На словах про убийство Ронин и Гейтэ переглянулись. Да, они оба знали, о ком идёт речь, также как и оба теперь уже полностью были уверены в той, что перед ними. И они снова были отрядом, несмотря ни на какие недомолвки и происшествия. Снова готовы были действовать, действовать вместе. И воинам, чтобы понять друг друга, не требовалось слов, достаточно было взгляда...
А затем девушка упомянула об ублюдках. Лицо Ронина перекосилось. Он ненавидел труху и ничего не мог с собой сделать. То, что конкретно этот погиб с честью, не сильно возвышало его над другими. Скорее уж, на взгляд Ронина, ему просто повезло. Повезло в том, что он погиб не как собака. Горячая кровь всё больше закипала, Ронин был бружа от мозга до костей...
- Мы не считаем себя ублюдками, леди. - В его словах стал проскальзывать гнев и некое рычание:
- А труха - всего лишь пережиток прошлого, цепляющийся за иллюзорность некогда присутствующего величия, что окончилось столько лет назад, что они и сами толком не помнят о нём. Единственное, благодаря чему они живы - это МЫ. МЫ даём им смысл существования!..
Мелис дёрнулась. Прищурила злые глаза. Несмотря на мягкое вмешательство разума Бастиана, ярость стремительно завоёвывала её.
- Пусти, - прошипела она, как яростная кошка. Потом резким и неожиданно сильным для такой нежной девушки движением ударила Себастьяна. Впрочем, ударила типично женским движением: во-первых, по лицу, во-вторых, ударила не столько кулаком или ладонью, сколько длинными, острыми ногтями. Ногти оставили в щеке Себастьяна глубокие царапины, тут же начавшие заполняться тёмной кровью. Он резко, но тихо выдохнул от острой боли, но не отпустил висков девушки. В конце концов, что такое пара царапин по сравнению с, возможно, жизнью этой девочки?..
Переведя взгляд почерневших глаз на Ронина, девочка, всё больше напоминающая пантеру, которую кто-то держит за хвост, дёрнулась ещё раз, всё ещё шипя, выплёвывая слова:
- Ублюдки! Твари! Предатели! Убий...
Себастьян сжал зубы. На лице его заходили желваки. Ментальный удар был мягким, но неостановимым. Глаза Мэл, пылавшие чёрными алмазами, стремительно тускнели. Тело расслабилось, и создалось впечатление, что оно оставалось в вертикальном положении только потому, что пальцы Бастиана лежат на её висках. Он брал себе её ярость, её боль и гасил их, спокойно и стремительно. Он, образно выражаясь, высасывал яд из её ран. Не оборачиваясь, он медленно и с явным трудом попросил:
- Ронин, прошу вас, успокойтесь. У девочки сильная травма, в нормальном состоянии она бы не обидела вас. Пожалуйста, простите её и умерьте свой гнев.
"Пока я сам его не умерил..." - Он произнёс эту фразу мысленно, но Ронин всё понял.
Себастьян отпустил виски Мелис, и девушка опустилась на пол, мягкая, как тряпичная кукла. Плечи ссутулены, голова опущена на грудь, волосы упали на лицо, спрятав его выражение. Руки, тонкие и белые дрожащие руки, поднялись, и ладони скрылись под волосами, очевидно, закрывая глаза. Её красивое тело вздрогнуло один раз, тихо и жалобно всхлипнув.
Ронин пытался успокоиться. Титаническими усилиями подавляя в себе гнев и подступающую боевую ярость, являющиеся неотменными частями "горячей крови". Постепенно ему это удавалось, но красная пелена, что нахлынула на глаза во время "спора" с тореадоркой, ещё не до конца убралась из его разума...
- У нас у всех "травмы", любезнейший. - сквозь стиснутые зубы прорычал Ронин, убирая последние остатки гнева. Давалось ему это нелегко. - За эти годы мы все потеряли немало родных и просто близких нам "людей". Но при этом, мы выплёскиваем своё гнев в битве с врагами, но не с посторонними...
Саша опустила голову. Она хотела вмешаться. Видят Боги - хотела. Но не видела, за что можно было бы уцепиться...
Гейтэ был скорее заинтригован, нежели озлоблен. И в первую очередь тем, как Себастьян "положил" это вот "премиленькую" девочку. С ним надо будет пообщаться, определённо...
Калин представлял из себя живую статую, всё с тем же запрокинутым на плечо двуручом. То, что творилось у него внутри невозможно было разобрать даже его брату.
- Позвольте, - всё тем же каменным голосом Калин обратился к Себастьяну, - я помогу вам уложить её...
- Не надо, - Голос Мэл был тихим, но чистым. В нём не осталось ни хрипоты, ни чего-либо агрессивного. Она подняла голову, откинула руками волосы с лица.
- Не надо меня укладывать.
Посмотрела на Ронина, стоявшего к ней ближе всех. Глаза её были красивого, чистого, аметистово-фиолетового цвета. Они были влажными, усталыми, но спокойными.
- Простите меня. Вы никоим образом не причастны к моей травме. Мне стыдно, что я вас оскорбила. - По бледному лицу девушки и правда разлился светло-розовый румянец. Впрочем, для её матово-белой кожи даже такой светло-розовый цвет был ярким. Мелис говорила с трудом, и каждое следующее слово было тише предыдущего.
- Я виновата перед вами. Простите меня. Накажите, если хотите - я отвечу за свои слова. Я умею... немного... на ножах и на мечах... чуть-чуть... – Мэл смолкла и опустила глаза, а щёки её запылали ещё ярче.
Себастьян отвернулся от Мэл, провёл рукой в воздухе на уровне своих бёдер, словно пытаясь нащупать что-то. Это что-то - а именно трость из чёрного дерева - лежало на полу около Лазаря и Саши.
Лазарь молчал, сложив руки на груди. Казалось, его глубоко потрясло произошедшее - взгляд художника блуждал, не останавливаясь на лицах, а губы беззвучно повторяли какие-то слова... он был задумчив и растерян.
У Ронина отвисла челюсть. К счастью для него - мысленно, как любил описывать такие ситуации босс (интересно, сколько раз у него за его "деловое общение" сегодня отвисала челюсть?). Перемена была столько разительна, что здоровяк-бружа попросту не верил своим глазам. Они таких перемен добивались разве что собственноручно, подавляя в себе эмоции за счёт воли. И единственными, кто мог похвастаться хоть сколько-нибудь приемлемыми успехами на сём поприще был его лорд, да ещё, пожалуй, Жозеф - старый прохиндей!..
Ронин усмехнулся, он уже полностью овладел собой и вытеснил остатки гнева. В конце концов, их "идейные споры и недоразумения" с трухой будут решаться не разговорами и трактатами по философии. Но больше всего в этой ситуации его поразил Калин, наверное, единственный из всех, кто полностью контролировал ситуацию и был в любой момент готов действовать. Действовать так, как нужно, а не как хочется. «Парень действительно чудо, босс в нём не ошибся. Кто бы мог подумать, что два настолько близких брата-близнеца окажутся настолько разными. Думаю, надо сделать парню подарок!»
- Что ж, тогда мы это исправим!.. - Ронин перевёл свой взгляд с Мэл на Калина. - Калин, поучишь девочку перед поединком со мной?
Звучало мягко говоря глупо, но, если эта "мышка" собирается пролететь дальше, чем до ближайшего столба в своём "бреющем полёте", то подобные навыки могут ей ой как пригодится...
Калин вопросительно выгнул бровь, на удивление точно скопировав жест дина, а затем повернулся к Мэл:
- Если на то будет её воля...
Гейтэ занял выжидательную позицию. Ему было интересно, что же ещё сделает "слепой". Но всё, как обычно, испортила Саша, подойдя к трости и мимолётным движением мыска ботинка подбросив её в воздух и поймав.
- Кажется, это ваше...
- Благодарю, - улыбнулся слепой и сжал трость в руках, устало опершись на неё.
Мелис подняла глаза, с сомнением оглядела фигуру Ронина, немного спрятанную под чёрной кожаной одеждой, но всё равно впечатляющую своими габаритами и слегка пугающую. Кажется, она наконец-то представила себе, чем может стать схватка с этим гигантом. "С другой стороны, меня поднатаскают в боях. Вдруг это поможет мне добраться до Грэгора?!". Девушка решительно кивнула:
- Да. Прошу вас.
Голос её был слаб, но твёрд.
Лазарь покачал головой. В мыслях у Мэл голос её Сира произнёс: "На что ты подписываешься, дитя? Тебе мало было одного Бойда?" - "Не лезь, Лазарь. Ты же знаешь, что меня не переспоришь...". Твёрдый взгляд обратился на Лазаря, и тот пожал плечами: "Как знаешь, дочь. Я волнуюсь за тебя...". "Тогда дай мне учиться." – «Ты не воин, дорогая. Ты цветок. Украшение. Ты женщина, девочка моя. Оставь Грэгора воинам…» - «Нет, Мэтр! Я уже давно не мотылёк, которого ты хотел во мне видеть» - "Как скажешь, дочь"…
Мэл посмотрела на одного из близнецов, красавца с зелёными глазами:
- Пожалуйста, научите меня.
Выражение лица Калина не изменилось ни на йоту.
- Насколько мне будут позволять время и обстоятельства, я подготовлю вас к бою...
Ронин снова усмехнулся. Кажется, его выбор был правильным. Этот жеребчик вполне способен сделать из девчонки что-то стоящее. Знать бы ещё, сколько у них времени. События происходят слишком быстро, а для того, чтобы эта "белоручка" начала сносно управляться хотя бы с холодным оружием может понадобиться не один месяц, даже при "талантах" Калина...
Мэл сердито нахмурилась - ей очень шёл этот жест, и Лазарь залюбовался красивым лицом дочери. Гордая, импульсивная, но вместе с тем умная девочка. Удивляющая совершенством лица и тела, синим пламенем глаз и тёмными волнами волос с запахом роз и гвоздики... Лазарь любил её, любил свою девочку, слишком быстро выросшую, ставшую слишком гордой и самостоятельной для того, чтобы принимать ласку и нежность своего Сира. Что же, он сам приложил руку к её взрослению...
Мелис же думала не о своём Сире. Её задело то, как этот здоровый шкаф смотрел на неё. В его взгляде ясно читалась лёгкая насмешка и снисхождение - как к зарвавшемуся ребёнку. Ей хотелось сделать какую-нибудь забавную глупость - например, рвануться в прыжке с пола и поцарапать этой груде мышц лицо. Доказать, что она не такая уж бессильная малышка. С другой стороны, Мэл понимала, что это был бы ОЧЕНЬ глупый поступок. Кем она себя выставит, бросаясь на дружественных вампиров?.. Ну, и в-третьих, она очень устала. Ей казалось, что Бастиан забрал у неё не только ярость и боль, но и силу. Мэл была очень слаба и голодна. В голове тихо-тихо застучали хрустальные молоточки, на ладонях и на лбу появились крохотные капельки холодного пота, во рту мгновенно пересохло - так бывало, когда приближалась Жажда... сейчас до неё было около двух часов. Если в это время Мелис не получит крови, будет второй приступ Жажды. И будет гораздо хуже. А потом будет Безумие Жажды. Мэл ни разу не доводила себя до Безумия, но ей не хотелось открывать для себя это ощущение.
Себастьян, уже стоя спиной к девушке, подал ей руку - и Мэл вцепилась в неё, с трудом поднимаясь на ноги. Навалилась чудовищная слабость, сердце, обычно стучащее очень медленно, набрало невероятный темп. Мир ощущался как сквозь грязное стекло - звуки приглушены, перед глазами какая-то муть...
- Я не могу вести машину, но я хочу домой... - прошептала Мэл, опершись на плечо Себастьяна. Тот кивнул и посмотрел на Калина:
- Вы не будете столь любезны, что подвезёте нас?