verbava все записи автора размышления из двух романов - "Синей бороды" и "Времятрясения" (во втором идея принадлежит Килгору Трауту, воплотившему ее в рассказе "Корм для собак").

"Синяя борода":

– Мне сейчас пришла в голову мысль, которая, возможно, вам пригодится. А пришла она в голову, когда я прочла, что вы взглянули в глаза отцу – после того, как он начал делать замечательные ковбойские сапоги, – а они такие отрешенные, и вы взглянули в глаза вашего друга Терри Китчена – после того, как он начал писать разбрызгивателем свои знаменитые полотна, – а они такие отрешенные.
Я сдался. Выключил электрическую печатную машинку. Когда я научился на ней печатать? На обычной – сразу после войны, я собирался тогда стать бизнесменом и посещал курсы машинописи.
Глубже уселся в кресло и закрыл глаза. Ирония, особенно касающаяся права на невмешательство в личные дела, ее не берет. Но я все-таки попробовал.
– Я весь внимание.
– Я никогда не говорила вам, какие были самые последние слова Эйба? – спросила она.
– Никогда, – согласился я.
– Я как раз о них думала, когда вы спустились на пляж в тот первый день, – сказала она.
– Отлично.
Перед смертью ее муж, нейрохирург, уже не говорил, только левой рукой мог нацарапать несколько слов, хотя вообще писал правой. У него только левая рука работала – и то чуть-чуть.
И вот, по словам Цирцеи, последнее, что он сообщил:
– Я был радиомонтером.
– То ли его больной мозг понимал это буквально, то ли Эйб, всю жизнь оперируя на мозге, пришел к заключению, что это, по существу, только приемник сигналов откуда-то извне. Мысль доходит?
– Думаю, да.
– Если из коробочки, которую мы называем радио, слышна музыка, – тут она подошла и постучала костяшками пальцев мне по темени, словно это радио, – это ведь не значит, что внутри коробочки сидит симфонический оркестр?
– Какое отношение это имеет к отцу и Терри?
– Когда они вдруг стали заниматься совершенно новым делом и их индивидуальность тоже начала меняться, – сказала она, – может, они вдруг начали принимать сигналы с новой станции, у которой совершенно другие идеи насчет того, что они должны думать и делать.

***

Теорию, что человек – просто-напросто радиоприемник, я попробовал на Поле Шлезингере, и он обыграл ее так и сяк.
– Значит, кладбище Грин-Ривер – свалка ломаных приемников, – задумчиво сказал он, – а передатчики, на которые они были настроены, все работают и работают.
– Такая вот идея, – сказал я.
Он сказал, что последние двадцать лет его голова принимает одни помехи и что-то вроде прогноза погоды на иностранном языке, какого он и в жизни не слышал. А его жена, актриса Барбира Менкен, незадолго до развода начала вести себя так, будто надела стереонаушники и слушает увертюру «1812 год». Как раз тогда она из обыкновенной хорошенькой статистки, любимицы публики, превращалась в настоящую актрису. Даже перестала быть Барбарой. Вдруг сделалась Барбирой.

"Времятрясение":

Первый рассказ, который Траут написал заново после того, как катаклизм отбросил его обратно в 1991 год, назывался «Корм для собак». Так мне говорил он сам. В рассказе шла речь о безумном ученом по имени Флеон Суноко, исследователе из Национального института здравоохранения в Бетесде, штат Мэриленд. Доктор Суноко был абсолютно убежден, что у всех одаренных людей в голове есть маленький радиоприемник. Несомненно, какие-то неизвестные существа передают через этот приемник все те блестящие идеи, что приносят одаренным людям славу и успех.
«Не может быть так, чтобы умникам кто-то не подсказывал», — говорил мне Траут в Занаду. Траут изображал психа Суноко, и казалось, он и сам верит, что где-то есть большой компьютер, который по радио рассказал Пифагору о прямоугольных треугольниках, Ньютону — о гравитации. Дарвину — об эволюции, Пастеру — о бактериях, Эйнштейну об относительности, и так далее.
«Этот компьютер, Бог его знает, где он находится и что это за штука, притворяется, будто помогает нам, а на самом деле он, может быть, пытается нас уничтожить. У нас же мозги лопнут думать о стольких вещах сразу», — говорил Килгор Траут.
...
Расскажу, пока не забыл: доктор Флеон Суноко сказочно богат, он нанимает грабителей могил, чтобы те выкапывали тела покойных членов клуба Менса, клуба для людей с высоким IQ, то есть коэффициентом интеллекта. Этот коэффициент определяется с помощью тестов на различные навыки. Этот коэффициент отличает членов клуба от всяких Джонов Нишишазадушой, то есть люмпен-пролетариев.
Его «наемные рабочие» выкапывали умников и отправляли Суноко их мозги.
Еще они отправляли ему для сравнения мозги людей, погибших в результате какой-нибудь глупости, например, переходя улицу на красный свет или разводя на пикнике костер с помощью бензина, и так далее. Чтобы не возбуждать подозрений, они доставляли ему свежие мозги в корзинах, украденных из близлежащей закусочной под названием «Жареные цыплята из Кентукки».
Разумеется, начальство Суноко не могло и вообразить, над чем он на самом деле корпит по ночам в своей лаборатории.
Они, конечно, отметили, что он очень любит жареных цыплят — как же, он покупает их корзинами и вдобавок ни с кем не делится. Странным казалось и то, что при таком рационе он тощ как скелет. В свое обычное рабочее время он отрабатывал свои деньги, а именно создавал новый контрацептив со следующим принципом работы: если его принять, никакого удовольствия от секса получить будет нельзя, так что в итоге, предполагалось, тинэйджеры просто перестанут заниматься сексом.
А по ночам, когда вокруг никого не было, он нарезал слоями мозги отошедших в мир иной умников в поисках маленьких радиоприемничков. Он полагал, что членам клуба Менса не вживляют их хирургическим путем. Он думал, что люди рождаются с радиоприемничками в голове, а раз так, они должны быть из мяса. В своем секретном дневнике Суноко писал: «Невозможно полагать, чтобы человеческие мозги, которые, по сути, не что иное, как коры для собак, эти три с половиной фунта пропитанной кровью губки, могли без посторонней помощи написать „Звездную пыль“, не говоря уже о Девятой симфонии Бетховена».
Однажды ночью он находит во внутреннем ухе члена клуба Менса, который еще школьником выигрывал одно соревнование по грамотности за другим, маленькую шишку цвета свежих соплей, размером с горчичное зернышко, функция которой науке неизвестна. Эврика!
Он заново проверяет внутреннее ухо одной идиотки, погибшей следующим образом: она каталась на роликах и попыталась схватиться за дверную ручку проезжавшего мимо на большой скорости автомобиля. Ни в одном внутреннем ухе у нее не было этой шишки цвета свежих соплей. Эврика!
Суноко исследовал еще пятьдесят мозгов, половина из них принадлежала людям настолько глупым, что в это невозможно поверить, другая половина — людям настолько умным, что в это невозможно поверить. Скажем так, шишки имелись только в ушах ученых-ракетчиков. Несомненно, конечно, разумеется, именно в шишках крылся секрет успешного прохождения тестов на интеллект.
Если бы этот маленький кусочек был просто куском мяса, он помог бы прохождению тестов не больше, чем прыщ на носу. Ну разумеется, это радиоприемник! Именно эти радиоприемнички передавали правильные ответы членам клуба Менса и ФБК и прочим умникам. Ответы эти могли быть туманны, но они же передавались!
Это открытие тянуло на Нобелевскую премию. И, еще не отослав статью в журнал, Флеон Суноко отправляется покупать себе костюм для поездки в Стокгольм.
Траут говорит: «Флеон Суноко покончил с собой на автостоянке Национального института здравоохранения. Он был одет в новый костюм, в котором он теперь уже не поедет в Стокгольм».
«Он вдруг понял, что не сам сделал это открытие. Само же открытие и доказывало этот факт. Он вырыл сам себе яму! Человек, сделавший такое удивительное открытие, как он, несомненно, не мог обойтись одним своим мозгом, одним лишь кормом для собак, которым набита его черепушка. Он мог это сделать лишь с посторонней помощью».

'cause thus spoke vonnegut