Morlynx все записи автора - Итак, что вам снилось?
Они сидели на полу в комнате, ещё месяц назад бывшей мастерской. Белый шёлк стен, мягчайший ковёр, полное отсутствие мебели - всё это осталось неизменным. Но мольберт, баночки с красками, бессчётное количество кистей и каких-то художественных мелочей исчезли. Комната была чиста и пуста. Шли первые сутки с тех пор, как Мэл вернулась в Москву. И в первую же ночь она приказала убрать из мастерской всё, что хоть как-то связано с исскуством. Ибо искусство сделало из души девушки обломок с острыми краями. Ибо искусство заставило юную Торри уехать из столицы России, расстаться с любимым мужчиной. И благодаря ему - этому проклятому искусству - она осталась жива. Её не было в аппартаментах Княгини в ту страшную ночь, когда туда заявился Грэгор и уничтожил всех, кроме самой Офелии. Её не было в Москве, когда преданные Саббату фанатики вырезали почти всех Тремеров и хорошенько проредили ряды других кланов.
Она осталась жива, но единственным живым чувством в ней была ненависть. Холодная, яростная, решительная и хорошо обдуманная ненависть. Она ледяным пламенем горела внутри, не позволяя художнице сломаться. Но, кроме ненависти, где-то в самом тёмном уголке души, тихо сидела тень надежды. И сейчас эта тень робко подавала голос. Потому что сегодня во сне Мэл видела Бойда. Говорила с ним, хотя он вроде бы умер. И Себастьян почувствовал что-то необычное. Был ли это призрак Бойда или его астральная проекция, одно Мэл знала точно: это не её фантазия.


Мэл сидела на постели. Она была раздавлена и убита. Наконец-то она могла расслабиться и позволить своему горю захватить себя.
Перед глазами расстелилась тёмная пелена, пелена безразличия ко всему на свете. В усталом мозгу проносились воспоминания...
Вот они танцуют с Бойдом в свете полной Луны, и свет этот, мягкий и прозрачно-серебристый, отражается и дробится сотнями осколков в Чистых прудах. Бойд откровенно любуется ей, шепчет на ушко что-то приятное...
Вот она пишет картину, а он тихо сидит на ковре позади неё и наблюдает, и осмеливается подойти к девушке только когда работа закончена. Мэл кладёт руки на плечи мужчины и сквозь одежду чувствует, как содрогается его тело от её прикосновения. Он, четырёхсотлетний Истинный Бруджа, известный своим спокойствием и невозмутимостью, боится, что она, Мотылёк, Тореадорка, которой нет и тридцати, оттолкнёт его.
Вот он склоняется над ней, похожий на огромного, сильного зверя, и его грациозные, исполненные мощью и осторожностью движения, его нежные, горячие от сдерживаемой страсти прикосновения заставляют Мэл выгибаться и хватать ртом воздух от наслаждения... и белый шёлк простыней шуршит, как песок, пересыпаемый из одной хрустальной чаши в другую... но это лишь начало игры. Скоро он, могучий зверь, окажется внизу, и её локоны будут падать ему на грудь и лицо, закрывая весь мир и оставляя в кругу видения лишь её глаза, горящие от желания... и он забудет об осторожности, и с силой прижмёт её бёдра к себе, обнимет за талию, помогая не сбавлять бешеного ритма движений... и она будет гибкой кошкой у него на коленях, а он будет обнимать её, прижимая к себе, чувствуя грудью напряжение её сосков и гладя ей спину, угадывая жестокую, сладкую судорогу за секунду до того, как она прервёт частое дыхание и скрутит тело, заставляя в экстазе кричать каждую его клетку... а Мэл будет обнимать его, обнимать руками и бёдрами что есть силы, и прижиматься к нему, деля с ним это блаженство... и они оба всё это время будут помнить, что прощаются. Что она уедет в тур по Европе, может, на месяц, а может и на несколько лет, десятков лет. Что он останется там, где велит ему честь... где он, скорее всего, погибнет. И она заплачет, уткнувшись ему в плечо, заплачет тихо и горько, ещё не понимая, что никогда больше не увидит его, но уже предчувствуя беду... она будет плакать, горячо целуя его шею и шепча ему в ухо "Я буду скучать...". И заткнёт его поцелуем, когда он попытается ей ответить...
...И будет самолёт, и попытки улыбаться шуткам Метра, и полное отсутствие мыслей, и горькая безысходность, поглощающая душу... и безумная надежда увидеть его ещё раз, услышать его смех...
Где ты, Бойд? Неужели исчез, пропал совсем, канул в Ничто и растворился в Нём? Человеческие призраки находят способы подать знаки живым, так неужели мудрый вампир не найдёт способа?! Или... и вправду всё?.. не осталось ни пепла, ни пыли...
Мэл свернулась на постели калачиком и незаметно для себя погрузилась в тяжёлый, изматывающий сон.
В этом сне она всё шла по колено в фиолетово-белёсом тумане, и туман этот был настолько плотен, что Мэл не могла различить пальцы на вытянутой вперёд руке. Туман извивался вокруг девушки в зловещем танце, и пряталось в нём что-то страшное. Это что-то следило за ней, следовало по пятам, но так и оставалось неузнанным, неувиденным. И от этого девушке было только страшней.
Вдруг что-то скользнуло мимо неё, и она почувствовала кожей ледяное прикосновение. Оно длилось какие-то доли секунды, но заставило Мэл скорчиться от ужаса и зажать себе рот ладонью, чтобы не завопить во всё горло. Ей казалось, что, если она закричит, Оно тут же набросится на неё.
Она остановилась. Зачем идти куда-то, когда всё равно ничего не видно? Зачем-то села на корточки, окунувшись в нижний, ужасно холодный слой тумана с головой. По обнажённому - оказывается, на ней совсем не было одежды! - телу пробежала дрожь. Её плеча опять коснулось Оно, омерзительно склизкое и холодное. Кажется, у него светились глаза, но Мэл не могла бы сказать наверняка - она видела глаза (или что это было?) меньше секунды.
Оно кружило вокруг, и девушка всё сильнее съёживалась и дрожала. Ей было очень страшно. Она обняла себя за плечи, чтобы хоть чуть-чуть согреться, и шёпотом позвала Бойда. Тишину не разорвал ни единый звук. Похоже, Мэл потеряла голос... она заплакала. Отчаяние, одиночество и дикий страх, перемешавшись, сделали из неё совсем маленькую девочку.
Она была девочкой, у которой злые мальчишки отняли куклу и выкинули игрушку в страшный старый дом, где, как говорили, живёт чудище... она была юной девушкой, которую, заткнув ей рот и расстёгивая джинсы в несколько рук, волокут в тёмный проулок трое бухих уродов... она была женщиной, вновь брошенной и потерявшей смысл жизни...
Страх ломал ей кости, одиночество оставляло на коже ожоги, отчаяние лилось из глаз кровавыми слезами... она ломалась, как фарфоровая кукла, с той только разницей, что у Мэл из трещин тела появлялась кровь и струилась, струилась по телу...
Полувсхлип-полухрип из разорванной глотки... беззвучный крик... "Бойд..."
Бойд стоял перед ней… такой живой. Такой серьезный.
Кажется, он улыбался. Казалось, руку протянуть - и можно пощюпать ткань его брюк. Но…
Глаза были наполнены болью и страданием. Было видно, что пребывание тут дается ему с огромный трудом.
- Мэл… милая… держись… дорогая… держись…я всегда буду с тобой... всегда… все будет хорошо, поверь мне….всегда…
Фигура Бойда пошла рябью, будто была нарисована на водной глади.
- Прости, прости меня за то, что я покинул тебя, но это был мой долг. Сейчас собирай силы, объединись со всеми и отомсти за мою смерть, освободи меня от этих мучений…
Фигура стала вибрировать сильнее и рассыпалась, покрывая окружающее пространство сонмами брызг…
Мэл проснулась в испуге и смятении. И в городских сумерках, заменяющих ночь и заливающих комнату холодным бледным, ярким жёлтым, истерическим оранжевым светом, она увидела склоняющуюся над ней фигуру. На миг ей показалось, что сон продолжается. Но потом она узнала иссиня-чёрные волосы и острые черты лица друга Лазаря...
Себастьян был в чёрных тренировочных штанах, завязанных на верёвочки ниже талии и тёмных очках. Больше на нём ничего не было, и Мелис увидела красивые мускулы, впрочем, ничем не напоминающие результат бодибилдинга: эти мускулы были не только не декоративными, они были боевыми и даже смертоносными. Мускулы свились под рассечённой шрамами кожей подобно змеям, способным мгновенно броситься и нанести удар.
- Вам снился кошмар, Мелис. Не обычный кошмар.
Мэл ошеломлённо моргнула.
- И вы поэтому позволили себе прийти в мою спальню?
Себастьян немного виновато наклонил голову:
- Да. Простите меня, но да. Я почувствовал... вмешание чужой силы. И не мог позволить вам быть с ней наедине.
- Что? - Она была поражена сном настолько, что плохо воспринимала реальность.
- Что вам снилось?
- Позвольте мне одеться. - Девушка тряхнула головой, как бы приводя в порядок мысли. Вздохнула:
- Подождите меня в гостинной, и мы поговорим.
Себастьян покладисто кивнул - стёкла очков сверкнули в неясном свете уличных фонарей - и вышел из комнаты.

Себастьян... Мэл слышала о нем. Его считали одним из самых необычных Тореадоров. Его считали красивым безумцем. Его считали чужаком, но очень полезным чужаком. Его боялись. Им восхищались. И лишь немногие могли себе позволить говорить с ним на равных. Мэл слышала дикую историю о том, как этот вампир совершил Диаблери над собственным Сиром за сутки до той ночи, когда его Сир вместе с арабским кланом Тореадоров-отщепенцев должна была присоединиться к Камарилье. Согласно слухам, Себастьян несколько веков прятался от Камарильи, при этом отказываясь подчиняться Саббату. Каково было ему, слепому, выживать в одиночестве, без клана и Сира, без друзей, без опоры и поддержки? Он выжил. И продиктовал свои условия Камарилье, жаждущей заполучить его опыт. Он остался одним из самых свободным вампиров Камарильи. Среди Тореадоров он прославился жёсткостью, "неправильными ценностями" и нелюдимостью. Мало кого из соплеменников он мог терпеть дольше двух-трёх часов. Его характер и принципы вызывали усмешку у глупцов и уважение у умных. Даже в клане художников он умудрился остаться тем воином и интриганом, которого уважали во многих кланах.
Он был по-своему красив, но не столько совершенством черт, сколько их хищной резкозстью и дикостью. Он был похож на прирождённого убийцу, в котором нет общепринятой сладости, только жёсткость, упрямство и хитрость.
Вопрос, заданный собеседником Мелис, вывел девушку из состояния задумчивости.
- Зачем вам это?
- Я здесь для того, чтобы защитить вас. Чтобы помочь вам.
Мелис гордо тряхнула головой:
- Мне не нужна помощь.
- Разумеется. Но Лазарю нужна. У него небольшие проблемы, и он волнуется за вас. Но не может долго быть рядом с вами. Я, как его друг, обещал ему помочь. Вы хотите связаться со страшной силой, мисс. Вы не представляете себе, что такое - Ласомбра возрастом в тысячу лет и с характером, как у Грэгора. Я представляю. И, поверьте, мне меньше всего хочется, чтобы дочь моего друга вставала у него на пути. На что вы надеетесь, Мелис? Он ведь прихлопнет вас, как мотылька, и не заметит.
Мэл почувствовала, что по её щеке скользит слеза. Слеза злости и бессилия. Вамп сжала руки в кулачки и яростно прошипела:
- Я постараюсь, чтобы он всё же заметил.
- Упрямое дитя.
Голос Себастьяна был низким, бархатным и таким насыщенным, что, казалось, имел густой шоколадный привкус. Он успокаивал, забирался вглубь сознания, мягко избавлял от агрессии и боли.
- Расскажи мне о своём сне.
Мэл заметила, что Себастьян гладит её волосы. Сильная рука спокойно, неторопясь проводила по тёмным кудрям девушки. Это было приятно. И, кроме этого... аура древнего вампира обволакивала Мелис, успокаивая.
- Мне снился Бойд... Бруджа, охранник Княгини, которого убил Грэгор.
- Хорошо. Что он делал?
- Он... он просил меня помочь ему освободиться. Ему больно... ему всё ещё больно. Как это возможно? Он ведь... умер?
Мэл чувствовала, как у неё дрожит голос. Дрожит от боли и... надежды. Себастьян услышал эту дрожь. Он пожал плечами:
- В нашем мире очень мало невозможных вещей. И раз он пришёл к тебе, значит, он ещё не совсем исчез из нашего мира. Пока что. Возможно, его что-то не пускает. Любовь, чувство невыполненого долга. Или кто-то. Грэгор. Или ты.
- Я? Но как я...
- Любовь - огромная сила. Не забывай об этом.
Они как-то легко перешли на "ты". Возможно, их сблизила тема разговора... или что-то ещё.
Мэл прижала к лицу руки, не в силах сдерживать слёзы:
- Ну почему... почему? Он же знал, он прекрасно знал... если он останется... что мы никогда... как он мог? Зачем...
Бастиан вздохнул. Потом обнял девушку одной рукой:
- Это был его долг.
- Ненавижу этот долг!
- Тише, тише... подумай вот о чём: если бы он не остался, как велели ему Долг и Честь, а уехал с тобой, ты была бы счастлива? Не торопись с ответом. Ты могла бы видеть его каждый день, отказавшегося от чести, трусливо сбежавшего с поля боя? Могла бы ты любить и дальше бесчестного труса, для которого несколько дней в постели женщины значат больше, чем Честь и Долг?
Мэл затихла. А ведь правда, смогла бы?
- Думаю, нет. Ты, Мелис, не из тех женщин, что любят трусов. Это правильно. Другую он бы не полюбил.
Мэл вздохнула:
- Он не влюблялся несколько веков.
Себастьян улыбнулся:
- Вот видишь.
- Лучше бы нам никогда не встречаться...
- Ты действительно так думаешь?
Мэл покачала головой:
- Нет. Я была счастлива с ним. И я ему очень благодарна за то, что он был у меня, и за то, что у нас было.
- Вот это правильно.
Мелис помолчала. Потом вдруг спросила:
- Себастьян... а где Лазарь?
- Когда ты заснула, он поехал к Княжне. Сказал, что ему надо с ней пообщаться перед отъездом.
- Отъездом?
- Да. Я же говорил, что у него проблемы?
Девушка закусила губу, нахмурившись.
- Давай поедем к ней? Может, она разбирается в призраках? Или Лазарь?
Себастьян спокойно кивнул:
- До рассвета ещё есть время, так что мы должны успеть.