Rei-sama все записи автора Иногда есть смысл вернуться. К началу. Чтобы найти новый путь.

Может быть поэтому, сколько бы он не петлял, останавливаясь по дороге во всех городах, не застревал старательно в кварталах развлечений, снова и снова он оказывался здесь.

На этот раз Муген сдался…

Фиолетовое небо, расчерченное длинными багряными полосами, словно порезами, сочащимися розовой, персиковой, золотой красками, стекающими в бесконечное темно-синее пространство океана, идущее едва заметной рябью глубокого, успокоенного дыхания.

Его колыбель и его могила…

Иногда стоит снова остаться одному. Чтобы почувствовать, что единственный возможный принцип существования – одиночество.

Муген, кажется, стал забывать это.

Он и сам не уловил тот момент, когда привык быть с кем-то: вставать по утрам и засыпать, спорить и знать, что (нет, такого однозначно не может быть, но все же… если допустить миллион оговорок), в случае, если потребуется закрыть его спину, то будет тот, на кого он, Муген, может рассчитывать.

Казалось, так легко разойтись в разные стороны.

Волны с тихим вкрадчивым шорохом накатывают на берег, завораживая своим вечным движением и все же - неподвижностью, скрытой жизнью, раскрывающейся лишь там, за слоями обманчиво-прозрачной воды.

Дзин похож на море. Равнодушный, на первый взгляд, текучий, как вода – не удержать в ладонях, и, кажется, совсем неподвижный. Но… Мугену всегда казалось, что еще чуть-чуть, совсем немного и поверхность пойдет волнами, по привычно невозмутимой маске побегут трещины, и она расколется, обнажая… Что?! Вот главный вопрос. Что за тайная жизнь бьется там внутри, в головокружительных глубинах?!

Муген откидывается на песок. Шепот волн успокаивает. Кажется, что это - знакомый, низкий, чуть хриплый от долгого молчания голос вновь с вызовом говорит о слабости и о своей победе.

Мужчина тычет пальцем в низкое, казалось, обволакивающее его небо и вдруг, довольно усмехнувшись вслух произносит:

-Я сильнее тебя, все же.

Глупая привычка разговаривать с невидимым врагом. Но сегодня можно сделать уступку.

На рассвете он вновь отправится прочь – к городам, кварталам развлечений, деньгам, чайным и сражениям. Искать свое место в этом мире. Уже совсем разуверившись, что такое место вообще есть.

Но сейчас... Вода расступилась, принимая солнце, впитывая в себя отзвуки заката – пурпурные, дрожащие на черной глади моря дорожки. И мир погас.

Всего лишь несколько минут - полной тишины и абсолютного покоя - онемевшего, закрывшего глаза мира…

Прежде чем вновь наполниться жизнью. В небе вырисовывается серебристый контур луны, в окружении светлячков – звезд. Черная, жадная вода поглощает их робкий, прозрачный свет, тянущийся длинной дорожкой, словно выплеснувшееся молоко.

Ты оценил бы это, да, Дзин? Наверное, я хотел бы показать тебе… Только для того, конечно, чтобы посмеяться над тем, как ты начнешь нести чушь про ускользающую красоту… Нашел кому рассказывать. Я-то точно знаю, что такое красота, что не удержать руками.

Ты бы сидел рядом и этот мертвенно-нефритовый, лучный свет мягкими мазками ложился бы на твою кожу, путался в волосах, как в водах океана. И я бы наверняка сказал…

-Эй, ты так глупо выглядишь!

Так хочется, как запутавшуюся нитку, вытянуть лунный свет из твоих разметавшихся по песку волос…

Поверишь, что я способен на такие слова? Тогда ты точно глупец, Дзин…

Улыбка выходит поразительно мягкой и задумчивой. Муген довольно тянется всем своим худым, угловатым телом и, закинув руки за голову, закрывает глаза.

«-»

Сквозь сон, еще полностью не придя в себя, он понимает, что не один. Опасность? Тогда почему разум не предупредил заранее? Тело быстрее. Пальцы сжимают рукоять катаны, мышцы распрямляются, как скрученная пружина, и Муген стремительно откатывается, взметнув волну песка. Клинок скользит, повинуясь движению руки, но замирает, так и не коснувшись чужой плоти, остановленный негромким голосом:

-Мертв.

Он и сам это понимает. Паника, злость на предательство тела. Почему? Неужели этот человек воспринимается настолько «своим», что разум отказывается видеть в нем врага? Проклятье. Слишком долго был рядом.

-Ты был бы уже мертв, если бы я хотел тебя убить.

Чертов ронин! Сидит на песке, обнаженная катана на коленях. Но даже не пытается защищаться.

-Уже не хочешь? – голос звучит со сна хрипло и глухо.

Муген зябко ежится. Холодные, мертвящие предрассветные часы. Когда одежда кажется сырой, холодной и совсем не греет.

Дзин неопределенно поводит плечами, легко встает, возвращает катану в ножны.

-Мне гораздо интереснее, почему мой путь сегодня закончился здесь. Впрочем…

Совсем такой, как виделся Мугену накануне. Размытые контуры луны, полуистаявшей на посветлевшем, взмывшем вдруг резко вверх, небе. Туман, окутывающий тонкую фигуру. И шепот волн, в который так естественно вплетается голос:

-Как только рассветет, я уйду.

-Я тоже.

Хмурится, вновь садится рядом на песок.

-Значит, дождемся рассвета.

-Да.

Напряженное ожидание. Тяжелая тишина. Темнота, размытая предчувствием совсем уже скорого рассвета.

Так странно. Сердце бьется часто-часто, возбужденно от того, что вновь - он не один. Но так давит это бессмысленное молчание, когда каждый думает о своем и желает только, чтобы его мысли не дошли до другого.

Так они еще не научились. И потому проще как раньше, решает Муген.

-И чего ты за мной таскаешься? Дел у тебя нет? – привычно, с вызовом начинает он.

И хотя Дзин тут же вскидывается, нахмурившись, в его темных глазах россыпью светлячков – радость и облегчение. Все, как прежде…

-Слишком много о себе возомнил!

Муген садится, сложив крест накрест длинные ноги, опершись локтями об острые колени, довольно смеется, перебивает:

-Ах, это любовь!

И сам вздрагивает от только что произнесенного, от ледяной волны накрывшей с головой – штормовой, соленой… Но продолжает, уже не так уверено, тише:

-И тебе некуда больше идти, кроме как ко мне…

Дзин смотрит пораженно, застыв, но все же медленно, растягивая слова, отвечает – также автоматически:

-Мне как раз есть к кому…

Неприятно колет в груди. Когда он так смотрит. Когда он говорит такие вещи… Муген прекрасно знает о той женщине. Не надо напоминать!

-Она тебя не ждет! Тебя никто не ждет! Не будь таким идиотом! Ты никому не нужен! – выкрикивает он подчеркнуто пренебрежительно, отчаянно.

-Потому что ты никому не нужен? – неожиданно совсем близко звучит тихий, вкрадчивый голос.

Тонкие пальцы ложатся на горло, чуть сдавливают, предостерегающе.

Окаменев, Муген расширившимися глазами смотрит на узкое лицо, с острым подбородком и светлой, тонкой кожей, пахнущей ветром и сладостями. И почему-то в ответ только охрипло, сорвано шепчет:

-Может быть…

Пальцы разжимаются, но не отпускают, скользят по коже, вызывая непонятную, волнующую дрожь. Совсем не хочется сопротивляться. Хочется вцепиться в ладонь, крепче прижать ее к себе, наслаждаясь теплотой, которую она принесла, прогоняя предрассветный, въевшийся в тело, холод.

Дзин склоняет голову, мягко касается шеи губами, ладонью удерживая откинувшуюся голову, пальцами распутывая полные песка волосы.

Отстраняться не хочется. Так теплее. Легко объяснить желанием согреться - стремление прижаться плотнее к тонкому, гибкому телу; попыткой не упасть – то, что пальцы впиваются намертво в ворот косоде. Трудно дышать, уткнувшись лицом во впадинку между ключицами. Но еще сложнее оторваться. И остается задыхаться от сладких, мимолетных запахов кожи и от поцелуев, которые оказались опаляюще-жаркими, как полуденное солнце.

Быстрее избавиться от влажной, холодной одежды, чтобы близко, кожа к коже…

Пальцы жесткие, острые – всюду, сжимают больно и сладко, как ни одна женщина никогда…

Одиночество – шипы, впившиеся изнутри в тело, почти сросшиеся с ним за такую длинную, холодную жизнь, вдруг поддалось, медленно выпуская. И истекая горячей, живой кровью из ран, оставленных этими металлическими стержнями, Муген понял – эти раны заживут однажды, боль можно пережить. Только бы никогда не возвращалось чуждое, мертвое ощущение вросших в плоть шипов…

Горло перехватывает. Лучше морщится от вот этой, мимолетной, острой боли проникновения – она живая, обжигающая. Она – свидетельство того, что он больше не один.

Поэтому Муген начинает резко двигаться, сжимая ногами талию Дзина, чтобы продлить это ощущение. Тихие, сквозь зубы стоны вплетаются в шепот набегающих волн, впитываются бесконечно-огромным, ласковым океаном и небом, розовеющим от близкого восхода.

Они сидят на песке – Муген на коленях у Дзина. Почти невозможно двигаться, но только так можно почувствовать полностью, всей кожей влажное, горячее тело.

Словно огромная, взметнувшаяся к небу волна подхватывает, тянет вверх, так, что горло перехватывает и стремительно –вниз, вниз, вниз… В расступающуюся слой за слоем воду, внутрь запретного, сапфирового, сияющего мира в глубине океана.

Муген откидывается в руках, крепко обвивших его, прогнувшись всем тонким, угловатым телом, уверенный, что не упадет, потому что на этот раз его удержат. Захватывающее дух ощущение… Пугающее… Сладкое… Довериться другому.

«-»

Песок теплый. Почему же раньше казалось, что нет? Сейчас так приятно лежать на нем, совсем чуть-чуть, щекой касаясь голого плеча лежащего рядом человека, и наблюдать за рассветом.

За раскрывающимся, подобно створкам раковины, горизонтом, выпускающим на волю алую жемчужину-солнце. Еще несколько минут и нужно вставать, одеваться, идти дальше… Но так хочется… еще чуть-чуть… совсем немного…

Только бы это проклятое солнце не вставало!

Все пространство берега и океана залито тишиной – ласковой, умиротворенной. Бежит, трепещущая, зыбкая, багряная дорожка по темной воде, маня за собой.

Дзину кажется, что устроившийся рядом непоседливый спутник, сейчас замерший, словно его что-то вдруг отпустило, перестало мучить, похож на море. Непостоянное, беснующееся, притягательное и обманчивое. Что, заглянув в темные блестящие глаза, как в воды океана, он может увидеть свое отражение. Тогда - не выбраться. И не смотрит. Совсем по другой причине… Боится увидеть не себя, а только лишь призрак бесконечных дорог, которых им предстоит пройти… врозь…

Волны пенятся, набегая на берег, лаская песок и тут же откатываются назад, чтобы через секунду вновь вернуться.

Сейчас таким странным кажется искать свое место. Где ж оно еще, если не здесь и не так?

Солнце золотит воду, пронзает тонкими иглами лучей, высвечивая фрагменты запретной, недоступной жизни в глубине.

Океан выпустил на свободу раскаленный, белый круг в трепещущих одеждах всех оттенков красного…

Рассвет.