Забалуев (слева) и Зензинов окончили историко-педагогический факультет Костромского института, пьесы пишут тоже вместе // Андрей Луфт

Вы ведь здесь пьесу представляете?
Зензинов: Да, "Прощание славянки" во внеконкурсной программе.

Снова вербатим?
Зензинов: Часть пьесы написана на основе интервью женщин, дети которых служили или служат в армии, и девушек, парни которых сейчас проходят срочную. В пьесу вошли солдатские письма, народные причеты и плачи, фрагменты из ЖЖ. Но есть и придуманный нами герой — военный комиссар по фамилии Могила.
Забалуев: Нам было интересно поиграть с документальностью разных уровней, добавив в нее фикшн. Пьеса писалась специально для Владимира Панкова, создателя жанра "саундрама". Она и называется "драматическая оратория для солистов, хора и оркестра". К сожалению, за время работы над пьесой Панков успел погрузиться в другие объемные проекты. На фестивале читку пьесы проводит наш давний друг Руслан Маликов, он ставил наш детский вербатим.

Для многих термины "новая драма" и "вербатим" соединились в единое целое. Даже здесь, на фестивале, многие эти понятия путают.
Забалуев: Тут несколько причин. Во-первых, достоверное отображение современной жизни, в том числе традиционно табуированных ее аспектов, — одна из самых бросающихся в глаза черт новой драмы. Во-вторых, исторически сложилось так, что принцип достоверности наиболее последовательно заявил именно жанр "вербатима" — документальной постановки, сделанной на основе расшифровок интервью представителей определенной социальной группы. В-третьих, на каком-то этапе лидеры "новой драмы" как движения одновременно оказались руководителями Театра.doc, где поставлено большинство вербатимных спектаклей. Вот твоя, Саша, пьеса "Носитель" основана на реальной истории, предельно точно отражает события. Но сама тема — СПИД, главная в пьесе,— традиционно отписывается к разряду "чернушных", разрабатываемых только новой драмой. Ты можешь не относить себя к представителям новой драмы, но новая драма тебя отнесет к себе.

Время покажет. Вам не кажется, что вербатим — это что-то неполноценное? Автор приезжает в совершенно незнакомую среду, выбирает героев, делает с ними интервью, а потом пытается по собранному материалу написать пьесу. Но ведь люди во время интервью хотят казаться лучше, в редких случаях хуже, но никогда такими, какие они есть на самом деле. Человек вообще редко знает, кто он и что он.
Зензинов: Когда мы работали над проектом "Красавицы", от одного интервью мы два дня ходили ошалелые — настолько запредельным по степени откровенности оно было. В другом случае девушка в какие-то моменты отчаянно закрывалась. Но когда мы эти моменты начали играть в спектакле, оказалось, что они говорят о характере и проблемах героини больше, чем самый подробный психоаналитический разбор. Еще в одном случае откровенному интервью мешал десятилетний сын одной из героинь. Но это только во время интервью казалось, что мешал. В итоге моменты, когда он встревал в разговор и вступал в спор с матерью, оказались самыми говорящими и проникновенными.
Забалуев: Тут наиболее существенным оказывается точная расшифровка и воспроизводство на сцене структуры речи — со всеми ее повторами, ошибками, оговорками, словами-паразитами, междометиями. Они говорят о людях и о времени больше, чем собственно содержание сказанного. Например, Ольга Дарфи, автор спектакля "Трезвый PR", для одного несостоявшегося проекта взяла интервью на Лубянке у сотрудника ФСБ. Простая читка этого текста на двоих была в сто раз более фееричной, чем премьера в Большом театре, и в тысячу раз более "достоевской",  чем инсценировка "Братьев Карамазовых", сделанная Гинкасом в МТЮЗе. Потому что там, грубо говоря, мастурбация, а тут — реальный секс.

Хотя мы приятели, не могу не задать  вопрос. Не возникало ли у вас ощущения, что называть людей, которые пишут документальные пьесы, словом "драматург" неверно?
Зензинов: Хоть горшком назовите, следуя пословице.
Забалуев: Вот в случае с вербатимом "Красавицы" мы себя назвали составителями текста, хотя нам предлагали назваться авторами. Копирайт — мода преходящая. Многие величайшие произведения древности, "Беовульф" или "Слово о полку Игореве", анонимны.

Вам не кажется, что тон многих представленных на фестивале пьес рассчитан на скандальность, в них совсем нет рефлексии, попытки понять персонажей?
Зензинов: Если искать скандальность в том, что герои говорят без цензурных фильтров, тогда, наверное, можно обвинять в стремлении к скандальности большинство авторов современных пьес. Тот самый знаменитый монолог из спектакля, а затем и фильма по пьесе братьев Пресняковых "Изображая жертву" многих шокировал. Но если беспристрастно проанализировать текст, мы увидим, что мат возникает как естественная реакция на происходящее и говорить другими словами о том, что он видит и чувствует, герой не может.