Себя покорно предавая сжечь,
Ты в скорбный дол сошла с высот слепою.
Нам темной было суждено судьбою
С тобою на престол мучений лечь.

Напрасно обоюдоострый меч,
Смиряя плоть, мы клали меж собою:
Вкусив от мук, пылали мы борьбою
И гасли мы, как пламя пчельных свеч...

Невольник жизни дольней — богомольно
Целую край одежд твоих. Мне больно
С тобой гореть, еще больней — уйти.

Не мне и не тебе елей разлуки
Излечит раны страстного пути:
Минутна боль — бессмертна жажда муки!

Максимилиан ВОЛОШИН, Selva Oscura

Ища успокоения душе и пищу уму, брожу я часами в лабиринтах самоцветных россыпей киммерийского мага. Пропуская одни темы, задумчиво останавливаясь у отливающей тусклым бликом скучной банальности. "Не может быть,"- говорю я себе, вглядываясь в ровную серость протекающего уныло мыслепотока. Замираю, уже заражённый желанием возразить, разгневаться на небрежение этого чародея своему гению. Черчу прутиком разума на песке пробуждающейся фантазии каких-то химер, как вдруг...бессмысленная вязь линий, штрихов и многоточий обретает природу нечаянной находки и вскрика, да вот же оно! Всё в миг оживает, наливается содержанием: какая серость, какая унылая монограмма скуки? Каждая, едва наметившаяся грань дразнит, поблёскивает зазывно, пока ещё скупо, так иди и бери! И в который раз изумляешься ты безмерной щедрости этого таланта...
Но есть у него тема, которую не могу я минуть никак, где бы не наткнулся на неё. Это любовь. С первой строки холодеют в предвкушении блаженства члены, а искусанные в страстном волнении губы не в силах повторить за ним ни шаманских заклинаний, ни гипнотического призыва идти на этот испепеляющай огонь до конца, до последнего вздоха усталости или смерти. Но тут мы ровня, тут всё - кристалл, ясность полная: любовь иной и не бывает, если ты прям и частен перед ней и собою. Зато какой восторг, какое упоение знакомым чувством, прожитым некогда и тобой и вернувшимся бережно к его светлой голограмме. Нельзя возвращаться к былым любимым: к чувству, подаренному некогда ими - можно...