой, как только смычок коснулся натянутых струн. Странно, я и не ожидал от себя такого вдохновения... по мере исполнения мелодии я поменял несколько мест, улучшив ее, и краем глаза заметил, что Красавица наблюдает за моей игрой, не отрываясь. И слушает, внимательно и словно бы вникая в суть музыки. Надеюсь, что так оно и было, потому что музыка была о любви.

Без слов, но отражала саму ее суть – веселая и грустная, пронзительная, как крик чайки, оставляющая на губах чуть горьковатый привкус, а в душе – запах цветущих весенних цветов. Странное чувство и странная музыка... медленная и быстрая, громкая и тихая, яркая, похожая на теплый летний ливень – то он льет как из ведра, а то вдруг переходит в легкий накрапывающий дождик.

Музыка подходила к концу, и девушка встала. Подошла поближе. Я не успел заметить, когда скрипка мягко опустилась в траву, а я притянул к себе Красавицу, потянувшись к ее губам. Она была не против, и ничего не сказала и не сделала даже тогда, когда я вынул шпильку из ее волос, заставив их рассыпаться по плечам пушистыми локонами.

Расстегнула мою рубашку.

- Не боишься? – прошептал я ей на ухо, прижимая девушку к себе и аккуратно расшнуровывая платье.

- Я потом буду думать, - разноцветный шелк легким облаком опустился к ее ногам, обнажая фигуру. Моя наконец расстегнутая рубашка полетела куда-то вниз, отброшенная изящной рукой, и эта самая рука неуверенно провела по моей груди.

Девушка вздрогнула и покраснела, когда кончики пальцев коснулись ее голых плеч и заскользили ниже, очерчивая изгиб фигуры. Я притянул ее ближе, вдохнув цветочный запах.

- Не бойся.

- Я не боюсь, - она еще раз поцеловала меня.

Не знаю, солгала она или нет, но, по-моему, ей было немного страшно. Непроизвольно она думала о том, что сказала бы ее семья, узнай она об этом, я чувствовал это. И она сомневалась в том, правильно ли поступает, и вместо того, чтобы расслабиться, находилась в напряжении.

- Не думай, совсем. И расслабься.

Ее сердце билось так сильно, что рукой я чувствовал каждый его удар. Она боялась. Она волновалась.

Но она улыбнулась.

 

Красавица потерлась своей щекой о мою и еще крепче прижалась ко мне. Закат оставил на ее щеке красноватый отблеск, и она зажмурилась, поймав глазами луч солнца.

Она сидела у меня на руках, в накинутой прямо на голые плечи моей же рубашке, и вертела в руках яркий сорванный цветок. Думала, и, наверное, жалела о том, что было.

- Все хорошо? – уточнил я, заправляя ей за ухо прядку. Девушка подняла на меня взгляд.

- Думаешь, что я раскаиваюсь в опрометчивом поступке? – усмехнулась девушка. – Нисколько, и нисколько не жалею.

- Я люблю тебя.

- Знаю, - ответила она со свойственной ей прямотой. Взглянула на часы, с которыми никогда не расставалась. И с вскриком вскочила, начав одеваться со скоростью молнии.

- Что-то случилось? – я лениво накинул рубашку, благо, штаны уже были на мне, и потянулся.

- Я уже должна быть дома, - она повернулась ко мне спиной и попросила: - Можешь зашнуровать?

- Конечно. У тебя в семье такие строгие правила?

- Дело не в этом. Сегодня торжественный ужин, - подняв шпильку, она вновь соорудила прическу. – И я не знаю, смогу ли прийти завтра – на весь день назначены мероприятия, и я не уверена, что смогу освободиться. До встречи.

Чуть наклонившись, она поцеловала меня на прощание и умчалась быстрее ветра. Я только покачал головой ей вслед. Застегнул рубашку и поднял скрипку, убрав ее в футляр. Да, дела... за последнее время их накопилось много и у меня.

 

Она появилась только через три дня. В этот раз я не играл – просто сидел на нашем любимом камне, и думал о своем, когда услышал шорох травы за спиной. Обернулся.

Красавица стояла чуть поодаль, и темно-зеленое платье с серебряным шитьем трепетал шутник-ветер. Волосы, прижатые затейливой диадемой, казались золотыми нитями.

- Здравствуй, - поздоровался я, поднимаясь. И только сейчас заметил, что она плачет. – Что случилось?

- Я... – она на секунду осеклась, стирая со щеки мокрую дорожку. – Я пришла попрощаться.

- Что?! – я в один прыжок достиг ее. – Почему?

- Меня выдают замуж, помолвка назначена на послезавтра - глухо произнесла она, опуская голову. – Свадьба через две недели, и эти две недели я должна постоянно проводить с будущим мужем.

- Все время?

- Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Ночью меня не выпустят из дома, - она замолчала, а затем, поддавшись внезапному порыву, прижалась ко мне. Я осторожно, но вместе с этим крепко обнял Красавицу. Коснулся губами волос, пахнущих цветами.

Нет. Все не должно так заканчиваться. Вот так – только что начавшись, не дойдя даже до середины. Произведения не обрывают на половине, но в данный момент произошло именно это.

- Сейчас мне пора идти – я отпросилась буквально на полчаса. Бард, - она подняла голову, и я встретился взглядом с темно-темно синими глазами, полными слез. – Как тебя зовут?

- Разве это имеет значение? Ты же сама говорила, что не хочешь его знать.

- Все изменилось.

- Лучше скажи свое, - кончиками пальцев я коснулся ее мокрой щеки.

- Зачем?

- Скажи, прошу.

- Селеста тар Олант. Мне пора идти. Прощай, - она прижалась ко мне на мгновение, а затем отпрянула и пошла прочь. Со спуска оглянулась, поймав воздушный поцелуй, и отправила то же самое назад. Опустив голову, она побрела в город, а я снова сел на камень, подперев подбородок рукой.

Все складывалось слишком неудачно.

 

Не обращая внимания на проходивших мимо людей, я шел по городу. Вернее сказать, даже не шел, а почти бежал. Летел. Люди оборачивались мне вслед – видимо, еще никогда и ни у кого не видели такого выражения лица.

Мне было все равно, что они обо мне думают – я спешил к большому дому, сложенному из зеленоватого, с темными прожилками мрамора, стоящему недалеко от главной площади. Ведь не так далеко от моего дома... и почему я ни разу не видел Селесту? Тар Олант – достаточно влиятельная семья, и я просто обязан был видеть сестер тар Олант на официальных мероприятиях и приемах. Может быть, все-таки не следовало уходить с большинства из них, не дождавшись даже середины? Впрочем, что сейчас гадать об упущенных возможностях, если нужно было думать раньше?

Я ворвался в спокойный и даже слегка надменный дом, распугав всю прислугу. С возгласом: “Мне очень нужно, правда!” – промчался по пустынным залам во внутренний двор, едва не вышибив плечом ведущую туда дверь.

Двор, утопающий в цветах, был полон родственников двух семей. Да, все, как и положено по обычаю – сначала помолвка объявляется в узком семейном кругу, и лишь затем (во время какого-нибудь торжества) о ней сообщается всем.

Кажется, я все-таки успел – во всяком случае, отец Селесты едва успел открыть рот, чтобы начать. Мое появление явно ошарашило всех, и в первую очередь саму Селесту, стоящую с совершенно подавленным и безрадостным видом, хотя ей полагалось улыбаться и радоваться – ее жених являлся одним из богатейших людей города. Впрочем, ему, кажется, было абсолютно все равно, на какой из трех сестер жениться, ведь главным было желание породниться с этой семьей. Как старшая, Селеста не могла отказать ему без веской причины. Такой, как уже имеющаяся помолвка, например.

Полтора десятка пар глаз направили на меня удивленный и ничего не понимающий взгляд. Я перевел дыхание и внимательно посмотрел на главу семейства – Августа тар Оланта, смотревшего на меня немного сердито и раздраженно.

- Что вы себе позволяете?

- Прошу прощения за мое несвоевременное вторжение, но у меня были веские причины на то, чтобы сделать это, - я кинул на Селесту красноречивый взгляд. – И эта причина – ваша дочь.

- Прошу забыть вас об этой причине, поскольку моя старшая дочь обручена, - лицо Августа немного нахмурилось.

- Насколько я понимаю, еще нет. Так можно повременить с помолвкой? К тому же, я думаю, любая из сестер тар Олант будет рада выйти замуж за сиятельного лорда тар оле-Иорта.

Август растерянно замолчал, в упор меня рассматривая. Лорд тар оле-Иорт не говорил ничего, также вперившись в меня глазами. Судя по всему, они оба пытались понять, какого лешего я тут забыл и откуда знаю Селесту, если (и они могли поклясться) ее никогда не замечали в моем обществе нигде.

Красавица решила не медлить. С силой вырвав свою руку из руки лорда, она подбежала ко мне. Обняла, прижавшись как тогда, на утесе, и потерлась своей щекой о мою. Я сомкнул руки на тонкой талии девушки. И мне показалось, что все здесь присутствующие сейчас упадут в обморок прямо на том месте, где стоят или сидят – я прекрасно знал о правилах поведения, не разрешающих незамужним и даже помолвленным девушке и мужчине сокращать положенное между ними приличествующее расстояние – десять сантиметров.

Август мог сейчас совершенно спокойно сказать, что я опорочил честь его дочери. К его собственной чести, он так не сказал. Только развел руками, с виноватым видом глядя на лорда. Мол, так получилось и я ни в чем не виноват. Все-таки он очень любил свою дочь.

- Это означает “да”? – я повернулся к Августу, продолжая обнимать Красавицу.

- Что “да”?

- Вы согласны отдать руку своей старшей дочери мне?

На этот раз кивнул почему-то лорд. Август помедлил, стараясь разложить сплетенные в один клубок мысли по полочкам. Мне показалось, что все присутствующие здесь окончательно запутались в ситуации. Мать Селесты, кажется, была уже на грани сердечного приступа.

Август тар Олант помолчал. Посмотрел на лорда, который не говорил ни слова. Впрочем, лорд почему-то был согласен. Средняя дочь лучилась счастьем – отказ Селесты означал только одно – что скоро она получит имя тар оле-Илорт. Лорду и в самом деле было все равно.

- Но ведь если я не дам согласия, она сбежит из дома, - философски заметил глава семейства,, пожимая плечами. Вяло махнул рукой.

- Пойдем, - я взял Селесту за руку.

- Куда? – судя по всему, она до сих пор не верила.

- На прогулку. Никто ведь не против?

Никто не был против. Лорд уже делал предложение средней дочери, не желая отказываться от выгодной партии. Странный он человек... другой на его месте наверняка начал бы кричать и вызвал бы меня на дуэль.

- Наверное, ты сумасшедший, - заключила Селеста, когда мы вышли из дома на улицу.

- Почему? – удивился я, отбрасывая с лица волосы.

- Другой на твоем месте вряд ли бы стал вот так... врываться.

- Я композитор, - спокойно сказал я, посмотрев на нее. – И я Бард, Думающий, Что Не Умею Петь. Я не другой, и поэтому я осмелился. Впрочем, нам еще с твоим отцом объясняться...

- Ничего, это же будет не сейчас. И потом – ты прекрасно знал, на что себя обрекаешь, - она засмеялась, а потом вдруг посерьезнела. – Ты что, действительно серьезно?

- Я похож на вечного шутника? – я усмехнулся, проводя рукой по ее волосам.

- Нет, - она улыбнулась и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала меня. Отстранившись, окинула внимательным взглядом и спросила: - Может быть, все-таки назовешь свое имя? Или мне называть своего будущего мужа Бардом?