Morlynx все записи автора Мэл вздохнула и высвободилась из объятий Бойда.
- Прости, мне нужно подумать...
Мэл, стараясь не обращать внимания на недоумение в глазах Брухи, пошла в мастерскую и заперла за собой дверь. Огляделась в поисках чего-нибудь, на что можно сесть - но сидений не было.
"Надо купить сюда диван..." - мелькнула мысль. Мелис прислонилась спиной к стене и, закрыв глаза, скользнула по ней вниз, опустившись на белоснежный ковёр.
Её внезапная ярость вкупе с усталостью и неприятными мыслями сыграла плохую шутку."Этого не должно более произойти" - решила она для себя. Нужно держать себя в руках... всегда. Как это ни гадко, но придётся всё время сдерживать себя либо жить одной, вдали от всех, кто может её разоблачить.
Почему-то вспомнилась бабушка, укоризненно качающая головой и с княжескими интонациями говорящая "Лиса, мы можем быть собой, только когда мы одни. На все остальные случаи у тебя должна быть маска..." Но разве можно жить, не снимая маску никогда? Лгать самой себе? Или, что ещё сложнее, лгать всем, кроме себя... так и с ума сойти недолго.
Мэл сделалось тоскливо. Не хотелось видеть никого, даже Бойда или Эмми. Почему-то было невыносимо горько. Потому ли, что она снова чувствовала себя брошенной, несправедливо обиженной девочкой? Потому ли, что её иллюзии сломались в который уже раз? Потому ли, что она снова обманула сама себя? И не только себя...
Это жестоко, это несправедливо... это неправильно. Или так и должно быть? Так и нужно с ней - жестокой, несправедливой? Так и должно быть?
Мэл заставила себя открыть глаза. Неумолимо приближался рассвет. Может, это и есть выход?
Девушка поднялась с пола, повела обнажёнными плечами - она так ничего и не одела.
Медленно подошла к окну, отцепила крючок, держащий штору плотно прилегающей к стеклу. Прижалась к холодной прозрачной грани лбом. Небо на востоке медленно светлело. Яркость небесного свода, не закрытая ни единым клочком облака, отразилась в черных, как безумие, глазах. Отсюда не было видно того места, откуда появится Солнце. Зато было видно небо... Такое прекрасное, яркое, и нежно светлеющее небо... Вечное и высокое, справедливое небо...
Мэл широко распахнула глаза, стараясь запомнить эту смену цветов, уловить, как лучи губительного светила гладят лазурную высь, словно умелый любовник - красивую девушку... эта ассоциация напомнила о Лазаре... он учил видеть в любом природном явлении красоту отношений мужчины и женщины... он обожал эту красоту. Там, где Мэл виделось буйство стихии, символы вечности, нескончаемого движения и неограниченной силы, Лазарь видел борьбу любовников. И так во всём... их же любовь он сделал потрясающе красивой. Такой, какая бывает только в сказках. Это и была сказка... его сказка. Постепенно перешедшая в другую. С новой героиней.
Сколько недель прошло с того момента, как Мэл выбежала из их с Лазарем дома? И всё равно... любое воспоминание о нём ранит. Мелис уже было решила, что всё прошло - но вот сейчас началось с новой силой.
Зачем она улыбалась Бойду, целовала его? Да, он ей нравится, есть даже влюблённость, лёгкая, как утренняя дымка над травой... но Лазарь... с какой усмешкой он сказал тогда:"Когда наиграешься, девочка моя, ты снова придёшь ко мне. Не можешь не прийти...". Он был абсолютно уверен, что она вернётся к нему. Он знал, что она его любит. Он знал, что когда она уйдёт, у неё будет другой мужчина... а взаимная измена исключает все претензии.
Вот чего он хотел! Мэл вздрогнула: его замысел удался. Отчасти, по крайней мере. Пьяная своей горечью и внезапной, нежеланной свободой, она встретила Бойда. Влюбилась... отдалась... всё так, как он и рассчитывал.
Мэл почувствовала, что сердце её набирает ритм, бьётся как сумасшедшее, всё быстрее и быстрее.
Подлец! Как он мог... как он мог так просчитать её поведение?! Мэл стукнула кулачком по стеклу.
Как она может? Как она может любить этого подонка, этого гениального художника, с такой лёгкостью играющего чужими душами? Как она посмела полюбить его?!
Злые слёзы катились по шелковистой коже Мелис. Она прикрепила штору к оконной раме и пошла к чистому холсту.
Какая-то странная, горькая тоска... безысходная необходимость... Её тело соскучилось по тонким, как у юноши, пальцам, по узким ладоням и серебру волос... по мягкому, тихому голосу, стройной фигуре...
Разум противился, сопротивлялся, запрещал... но образ Парижского Мастера уже появился перед глазами Мэл. Его изящная, высокая, совсем юношеская фигура. Ни капли грузности, ни черточки, показывающей его реальную силу. Только изящность и утончённость. Красивое до нереальности лицо, гордый профиль... молочно-белая кожа, такая же светлая, как и волосы... такая гладко-шелковистая и прохладная, как белый мрамор. И глаза... Мэл почти ненавидела их, но ничто в жизни она не любила сильнее этих глаз, печальных, глубоких глаз...
Руки сами потянулись к кистям, кисти - к краскам, краски - к чистому холсту...