gaarik все записи автора Название: "Живое мёртвое сердце"
Автор: gaarik
Бета: многострадальный аффторский моск
Персонажи: Улькиорра, Ичиго, упоминается Химе
Жанр: ангст, скорее даже дарк-ангст, драббл
Рейтинг: R
Фендом: Bleach, родимый
Дисклеймер: отказ от прав
Примечание: насилие, агрессия, рвань, кровища... *аффтора понесло* + возможен ООС
От автора: писалось для veliri по заявке
И какбэ да, тут снова всплывает тема "сердца", хотя с "трудностями перевода" все уже давно разобрались, но автора это никак не отпускает.
Размещение: оно кому-то надо? Тогда все вопросы — в личку!

Воздух вокруг вскипает обжигающе-тягучей волной реяцу. Она проходит по телу, и ощущение такое, словно каждая клеточка и нерв рвутся, не выдерживая давления. Взметнувшаяся вверх пыль обволакивает, мешая дышать, забивается в глаза и ноздри, оседает в горле горечью. По виску, из рассёчённой кожи течёт липкое и тёплое, капая с подбородка на жёсткий, раскалённый битвой песок. Ичиго сглатывает, но во рту по-прежнему сухо, и кварц скрипит на зубах. Переводит взгляд вниз, где под ногами разливается багряным аляповатый узор. Кровь, его кровь. Смешно. Парень опирается на руки, пытаясь встать, но ослабевшие мышцы плохо слушаются, выдавая его состояние крупной дрожью. Смотрит на свои руки – кожа изодрана и висит лоскутами, обнажая мясо, кое-где уже наливаются тёмным синяки и гематомы, в ранах полно песка.
Впереди, всё ещё скрытый за клубами оседающей пыли, появляется расплывчатый силуэт. Проклятье. «Вставай, Ичиго», – слышится, отдаваясь внутри скрежетом, голос – так, что не разберёшь, чьи это слова – Зангетсу или Пустого. – «Ты должен встать!» Сплёвывая и чертыхаясь сквозь зубы, шинигами поднимается. И вовремя, потому что Шиффер уже рядом. Удар – и вставшего на ноги Куросаки отбрасывает вбок, крепко приложив спиной о холодный гладкий камень. Краем уха он слышит грохот обвалившегося куска стены, известь сыпется сверху, из-за чего новые облака удушливой пыли разъедают слезящиеся глаза. Ичиго заходится кашлем; рот моментально наполняется солоноватым и вязким, с привкусом металла, но он сглатывает кровь, не позволяя ей стечь с уголков губ.
Кватра смотрит на пытающегося отдышаться шинигами едва ли не с презрением. Перед ним сейчас тот, кто раньше времени потревожил покой Владыки, явившись в Лас Ночес за похищенной женщиной. И тот, кто никак не хочет признать своё поражение, несмотря на ощутимое различие в их силах. Самоуверенный глупец. Он не сдаётся даже тогда, когда Шиффер практически вышибает из него дух, поднимаясь снова. Даже когда собственный меч уже кажется неподъёмным в налившихся дикой усталостью руках. И всё равно бьёт в ответ, Гетсугой. Чёрный полумесяц вспарывает пространство, и арранкар привычным движением встречает атаку занпакто. Но что-то идёт не так, и лезвие, на удивление, даёт трещину. Отбив удар, Улькиорра уходит на вершину башни и выше, с треском проламывая купол – туда, где можно дать простор крыльям.
Ичиго чувствует, как вокруг рвётся, тугими кольцами зажимая его в тиски, высвобожденная сила арранкара. И невольно замирает перед открывшемся зрелищем. Всего на секунду. Но это большая ошибка – следующая атака не заставляет себя ждать, когда Кватра нападает на приоткрывшегося Куросаки, и того отшвыривает прочь. Удар выбивает весь воздух из лёгких; разом становится нечем дышать. Жалкое зрелище. Однако рыжий, пошатываясь, снова встаёт на ноги. Похоже, его совершенно не волнует тот факт, что он слабее. Улькиорра едва заметно сжимает губы – он не понимает подобного упрямства. И наносит удар, со всей силы, ещё сильнее припечатывая изрядно потрёпанного парня к поверхности купола. Но… Нет, только не снова. Ярость вскипает в крови при виде упорно поднимающегося раз за разом шинигами. Как будто у того нет предела. Полнейший идиотизм. Омерзение подкатывает к горлу, застревая в дыре комком. Чтобы такой мусор считал себя выше, только потому, что у него есть это самое, пресловутое «сердце»? Отвратительно.
- Ты глупец, Куросаки Ичиго. Ты намеренно противостоишь настолько превосходящему тебя противнику, что я отсюда чувствую, как тебя охватывает животный страх.
- Меня не волнует, что ты сильнее. Я всегда знал это. Я сражаюсь, потому что должен победить!
Улькиорра чуть наклоняет голову:
- Зачем? Что заставляет тебя каждый раз поднимать на меня свой меч? Не считая того, что я твой враг.
- Ты не поймёшь, у тебя же нет…
Перед глазами мелькает лицо пленницы во время их разговора в Главном Зале. Сейчас, у стоящего напротив парня такое же выражение.
- …Сердца? – Продолжает за него арранкар – ему не составляет труда угадать это. – Почему вы, люди, всегда говорите так, словно носите свои сердца в своих руках? Мне кажется, именно сердце виной тому, что вы страдаете. И погибаете.
А ещё он помнит, как загорелись тогда же глаза женщины, стоило Куросаки появиться. «Значит, это действительно сердце. Так пусть же оно не достанется никому».
Ичиго поднимает голову, с вызовом смотрит в зелёные глаза. Улькиорра усмехается про себя.
- Глупость. Ты слаб и ничтожен. – И, повысив голос, – пусть мы и схожи внешне, человек, даже с силой Пустого, никогда не станет равен арранкару. Я покажу тебе разницу между нами.

Всполох реяцу на миг скрывает Кватру от Ичиго, а раздавшийся рядом треск обвалившихся каменных плит отвлекает внимание. И в ту же секунду что-то со свистом рассекает воздух. Куросаки отшатывается, уходя от выпада, но увернуться не успевает – чёрное лассо обвивается вокруг него, захлестнув шею, и в следующее мгновение он уже отчаянно дёргается, удерживаемый хвостом за горло. Колючая взвесь постепенно рассеивается, и первым, что видит перед собой Ичиго — это наполненный совершенно дикой, выжигающей ненавистью взгляд. За спиной арранкара с тихим, сухим шорохом разворачиваются крылья, закрывая тусклый лунный свет кожистой перепонкой непроглядной черноты.
- Ты всё ещё не хочешь отступиться?
- Даже не думай!
«В его голосе столько решимости. Интересно».
- Тогда… – и, не договорив, щёлкает пальцами, с которых тут же срывается сгусток мощнейшей, раздирающей и сметающей всё на своём пути силы. Шинигами давится воздухом, всего на секунду потеряв бдительность, однако этого более чем достаточно, потому что длинные чёрные когти уже в непозволительной близости от тела. «Ксо!» – мелькает в голове… Но удара не следует. Вместо этого Куросаки чувствует саднящее покалывание, когда Шиффер, держа его хвостом, задумчиво прикладывает ладонь к горячей груди – как раз там, где бешено бьётся, разгоняя кровь по сосудам, то самое сердце, которого он сам давно лишён. Заметив промелькнувший в глазах противника почти панический страх, Кватра усиливает нажим, и острие когтя разрезает кожу так же легко, как рвётся шёлк под лезвием клинка.
Ичиго только стискивает зубы, чтобы не закричать, не выдать себя, когда собственная кожа расходится от глубокого пореза, открывая сочащуюся кровью рану. Улькиорра, не отрываясь, наблюдает, как под давлением кровь выходит толчками, в такт пульсации – такой же, что чувствуется во всём теле шинигами. Забавно. Выходит, это и есть то сердце, которое поддерживает в людях жизнь. А если…

Арранкар погружает внутрь руку, и парень, не выдержав, стонет. Боль? Прекрасно. Ты получишь её сполна.

Ичиго бьёт дрожь, и на каждое движение чужих пальцев внутри тело сводит судорогой. Идя сюда, в чуждый ему мир, он, казалось, был готов ко всему – к боли, сражениям, к смерти, в конце концов! Но точно не к тому, когда тебя, распятого и связанного, начинают практически препарировать заживо. Мышцы напряжены, и из-за этого кровь льётся быстрее, чем могла бы, унося с собой жизненные силы.
Тем временем Шиффер, вдоволь насмотревшись на строение грудной клетки, рывком выдёргивает руку из раны. Куросаки только выгибается, беспомощно дёргаясь в захвате. Нет, это не стон даже, а что-то едва слышное, булькающим хрипом дерущее горло. И ни звука – для крика не хватает воздуха, а ужас своего положения доходит с трудом, пробиваясь сквозь помутнённый происходящим рассудок. Сквозь охватывающее оцепенение он чувствует, как чужие руки уверенными движениями обследуют и ощупывают его тело, царапая когтями кожу. Когда они замирают на талии, он всё ещё чувствует. И даже когда срывают остатки одежды – тоже…
Человеческое тело. Да, оно такое же, в этом шинигами был прав. Но на этом сходство заканчивается, и арранкар никогда не станет ближе к человеку, так же как последний не сможет преодолеть эту ступень в их эволюции, ведь это абсурд. Эта оболочка для души настолько слаба, что даже не способна выдержать их собственную реяцу, что уж говорить о чужой! А ещё от человека пахнет – потом и болью, и ненужными эмоциями. То ли дело он – никогда и ничего не испытывающий. Улькиорра морщится – мусор, он и есть мусор, и, какой бы силой ни обладал, если не умеешь использовать её правильно – ты ничто. Вот и сейчас, шинигами лежит навзничь, чуть подёргиваясь, и кровь давно не льётся так, как вначале, медленно, уже по каплям вытекая наружу. Слабак. Кватра кривит губы в подобии усмешки. Остался последний штрих.
Ичиго распахивает глаза, выдернутый из забытья, когда его одним ударом пробивают насквозь. Чтобы хоть как-то защититься, он пытается закрыться, свернувшись клубком, в позе зародыша, но располосованные мышцы и связки не слушаются. Улькиорра плотно сжимает серые губы – ведь где-то там, внутри, всё ещё бьётся то, что столько времени не даёт ему покоя – человеческое сердце. И выдирает руку с зажатым между пальцами комком. Тёмная, почти чёрная кровь выплёскивается на свободу, тягуче стекая между развороченных рёбер. Несколько минут Шиффер смотрит на свою ладонь, в которой всё реже и реже сокращается, трепыхаясь, кровавый сгусток, а затем медленно отводит руку в сторону. Лопаются, повисая безжизненными плетьми, сосуды и вены; карие глаза мутнеют и, теряя блеск, наконец-то закрываются. Более ничем не удерживаемое, изломанное тело шинигами падает к ногам арранкара. Но смерть врага не удовлетворяет, и чёрные когти вспарывают оболочку, сминая липкий, влажный комок и оставляя лишь синеватую плёнку – то, что осталось от ненавистного органа. Ослепительная вспышка чёрного церо пробивает слабо подёргивающегося в предсмертных конвульсиях Куросаки, прожигает в нём огромную дыру и отбрасывает прочь.

Где-то далеко внизу кричит женщина, пока тело падает сверху, и слышны, приглушённые расстоянием, отголоски других битв. Улькиорра стоит на вершине колонны, ему слишком знакомы нотки этих голосов. И вздрагивает, когда до слуха, сквозь истеричные крики, долетает обречённое: «Зачем, Улькиорра-сан?»

Вот оно, истинное отчаяние. Потребовалось пролить столько крови, чтобы и они наконец осознали это.

Сердце. Теперь оно не достанется никому.