* * *
Смотрите в шахматную доску,
Как в зеркало тревог и бурь.
Как символично, как непросто
Передвижение фигур!

Полна решимости и гнева,
То наступая, то юля,
По полю скачет королева,
Спасти пытаясь короля.

Спасает девочка от двоек,
Когда стоит он у доски;
Жена спасает от попоек,
От дурости и от тоски.

Король (о, как вы все похожи!)
Сидит, ворчит, чего-то ждёт.
Он многое умеет тоже,
Но дальше клетки не пойдёт.

В далёкой древности и в эру
Космического корабля
По полю скачет королева,
Спасти пытаясь короля.

Ей всё заранее известно,
И в том числе судьба своя:
Должно погибнуть королевство,
Когда не станет короля.



* * *
Если б мы с тобою жили
На различных полюсах
Да к тому же говорили
На различных языках,
Жили в разные столетья,
В разных верили богов,
И вдобавок были дети
Ярых классовых врагов,
Да ещё б нас разделяли
Сто других причин, поверь,
Мы б друг друга понимали
Много больше, чем теперь.




* * *
Любимый мой ведёт меня на смерть.
Мне несколько шагов прожить осталось,
И я ещё пытаюсь рассмотреть
Его лицо – вдруг в нем возникнет жалость.

Но ощущенье времени остро,
И острием сужается пространство.
Любимый мой ведёт меня к метро,
И там, у входа, мы должны расстаться.

На тёплом эскалаторном ветру,
В толпе, в метро на площади Восстанья
Мне каждый раз казалось, что умру,
Как только мне он скажет: «До свиданья».



* * *
Вы спросите: сколько денег
Нужно иметь для счастья?
Отвечу я: две копейки,
В крайнем случае – пять.

За две – в телефонной будке
Услышу желанный голос,
За пять – я письмо отправлю
И буду ответа ждать.

А если за эти деньги
Мне не даётся счастье,
Знаю, что бесполезно
Цену ему набавлять.





* * *
В первый день на новой даче
Постучал ко мне спросонок
Пятилетний сын соседки
И спросил:
– Где ваш ребёнок?

Я смотрела удивлённо,
Ждал ответа он упрямо,
Повторил потом иначе
Свой вопрос:
– А чья вы мама?

– Мне играть, – сказал он, – не с кем,
Вы на мам других похожи… –
Я сказала:
– Я не мама. –
Он спросил тогда:
– А кто же?



* * *
Толпились во дворе военкомата
Внезапно повзрослевшие ребята.
Не только сыновья – уже сыны.
Шёл самый первый день большой войны.

А паренёк один стоял в сторонке,
Жалел, что не завёл еще девчонки,
Что далеко в селе осталась мать
И некому солдата провожать.

Но вдруг – судьбы знаменье или милость –
Старуха незнакомая явилась.
– Как звать тебя, сынок? – она спросила,
Потом вздохнула и заголосила:
– Хороший мой, красивый мой, кудрявый... –
И дальше – чтоб вернулся он со славой.
Так на земле, на русской, не положено,
Чтоб шёл солдат на битву непровоженным.

И, соблюдая старую примету,
Ему совала медную монету,
Чтоб тот, кто отправлялся в трудный путь,
Пришёл обратно – этот долг вернуть.

И, что-то повторяя на бегу,
Она махала вслед грузовику.

Тот день в неразличимом далеке,
А та монета на моей руке.
Я посмотрю, потом ещё взгляну.
С ней мой отец прошёл через войну.




* * *
Какой ребёнок – не художник,
Какой ребёнок – не поэт!
Для них занятий невозможных,
Талантов невозможных – нет.

Какая смелость, посмотрите,
Какая сила их ведёт!
Какой ребёнок – не строитель,
Какой ребёнок – не пилот!

Но с каждым часом он взрослеет,
И станет боязно ему,
И мысль мелькнет: «Вдруг не сумею?!»
И не сумеет потому.

И он узнает страх и трепет,
Боясь ошибок, он уйдёт,
И ничего потом не слепит,
И не станцует, не споёт.

Но, если снова захотелось
Припасть к подножью тех вершин,
Ищи младенческую смелость
На самом дне своей души.



* * *
Что нужно, чтоб пирог испечь?
Мука, вы скажете, и печь,
Да сахар, яйца, молоко.
Испечь пирог совсем легко.

Лишь было б только для кого
Испечь его.
А печь самой себе пирог –
Не дай вам бог!



* * *
Поэзия похожа на балет.
В том смысле, что плясать способен каждый,
кто музыку услышал хоть однажды,
и никакой премудрости тут нет.

Любой сумеет, в такт или не в такт,
переступать ногами по паркету.
И, глядя снисходительно на это,
кто из гостей сказал бы, что не так!

Нелёгок труд легчайших балерин –
уже немало сказано об этом,
но вечер танцев сравнивать с балетом
не посягнет, наверно, ни один.

Застольный поздравительный куплет
почти любой напишет, прочитает.
Поэзия над ним и не витает,
и тем она похожа на балет.




* * *
Пускай ромашка мне ответит
На тот единственный вопрос,
Который столько раз на свете
Ромашкам слышать довелось.

Она, подняв лицо бесстрашно,
Стоит среди прозрачных трав.
Я наклонилась за ромашкой
И распрямилась, не сорвав.

С тем, загадала о котором,
Я научилась понимать,
Как по цветным ходить узорам
И тех цветов не обрывать...



* * *
Такое, наверно, случалось когда-то и с вами –
¬Пропавшие вещи нередко находятся сами.
Особенно если другое найти вы хотели,
Находите то, что пропало на прошлой неделе.

Все поиски наши имеют нелепое свойство:
Кто ищет покоя, находит одни беспокойства.
Я знаю людей, что свободную ищут минуту,
И в поиске этом теряют года почему-то.

Когда вы и ждать перестали уже, то само
Придёт, наконец, в долгожданном конверте письмо,
Особенно если вы ждете другого письма,
Особенно если не лето уже, а зима.



* * *
Как будто на бумаге нарисована,
Стояла роща на моем пути.
Войти в неё казалось мне рискованным –
Там что-нибудь должно произойти.

Таинственно у пней кора цвела,
Закат румянил белые стволы,
И вся она была как декорация,
Лишь сказка не игралась до поры.

И я вхожу. Сейчас начнётся действие.
Пусть не сейчас, но скоро, шаг пройти.
Но почему вокруг то пень, то деревце,
А роща – как и раньше – впереди?

Иду-иду, и вот уж сердцу ропщется
На всё, что расступилось предо мной.
Вот так я и прошла сквозь эту рощицу,
Но так и не была я в ней самой.



* * *
Знал бы ты, каким бываешь
В дни разлук со мной!
Ходишь где-то и не знаешь:
Ты уже иной.
И в моей минуте каждой
Твой далекий путь.
И глаза болят от жажды
На тебя взглянуть.
И себя утешить нечем –
Нужен только ты...
Со второй минуты встречи
Плачут все мечты.
Наступает повседневность
Кухонных забот,
Убивающая ревность
И обидам счет.
Ты сидишь, не отвечаешь,
Сумрачный и злой...
Знал бы ты, каким бываешь
В дни разлук со мной!





СЫН

Две ладошки кверху тянет он,
Мы к нему подходим с двух сторон.
Мы ребенка за руки берем,
Кажется, что мы его ведем,
А на самом деле третий год
Мальчик наш меня с тобой ведёт.
А люблю тебя я или нет –
Ни вопрос не нужен, ни ответ.



* * *
Кривой кусок оранжевой пластмассы
Я на работу принесла с собой.
Его мой сын перед уходом в ясли
Доверил мне, в карман запрятал мой.

А на работе – то и это срочно –
Ещё одно прибавилось с утра:
Беречь обломок детского совочка,
На улице валявшийся вчера.

Боюсь, делами важными займусь я,
Про тайну позабыв на миг один,
И выброшу, принявши вдруг за мусор
Сокровище, что мне доверил сын.

Ребёнок будет огорчён пропажей
Всего минуту, но через года
То, что ему в то время будет важно,
Уже он не доверит никогда.




ДЕНЬ РОЖДЕНЬЯ

Я не верю, если скажут: на беду
Родилась ты в самый темный день в году.
В день рожденья в середине декабря
Поздно встанет леденящая заря.

Да, скажу я, нет в году темнее дней,
Только завтра будет чуточку светлей.
Снег идет, он нас засыпать насмерть рад,
Он не знает, что зима идёт на спад.

И крещенские морозы – что они,
Если с каждым днем светлее будут дни.
Родилась я в самый тёмный день в году,
Но обещан был мне свет. К нему иду.



* * *
В двадцать лет мы взрослые вполне,
Мы давно обходимся без мамы.
Мы их современней и умней,
А они отсталы и упрямы.

Тянут на круги своих забот,
Не пускают далеко от дома.
Но когда за тридцать перейдёт,
Начинаем думать по-другому.

Нам уже не так понятна жизнь,
Хочется опеки и совета.
И без мамы мне не обойтись,
Но она уже не верит в это.

Я спрошу, она отводит взгляд,
Так она боится лишним словом
В жизнь мою вмешаться невпопад...
Ах, как слушать я теперь готова!




* * *
В жилище нашем и темно, и тесно.
Кроватке детской всё ж хватило места.
Хоть мы и знали, что жилье похуже
Теперь едва ли можно обнаружить.
Мы столько недостатков видим в нем.
А для ребёнка это просто Дом.
Единственный, прекрасный и надёжный.
Ему представить лучше невозможно.
В жилище нашем и темно, и тесно,
Но двум кроваткам детским хватит места.




ПЛАЧ ПО РАЗБИТОЙ ЧАШКЕ

Три коричневых медведя
Нарисованы на чашке.
Говорил о них ребенок,
Проводя по чашке пальцем:
– Это мама, это папа,
А поменьше – это я.

Я разбила эту чашку,
Уронила, проморгала,
Криворукая растяпа.
Лучше б я разбила вазу,
Лучше б я разбила люстру
Или даже телевизор.

Я прощения просила,
Сын простил меня мгновенно.
Он сказал: «Есть много чашек,
Я возьму себе другую».

А моя душа не может
Позабыть её и плачет,
И цепляется упорно
За никчемную вещицу.



* * *
Пацанята бегают по крышам,
Прыгают с сарая на другой.
И слежу я за помпоном рыжим –
Это сын мой в шапочке такой.

С крыши так легко упасть. Боюсь я.
Лучше бы не лазать до поры.
А ещё боюсь, что сам он струсит
И его прогонят из игры.






КРЫЛЬЯ

Мне однажды сын сказал:
– Я хочу, чтоб были,
Как у птицы, у тебя
Крылья.

Стал полет мне по плечу,
Ощутила силу:
– И куда ж я полечу?
Я спросила.

Сын ответил:
– Никуда
Мамы не летают.
Мамы крыльями всегда
Деток закрывают.



* * *
Судьба велит: пусть делом станет слово,
И подает открытую тетрадь.
Но я не знаю ничего такого,
Что стоило бы людям рассказать.

Наоборот. Мне очень всё непросто,
И никаких открытий нет.
Я буду только задавать вопросы.
Кто их услышит – сам найдет ответ.



* * *
Мне снилось, что мир достиг –
Жестокого апогея.
Я знаю, как мир спасти,
Но я одна не сумею.

Мне снилось: дома кругом,
Задернув шторы, стояли.
Стучала я в каждый дом,
Мне женщины открывали.

Одна ответила:
– Да,
Ваш довод, конечно, веский,
Но я не пойду никуда –
Ребенка оставить не с кем.

Другая сказала:
– Нет,
Ведь есть посвободней кто-то.
Я мужу варю обед –
Он скоро придет с работы.

А третья сказала:
– Ой,
Ищи кого помоложе.
Как я, у станка постой,
Так ляжешь и встать не сможешь...

Мне снилось: на всем пути
Все белой пылью осело.
Я знала, как мир спасти,
Но я одна не сумела.



* * *
Украсим ёлки. И, как год назад,
Поверим, словно маленькие дети:
Куранты Новый год провозгласят –
И сразу всё изменится на свете.

Смеясь над суеверием любым,
Под Новый год серьезно и без смеха
Мы все, как заклинатели, твердим:
«Желаем вам здоровья и успеха».

Декабрь, пусть Новый год придет скорей,
Со старым бы скорее распрощаться.
И новые листки календарей,
Как верные талончики на счастье.

Часы бьют миг начала и конца
Годов, но этой точке бесполезной
Вовек не изменить черты лица,
Бег поездов, течение болезней.

Но как предлог для радостных забот
И как мираж возможности иного,
Мы любим этот праздник – Новый год.
Обманет он, но мы поверим снова.



* * *
Теперь я в зеркала смотрю всё меньше,
Они давно не судьи красоты.
«Кто самая красивая из женщин?» –
Спрошу у сына. Сын ответит: «Ты!»




* * *
Как сыну объяснить, что он – еврей?
Ребенок в восемь лет не понимает,
Какая тайна – от других детей
Его неощутимо отличает.

Как сыну объяснить, что он – еврей?
Его судьба не делает секрета:
Не выбирают дети матерей,
Но он не раз споткнётся об анкету.

Как сыну объяснить, что он – еврей?
Он не слыхал ни слова по-еврейски.
Обычное дитя страны своей
Сказал: «Не обзывайся и не смейся».

Как сыну объяснить, что он – еврей?
Тверда его непониманья крепость.
И мне понятна из моих речей
Лишь проповеди собственной нелепость.

Как сыну объяснить, что он – еврей?
Когда сама пришла я к пониманью:
Бессмысленно сообщество людей,
Объединенных только лишь названьем.

Как сыну объяснить, что он – еврей?
Зачем напрасно голову ломаю?
Мне это объясняли жизнью всей,
А я вот до сих пор не понимаю!




* * *
Выволокли бабу в чисто поле.
Нет, никто её и не волок –
Шла она сама по доброй воле,
Торопила срок.

К двум коням дуреху привязали
Парни-молодцы.
Извинились и коней погнали
В разные концы.

Два коня, рожденных для полета,
Понеслись, не дожидаясь плети.
Одного коня зовут Работа,
А другого – Дети.

Болен сын – работница плохая...
Вся в работе – так плохая мать...
Разрывают кони, разрывают,
Да никак не могут разорвать.



* * *
Тепло и свет, и жизнь моя – от солнца,
Под ним живут мои цветы и дети.
Зачем ищу звезду в полночном небе?

А звёзд на небе бесконечно много,
И все неотличимы друг от друга.
Зачем ищу я среди них одну?

Далёкая звезда, чужое солнце,
Вокруг тебя другие есть планеты,
А я планета солнца своего.

Зачем в ночное небо смотрят люди?



* * *
Как волка ни корми, он смотрит в лес,
И запах леса волку ноздри гложет.
Но это только праздный интерес,
Он так объелся, что бежать не может.

«Я здесь посплю два дня, потом уйду» –
Решает волк в блаженной полудрёме.
Но вновь жует он вкусную еду
И спит с теленком рядом на соломе.

И думает: «Уйду... не век же здесь...
Свободен я, меня не привязали...»
Как волка ни корми, он смотрит в лес –
Уже почти ослепшими глазами.



* * *
Забываю тебя понемногу,
Забываю тебя, слава богу.

Вот он – разума завоеванье –
Неуклонный процесс забыванья.

В день по дню забывала сначала –
Эта скорость меня огорчала.

А потом, не валя на погоду,
В день уже забывала по году.

Но доступно вполне человеку
В день забыть и по целому веку.

За неделю веков будет семь.
Но когда же забуду совсем?



* * *
На узком диване напротив окна
Сидела мадонна с младенцем одна.

И рядышком с нею, устало вздыхая,
Сидела мадонна с младенцем вторая.

А третья мадонна, сидевшая тоже,
Наверно, не матерь, а бабушка божья.

Другим не нашлось для сидения мест,
Четыре мадонны стояли окрест.

Восьмая мадонна, в удачу поверя,
Стояла торжественно около двери.

И вверх устремляла и очи и сердце,
Где лампа над дверью должна загореться.



* * *
Я не хочу лететь на самолёте,
Чтобы невинно не погиб народ.
Утратив равновесие в полёте
Над Белгородом рухнет самолёт.

Исследовав подробности крушенья,
Специалисты подведут итог:
Преодолев земное притяженье,
Моё к тебе – преодолеть не смог.



* * *
Люблю идти на красный свет
В густой толпе своих сограждан.
Когда нигде порядка нет,
Не выделяться – вот что важно.

Дорожных строгостей столпы
На перекрёстке, как на троне.
Не выбивайся из толпы
И постовой тебя не тронет.

Вот в чём залог больших побед
И ощущения свободы:
Идти в толпе на красный свет,
Не отрываясь от народа.



* * *
Я бабушка пластмассового пупса.
Ему нужна немедленно рубашка,
Нужна сейчас и не минутой позже,
Иначе мама пупса будет плакать,
Не веря мне, что есть дела важнее,
Чем шить рубашку для её сыночка.
И я бросаю все дела другие,
Их сделаю я завтра, через месяц,
И даже через год не поздно будет,
А бабушкой пластмассового пупса
Я после никогда уже не буду.






* * *
Ни солнца, ни снега, февраль девяностого года.
Как будто безумье людей отражает природа.
Жестокие травли на нашей безумной земле,
Безумные травы поперли на свет в феврале.
Россия без снега, Россия зимою без снега.
Представить такое – всегда это было нелепо.
Ни солнца, ни снега. Смещение стран и времён
Но как мне представить Россию без красных знамён?
Мы всё-таки жили и в годы обмана – по правде,
На свет появившись не в Питере, а в Ленинграде.
Стремленье зачеркивать всё – увлекает, как мода.
Россия без снега. Февраль девяностого года.



* * *
Как сумку, перетряхиваю душу:
Ключи от дома, пропуск на работу,
Платки, мешки, квитанции и деньги,
Извечные проблемы и заботы.
А где же?.. Было… Точно помню, было.
Оно светилось, грело и звучало
Мелодией, которая исчезла.
Душа моя дырявая, наверно.
И это чудо в дырку провалилось,
А прочее осталось всё на месте:
Катушка ниток, список телефонов
И всех необходимых дел ненужность.


* * *
Увидела в художественном фильме
Аэропорт в израильской столице,
И мысль мелькнула: Боже, помоги мне,
Чтоб никогда мне здесь не очутиться.

Не дай сюда бежать мне, Боже правый,
В чужую землю привезти детей,
Спасаясь от неправедной расправы
Полубезумной родины моей.



* * *
Когда в земле иссякла благодать
И высохла вода на дне колодца,
Народу стало нужно отыскать
Виновного в несчастьях инородца.

Я здесь. И ощущение вины
Впиталось в кровь за несколько столетий.
Но я хочу спасения страны
Не меньше, чем её родные дети.

Уеду я, уеду навсегда
Из мест родных – в края совсем чужие.
Могу ли я остаться здесь, когда
Во мне причина бед твоих, Россия!

С тобой в разлуке жить – как умирать.
Я знаю – не снести мне этой доли.
Но надо жизнь за Родину отдать –
Ты этому сама учила в школе.



* * *
После смерти – в небесной обители
Души праведных ждёт благодать,
А меня мои встретят родители
И начнут меня снова ругать.

Скажут, что умерла не как надо я,
Так же глупо, как жизнь прожила,
Для других были дети наградою,
Им со мной – лишь морока была.

Будут долго кричать негодующе…
Потемнеют в раю облака…
Лучше я на земле поживу ещё,
А они подобреют пока.




* * *
А старость проявляется не в том,
Что без очков читаю я с трудом,
Не в том, что я седею и хромаю,
А в том, что молодых не понимаю.
Всё то, что дорогим казалось нам,
Они стремятся выбросить, как хлам.
И то хочу сберечь, и это жалко,
Но помогаю им нести на свалку.
Относим дружно и идём домой.
Остаться бы на свалке мне самой.




* * *
Сын мой «мама» говорит не мне,
Так он обращается к жене.
У него счастливая семья,
Он забыл, что мама – это я.