Или вот нашлись две песни с комментариями.

ПИДАРАСЫ
стих-песня

У самого синего моря
В районе Новороссийска
А может быть Коктебеля
В землянке ветхом своем
Не смущаясь разбитым корытом
Жил Дирол со своим Ксилитом
Иногда приходил Карбамид к ним
И тогда они жили втроем

Припев
Пидарасы! Пидарасы!

Так они жили и были
Друг друга любили крепко
Но только Ксилит Дирола
Ревновал к Карбамиду слегка
И как-то осенней ночью
Ревновать начал сильно очень
И выстрелил из пистолета
Карбамиду в район виска

Припев
Пидарасы! Пидарасы!

И остались Дирол с Ксилитом
В землянке своем разбитом
Но Дирол с той поры все время
Уходил на берег морской
И сидел там кусая губы
И глядел пароходов трубы
Вспоминал Карбамида руки
И член половой мужской

Припев
Пидарасы! Пидарасы!


Тут мне один Степанов сказал, что эту песню нельзя петь. Что она, во-первых, на мелодию "На недельку до второго я уеду в Комарово", а это - плагиат. И что, во-вторых, она некорректная политически. Что нельзя обижать меньшинства.

Ну, мелодия у меня всякий раз новая. Только припев одинаковый более или менее. И тот не очень на
"Комарово" похож. Там сперва так вниз, а потом вверх, а у меня - наоборот.

А меньшинства я и не обижаю. Если кто внимательно прослушает эту песню, тот поймет, что я очень сочувствую, как могу. Можно было бы, конечно, Ксилита сделать Ксилитой - тогда бы и землянку не пришлось коверкать. Но это ведь что получилось бы - искажение правды. Не говоря о том, что второй куплет переделывать. По телевизору про Ксилит говорят, а не про какую не про Ксилиту. Но если так уж хочется, то можно петь Ксилиту, я разрешаю. А со вторым куплетом, говорю, Степанов, сам разбирайся, если ты умный такой. Он тогда мне говорит, этот Степанов самый, что все равно в финале же Дирол Карбамида вспоминал. Так что если даже переделать Ксилиту, получается обида меньшинствам.

Я ему говорю - как тебе не стыдно, говорю. "Вспоминал" вовсе не означает, что он тосковал половой страстью. Просто вспоминал. Он же втроем все видел. Может, он загробно ревновать продолжал.
Вот у меня знакомый был - Игореня П. Его девушка однажды от него ушла к одному заслуженному артисту. Он, Игореня, ревновал ужасно, ходил следил, как она к артисту идет, в котором часу у артиста свет гаснет, домой ей по ночам звонил, маму пугал, в трубку сопя. Потом в подъезд к артисту прорвался, сведя с дедушкой, который там внизу сторожил, знакомство. Под дверь к артисту приходил, ухо к глазку прикладывал и все подслушать что-то пытался. Потом артист, конечно, девушку ту разлюбил довольно хамским образом. Девушка пыталась отравится газом, но потом все-таки к Игорене вернулась. И стали они, некоторым образом, жить. Ну, живут они, живут, расписались даже в ЗАГСе, завели собаку-спаниэля. Суку. Девушка бывшая уже и думать забыла про артиста, и Игореня вроде не вспоминает. Сидят супруги однажды, смотрят по телевизору художественную картину про бандитов. И вдруг там показывают этого самого артиста. Он там играет главного бандита, по совместительству прокурора одной отдаленной области. И по ходу дела там идет сцена сексуального разврата с элементами эротики. Прокурору как будто приносят компромат на него, чтобы он выкупил кассету. И он кассету вставляет в видеомагнитофон, прокурор, и видит, что там сняты в подробностях его похождения с двумя девицами сомнительного совершеннолетия. Он тогда вызывает помощника и велит этих шантажистов выследить и убить, а заодно и девиц. Помощник говорит: "Все будет нормально, Хозяин" (они его Хозяином там все называли), но потом тут же звонит полковнику Соснину в ментуру. Потому что этот помощник, Полиептов по фамилии, на самом деле - глубоко внедренный в банду агент МВД. Соснин ему приказывает тоже искать шантажистов, потому что так можно две мафии одним ударом прихлопнуть. А сам - Соснин этот - звонит тут же в ФСБ полковнику Мурзаеву. Потому что Соснин - внедренный в МВД агент ФСБ. И Мурзаев ему говорит - укороти, говорит, своего Полиептова, он на наших людей может выйти, которые давно уже за Хозяином охотятся. И Соснин тогда вызывает сотрудника капитана Голышева и велит ему проследить за Полиептовым. Мотивируя это тем, что Полиептов играет двойную игру и продался Счетной Палате. Но Голышев, что характерно, сам работает на Счетную Палату. Он звонит своему начальнику, так мол и так. Не наш ли человек этот Полиептов. А начальник из Счетной Палаты как раз по тайному заданию Минатома и есть тот самый шантажист, который прокурора с девицами снимал. Потом одна журналистка со всем этим разбирается, и они с Полиептовым спят на диване. Но Игореня этого всего так и не узнал, потому что, увидев голого артиста в роли прокурора, вдруг встал с дивана, бросил на свою жену страшный взгляд, сказал "У, блядь!", надел туфли и как был в спортивном костюме ушел из дома. Только через полгода его нашли у одной визажистки в Измайлово. Вот что ревность делает с человеком, говорю я этому Степанову, ведь ты, Степанов, не станешь утверждать, что вид голого прокурора имел для Игорени какое-то гомоэротическое значение? Нет, говорю, Степанов, - просто Игореня, увидав заслуженного голого артиста, пережил относительно своей супруги то же, что, возможно, Дирол на морском берегу во втором отвергнутом нами варианте. Относительно Ксилиты.

Я ему - Степанову - это рассказал, а он говорит: "А припев!? В припеве-то про пидарасов!"
Вот и судите сами - кто политически некорректный. "Пидарасы", к твоему сведению, защитник меньшинств дорогой, это совсем не то. Это просто грязное русское ругательство. Типа "гандоны". А не обозначение никакой принадлежности. А кто этого не знает, тот сам и есть пидарас и гандон, так что, говорю, припев этой песни обращен как раз не к героям, а к некоторым дурным слушателям.

Тут он полез драться, но я убежал. Не люблю драться - неинтеллигентно это, и морда потом разбитая.

CARPE DIEM
стих-песня

Наслаждайся текущим моментом,
И не думай о завтрашнем дне;
Может, завтра, залитый цементом,
На морском ты окажешься дне.

Трам-дар-ям, трам-дар-ям,
На подводном окажешься дне!
Трам-дар-ям, пам-дар-ям,
На ужасном окажешься дне!

Может статься, у Парки под пальцем
Нить судьбы твоей скручена в жгут;
Может быть, тебя стукнут по яйцам
И паяльником жопу прижгут.

Трам-дар-ям, трам-дар-ям,
И паяльником спину прижгут!
Трам-дар-ям, пам-дар-ям,
И паяльником ногу прижгут!

Так лови же, лови же минуту!
Миг блаженства - велик, а не мал.
Так сказал нам старик Бенвенутто.
А уж он-то, старик, понимал.

Трам-дар-ям, трам-дар-ям,
Он отлично, старик, понимал!
Трам-дар-ям, пам-дар-ям,
Все, что надо, старик понимал!

Тут надо рассказать про этого старика. Он, Бенвенутто этот, был практически мафиози. Он на Сицилии проживал, это в Италии остров курортный. Ну и него был такой конкретный бизнес там - оружие, наркотики. Он с утра ехал на северный берег и там принимал у одной мафии, у первой мафии, оружие принимал на севере. Грузил в свой транспорт, гнал на юг этой Сицилии. Там перепродавал, оружие перепродавал второй мафиии. С этого навар имел. У второй мафии, которая с юга приплывала, он брал наркотики. Тут же грузил в транспорт свой, гнал на север. А там как раз возвращались первые - брали наркотики, то есть опять навар. Он у этих опять оружие брал и гнал на юг - там вторые уже с оружием. То есть, наоборот, с наркотиками.

С того и жил старик.

Пока не сгорел.

А он спалился на бане. Он пошел в баню, как нормальные итальянцы все. А банщик - у банщика в тот день дочка замуж выходила. И банщик не посмотрел, что Бенвенутто, старик этот, в бане у него остался, он запер там старика и пошел в церковь. Артист.

У итальянцев все в церкви всегда, по закону.

Ну вот, Бенвенутто этот моется в бане, в парной сидит, смотрит на часы - пора за наркотиками на юг. Тырк из парной в душевую - воды нет. Этот козел, банщик, он воду отключил перед уходом. Старик тогда в раздевалку - а банщика нет. Вся одежда его, старика, значит, в шкафчике заперта, а ключа нету. Он заорал по-итальянски: "Банщик! Банщик! Ты где, козел вонючий?!" А чего орать, главное, - банщик-то в церкви давно уже, дочку выдает. Артист. Ну, Бенвенутто тогда попер в гардероб, а там тоже никого. Орал, орал там тоже, никто не слышит. И мобила его в шкафчике заперта.

Короче, назавтра его открыли, он там в парной сидел. Но провалил он это дело свое, и его обе мафии - северные и южные - уже на счетчик поставили. У них строго. Прислали ему Козью Морду. Это у них типа приговор.

Старик туда-сюда, к дону своему сунулся. Но пахан его и принимать не стал. Послал ему с балкона черную розу в бокале "Чинзано". И сигарой помахал.То есть, помирай, старик, сам, как хочешь.

Ну, Бенвенутто по-быстрому продал свою виллу, землю продал, виноградники, фабрику баранью. На эти деньги купил билет на самолет, комнату в коммуналке на Таганке, паспорт на имя Сурового Леонида Сергеевича и прописку московскую. Шапку купил из кролика.

Приехал к нам икогнито, типа Сурового, стал проживать. Сперва на работу в киоск у метро устроился, но на него мафия наехала. И по-русски он не говорил, с числами путался. Короче, устроился в метро, дежурным. Там делов-то ничего: выучил, как попка, чтоб на поручни не плевали и места уступали депутатам с детьми, - и сиди, гляди на народ. Работал он на "Речном вокзале", там я с ним и познакомился. Мы там с девушкой одной встречались. Девушка так и не пришла, правда. Суки они вообще иногда, я извиняюсь.

Но это к делу не относится.

http://r-l.livejournal.com/2621001.html