– Развели обманок по всему миру, пойми, где настоящий гадюшник спрятался.
Орлов собою зело недоволен.
– Учил же Олень, показывал, так нет. Пижон, и дети мои, если только найдётся дура, которая захочет от меня рожать, дети тоже будут пижонами.
Граф отдыхает в кресле после очередного беспамятства и себя не щадит, честерит всячески, даже непечатно. Снова он проморгал момент атаки и вылетел из всех уровней сознания. А теперь приходил в себя. Кресло, в котором он сидит, больше напоминает электрический стул. Он никогда не видел электрического стула, но полагает, что тот должен выглядеть именно так. Эти болваны опять затащили его в клетку, правда вместе с этим стулом. Он вдруг некстати, пардон, заржал: иначе смех, что он выдал, и не назовёшь. А смех был вызван мыслью о том, что евреи, как и русские, могут дважды на одни и те же грабли наступить. Иначе не посадили бы его в клетку снова. Вырубаться надолго он больше не собирается, хоть и лупит его некто посильнее всей шайки Магистра. И теперь создалась патовая ситуация: они боятся войти в клетку, а он не может из неё выйти, не ослабив ментальной защиты. И только ругает себя после очередного нокдауна, из которого он выползает с гудящей головой и после которого его, как и после любой хорошей вздрючки, мутит. И пока убогие гадают, чего это он ржёт, Граф напрягает соображалку:
– Что там твердил Олень насчёт перехода на другие психофизические уровни? Ощутить тепло солнечного сплетения и тяжесть подбрюшья. Так – ощутил. При ментальной атаке замедлиться: пульс, обменные процессы, дыхание. Образовавшаяся лакуна во времени позволяет перебросить большую часть энергии дох в солнечное сплетение и подбрюшье. Если они атакуют мозг, то ты уходишь в нижние вегетативные этажи. Ударили туда – возвращаешься обратно. Пятнашки. И всё время готовь атаку. Одну – другой не будет. Ты изучаешь их, они – тебя.
Граф ещё раз прогнал весь процесс, но сквозь подсознание, чтобы довести всё до автоматизма. Сделал глубокий вдох. Поехали.
Следующую атаку он снова пропустил, но часть доха в подбрюшье все-таки перенёс…и в первый раз не потерял сознание даже на миг. Хотя вид сделал, что как раз потерял. Даже фон закрыть сумел и теперь сквозь опущенные, как учил Олень, веки наблюдал и слушал.
– Мессир Габриель , – голос Магистра звучит вкрадчиво, – чего вы ждёте, он снова отключился.
– Атаки, – голос идёт слева.
Граф напрягает внутренний взор и видит подобие трона. Вспоминает Каббалу.
– Архангел последнего, низшего уровня. И всего-то! А гонору как у Серафима. Разве что чей авеша? Погоди, дай отдохнуть и приладиться. Будет тебе атака. Однако, пора «выползать».
Граф открывает глаза и, теперь уж откровенно, разглядывает сидящую у трона амфитеатром публику. Находит Спикера со свезённой черепом физиономией и издевательски подмигивает ему.
– Ну и рожа. Кто это тебя так, Спикер?! Ужели я по беспамятству?! Виноват-с!
– Шут, – бурчит под нос Магистр, – Вы б его, Мессир, поучили чуток, невежу, а?
– А ты бы помолчал, – Граф чует приближение атаки, но виду не подаёт, готовится. – Или всё Египет не забудешь никак, Александрия покоя не даёт?
Оп! Он успевает подхватить атаку в последний миг, дох в солнечное сплетение, дох в подбрюшье, глазки закрыли. Молодец!
– По-моему, он отрубился, – это опять нудит Магистр. Врезать бы этому эрзац-ангелу, как когда-то Олень. Подождём, не время.
Подождём, – вслух повторяет за ним Габриель.
- Мессир занюханный.
Граф расслабленно отдыхает и не спешит лезть под новую атаку. Мессир, болван, воспринимает паузу по-своему.
– Вроде я его уделал.
Мессир доволен…и делает ошибку – снимает на миг контроль. Тоже устал. Граф вылетает из кресла, лупит собранным в сферу дохом прямо по трону. И прёт сквозь решётку, отбивая по ходу разрозненные выпады шайки Магистра.
- А Мессир-то – в ауте!
Выдирает из бронзового кольца светильник и лезет в амфитеатр.
- Только бы успеть!
По ходу вырубает Хана, ещё болван слева – получи! Трон – рядом, успел! «Клювом орла» добивает в физическом плане Мессира. Остальные разбежались. Граф делает несколько шагов по направлению к двери…и окончательно теряет сознание от физической немощи…
…Повеяло морским ветерком…Шелест листьев, птички поют… Граф открыл глаза – Буян! Наина на пеньке, носочек из собачьей шерсти вяжет. Где она собачью шерсть-то берёт? Вон лешакам навязала всякой всячины от ревматизма. Наина Киевна повернула к нему голову.
– Проснулся, болезный. И когда ты только уймёшься. Года ведь не проходит, чтобы ко мне не попал. В твои годы люди женятся, кучу детей заводят, а маги – кучу учеников. Где они, ученики твои, да и чему ты их научишь?
Под это безобидное бурчание Наина готовит отвар, а Граф, наконец, может оглядеться. Он лежит на подстилке из духмяного сена, накрытой попоной. Сам он тоже укрыт попоной, славно пахнущей растиркой и лошадиным потом. А лежит он под дубом, на свежем воздухе и, инстинктивно, ожидает гостей. Чтобы они рассказали ему, как он сюда попал. Потому что сам он ни шиша не помнит. Вот так!
Является Олень и всё сразу становится на свои места. Нашёл его и доставил сюда полковник. Успел. Из какого-то дворца припёр на горбу в пещеры, ну а далее известно. Спит он уж третьи сутки. Здоров, но весь в синяках, особенно рёбра, да кулаки свезены – обычное дело. Кагал притих, как и нет его. Старейшины хотят знать – что произошло между ним и Кагалом и вызвало полевые возмущения до уровня Архангелов.
Граф только жмурился аки кот на сметану. Отвёл-таки душеньку за прошлый пассаж в Александрии: уйти просто так, без мордобоя и разгрома, хоть и по просьбе Оленя, было тогда зело обидно! А вот теперь – порядок!..