все записи автора Автор: mitiko
Бета: Mritty. Низкий поклон ей за помощь в оттачивании неровностей. В отношении грамотности претензии ко мне.
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Сасори/Дейдара
Жанр: Angst
Статус: завершён.
Дисклеймер: Персонажи Кишимото.
Предупреждение: POV Дейдары.

Считаю нужным сказать: я искренне люблю Дейдару. Потому что кому-то может показаться, что это не так. Но это именно так, от начала и до конца.

***

По вечерам я ненадолго покидаю остальных и ухожу туда, где поникшие ветви деревьев склоняются над водой, где лишь стрекотание цикады нарушает тишину и лучи заходящего солнца кладут глубокие тени на гранитные уступы. Всем известно, что в это время меня без особо важной причины нельзя тревожить. Эти пять минут – для моих воспоминаний. Для мыслей о нём.
Они уверены: я не могу простить себе, что сбежал тогда, оставив его одного. Только Лидер, возможно, о чём-то догадывается. Он почти не разговаривает со мной с того самого дня, когда я вернулся живым; случается же, что, обернувшись, я встречаю его взгляд – пристальный, тяжёлый, немигающий. Как бы то ни было, о своей догадке он не станет никому говорить.
Думаю, не случайно он посылает меня на самые опасные задания, сознавая, что теперь я убиваю не только по приказу. Может быть, однажды он прочёл в моих глазах тот отблеск жаркой чувственности, который рождается в сам миг убийства, когда лицо врага на ничтожную долю секунды сменяется для меня другим образом – дорогим и незабываемым. А может быть, причина совсем другая, мне неизвестная – и лишь томительная моя тайна, боль и счастье моей души, навязчиво вынуждает меня приписывать другому своё собственное сокровенное знание.

…Стояли прозрачные дни, когда небо высоко и бездонно, а далёкие леса кажутся нарисованными на ширме тонкой кистью. Мы возвращались с задания, неторопливо ступая по изрытой колеями песчаной дороге и негромко разговаривая. Спешить не стоило – преследовать нас было уже некому.
Я рассчитывал, что после удачного дела нас ожидает хотя бы неделя отдыха – я сработал чисто, но всё-таки потратил изрядное количество чакры и чувствовал себя утомлённым. Его же чакра была неиссякаемой, как его умения и таланты. Физической усталости он, понятно, не чувствовал.

Я сознательно не произношу в своих воспоминаниях его имени. Оно хранится в укромном уголке моего сердца для особых случаев. Мне не хотелось бы, чтобы от частого повторения истёрлась чувственная радость, рождающаяся, когда я произношу его – легкое напряжение языка, раз и второй, движение губ, словно тянущихся навстречу другим губам с торопливой жадностью. Будь всё иначе, эта волнующая радость ушла бы, рано или поздно. Впрочем, это не то, о чём я собирался думать сейчас.

Он видел, что я устал, но по давно установленному между нами правилу не проявлял снисхождения к моему состоянию. Шиноби не должен давать себе поблажки, не должен поддаваться слабости. «Из тебя может выйти кое-что дельное, - сказал он мне однажды, - но ты должен принять меня как своего наставника, безоговорочно».
Пожалуй, это был лучший вариант. После того, что Данна счёл возможным рассказать о себе, иного учителя я не желал.
Мне внушал почтение не только его уникальный дар и даже не тот шокирующий результат этого дара, который был перед моими глазами. Я не мог не видеть, что и как наставник он превосходен – строгий и в то же время небезразличный, внимательный к мельчайшим деталям, подробно анализирующий мои промахи и ошибки. Порой он был чересчур придирчив, излишне самоуверен - но в итоге, чёрт возьми, он оказывался прав всегда. И осознавая это в очередной раз, я мечтал, что скоро, очень скоро наступит день, когда я услышу похвалу в свой адрес, увижу в его глазах гордость за меня, готовность признать наконец моё право на свой собственный путь…
…Я снова отвлёкся.

Запылённые складки плаща Хируко волочились по земле. Мой старший товарищ вполголоса продолжал рассуждать:
- Второй твой взрыв был преждевременным. Тебе следовало отвлечь их на себя в тот момент, когда я был уже близок к цели. Смотри – к месту взрыва сбежались все, кто оставался в деревне, тебе пришлось потратить больше сил, а наша цель могла ускользнуть, если бы не попалась в мою ловушку…
Я покорно следовал рядом, думая о том, что действительно увлёкся, поторопился. Нет, я не провалил бы задания, конечно – но если бы поступил так, как предлагал Данна, то не плёлся бы сейчас с гудящей головой и тайным желанием присесть, прилечь – всё, что угодно.

Он замолчал. Лишь шорох плаща Хируко по пыли, по камням доносился до моего слуха. Какое-то смутное беспокойство, какую-то озабоченность ощущал я в моём напарнике. Не таким он бывал обычно после хорошей работы. Да, я допустил небольшую оплошность, но дело было в чём-то другом. Было что-то, о чём он не хотел мне говорить.
Неожиданно голова Хируко поднялась.
- Неподалёку есть одно место. Из тех, кто жив, - мне показалось, что малоподвижное лицо жуткой марионетки усмехнулось, - о нём известно только мне. Там остановимся.
Я был несколько удивлён, но сказал себе, что он знает, что делает.

…Приземистый старый дом, покосившийся, с серыми пятнами лишайника на потрескавшихся брёвнах и провалившейся крышей, встретил нас зарослями высокой травы перед распахнутой много дней назад дверью. Лучи низкого солнца проникали сквозь маленькое окошечко, освещая почерневший стол и грубую деревянную скамью. Мой товарищ, выбравшись наконец из своей оболочки, достал откуда-то сухую охапку соломы и бросил на неё плащ – нарочитая, небрежная размеренность этого движения до сих пор стоит перед моими глазами – после чего сунул мне в руки котелок и приказал набрать воды из находившегося в сотне шагов от нашего убежища родника. Вырытая в земле яма, бьющий со дна ключ, бревенчатые стенки, образующие нечто вроде колодца. Я повернулся и вышел.
Мы не раз ночевали бок о бок в походных условиях. Иногда он зачем-то ложился рядом, чаще же оставался сидеть поодаль, погружённый в свои размышления - чему я, испытывавший волнение от близости того, кто внушал мне такое уважение, бывал даже рад. Теперь, продираясь с котелком сквозь высокую траву, я вновь не мог отделаться от прилипчивых видений – в домике темнеет, мой напарник залезает под обнаруженное на чердаке облезлое шерстяное одеяло, я стягиваю верхнюю одежду и ложусь рядом, спиной к нему, привычно восхищаясь тем, что сумел сотворить с собой этот невероятный человек… Я тряхнул головой. Крупная хищная птица, напуганная моим резким движением, сорвалась с дерева, я обернулся, чтобы посмотреть на неё – и в этот самый момент яркая, понятная, откровенная мысль ударила меня, подняв в груди горячую волну. Так долго я врал сам себе, так неумело прятал за неуклюжими словами простую и ясную истину – я был всего лишь влюблён в него, влюблён как в мужчину.

Всё вокруг было тем же, что и секунду назад, но моим восторженным глазам вдруг открылась нежность золотистого предзакатного свечения неба, безупречная изящность очертаний каждого листочка, каждой пронизанной солнцем травинки, очарование полусгнивших брёвен, к которым я подходил. «Вот так, вот так» - говорило моё осознавшее своё желание сердце в сладком предчувствии того, что могло бы, как мне хотелось верить, произойти. Дрожащими руками я наполнил котелок водой - желтоватой, с плавающими соринками – и, поставив его в траву, облокотился на край ограждения, чтобы успокоить мечущиеся мысли. Мне не следовало этого делать.

Звук распадающегося гнилого дерева был необычен – не треск, а какой-то мягкий шорох. Я попытался удержаться, но то, за что ухватилась моя рука, развалилось в труху с тем же шуршащим звуком. Я съехал бы в заполненную водой яму, но в последний момент отскочил-таки, свалившись в идиотской позе в траву, сырую от вечерней росы.
Он выбежал из дома незамедлительно, как будто ожидал моего падения, стоя за дверью. Сердце моё дрогнуло – он всё подстроил, он знал, что так будет, хитрец.
Он только недооценил скорость моей реакции.
Моё тело немедленно отозвалось на этот вывод известным невольным действием, лицу стало жарко. Я мог сразу же вскочить, но новоявленное открытие лишило меня сил и проворства. В смятении не сводил я глаз с моего товарища. Данна подхватил меня, помогая подняться, я безотчётно покорился, опираясь на его плечо. Меня охватывало беспокойство, что это лишь кажется, будто сильные руки пришедшего на помощь обнимают меня чуть дольше, чем требуется, чтобы поставить меня на ноги.
- Ты в порядке?
Ровный голос, слабый намёк на участие, озабоченность – не придётся ли возиться со мной в самый неподходящий момент. Я ошибся, мелькнула мысль, я наивно поверил своим безумным фантазиям, дурак…
- Можешь идти? Держись за меня, пойдём в дом.
Я повис на нём, презирая своё малодушие, но не смея заявить, что совершенно цел и здоров. Он отвёл меня в избушку, усадил на деревянную скамью и опустился на колени, деловито исследуя пальцами мою правую лодыжку.
- Так – больно?
- Да, Данна, - мои пересохшие губы скривились, я продолжал свою игру, моля о том, чтобы она осталась неразгаданной. Чуть нахмурив брови, он провёл пальцами вверх по моей ноге – от этого вкрадчивого скользящего движения по моему телу разошлись искрящие волны – и осторожно сдавил обеими руками мою коленку.
- А здесь?
- Здесь… не очень.
Моё тело уже недвусмысленно заявляло о своих тайных желаниях. Я отодвинулся назад и низко опустил голову, чтобы тот, чьи ладони вливали в меня неутолимую надежду, ничего не понял. Но он тихо произнёс моё имя, и мне не оставалось более ничего, как позволить нашим взглядам встретиться.
Конечно же, я покраснел – проклятая моя тонкая кожа… Он не отводил чуть насмешливого взгляда, стремясь насладиться моей растерянностью, внезапностью румянца на моих щеках, получить ответ, не задавая вопроса – узнаю Вас, в этом весь Вы, мой учитель…

Стены маленькой комнатки закружились вокруг нас, и в те невыносимо долгие секунды, когда он поднимался с колен, когда его лицо наклонялось к моему, я искренне думал, что сейчас умру, что нарастающий во мне мучительный восторг и есть движение к пределу, после которого не может быть возврата. Но я ошибался.

Когда его губы мягко коснулись моих, моё дыхание замерло. Он немедленно отстранился, ровно настолько, чтобы я в неосознаваемом порыве сам потянулся к нему – и приник ко мне снова, уже надолго. Мелькнувшее слабое удивление тому, как невыразимо, как… нечеловечески нежны были его прикосновения, быстро уступило место желанию невероятной силы. Казалось, что-то вроде электрического поля бережно окутало меня, только поле это было физически ощутимым, меняющимся, реагирующим на горячие толчки моей крови раньше, чем я мог осознать сам, чего именно мне хочется. Руки Данны скользили по моему телу, впитывая мои ощущения, предчувствуя их, управляя ими… «Он может сделать со мной всё, что угодно, - подумал я, - я подвластен его воле, я беззащитен перед ним…»
Словно прочитав мои мысли (не читал ли он их на самом деле?), он резким движением прижал меня к себе и тихо произнёс, касаясь моего уха губами:
- Не бойся. Доверься мне.

***
Мне казалось, что я ни на минуту не мог уснуть, захваченный водоворотом неведомых прежде ощущений. Но в какой-то миг моё сознание, похоже, всё-таки выключилось в забытьи, поскольку когда я открыл глаза, слабый свет уже просачивался сквозь окно. Удивительный мой партнёр, которого я мог теперь назвать своим любовником – странное слово! – сидел за столом, задумчиво опустив голову. Я боялся шелохнуться. Наступающий рассвет принёс с собой новое, неясное чувство, в котором была растерянность и… что-то ещё.
Было нечто неестественное в том, что таяли сумерки и начинался новый день.
Ясная, чистая музыка, звучавшая этой ночью в моей душе, отозвалась неверной фальшивой нотой. Не было заключительного аккорда, мощного в своей красоте финала, завершающего совершенное произведение – негромкая сбивчивая мелодия продолжалась, обещая, быть может, новые взлёты и падения, но не доводя до катарсиса.
Каким-то шестым чувством он ощутил, что я не сплю и понял, что со мной происходило. Впрочем, можно ли было ожидать от него другого?
Он глянул на меня равнодушно и холодно. Это было неожиданно... но именно это, как толчок, оборвало поднимавшееся во мне смятение. Невнятная мелодия утихла.
- Сегодня у нас будет сложная миссия. Подготовься, как следует.

Сегодня?!
Да. Приказы Лидера не обсуждаются.

Ни словом, ни взглядом, ни намёком не выдал он больше, что между нами существовала невозможная, всепоглощающая близость. Он разговаривал со мной сухо и строго. Работа есть работа, никому нет дела до хаоса в душе того, кто её выполняет. И странным образом именно работа, от которой ещё вчера так хотелось немного отдохнуть, вдруг показалась мне чем-то желанным и спасительным, единственным, что могло заглушить разброд моих чувств.
Только что я был так счастлив…
Странно, что после этого нужно жить, как раньше…
Но холодность Данны возбуждает, порождая новое препятствие…
Новый конфликт, ради которого обязательно стоит выжить…
И впереди – серьёзная, опасная миссия, которая упорядочивает мысли…
Даёт мне шанс доказать ему наконец, что я достоин своего пути…
Что я действую сам, а не по намеченному им плану…
Поймать Однохвостого.

Мне трудно вспомнить в деталях весь ход этого боя. Были секунды, в каждую из которых я чётко видел перед собой некую картину – и разрозненные эти картины сейчас мелькают перед моими глазами, как узоры на свитках. Решения рождались сами, неосознаваемо, с молниеносной быстротой. Я не чувствовал своего тела – казалось, что с джинчуурики сражается расчётливое хладнокровное существо, которым управляет моё сознание. Даже когда врагу удалось достать меня, я не почувствовал боли и мгновенно понял, какой мне даётся шанс. Мой план сработал. Миссия была завершена.

Я вернулся, раненый, но торжествующий.
- Всё в порядке, Данна.
- Ты опоздал.
- Этот тип оказался сильнее, чем я думал.
В глазах Хируко мелькнуло что-то непонятное. Удовлетворение. В глубине души мой старший товарищ явно был доволен. Но…
Доволен он был не мной.
Холод пробежал по моей коже тысячами иголочек. Я вдруг со всей очевидностью понял, что ещё вчера мог бы не выдержать, поддаться раздражению, ошалеть от ярости, плюнуть на цели Акацки… Я всё-таки слишком устал после прошлого задания. И то, что я вернулся с добычей, что я вернулся вообще – было спланировано, разыграно моим напарником, подчёркнутое равнодушие которого после произошедшего этой ночью заставило меня желать сражения до победы.
Всё было в Ваших руках, Данна. Как всегда.

Не знаю, почувствовал ли он причину моей растерянности или решил, что мне стало плохо из-за раны. Но хищное лицо марионетки оскалилось:
- Ладно, как бы то ни было, твоя цель у нас. Теперь моя очередь… и когда я захвачу своего джинчуурики, все будет как надо, правда?
В черных глазах заблестел мрачный свет.
- Они ведут свою игру. Но мы ещё посмотрим, кто кого…
Я удивился.
- О чём Вы, Данна? Кто это – они?
Бесстрастный взгляд Хируко помрачнел.
- Пока тебе не нужно этого знать.
И помолчав, мой напарник добавил:
- Ты должен во всём слушаться меня. Скажи себе это. Запомни.

***

… По нашему следу шли. Опьянённый самоуверенностью, он не добил умирающего. Разочарование, сожаление, ехидное торжество и неожиданная нежность – целый вихрь противоречивых чувств охватил меня при мысли о том, что и он, оказывается, может ошибаться. Я бы не поступил так, никогда. Впрочем, после меня никогда и не оставалось полуживых.
Но среди наших преследователей была цель, к которой он так стремился.

Я представлял себе джинчуурики иначе. Перед нами стоял побелевший от злости, сверкающий глазами вихрастый мальчишка, в лице которого не виднелось ни намёка на зловещую демоническую силу. Если бы мальчишку не держали, он бросился бы прямиком в наши руки. Я оглядел остальных противников – серьёзным казался только один из них, я много о нём слышал. Прочие сложности не представляли.
Низко опущенная голова Хируко говорила о том, что мой наставник пребывает в глубоком раздумье. Рассчитывал ли он тактику предстоящего боя? Или присутствие бабки – о, я кое-что знал о его прошлом! – рождало в нём мысли, о которых я мог только догадываться? По крайней мере, атаковать он не спешил.

«Что же нужно Вам, Данна? - подумал я. - То страстное нетерпение, с которым Ваши губы ласкали недавно моё тело – было ли оно притворством? Какая роль отведена мне в Ваших скрытых планах? И что волнует меня на самом деле – Ваши планы или мучительная неопределённость, вновь начинающая охватывать мою душу?»
Действовать. Срочно действовать.
Да, кстати – почему он, почему не я? Этот бой нужен мне не меньше, чем ему. Какая разница, кто из нас двоих схватит эту тварь? Я должен убедиться в своей силе. Я – шиноби, а не сопляк-онанист, зацикленный на нерешённых интимных проблемах. Мои творения – вот истинная радость и счастье моей жизни, он обязан это понять…

- Какое к чертям твоё искусство?! Что ты несёшь?
Меня захлестнуло злорадное удовольствие. Я довёл его до раздражения, сорвал его ледяную маску. Ну и что же, что эта маска сегодня спасла меня – я не просил о спасении, как не просил, между прочим, и о любви. Я не его игрушка. Я докажу ему, на что способен, заберу его добычу – а он пусть разбирается со своей бабкой, кому же этим заниматься, как не ему…
Я вскочил на птицу.
Глаза Данны расширились и замерли. Но он ничего не мог сделать.
И, уже улетая, я расслышал тихое, не с раздражением, а с непонятной горечью произнесённое мне в спину:
- Дурак…

Я сказал себе, что вернусь с победой, а с таким, как он, не может случиться ничего плохого, как не случалось никогда. Но музыка в моей душе зазвучала вновь, громче и громче – и звуки эти опять были верными и чистыми. Я пытался заглушить их, заставляя себя верить, что всё идёт так, как нужно – но пока я мчался вперёд, увлекая за собой противника, она так и не прекращала своё звучание, эта прекрасная, возбуждающая, предательская музыка…

Боя не было. Проклятый Какаши со своим Шаринганом! Я сам превратился в добычу, преследуемый, лишённый возможности атаковать, приговорённый к уничтожению. Прячась в кустах, я чудом создал свою копию, клона, который должен был умереть вместе с моими врагами. Я мог бы бежать сразу, но что-то остановило меня. Я сказал себе, что должен дождаться.
Чего?
Того, как они взлетят на воздух, конечно.
Спрятавшись среди ветвей, я ждал удобного момента. Но прозвучавшие вдруг голоса, которые я почему-то мгновенно узнал, хотя никогда раньше не слышал, резанули мой насторожённый слух, ударив, как взрывная волна.

Он погиб?
«Не может быть», - сказал я себе. Не может быть, чтобы я интуитивно понял, что старуха – единственный по-настоящему опасный для него противник. Не может быть, чтобы я, задыхавшийся от счастья в его объятьях, хотел уничтожить прекрасное чувство, однажды вошедшее в мою жизнь…
Внутренним взором я увидел его спокойные красивые черты, которые не могла исказить маска смерти. Сердце глухо ударило в груди. Неподвластное контролю, неуместное в близости врагов жаркое чувство вновь начало нарастать во мне – как там, в заброшенном домике, когда его лицо склонялось к моему...
Заключительный аккорд наконец грянул. Последний штрих был наложен, и совершенная картина мира – мира, в котором я был невозможно, предельно счастлив – вспыхнула и засветилась яркими красками, чтобы расплыться в моих глазах и исчезнуть навсегда.

Ритуал моих воспоминаний окончен.
Мне пора идти, остальные меня ждут.
Я уверен в одном – где-то в неведомых высоких мирах, постичь которые не дано нашему земному сознанию, уже начат последний отсчёт. И ни одно больше живое существо на свете, ни мужчина, ни женщина, не узнает, что это такое - быть любимым мной.