_пустота_ все записи автора

Лена Катина

Для чего снимался клип «Белый плащик»?

Мы хотели рассказать о том, что нас волнует. Мне кажется, насилие — это та тема, которая волнует каждого. Мы хотели показать, что аборты — это тоже насилие, убийство нерожденного человека. У меня много знакомых, переживших аборт… Идея о расстреле у нас возникла давно. А когда Юлька забеременела, мы решили, что это усилит воздействие. Вот говорят, беременных никогда не расстреливали, такого не было. Как не было? В войну не смотрели, кто беременный, а у кого маленький ребенок… А клип — это такое доведенное до абсурда насилие. В этом клипе я — это не я, Юля — это не Юля. Мы не играем самих себя. До этого всегда играли, а здесь придуманная история, в которой мы исполняем чужие роли. Я — как бы экзекутор, а Юля — как бы женщина, которая подвергается казни.

А если бы не Юля, а вы ждали ребенка, согласились бы вы сыграть Юлину роль?

Сложный вопрос. Не знаю… Не могу сказать.

Что вас могло бы остановить?

Я бы испугалась.

Чего? Это плохая примета?

Я не очень-то верю в приметы. Все мы под богом ходим… У меня не было ни одного аборта. Я бы не смогла решиться на такой шаг… Не знаю, мне бы самой, наверное, было плохо. Ну, я просто не такой человек, как Юлька. Она жесткая, решительная, хоть и безумно эмоциональная. Если бы я была в ее ситуации, может быть, и согласилась бы… Потому что это ради идеи, ради искусства… Сейчас буду произносить громкие слова…

А почему бы и не произносить?

Скажем, в отношениях между мужчиной и женщиной слово «люблю» сейчас принимает немного не тот оборот. Люди без конца говорят друг другу: «Я тебя люблю, я тебя люблю». А потом спокойненько расстаются: «Ой, это не любовь была». Мой близкий человек долго не говорил о любви. И однажды я ему сказала: «Я же вижу, у тебя есть ко мне чувства». А он ответил: «Слово “люблю” теряет ценность, когда его произносишь каждый день. Так же как “доброе утро” и “ты мне нравишься”…» А насчет искренности… Очень часто приходится сталкиваться с людьми, которые в глаза говорят одно, а за спиной — совершенно другое. И когда ты об этом узнаешь, удивляешься: «Боже мой, ну ничего себе!» В принципе, мне кажется, это вопрос доверия к людям.

А вы им доверяете?

Я очень открытый и доверчивый человек. Не знаю, плюс это или минус в этом волчьем мире — к Волковой это не имеет отношения… Может быть, скорее минус, но я ничего не могу с собой поделать, потому что я такая. Я очень часто накалывалась. Мне говорили: «Лена, ну нельзя быть такой открытой, тебе потом это боком выйдет». Я соглашаюсь, но постоянно совершаю все ту же ошибку… Хотя не знаю, ошибка ли это. Жизнь в любом случае чему-то учит. Сломать себя сложно. Этот слом психическими расстройствами может закончиться.

То есть вы отказываетесь видеть в человеке плохое?

Верно, в любом человеке нужно искать прежде всего хорошее. Знаю, некоторые только плохое ищут: вот у него наверняка тут что-то не так, а здесь что-то не то. А я предпочитаю искать хорошее, и люди из моего окружения отвечают мне доб­ром. Но я поняла главное: если ты делаешь кому-то хорошее, не надо ждать от него того же в ответ. Вообще ничего не  надо ждать. У тебя есть душевный порыв? Так просто сделай хорошее. Ведь все бумерангом возвращается. Вопрос только — когда, зачем и почему.

Значит, вы сторонница…

Давай на «ты».

Давай. Ты сторонница теории «что посеешь, то и пожнешь»?

Пожалуй, сторонница.

А ты вообще как-то сталкиваешься с насилием? Я вот, например, каждый день езжу в метро…

А у меня мама ездит в метро. Я еще хожу по улицам ненакрашенная и по магазинам. Насилие — оно везде. Если человеку хорошо, он идет по улице и улыбается. И я это, кстати, замечаю: идет человек, а у него улыбка на лице — приятно смот­реть. А есть люди как будто замороженные. Особенно зимой. Идут закрытые, укутанные, лица мрачные…

Лена, а ты сама ездишь в метро?

Недавно у сестренки сломался телефон, и надо было съездить его забрать. Моя машина была в сервисе, и мама говорит: «Поехали за телефоном все вместе». Куда-то на «Сокол» надо было ехать. Я спрашиваю: «А как мы поедем?» Мама отвечает: «Сядем на маршрутку, а потом в метро…» Я очень люблю метро, там запах такой особый. Там чем-то таким пахнет… ну, чем шпалы мажут. Мазутом? Когда я была маленькой, постоянно говорила маме: «Давай возьмем баночку, наберем туда воздух из метро и распустим его по квартире…»

Слушай, я все про этот ваш клип. Вот ты — аборта у тебя никогда не было, ты перед таким выбором не стояла. Почему же эта проблема тебя так заботит?

Потому что убивать — плохо, тем более свою кровиночку. Не каждая женщина делает это из-за того, что не хочет ребенка. Ей может быть нечем его кормить. У нее нет средств к существованию. Разные бывают ситуации. Или молодой человек, узнав о ее беременности, сказал: «Да пошла ты…» Представь, что забеременела бездомная или девочка из детдома. И что? Никто ее не поддержит. Она одна. У нее нет образования. Бывает же такое! И что делать? Родит такая девчонка, и на что она будет жить? И где? На что она будет ребенка кормить, одевать, покупать питание, памперсы? Это же безумная уйма денег.

Но она уже забеременела. И что делать?

Вот и я спрашиваю: что делать? Варианта два: либо она идет и делает аборт, либо уповает на бога. Говорят же: «Рожайте, а бог позаботится». Но есть ведь люди, которые не верят. А если веришь, начинаешь крутиться-вертеться, стараешься что-то изменить, искать другие пути, а не элементарно — пойти и, как некоторые говорят, «вычиститься». И кроме того, аборт — это же опасная вещь, потом можно на всю жизнь без детей остаться… Только мне-то хорошо: сижу тут в кафе, одета, обута и говорю: «Вот я никогда не пойду делать аборт». А другие?

Когда Юля Волкова забеременела в первый раз и сказала тебе об этом, не было страшно «творческого застоя»?

А он и случился. Но дети важнее всего на свете. Карьера кончится когда-нибудь, а ребенок останется с тобой на всю жизнь. Я бы никогда в жизни никого не послала на аборт, я бы все силы положила на то, чтобы отговорить человека. А ведь часто и мужчина бывает против ребенка.

Стоит ли с таким мужчиной оставаться?

Думаю, нет. Я сразу ставлю на нем крест.

Без шансов на оправдание?

Время все лечит. Если один раз сердце подсказало, что тебе этот человек не нужен… Два раза в одну реку не войдешь. Я думаю, нужно идти дальше, жить, новые люди все равно приходят в твою жизнь. Если тебе суждено одной остаться, все равно останешься. А нет — значит, придет твой человек.

Ты верующая?

Моя прабабушка была очень религиозной. Мама с бабушкой верующие, но в храм ходят время от времени.

А ты?

Не часто. Помню, прабабушка начала водить меня в церковь, когда мне исполнилось годика три. Она брала для меня маленький стульчик, и я садилась на него, когда уставала. Однажды меня даже взяли в хор — пока пели, я там сидела у кого-то на коленях. Но я была шебутной, поэтому меня быстро назад к бабушке отправили.

А сейчас часто бывает: пришла молодая девчонка, ее поддержать нужно, чтобы она не развернулась и не ушла, а они — вот, в брюках пришла… Я даже со священником на эту тему разговаривала. Не очень помню, что он ответил, только одна фраза запомнилась: что это старое поколение, они считают, что совершили подвиг — сохранили веру, когда ломали храмы, и теперь уверены, что у них есть определенные привилегии.

Вообще-то ваш имидж как-то не вяжется с такими разговорами.

Честно? А ведь 40% популярности, я думаю, мы обязаны этому имиджу. Кажется, были еще «Гости из будущего» с песней «Целуй — не целуй». Но у них эта линия проходила только в одной песне. А мы вот так сделали — вау! Хотя мы никогда и не говорили, что мы лесбиянки. Да, я с Юлей целовалась в губы. Но я со всеми своими друзьями и даже с одноклассниками целуюсь в губы. Нужно отдать должное и Ване Шаповалову: он снял клип, сюжет которого можно было и в ту и в другую сторону повернуть. Он удержался на грани, хотя ходил по лезвию бритвы. И в то же время дал какой-то намек. Ну да, я очень люблю Юльку, а Юлька любит меня. Мы дружим вот уже двенадцать лет. Двенадцать лет! Это имеет значение. Мы можем целоваться, но это совсем не значит, что мы по ночам… Это с одной стороны. А с другой… Да, я после этого ходила в церковь и исповедовалась.

Почему?

У меня какое-то двоякое чувство. С одной стороны, мы вроде ничего такого не делали. Ну, поцеловались — и что?

А с другой?

Я считаю, что если человек к этому изначально предрасположен, то он все равно туда уйдет. Для нас никогда не существовало лиц нетрадиционной ориентации. Основная идея — они тоже люди. И порой они бывают гораздо лучше, терпимее и искреннее. Они готовы прийти на помощь в трудную минуту скорее, чем… Ну, опять же, все люди разные. Я их не осуждаю, не считаю, что их нужно запрещать. Мне, например, их жалко, потому что их просто дубасят на улицах. Ну почему? Какое вы имеете право осуждать этих людей? Там, наверху, разберутся. А вы какое право имеете? На себя посмотрите!

И как вы снимались в провокационных сценах, если на самом деле не лесбиянки?

А мы ржали, честно говоря. Просто ржали. Ваня на нас часто орал с пеной у рта: «ААААААА! Девочки, ну хватит!» Раскрою один секрет. В первом клипе «Я сошла с ума», в эпизоде, где показан наш поцелуй, мы сначала целуемся, а потом отдаляемся друг от друга. Этот момент отдаления долго не могли снять, потому что, мы как поцелуемся — сразу улыбка до ушей. Так Ваня нашел выход: просто сделал прокрутку назад, и когда мы отдаляемся — это тот кадр, в котором мы тянемся друг к другу.

Выходит, вы в течение нескольких лет просто обманывали публику…

Все мы развиваемся, взрослеем. У меня таких мыслей не возникало, но я знаю, что многие попробовали в своей жизни что-то нетрадиционное, а потом опять вернулись к традиционному. В переходном возрасте, когда происходит становление личности, девочки и мальчики начинают искать себя. И мы просто это показали: даже если ты определился не в ту сторону, в которую большинство, ты прежде всего личность. А если выбрал традиционную ориентацию, то это твое дело — у каждого своя голова на плечах, свои чувства и свои потребности. У нас все клипы с подтекстом, их нужно «читать между строк». Мы показываем жизнь, а не надеваем на нашего зрителя розовые очки. Многие певцы в своих клипах показывают, как жить хорошо, как жизнь прекрасна, но только потом зритель все равно спускается на землю, и ему становится страшно. С одной стороны, нам тоже хочется дать людям надежду, а с другой — показать реальность.

Почему вы приняли участие в гей-параде?

Я считаю, что одни люди не имеют права диктовать другим, что делать. Недавно у меня с близкой подругой состоялся жесткий разговор на эту тему. О том, что геи — такие же люди. Почему их всегда нужно дубасить, унижать, оскорблять, говорить, что они больные, что они вообще гадкие, кошмарные и надо запретить с ними общаться? Дискриминация полная. Почему они просто не могут пойти и заявить о своих правах? В гей-столице Сан-Франциско это называется love-парадом. Туда приходят все. Местное гей-комьюнити просто устраивает праздник для всех людей. Так почему у нас их надо гноить и зажимать? А подруга мне отвечает: «Ты знаешь, а я вот не хочу, чтобы мой ребенок это видел. Не хочу, чтобы он стал геем». Я ей говорю: «Ну хорошо, закрой ему глаза. Он все равно обо всем этом узнает, и ты ничего не сможешь сделать, если он что-то решит». Это зависит от того, насколько в человеке это заложено.

А еще у вас была акция «Х… войне». Какой войне?

Мы тогда находились в Америке. В общем, это была Ванина идея. Америка тогда ввела войска в Ирак… Знаешь, все наши темы взяты из жизни, поэтому я так люблю все наши проекты. И мы устроили такую акцию протеста — вышли на сцену с надписями на майках «Х… войне». А американцы-то не понимают, что там написано, и все это по телевидению транслируется. Потом узнали, и нам запретили. А мы тогда вышли с другой надписью — Censored (запрещено цензурой. — «РР»).

Вас очень беспокоила эта война?

Меня волнует тема любой войны. Столько людей гибнет! А кого отправляют? Молоденьких мальчиков, которые и пожить не успели. Я не слишком интересуюсь политикой и не понимаю этих политических игр. Знаю одно: война — это насилие. Какая-то игра взрослых дядь, которые сидят и пальцем туда-сюда тычут. Только выполняют это совсем другие люди. Мне нечего сказать о войне, кроме того, что это ужас.

На церемонии World Music Award вы хотели расстрелять зал…

Да, мы хотели выйти с настоящими автоматами и стрелять холостыми патронами в потолок. Хотели собрать у людей золото на благотворительность… такую принудительную благотворительность.

А потом Ваня сказал: «Все! Не разрешили — значит, на сцену не выходим». У нас как-то так раньше было.

А зачем публику-то расстреливать? В чем смысл?

Напугать.

Но ведь это тоже насилие.

Насилие. Поэтому оно меня и не вдохновляло ни хрена.

А ваш «Белый плащик» не окажется тоже палкой о двух концах? Люди-то разные. Кто-то скажет: да, аборт — это насилие, а кому-то просто понравится убивать беременных женщин.

Нет! Кому это в голову придет?! У меня самой, когда смотрела этот клип, мурашки по телу бегали. Мне было страшно. Было противно на это смотреть. Просто про-тив-но! И если абстрагироваться от того, что я участница, и представить себя обычным зрителем, то мне становится плохо. Никто не может подумать как-то наоборот. Увидят только то, что мы хотели показать.

В одной из давних радиопередач Невзоров заявил, что вы паразитируете на пороке. Что бы ты могла ему сейчас ответить?

Я не помню, что мы ответили тогда. А передачу помню… Я бы сказала, что он неглубоко мыслящий человек. И посоветовала бы ему читать Достоевского.

А Юля Волкова послала бы?

Ни минуты не задумываясь. Я бы даже сказала, ни секунды. Волкова такая.

Мы собираемся уходить. Из-за соседнего столика поднимается женщина, подходит к нам и обращается ко мне: «А вы у нее знаете что спросите? Верит ли она в бога?» Лена, как мне кажется, немного колеблется — отвечать или нет, а потом твердо говорит: «Да, верю!»