Roksy-star (
The_real_love) все записи автора
«Я люблю тебя, Юля.»
О тебе.
Всё могло быть иначе. Абсолютно по-другому. И я бы не шла сейчас по до боли знакомой дороге, освещённой бледно-жёлтой луной. Всё как всегда. Всё как раньше. Только без неё. ЕЁ нет со мной. Будь она здесь, мы бы шли, как всегда ходили по этой дороге – взявшись за руки, счастливые такие, и смеялись бы, смеялись… И она бы запрокидывала голову, – как всегда… - подставляя лицо ветру, а ветер бы нежно перебирал её волосы… А я бы шла и молча восхищалась этим зрелищем. А потом бы мы встали посреди дороги, развернулись бы друг к другу лицом… Она взяла бы меня за плечи… И понеслось бы всё вокруг нас так быстро, что голова бы кружилась… И казалось бы, что отрываешься от земли, и вот уже почти касаешься вытянутой рукой облаков… И так не хотелось бы возвращаться на землю… А она спокойно и ласково смотрела бы на меня, и глаза её, заранее зная ответ, будто спрашивали: «А ты кого больше любишь: меня или…себя?» И не дожидаясь ответа, она бы улыбалась – улыбалась так, как только Она умеет улыбаться – и от этой улыбки сердце будто переворачивалось и падало вниз… Конечно, я любила её больше себя. Гораздо больше. Больше всех. Больше жизни…
Идя по нашей с ней дороге, я вспоминала эти три месяца, что провела с ней. Казалось, небольшой срок. Но нет. Большой. Очень большой…
***
Первый раз я увидела её на улице. И не заметила в толпе. Обратила, конечно, внимание, но ничего не почувствовала. Абсолютно. А потом я стала постоянно сталкиваться с ней на том же месте. И каждый раз отводила глаза, когда она замечала, что я смотрю на неё, смотрю, не отрываясь. И однажды – поняв, что не могу просто смотреть на неё, что мне нужно услышать её голос, - я подошла к ней. Она как раз собиралась перейти дорогу, и я тронула её за плечо. И руки у меня задрожали. И колени подкосились. Она обернулась… Я заглянула ей прямо в глаза. Так близко я её ещё никогда не видела. Всё вокруг потеряло смысл, всё не имело значения по сравнению с тем, что я сейчас стою рядом с ней и смотрю ей в глаза. А она что-то почувствовала. И улыбнулась. И спросила – нежно так, ласково: «Да, ты что-то хотела?» Голос у неё был такой низкий, хрипловатый… И такой красивый… Я слушала её первый раз в своей жизни, но так ясно ощутила – я хочу быть с ней. Я не могу потерять её. Мне нужно видеть её глаза, слушать её дыхание, знать, что она здесь, что она рядом…
- Так ты что-то хотела, солнышко? Я вообще-то опаздываю, говори скорей. – Я снова услышала её.
- Я… Я только спросить хотела… - голос дрожал, и я с трудом сдерживала слёзы. – Как тебя зовут?
Она засмеялась. Ей было приятно, что вот какая-то девочка на улице подходит и просто так спрашивает её имя.
- Юля. А что?
- Да ничего. Просто… Просто интересно стало.
- Ну как это так? – не поняла она. – Просто так вдруг стало интересно?
- Ну да. Просто интересно. У тебя разве так не бывает?
- У меня? Нет. Не бывает.
- Ну ладно тогда. Ты же вроде куда-то опаздывала?
Она снова засмеялась. И снова у меня помутнело в глазах.
- Точно. Я и забыла. Давай тогда, я побежала.
Это был наш с ней первый разговор. Сейчас, погружённая в воспоминания, я и не заметила, как добрела до того самого перекрёстка. Да… Вот здесь стояла она. Нет, не так. Чуть-чуть боком. А я вот здесь стояла. И смотрела на эту же самую щербинку на асфальте. Вот как сейчас. Только тогда напротив меня стояла Она. А сейчас здесь никого не было. Просто пустая дорога. Пустая. Такой моя жизнь без неё стала.
Вернувшись домой после того разговора, я ушла в комнату, легла, закрыла глаза и попыталась воспроизвести её образ… Вспомнить эту встречу во всех подробностях, ничего не упустить. Вот она идёт впереди меня. Невысокая такая шатенка. В джинсах. Со стороны кажется, ничего особенного. И идущие рядом с ней люди не обращали на неё внимания. Они были заняты своими делами. А я шла за ней и думала: «Господи, только бы не упустить её из виду, только бы не упустить!..» Вот я подхожу к ней. Вот трогаю её за рукав. Она оборачивается… Глаза. Только её глаза. И ничего больше.
Чем больше я думала в тот вечер, тем яснее понимала – я полюбила эту девушку. Да, я разговаривала с ней всего один раз. Да, она даже не знает моего имени. Она даже не знает, кто я такая. Но это неважно. Мне не нужен никто, кроме неё. И ради неё я готова на всё. Я готова отдать ей ВСЁ. И предать всех. Ради неё… Ради неё одной… Что угодно…
Стоя на ночном перекрёстке, я вспоминала её улыбку. И не было ничего дороже этой улыбки для меня в тот момент. Всё её лицо озарялось светом, когда она улыбалась…
Сил больше не было терпеть боль, накапливающуюся внутри от одной мысли о ней, и я побежала; побежала вперёд, прочь от этого перекрёстка, от этих воспоминаний... Но сцены из прошлого сами всплывали в голове… Я прислонилась к фонарному столбу. И тотчас отшатнулась. На нём чёрным маркером было написано «Юля». Не помню, я писала или нет. Наверное, всё-таки я. Я тогда везде писала её имя: в школе на парте, дома на столе… В кафе из салфеток вырезала её имя. На асфальте у дома мелом писала. На мокром песке в детской песочнице пальцем рисовала. Везде. Везде Юля и только Юля. Юля, Юля, Юля… Юля. ЮЛЯ.
***
После той встречи я начала писать стихи. Замкнулась в себе. Почти ни с кем не разговаривала. Не могла. Не могла слушать чужой – не её – голос. И постоянно приходила на то место, нашей первой встречи. Но её не было. Она пропала. И я не знала, надолго ли. На неделю? На месяц? Год? Но ждать мне оставалось недолго.
Спустя несколько дней я, вконец измученная постоянным ожиданием, прогуливалась по одному из самых отдалённых районов города. Вероятность встретить знакомых там была наименьшей, что было очень кстати – никто не видел моих слёз. И тут за спиной я услышала голос: «Да, давай я тебе попозже перезвоню, хорошо? Целую, пока, солнышко.» Мне можно было не оборачиваться. Я знала, что это Она. Оставалось только замедлить шаг и ждать, пока она пройдёт вперёд. Но она шла сзади, я слышала, как стучат каблуки её сапог, и, кажется, в этот раз она никуда не торопилась. А я не могла позволить себе обернуться первой. Поэтому я присела и сделала вид, что завязываю шнурки.
- Какие оригинальные у тебя туфли! Неужели на них есть шнурки? – Юлька подошла ко мне и присела рядом.
- Нет, - твёрдо ответила я, - мне просто ногу натёрло. Вот и остановилась.
- Да? – удивлённо переспросила она. – А мне показалось…
- Знаешь, когда кажется, креститься нужно! – выкрикнула я, сама от себя такого не ожидая. И расплакалась.
- Тогда мне тоже кажется, или ты ищешь меня? Каждый день, на том же перекрёстке?..
- Нет, не кажется. Я действительно ищу тебя… Но тебя там не было. Откуда ты знаешь?
- Я там была. Просто сзади шла. Не всё же время ты на меня смотреть будешь, мне тоже хочется иногда на тебя взглянуть.
Она улыбнулась и обняла меня. А я села на асфальт. Повернулась к ней лицом. И поцеловала. И губы её отозвались на этот поцелуй так, будто ждали его – осторожно и горячо одновременно. Так мы и просидели с ней несколько минут: сидя на земле, в пыли, обнявшись и целуясь. Она отстранилась первая, сказала: «Зайка, зовут-то тебя как?». «Аня». «Аня? Я так и думала». И, улыбнувшись собственной детскости, она снова притянула меня к себе.
Идя по одной из проходных улиц, я ощутила острую потребность увидеть то самое место, где мы с ней впервые поцеловались. Увидеть те деревья, дома, те окна, из которых в тот вечер то и дело высовывались люди, что-то возмущённо кричали… Но мы их не слышали. Мы были полностью растворены друг в друге и никого вокруг не замечали…
Когда этот волшебный поцелуй закончился, я уткнулась головой ей в плечо. И тут же почувствовала запах сигарет и духов. Самый лучший запах. Мой самый любимый. А она прижала меня к себе. Я пробормотала тихо и немного неразборчиво – язык заплетался, и почему-то очень хотелось пить: «Я никогда и никому тебя не отдам. Потому что… Я люблю тебя, Юля. ЛЮБЛЮ. Понимаешь…». «Понимаю» - она не дала мне договорить, приложила свой палец к моим губам, помогла мне подняться… И мы пошли домой. Держась за руки. Он что-то говорила, я что-то отвечала… Мы смеялись… А она запрокидывала голову, подставляя лицо ветру, а ветер нежно перебирал её волосы. И я шла рядом, тихо любуясь этим зрелищем. Она видела, что мне это нравится, смеялась ещё больше... А я всё смотрела, смотрела, и никак не могла насмотреться на неё – на это солнышко, на моё любимое солнышко, на драгоценное моё солнышко… На мою единственную… И неповторимую.
Луна освещала мне дорогу, и я всё приближалась к тому месту, где впервые поняла, что значит счастье. А счастье для меня значит быть рядом с ней. И чувствовать её. Любить её… Значит ли это, что без неё я не смогу почувствовать себя счастливой? Значит ли это, что только с ней мне на земле возможно счастье? Значит. Люблю...
Я никогда не спрашивала у неё, что случилось, почему она ответила на поцелуй ещё незнакомой тогда девочки, которая гораздо её младше. Юле было шестнадцать, когда мы познакомились. Теперь ей семнадцать. И она очень изменилась... Мы никогда не обсуждали историю нашего знакомства. Мы просто были вместе. И я никогда не спрашивала у неё, любит ли она меня. Я чувствовала, что она просто очень ко мне привязана. Но любовью это чувство назвать было нельзя. Тем более нельзя было это сравнивать с тем, что испытывала к ней я. Я дышала только ей и только для неё, жила ей и ради неё. В ней был весь мой смысл жизни. Я пропала в ней, и дрожала от каждого её взгляда, от каждого слова... Она тоже очень любила смотреть мне в глаза, говорила, что видит в них только своё отражение. И смеялась, когда я ей говорила, что, кроме неё, ничего вокруг не вижу. Ей это было приятно. А я была счастлива, когда мои слова приносили ей удовольствие. Это было наивысшим моим наслаждением...
Я медленно обходила все места в городе, где мы любили бывать вместе. Парки, набережная... Аллеи... Снова парки... Снова набережная... И снова аллеи.
Вдруг раздался тихий звонок мобильного. Я в надежде схватила телефон... Но нет... Звонила мама. И я даже не стала отвечать. Захочет – сама поймёт, что мне сейчас очень плохо. Не захочет – я и объяснять ничего не буду.
Нажав несколько кнопок, держа трубку дрожащими руками, я смотрела на дисплей. Нет. Соединение не устанавливается. Юлин телефон отключен. Сердце сжалось от тоски, и я тихо побрела дальше.
Аллеи... Парки...
Набережная...
...А потом... Потом она уехала... Уехала жить в другой город. Я могла поехать с ней. Но из-за родителей не могла оставить школу. Поэтому я осталась здесь. Наше с ней прощание останется в моём сердце навечно. Слёзы любимого человека, омывающие твои руки, забыть невозможно. Как невозможно забыть её дрожащие губы, что-то горячо шептавшие за стеклом вагона. И фразу «А+Ю=Л», которую она написала пальцем на запотевшем от её дыхания стекле. Так же, как когда-то я писала её имя на мокром песке в детской песочнице. Всё могло быть иначе. Абсолютно по-другому. Если бы я поехала с ней. И сказала бы ей ещё тысячу раз: «Я люблю тебя, Юля». А она бы тогда счастливо засмеялась в ответ.
Обо мне.
Я уезжала. Уезжала из того города, где жила девушка, которая любила меня больше жизни. В памяти навсегда останутся её заплаканные глаза и холодные дрожащие руки, которыми она крепко сжимала мою руку, провожая меня на поезд. Она не хотела со мной расставаться. А я не могла остаться с ней. Знала, что если пробуду с ней ещё немного, то испорчу ей жизнь. Ведь всё её будущее сходилось на мне...
Первый раз я увидела её на улице. Она шла чуть сбоку и смотрела на меня, как на что-то неземное и непонятное никому, кроме неё. Едва она замечала мой взгляд, как тут же отводила глаза в сторону. Сначала мне это казалось немного странным, а потом я привыкла к ней, к её глазам, постоянно обращённым на меня, и совсем не удивилась, когда однажды на перекрёстке она тронула меня за плечо. Я как будто знала, что это она, и повернулась к ней, скрывая улыбку.
Но едва я увидела её, как что-то во мне перевернулось. Нет, я не заметила в ней ничего притягательного, ничего особенного, – обыкновенная девочка (мне она тогда показалась совсем маленькой) - но было в её глазах нечто такое, отчего мне стало не по себе. Потом я уже поняла, что это было... Любовь. Безграничная любовь, которая выражалась в каждом её слове, в каждом взгляде... Она очень любила меня... Мне иногда даже страшно за неё становилось - я представляла себе, на какие жертвы пойдёт эта девушка, чтобы быть рядом со мной... и не могла представить. Она была непредсказуема. И мне казалось, что, узнав о моём отъезде, она бросится покупать билет. Но всё вышло совсем не так. Родительское влияние оказалось слишком большим, и вырваться из-под их контроля оказалось невозможно. А ведь когда-то она говорила, что если придётся выбирать между её семьёй и мной, она, не задумываясь, предпочтёт последнее.
Тогда, сидя на холодном асфальте и позволяя ей целовать себя, я думала: «Зачем мне всё это? Зачем мне эта маленькая девочка?! Неужели вокруг нет других людей?» И поймала себя на мысли, что нет. Что вокруг нет других людей – кроме нас двоих. И мне никто не нужен больше. Пусть я её не люблю, и не знаю, как её зовут, и уверена в том, что потом могу сильно пожалеть об этом, но я хочу быть с ней!.. Потому, что она меня любит. Потому, что я ей нужна. И этого мне хватит, чтобы желать с ней общаться. Мне этого хватит. Я вижу в её глазах то, чего мне так не хватало в глазах других людей: преданности, любви и понимания того, что делаешь. Понимания человека, которого любишь. А у меня есть горький опыт отношений без взаимопонимания... И нежелания этого взаимопонимания. А эта девочка меня поймёт. Она поймёт всё, что бы я ни сказала... Что бы ни сделала... Какую бы боль ей ни причинила...
***
Возвращаясь после того поцелуя домой, мы шли, держась за руки. Анька – я, конечно, узнала, как её звали – шла рядом, и я чувствовала, как у неё дрожат руки. Она так нежно сжимала мою ладонь, что у меня чуть слёзы на глазах не выступили. А, почувствовав, что слеза всё-таки скатывается по щеке, я подставила лицо ветру. Я избегала её взгляда, понимая, что она хочет от меня что-то услышать... Но, к сожалению... Я не могла ей ничего сказать.
Я очень переживала из-за этого – мне казалось, она не осознаёт, что между нами ничего быть не может. А потом я поняла, что она всё осознаёт. И всё принимает. И примет что угодно, лишь бы быть со мной.
Ещё мне казалось, что я использую её. Использую её огромную любовь ко мне для самоутверждения. Я так ей и сказала однажды...
Мы лежали на траве в городском парке и смотрели на небо. Анька всё восхищалась, что почти каждое облако похоже на моё имя – Юля. А я лежала и улыбалась. Я вообще постоянно улыбалась. Тем более что Аня была счастлива, когда видела мою улыбку, обращённую к ней. А мне нравилось доставлять удовольствие этой маленькой влюблённой девочке. Поэтому я смеялась, и очень часто долго смотрела ей в глаза – ей это тоже очень нравилось... Я ненавидела себя за это. Я обманывала девушку, для которой являлась самым важным человеком на всей земле... Поэтому, помолчав немного, я сказала:
- Вот скажи, ты ведь меня любишь, да?
Аня промолчала. Потом спросила:
- Почему ты спрашиваешь? Ты ведь знаешь, что я отвечу! И знаю, что бы ты ответила на такой вопрос, если бы я его тебе задала! Я знаю, Юль, я понимаю всё прекрасно. Так что давай больше не будем об этом разговаривать. Мне очень больно видеть твоё безразличие в глазах, когда я говорю тебе о своей неземной любви... Да, я люблю тебя. Я тебя обожаю. И на всё ради тебя пойду, ты же знаешь... Но ты-то меня не любишь... – она вздохнула. - Хотя знаешь что... Моей любви хватит на нас двоих.
Потом она засмеялась. И поцеловала меня. А мне нравилось с ней целоваться. Немножко кружилась голова... И хотелось летать... У меня было такое ощущение однажды, что я почти достала облака. И тогда, во время того поцелуя на траве, я поняла, что Аня очень дорога мне. Может быть, даже дороже всех остальных людей. И я сказала ей:
- Знаешь что, солнышко... Прости меня. Прости.
Я больше ничего ей не сказала. А она опять всё поняла без слов. Я ей была очень благодарна за это. Потому что не смогла бы сказать всё то, о чём думала в тот момент, глядя ей прямо в глаза. И видя в них только своё отражение...
А однажды вечером, попрощавшись с ней и оставшись одной, я заплакала. Я очень не хотела, чтобы она уходила. Я не представляла, как я переживу эту ночь без неё... Без её глаз... Я полюбила её. Я не представляла своей жизни без Ани. Я даже не поняла, что случилось, что произошло, что поменялось... Всё... Только она...
А ей я ничего не сказала. Аня ничего не знала о том, что моё отношение к ней сильно изменилось. Я не то что бы не хотела ей говорить – я не могла ей сказать. Знала, что она не поверит. Но знала, что всё равно простит.
***
Я не хотела уезжать. Но Аня для меня была важнее собственных чувств. Я прекрасно понимала, что полноценным её существование не станет, пока она рядом со мной. Поэтому решила вернуться обратно в Екатеринбург – город, из которого я приехала сюда год назад. Естественно, я не хотела, чтобы она ехала со мной. И мне казалось, что без меня ей станет легче. А мне станет легче без неё. Но я ошибалась... Я не представляла, что наше прощание окажется таким тяжёлым...
Поэтому не могла уехать, так ничего и не сказав Ане. И написала на стекле фразу «А+Ю=Л». А потом стояла, прислонившись лбом к стеклу, смотрела на неё... Она смотрела на меня... Я стояла и шептала, как я её люблю, надеясь, что она поймёт, что она услышит, что я говорю. Она поняла. Хоть и не услышала.
***
Первые недели без неё были самыми худшими днями в моей жизни. Я знала, что ей ещё хуже. И оттого мучилась ещё больше. Мне казалось, что я предала её, обманула, уехав, оставив её одну... Оставив её без себя.
Я не могла без неё. Я жить без неё не хотела. И не могла.
Поэтому сейчас, спустя почти месяц, я возвращаюсь обратно. Аня ещё ничего не знает об этом. И не будет знать до последней минуты. А я приду к ней домой, открою своим ключом дверь, пройду в её комнату... Она приподнимет голову с мокрой от слёз подушки. Увидит меня. Спросит: «Как ты могла уехать?.. Как?!» А я скажу ей, что это неважно. Что я всё равно вернулась. Но всё равно не смогу сказать ей, что люблю её. Ведь она сама поймёт это. И простит мне моё молчание.
О нас...
Два человека. Два взгляда. Два сердца, что бьются в унисон. Две жизни, объединённые в одну.
Хочется быть вместе. Хочется смеяться и плакать. Хочется держать за руку. Хочется любить. И быть любимой.
Смотреть в глаза. Чувствовать друг друга...
P.S.: Я люблю тебя, Юля.
P.P.S.: Пойми меня. И прости.
И снова о тебе...
Я лежала на кровати, прижимала к себе подушку и плакала. Плакала тихо, не рыдая истерично, как это делают многие, скучая по любимому человеку. Тихо. От боли. От безысходности. От собственного бессилия, оттого, что сейчас было слишком поздно что-то менять, что надо было раньше думать о себе, о ней... О нас. Плакала от любви, от той огромной любви, которая всё ещё жила у меня в сердце, которая согревала и в то же время болезненно прожигала мою душу. Плакала и вспоминала. Вспоминала парки, по которым бродила сегодня. И по которым когда-то мы бродили вместе с ней.
Я не знала, что мне делать. Казалось, все концы обрублены, что связь с Юлей потеряна навсегда. А как же фраза, написанная на запотевшем стекле в поезде? А как же горячие слова любви, произнесённые по ту сторону окна на том же перроне? Нет, она вернётся. Она точно приедет обратно. Мне так кажется...
Вдруг вспомнилась одна из наших вечерних прогулок по набережной. Было холодно; мы шли, обнявшись, пытаясь согреть друг друга. Фонари освещали только узкую полосу дороги чуть впереди, вокруг же была непроглядная темнота. Мы шли, смотрели вперёд и молчали. Вдруг я сказала:
- Юль, ты ведь даже не представляешь, как я тебя обожаю!..
- Почему же, - возразила она, - очень даже представляю.
- Нет, ну ведь...
- Аня... – протянула Юлька. – Я же не маленькая девочка. Ты думаешь, что я, смотря в твои глаза, ничего в них не вижу? Я вижу. Вижу в них любовь. Вот как сейчас.
Она внимательно заглянула мне в лицо. А я смело посмотрела ей в глаза. В мои самые любимые глаза на свете. Для меня красивей её глаз ничего на свете не существовало. Серо-голубые, всегда аккуратно подведённые, всегда внимательные и улыбающиеся...
Я попыталась максимально отобразить всю гамму чувств на своём лице. Юля улыбнулась. И неудивительно – я представляю, какой серьёзной я вдруг стала на мгновение. Поняв, что пытаться сказать ей «Я тебя люблю» одними глазами бесполезно, я убрала прядь волос с её щеки, обняла Юльку и поцеловала. Слов описать этот поцелуй у меня нет. Как всегда сказочный, как всегда нежный...
Вспомнив её губы, я закрыла глаза. Я не хотела жить без этих губ. Без этих рук, обнимавших мою спину, без этого голоса, что-то проникновенно шептавшего мне, когда мы шли по той набережной, без этого смеха, который я слышала когда-то каждый день. Я не могла без этого.
Вдруг подумалось пойти и наглотаться таблеток. Меня ничего не останавливало, я была дома одна. Да я бы так и сделала, наверное... Если бы не один случай.
Это было незадолго до её отъезда. Мы сидели у меня дома перед телевизором и усиленно создавали видимость заинтересованного просмотра какого-то сериала. На самом же деле, в головах у обеих билась одна-единственная мысль: когда уже, наконец, мои родители уйдут из дома и оставят нас вдвоём... А вот когда они уйдут, тогда мы... Тогда... В тот момент, когда наши мысли сходились в точке «Чем мы займёмся, оставшись вдвоём», мы обе начинали улыбаться, перемигиваться, и сжимать друг другу руки.
Просмотр сериала даром не прошёл. Уже после бурного вечера, проведённого в моей комнате, мы лежали, прижавшись друг к другу, под одеялом и болтали о какой-то ерунде. И вдруг мне вспомнился момент из фильма, когда девушка от своей несчастливой любви выбросилась из окна. То ли молодой человек её не любил, то ли он ушёл от неё к другой, неважно, в общем, что-то у неё не сложилось, и она решила перестать жить. Я у Юльки спросила, что она думает по этому поводу. Она задумалась, а потом ответила, что ей как-то безразлична судьба той несчастной, но самоубийц она из принципа не поддерживает. Сводить счёты с жизнью, по её мнению, может только слабый человек. Тогда я спросила:
- А если бы я из-за тебя так поступила, ты бы тоже решила, что я слабая?
Она помолчала немного, потом села на кровати. И всё молча. Я тоже села, обняла её и поцеловала в плечо. Она смотрела перед собой ещё пару минут, и потом тихо-тихо сказала: «Никогда так не делай. Никогда. Я просто прошу тебя – что бы между нами не случилось, никогда не решайся на это. Даже думать об этом не смей. Я не хочу тебя потерять...» Она снова помолчала и потом добавила: «Навсегда».
Я вспомнила тот разговор, и вариант «Наглотаться таблеток» отпал сам собой. Вдруг я услышала, как в замке повернулся ключ. Папа? Нет, папа на работе до позднего вечера, часов до одиннадцати. Мама? Она в командировке... Хотя, может, что-то в её планах изменилось, и она решила вернуться?
Дверь захлопнулась. В коридоре раздались лёгкие шаги, затем покашливание... Я не верила своим ушам. Казалось, что я сплю, и всё происходящее со мной – только сон. Этого не могло быть, этого просто не могло случиться... С замиранием сердца я слушала становившиеся всё громче шаги. Дверь в мою комнату открылась... И в комнату вошла Она. Юля. Моё солнышко, любимая моя... Она стояла передо мной и, судя по выражению её лица, тоже не верила, что всё это происходит на самом деле. Смотрела на меня, смотрела и вдруг заплакала, закрыв руками лицо. Я подбежала к ней, обняла... А она прижалась ко мне всем телом и, продолжая всхлипывать, заговорила:
- Анечка, маленькая моя, я не смогла без тебя там. Там, где нет тебя, нет твоего голоса, твоего взгляда... Прости меня, пожалуйста, прости за то, что уехала, за то, что оставила тебя... Я никогда так больше не поступлю! Пожалуйста, пожалуйста...
Я посмотрела на неё. Она дрожала, нервно покусывала губы и плакала... Слёзы рекой текли из её глаз, как тогда... Перед отходом поезда... Тогда я взяла её за руку, подвела к кровати, посадила её, затем села к ней на колени. И медленно, пуговица за пуговицей, расстегнула на ней рубашку. Она всё прекрасно поняла. Поняла, чего я хочу сейчас больше всего на свете... И откинулась назад...
***
Началась учебная неделя. Я сидела за партой и рисовала в тетрадке имя «Юля». А потом, положив голову на парту, закрывала глаза и вспоминала Её. Несколько раз выходила из кабинета, чтобы позвонить Юльке. А потом возвращалась, абсолютно счастливая, и, с трудом скрывая дрожь в коленках, садилась обратно за парту. Учителя бросали на меня укоряющие взгляды. По классу пробегал лёгкий шёпот. А я сидела, положив руки перед собой, и думала, думала...
В школе вообще было очень тяжело находиться. Все мои друзья от меня отвернулись. Я не очень понимала причину такой открытой неприязни, поэтому не любила оставаться со своей бывшей компанией наедине – знала, что могу сказать что-нибудь не то, сделать что-нибудь не так... Даже моя лучшая подруга Алиса всё реже стала общаться со мной, предпочитая моему обществу элитную тусовку одиннадцатиклассниц. Однажды я попыталась заговорить с ней:
- Алиска, что у тебя случилось? Ты чего грустная такая?
Она сделала удивлённое лицо и отвернулась. Я снова обратилась к ней:
- Алиса!
- Ну чего? – развернувшись, она посмотрела мне в глаза. – Чего это тебя интересуют мои проблемы?
- Как это? – растерялась я. – Ты же моя подруга. Как-никак...
- Как-никак... – она очень похоже и очень обидно меня передразнила. – Вот именно что «как-никак»! Посмотри вокруг. Ты в каком обществе живёшь?
- В смысле?
- Да в прямом! Как может девушка любить девушку?! Это же неправильно, это же... Не есть хорошо... Да это неприлично, в конце концов!
- Что. В этом. Неприличного? – я очень старалась говорить спокойно, хотя голос предательски дрожал, и я чувствовала, что вот-вот сорвусь, закричу, заплачу, закачу им такую истерику, которую они никогда не забудут, и разнесу эту школу к чёртовой матери...
- Сама по себе такая любовь ненормальна. Лесбиянки – это асоциальный элемент. Эти их дурацкие повадки искоренять надо с раннего детства...
Алиску понесло. Она говорила и говорила, речь её местами была несвязна, зато заумные психологические и социальные термины били фонтаном. Я почти не слушала её. Спустя десять минут воспитательной беседы я вздохнула и достала из сумки телефон.
- Ага! – победно завопила Алиса. – Вот опять, видишь! Я тебе уже битый час объясняю, что ты – самый натуральный псих, пытаюсь наставить тебя на путь истинный, а ты опять тянешься к телефону. Вот ведь однозначно будешь сейчас своей Юльке звонить. Стопудово. – выдохнула она, и на этом её гневная тирада завершилась.
Я не стала ничего комментировать. И так всё было понятно. Я считала, что Алиска не права, а ей казалось, что логичней её никто и никогда мыслить не научится... Раньше нам это нравилось, ведь противоположности притягиваются. А сейчас... Нужна ли мне такая подруга? Подруга, которая оскорбляет человека, без которого я просто не смыслю своё существование? Подруга, которая оскорбляет мою любовь? Нет, наверное...
- Солнце, ты где? – Юлька наизусть знала, когда у меня начинаются и когда заканчиваются уроки, поэтому она позвонила сразу же, как прозвенел звонок на перемену.
- В школе ещё... Зайди за мной! Please!
Юлька засмеялась.
- Ты уверена, что твоя школа выдержит такой напор страстей?
- Нет... – протянула я. – Ну и ладно! Ты, вообще, о чём больше думаешь: о моей школе или обо мне самой?
- Да ладно, ладно! Давай тогда в два у входа на улице. Целую.
- Люблю тебя!
Я с трудом досидела до конца учебного дня. Дождавшись, когда закончится последний урок, я пулей кинулась в раздевалку, а потом на улицу.
Она уже ждала меня. Выпал первый снег, и редкие снежинки оседали на её тёмных, почти чёрных, волосах. Вокруг бегали дети, что-то кричали, о чём-то договаривались – у них была своя жизнь. А моя жизнь сейчас стояла прямо передо мной. Именно жизнь – Юлька была моим прошлым, моим настоящим и будущим... Она стояла и не сводила с меня взгляда... Такая любимая... И такая родная... Не замечая никого, не обращая внимания на толпу одноклассников, стоявшую за спиной, я подошла к ней. Она тихо, почти шёпотом, сказала:
- Наконец-то ты пришла.
И всё. Одна фраза. Но этой фразы мне хватило, чтобы почувствовать себя самым счастливым человеком на земле. Она меня всё-таки любит. Юлька меня любит. Конечно, эта фраза почти ни о чём не говорила. Но взгляд... Интонация...
Я взяла её за руку и поцеловала холодные пальцы. А она только крепче сжала мою ладонь.
И мы ушли.
***
- Я тебя люблю.
Мы сидели с ней в каком-то дворе; она курила, красиво выпуская дым изо рта.
- Я тебя тоже. – ответила я, наблюдая за её движениями: как она подносит зажигалку, как затягивается, как опускает руку с сигаретой вниз…
- Я тебя очень люблю. Очень-очень. – она решила уточнить.
- Тогда брось курить. Я тебя прошу.
Спустя пару секунд она отбросила сигарету. А потом немного подумала и выкинула из сумки всю пачку. Больше она сигареты не покупала.
Сложно, конечно, сейчас сказать, из-за меня ли она бросила курить, или это было её старым желанием... Но в тот момент мне было настолько приятно, что я вот её попросила, и она выкинула сигарету, что я не стала задумываться над подробностями. Я просто улыбнулась и сказала: «Молодец. Не всем это так легко даётся». А она засмеялась и стряхнула пепел с пальто.
***
Мы проводили вместе всё свободное время. Просыпались, завтракали, она провожала меня в школу... Потом встречала, и мы шли гулять. Мы обожали прогуливаться по улицам. Молча или что-то оживлённо обсуждая. Держась за руки или крепко прижавшись друг к другу. Смеясь или просто смотря под ноги. Всё это было неважно. Я шла рядом с ней, и часто вспоминала историю нашего знакомства. Как я встречала её на улице и боялась подойти. Как я впервые услышала её голос. Как мы с ней первый раз поцеловались... Сидя на асфальте... Я шла рядом с ней и улыбалась, и слёзы отчего-то выступали у меня на глазах. Она это замечала и испуганно спрашивала:
- Ты чего?
А я долго-долго смотрела ей в глаза и отвечала:
- Ничего. Хорошо, что ты со мной...
И тут уже она начинала улыбаться, смеяться и обнимать меня. А я закрывала глаза. И просто шла. Рядом. С Ней.
***
Прогуливаясь по улице в один из зимних вечеров, мы решили заглянуть в ближайшее кафе. Устроившись за столиком в углу и обложившись подушками, мы заказали по чашке кофе и продолжили оживлённо планировать дальнейшую совместную жизнь.
- Нет, всё-таки мы будем жить здесь!
- А я хочу уехать к тебе в Екатеринбург,- настаивала я, - хочу жить в городе, в котором ты родилась!
- Здесь мы познакомились. Здесь мы впервые целовались. Ань, нам здесь каждая улица знакома, каждый двор; каждый поворот о чём-нибудь да напоминает!
Я вздохнула. Да, воспоминания – вещь серьёзная. От них не избавишься. Поэтому я и сама в принципе не против остаться здесь…
- Извините, вы не будете возражать, если я к вам подсяду? Просто все столики уже заняты.
К нам обращался высокий и симпатичный молодой человек. Даже слишком симпатичный для того, чтобы я могла спокойно разрешить ему сесть рядом с Юлей.
- Да, конечно, садитесь! Анют, подвинься чуть-чуть, пожалуйста...
Я уставилась на Юльку. И это она мне говорит? Чтобы я подвинулась и уступила место какому-то... уроду... который свалился на нас непонятно откуда и уже вовсю вылупился на Юлины ноги в короткой юбке?!
- А как вас зовут?
Мне послышалось? Или Юля спросила, как его зовут? Ей это очень важно, да? Важнее меня?
- Извините... Я на одну минутку...
Юлька с беспокойством посмотрела на меня. А я вскочила из-за стола и, не оглядываясь, выбежала на улицу. Я только сейчас заметила, что плачу, и что у меня стучат зубы – от злости... Ведь Юлька была сейчас там, в кафе, с этим... Этим... Не знаю даже, как его назвать... И от холода... Потому что моё пальто осталось висеть на вешалке.
А мне было без разницы – холодно, жарко... Я просто шла. Вперёд. Я ревновала, ревновала страшно и безумно, ведь никогда мне ещё не приходилось наблюдать Юлькин флирт с посторонними мужчинами, как, впрочем, и с мужчинами в целом.
Совершенно обезумевшая от нахлынувших на меня незнакомых эмоций, я брела по аллее в течение двух часов. Было уже совсем темно, прохожие, решившие сократить путь до дома, пройдя по парку, встречались редко... Только фонари горели. А я, одинокая и никому не нужная, медленно двигалась в сторону дома. Внезапно я поймала себя на мысли, что я сейчас одна. Впервые за много-много дней. Юлька меня бросила. Всё. Конец.
- Дурочка ты моя маленькая, ну что мне с тобой делать?
Я вздрогнула и обернулась. Юля стояла рядом. Я стиснула зубы, стараясь сдержать поток неистовой ругани, рвущийся наружу, и вдруг... Разрыдалась во весь голос...
Ревела я очень долго. Минут десять. И вот мы уже сидим на холодной скамейке, и Юлька вытирает мне слёзы платком. А я всё ещё судорожно вздрагиваю, говорить очень трудно, и получается только какое-то невнятное бормотание:
- Ты... Там... Он... Я думала... А ты... А он... А я... Мне так было холодно... – тут я собралась с мыслями. – Если ты ещё хоть раз при мне попробуешь завести знакомство с какими-то сомнительными молодыми людьми, посягающими на твою красоту, невинность и так далее, я... Обижусь, в общем.
Юлька рассмеялась. А меня как будто током ударило. Мне нельзя смотреть на неё, когда она смеётся, я тут же просто отключаюсь от реальности...
- Ладно, красоту ещё могу понять, но невинность-то здесь при чём?
- Ну, это я так. Образно выражаясь.
- Это немножко неправильная образность. Я совсем не невинная девочка, Ань, ты это понимаешь?
- Понимаю.
- Ты знаешь, сколько у меня было мужчин, с которыми я встречалась, пока с тобой не познакомилась?
- Не знаю... – я опять занервничала, опять какой-то вулкан заклокотал у меня в душе...
- Много. Очень много. Попробуй смириться с мыслью, что ты моей первой и единственной не будешь. Потому что до тебя у меня было очень много «почти первых» и «на этот раз, последних». Но послушай меня. До тебя я никогда не любила. Ты – действительно первый и действительно единственный человек, который настолько много для меня значит. Всё, что я говорила сейчас, относилось к понятию «невинность». К понятию «любовь» я отношу только тебя, моё солнышко.
И всё. Видите, как всё просто. Одно слово «любовь», и я всё ей простила...
***
Мы ехали домой в такси и целовались. Мы выходили из машины и целовались. Мы стояли у подъезда и целовались. Подниматься по лестнице, целуясь, было бы неудобно, поэтому пришлось сделать небольшой перерыв. А потом, закрывшись в моей комнате, мы снова целовались…
Когда она уснула, я оделась и села на подоконник. Надо было подумать. «Она меня любит. Я люблю её. Мы вместе. Вроде бы всё прекрасно и все счастливы. Но долго ли это будет длиться? Долго ли она сможет прожить со мной? Будет ли она продолжать любить меня, став взрослой женщиной? Действительно ли она так меня обожает, или это только ответ на мои чувства?»
Вдруг чья-то рука опустилась мне на плечо. Я вздрогнула и обернулась. Юлька стояла рядом и грустно смотрела на меня. И тут я услышала её голос:
- Анечка, не думай, что будет потом. Так ли уж важна наша жизнь через двадцать лет, если мы сейчас рядом? Я люблю тебя, люблю так же, как ты любишь меня. Так давай будем жить настоящим, а не задумываться над будущим. Пока есть чувства, нужно чувствовать, а не размышлять, ты согласна?
- Согласна. – еле слышно ответила я.
Она улыбнулась. Улыбнулась своей уникальной улыбкой, и на сердце сразу потеплело, все сомнения растаяли…
- Пойдём, погуляем! Опять! – вдруг предложила Юля.
Вместо ответа я слезла с подоконника и начала натягивать джинсы.
Выходя из квартиры, мы встретили мою маму. Она вернулась из очередной командировки. Я ожидала длительной воспитательной беседы... А она просто кивнула, как бы здороваясь, и прошла в прихожую.
И закрыла дверь.
Мама перестала меня уважать. Ей просто-напросто стала безразлична моя судьба. Она, как и многие другие, считала нас с Юлей асоциальной ячейкой общества. И старалась поменьше общаться со мной.
Она меня никогда не любила, как мне кажется. А сейчас я ей стала неинтересна как человек в целом. Меня это не то чтобы расстраивало или огорчало...
Просто неприятно.
Мама всё-таки.
Когда мы вышли на улицу, шёл снег. Не задавая лишних вопросов, мы молча повернули направо, в сторону набережной.
До места мы дошли за полчаса. За все эти тридцать минут мы не проронили ни слова. Просто шли, держась за руки, как всегда. И только спустившись по каменной лестнице на саму набережную, мы посмотрели друг на друга. Когда-то мне казалось, что взгляд никогда не скажет столько, сколько сами слова. Теперь же, посмотрев в глаза любимой и любящей девушки, я в который раз за сегодняшнюю ночь заплакала. Никогда её взгляд не был таким глубоким, никогда в нём нельзя было прочесть столько слов сразу.
- Я люблю тебя. Ты любишь меня. Мы вместе. И нам больше ничего не надо.
Я посмотрела на неё, ожидая ответа. Но она только улыбнулась. А потом всё же добавила:
- Ничего…
Мы пошли по пустой набережной. Хлопьями валил снег. Прижимаясь друг к другу, смеясь, мы шли вперёд. Она отчего-то плакала. Освещённый отрезок дороги остался далеко позади. Иссиня-чёрная темнота подступала со всех сторон. Но нам не было страшно. Ведь мы были вместе. Не думая о прошлом, не думая о будущем… Живя только настоящим, мы были счастливы. А дороже её счастья для меня никогда и ничего на свете не было...
Ты обо мне...
Я приехала к ней поздно вечером. Предвкушая радостную встречу, зашла в квартиру, открыла дверь в её комнату... И с того момента поняла, что пропала. Совсем. Окончательно. Увидев Аню, я просто перестала контролировать себя, разрыдалась... Анечка подошла ко мне и обняла. А я от этого заплакала ещё сильнее. Чувствуя на своей спине её руки, прижимаясь к ней, слушая её горячее дыхание, я сходила с ума. От счастья. Что я снова рядом с ней. А ведь раньше я думала, что всё будет по-другому. Что мне придётся её утешать, чуть снисходительно улыбаясь. Ну и где она, эта снисходительность? В моей истерике, в дрожащих губах и срывающемся голосе... Анька вдруг так странно посмотрела на меня. Мы сели на её кровать, она расстегнула мою рубашку. И тут я ощутила горячее желание быть с ней, быть рядом и одним целым... Тогда я легла. И закрыла глаза.
Такого удовольствия я никогда ещё не получала. Может быть, оттого, что Аня меня любила больше, чем кто-либо, и думала обо мне больше, чем о себе... Может быть, оттого, что я любила её больше, чем кого-либо, и лежать с ней в одной постели было в тысячу раз приятней. Но мы обе быстро устали. Я лежала у неё на плече и ни о чём не думала. А она только изредка целовала меня. Это была потрясающая ночь. Потрясающе длинная, потрясающе страстная и бесконечно нежная...
Я должна была сказать ей, что люблю её. Но не знала, как это сделать. Когда она смотрела на меня и внимательно слушала, то я сидела будто в небытии, видела только её и слышала только её; смелости на слова «Я люблю тебя» у меня не хватало. Но однажды, когда я встречала её после школы, всё получилось как бы само собой. Я даже ничего не сказала. Просто увидела её, усталую, но счастливую, выходящую из школы... Просто дождалась, пока она подошла ко мне. И сказала ей какую-то незначительную фразу, вроде «Вот ты и пришла». После этого вопросов относительно моей любви к ней у неё не возникало. Она всё поняла. Как всегда. Ей хватило одного взгляда. Одного прикосновения. Чтобы во всём, наконец, разобраться.
Когда я была с ней, мне было хорошо. Мне было очень хорошо, и сил не хватало думать о чём-то серьёзном. Но всё же... Раньше я боялась, что она полюбит меня слишком сильно, слишком самоотверженно, что ли... А сейчас... Сейчас я боялась, что стану ей не нужна. Я не могла представить, что я тогда буду делать. Ведь я-то её по-настоящему любила. Конечно, считать, что она меня любит по привычке, было бы просто жестоко. Ни в ней самой, ни в её любви почти ничего не изменилось. Но ведь могло бы измениться! Под влиянием каких-то обстоятельств... Она же, в конце концов, девушка! Вдруг природа возьмёт своё?.. Хотя... Я-то такая же девушка, как она. И ничего...
Я очень хотела, чтобы мы с ней были вместе. И старалась сделать всё возможное, чтобы Аня это поняла.
***
- Юлька, ты скоро?
Я была в магазине, и Аня звонила мне на сотовый.
- Да, я приду домой минут через десять!
- Ну ладно тогда, давай, пока.
Молчание.
- Ну клади трубку!
- Нет, ты первая, - возразила я.
- Нет, ты!
- Я не могу отключить телефон, зная, что ты ещё ждёшь чего-то!
Она засмеялась:
- А я будто бы могу...
Так и не решив, кто первый положит трубку, мы разговаривали до тех пор, пока я не вернулась домой, и мы не встретились у неё в комнате.
***
Иногда у нас появлялись проблемы с Аниными родителями, несмотря на то, что её мама постоянно разъезжала по командировкам, а папа часто допоздна задерживался на работе... У него была другая женщина – молодая, полная сил и энергии, а не измученная постоянными проблемами с сотрудниками, - именно такой была его законная жена. Аня знала про его любовницу, и однажды я стала свидетельницей неприятной сцены, которая надолго осела в моей памяти...
В тот вечер Валерий Сергеевич, Анин папа, вернулся домой за полночь. Светлана Михайловна была в Москве, и его бурную личную жизнь ничто не стесняло и не ограничивало. Он надеялся, что мы уже давно спим, или хотя бы вот-вот уснём. Включив свет во всей квартире, он прошёл в ванную, и через пятнадцать – двадцать минут, по дороге в спальню, заглянул к нам.
Это была, мягко говоря, не самая удачная минута этой ночи, чтобы удостовериться, что с дочкой всё в порядке. Два любящих друг друга человека не могут просто лежать рядом, проявляя полное безразличие. Естественно, мы вовсю пользовались минутами уединения. Однако Аниному папе, на редкость консервативному человеку, наше занятие естественным не показалось.
- Что вы делаете?! – лицо его покраснело, руки затряслись от гнева – он, плюс ко всему, был очень несдержанным.
Я моментально откатилась от Ани на другую сторону кровати, а Анька тут же укрылась одеялом.
- АНЯ!
- Пап, всё нормально, господи! – она изо всех сил пыталась его успокоить, разговаривая спокойным тоном в стиле «так всё и должно быть».
- Ты говоришь, что то, чем вы сейчас занимались, это нормально?!
- У нас в стране сексуальная революция. Так что извини. Я думаю, я вправе сама для себя решать, с кем мне спать.
- Нет, ты не вправе! Никто тебе ещё никаких прав не давал. Я всю жизнь жил по чужим правилам, и никогда не позволял себе...
- Да, всю жизнь жил, а теперь вот навёрстываешь упущенное... – вдруг вырвалось у Ани.
Валерий Сергеевич прищурился и даже немного притих, хотя, возможно, мне это только показалось.
- Что ты хотела этим сказать?
- Да понял ты меня, нечего тут оправдываться! – тут уже Анька начала кричать. Я сидела, прислонившись к стенке и обмотав ноги одеялом, и смотрела на неё. Внимательно следила за выражением её больших карих глаз, наблюдала за тем, как она нервно перебрасывает длинные тёмные волосы на правое плечо, и как она привычным движением поправляет чёлку...
- Ты знаешь? – тихий голос её папы вернул меня в реальность.
- Да.
Ещё совсем недавно грозный и категорично настроенный мужчина прошёл в комнату (всё это время он стоял у двери), и сел на кровать, закрыв лицо руками.
- Я жить без неё не могу, - прошептал он, и я подавила улыбку. Нет, мне не показалось это смешным, просто я очень давно не слышала, чтобы кто-то, помимо меня и Ани, произносил эту фразу. - Она изменила мою жизнь, она показала мне, что значит жить в своё удовольствие... Раньше я существовал, чтобы работать для тебя и твоей мамы. А теперь я живу для себя. И для неё. Да что тебе объяснять?.. Ты не знаешь, что значит любить, ты просто ещё слишком маленькая для этого...
- Папа, я знаю. – Аня сказала это, как бы признаваясь и одновременно утверждая.
- Кого ты любишь? Её? – Он ткнул пальцем в мою сторону. – Это не то. Это другое. Не любовь.
- Я её обожаю, пап. И говорю это, ничуть не стесняясь её присутствия, потому что она знает об этом.
- А для меня Аня, – Я впервые за этот разговор отважилась вступить в диалог, - это всё, ради чего вообще стоит жить. Я серьёзно.
- Совет вам, да любовь, девочки, – хмыкнул он и встал.
Уже на выходе из комнаты Анин папа развернулся и устало попросил:
- Маме не говори, ладно?
Аня не ответила. Потому что не собиралась ничего рассказывать маме. С одной стороны, не хотелось тревожить её, и без того живущую в постоянном напряжении, а с другой... Всё это казалось Ане таким несущественным и мелочным по сравнению с нашими отношениями, что ей просто не хотелось впутывать себя в лишние проблемы.
***
Помню один вечер, когда мы чуть было не поссорились. Мы сидели в кофейне, и к нам подсел какой-то молодой человек. Лицо его было мне знакомо, и я на всякий случай спросила, как его зовут. А Анька как-то странно посмотрела на меня и выбежала из кафе. Я тут же вскочила, схватила её и своё пальто и вышла следом, так и не оплатив счёт. Ани не было, и я пошла туда, где мы чаще всего с ней прогуливались, - на набережную.
Но там я её не нашла. Часа полтора, а может, два, я бегала по всему району. Я знала, что она рано или поздно вернётся домой, и я просто могла бы подождать её у подъезда, но... Раздирающее сердце чувство вины заставляло меня уходить всё дальше от её дома, углубляясь в ночные аллеи. В одной из таких аллей я и встретила Аню. Успокоила её. И начала нести какую-то чушь про тьму бывших бойфрендов. Зачем я это говорила, мне непонятно. Тогда мне казалось главным что-то говорить, проявлять свою заботу о ней, поэтому только к концу своей пламенной речи я заметила, что Аня ничуть не успокоилась, а наоборот, разнервничалась ещё больше. И я просто сказала ей, что важнее неё для меня на этой планете ничего нет.
Это было правдой.
Анечка это знала. Поэтому улыбнулась.
И сразу же всё мне простила.
Как всегда...
***
Что для нас значили ночи, проведённые вместе? Это были моменты, когда мы сливались воедино, когда мы чувствовали друг друга, как никогда, когда каждый миллиметр её тела принадлежал мне, а я была отдана ей вся, без остатка. Когда мы любили и хотели друг друга... Когда с головой погружались в эти нежные ласки и горячие поцелуи... Когда забывали обо всём, и на свете не существовало ничего, кроме наших глаз, наших тел и наших вздохов... Да, это были лучшие моменты в моей жизни... И в её, я уверена, тоже.
Проведя ещё одну ночь с Анькой, я быстро уснула. Но, почувствовав, что Аня встала с кровати, открыла глаза. Полежала немного, потом встала и подошла к ней. Я знала, о чём она думает. О нашем с ней будущем. О нашей судьбе. Или о наших судьбах – в зависимости от того, как сложится жизнь. И так мне захотелось убедить её, что всё будет хорошо, что самое главное – в нашем общем настоящем, что я предложила ей погулять. Посреди ночи. Просто пройтись. Конечно, она согласилась.
Мы шли с ней по нашей любимой набережной. Падал снег, покрывая дорогу ровным-ровным тонким слоем. А я шла, обнимая её за талию, и думала: «Она здесь. Идёт рядом со мной. И это главное. Наплевать на традиции, на людей, на время и расстояние. Я сделаю всё, чтобы она была счастлива со мной... Она... Солнышко моё... »
И о нас...
«Я люблю её. Нет такого человека, которого я любила бы больше её... И такого, который любил бы её больше, чем я... Только в ней и заключается вся моя жизнь, я дышу и живу ей, живу для неё... Всё самое прекрасное на этой земле сосредоточено в Ней, в её лице... В её глазах и улыбке... Я умираю, когда вижу её. Хочется просто подойти к ней, обнять... Ощутить её дыхание... Просто поцеловать её губы... Самые прекрасные, самые любимые. И в этом едином сердцебиении обрести, наконец, свободу... И знать, что ничто не сможет разрушить эту любовь. Потому что это – моя любовь к ней. Потому что я отдам ей всё, пусть только она попросит... Предам всех. Сделаю всё. Ради неё. Ради неё одной...»
...Две девушки стояли, обнявшись, на набережной. Ветер обдувал их лица, снег кружил вокруг. Они стояли и целовались в тусклом свете луны. А потом взялись за руки, поднялись по каменным ступеням... И скрылись в темноте.
Из воспоминаний.
Воспоминания мамы.
Я всегда считала, что моя дочь должна расти и развиваться самостоятельно, поэтому никогда не держала её на коротком поводке, позволяя задерживаться по вечерам, ночевать у друзей в праздники и так далее. А однажды я увидела её на улице, целующейся с девушкой.
Девушка, надо признать, была очень красивая. Ненамного старше Ани, с длинными чёрными волосами и большими серыми глазами. Она производила очень приятное впечатление, и я, человек здравомыслящий, попробовала войти в Анино положение. Я не стала им мешать, хотя и потом неоднократно видела их вместе. И всё мне казалось, что это ненадолго. Несерьёзно и не по-настоящему.
Боже мой, как я жестоко ошибалась...
Я очень любила Аню, она была моим единственным ребёнком. А она очень любила Юлю. Поэтому я не стала возражать, чтобы эта девушка пожила у нас. Она была иногородней и до этого жила в общежитии, хотя сумма, присылаемая её родителями, была достаточной для того, чтобы снять небольшую квартиру, не то что комнату. Юля, как я поняла, нигде не училась. Аня объяснила это тем, что «Юлечка и так очень умная, так что все эти университеты ей ни к чему».
Вскоре после Юлиного возвращения Аня совсем перестала со мной общаться. Я и так нечасто бывала в городе из-за работы, и каждая встреча с дочерью превращалась для меня в настоящий праздник. А она стала вдруг удивительно холодной, даже неприступной, и мне иногда казалось, что я элементарно боюсь подойти к ней и поздороваться...
Я очень уважала любовь этих двух девочек. А Аня, к сожалению, этого уважения не смогла заметить...
Воспоминания учителей.
Аня всегда была очень активной, внимательной девушкой. Её очень интересовали и политические проблемы, и социальные, и даже экономические. А на одном из уроков истории она не смогла вспомнить, как зовут Президента России. Скажете, по невнимательности, по рассеянности? Да, возможно. Но её мама утверждала обратное. Девочка просто-напросто влюбилась.
Хотели созвать Совет Школы. Поговорить об успеваемости.
Передумали. Поняли, что бесполезно.
Рядом с такой любовью, как у неё, всё остальное меркнет и теряется на фоне ослепительного свечения.
А потом выяснилось, что влюбилась она в девушку.
Эта новость моментально разнеслась в учительском коллективе. Приняли решение: девочку не трогать.
Сама выкарабкается.
И выкарабкалась. Разгребла свои тройки-двойки, вроде даже немного остыла. Молодец...
Сильная очень.
Воспоминания прохожих...
«... Да, конечно, я помню этих девушек! Их очень часто можно было встретить на набережной. Красивая пара, безусловно. И чувства у них настоящие, по глазам видно. Здорово...»
Маша, 26 лет.
«... Две тёмненькие девушки? Да... Вот уж где настоящий позор нашего города. Я лично против таких отношений. Ну ладно, если просто любят. Так ведь они ещё и целуются! Чему они учат маленьких девочек, которые видят их на улице?!...»
Михаил Петрович, пенсионер.
«... Я знаю одну из них. Аню. Я... Люблю её с восьмого класса. Жить без неё не могу. Сердце сжимается, когда вижу её с этой девчонкой. Но я не в силах ничего изменить. Раз Аня её так обожает, эту стервозную, высокомерную девицу, я не смогу разрушить их счастье...»
Максим, студент.
Холодная, неприступная, самостоятельная, активная и внимательная девочка... Сильная.
Красивая, стервозная, высокомерная иногородняя девушка.
Ослепительное свечение... Красивая пара... Настоящий позор... Счастье.
Счастье в позоре? Или позор в счастье?
Для общества - позор в счастье. В таком счастье. Для любви же позора не существует.
Где на этой Земле справедливость? Когда уже чувства перестанут считаться здесь чем-то неприличным?..
Непонятно.