Так, небольшой глючок. Виноват вечер и пригородная дорога. А еще - одна умная книжка.
Солнце опускается все ниже и ниже. Над бескрайними зелеными полями висит так близко, так достижимо чистое голубое небо, поют на высоких деревьях свои вечные песни птицы, трещат крыльями разноцветные стрекозы. Золотое солнце заливает теплым светом улицы спящих городов, золотит пустые коробки зданий и бетонные скелеты недостроенных, а изредка и уже обрушившихся домов, дрожит в зеркальных стеклах стоящих рядами идеально обтекаемых и похожих на изящных крылатых рыб машин.
Здесь все так любовно расставлено по местам, все оставлено таким чистым и ухоженным, словно обитатели ушли отсюда только вчера, словно только вчера на улицах еще горели огни, еще звучали чьи-то шаги, чей-то смех, разговоры на тысячах языков и шорох композитных шин. Лишь ветер, несущий мелкую земляную пыль над извилистыми лентами пустых высокоскоростных дорог, лишь серая пленка мутного налета на корпусах машин, лишь яркие цветы, растущие в трещинах асфальта, напоминают о том, что этот мир сейчас заморожен, что его жители оставили его, аккуратно приведя в порядок перед своим уходом.
Перебегающие от одной идеально ровной стены к другой мелкие пушистые существа совершенно уже не знают, что такое люди. Уже долгое время никто из людей не живет здесь. Очень долгое время. Пошедшая по пути технологической эволюции раса больше не отягощает природу своим ранящим вмешательством.
Планета дышит и живет по-своему, как жила когда-то до начала истории. А там, под многокилометровой толщей планетарной корки, под несколькими слоями ультрапрочного бетона и молекулярно закаленного титана простираются змеистые низкие залы, заполненные ровными рядами блоков огромного суперкомпьютера, подарившего человеческой расе все, чего она так желала. Свободу, бессмертие, всезнание, всевластие.
Так тихо и мирно… Постепенный уход сознания и каждой отдельно взятой личности в информационную сферу и сверкающие виртуальные миры не был труден или сложен. Им всем просто было там лучше. Просто было интереснее.
Каждый здесь превращен в огромные дисковые пространства и гигантские процессорные мощности. Хромированные фигуры следящих за работой всех устройств многочленных роботов стоят на длинных рельсах, проходящих по центру каждой протянутой, словно цепь, в глубине планеты залы. Установки широкополосной связи всегда готовы плести единую для всего и всех сеть. А в центре этого раскинувшегося под землей титанового цветка в тяжелом молчании стоит огромная установка термоядерного синтеза, сложная, словно строение нейрона, холодная, словно механическое сердце, вечная, словно солнце.
Надежная настолько, насколько только может быть надежно созданное человеком.
Она проработала очень-очень долго, позволяя людям любить и ненавидеть, петь и смеяться, встречаться и рождаться в бесчисленных кластерах сплетенных из байтов и воссозданных с правдоподобностью, превышающей правдоподобность реальности, разнообразных и прекрасных миров… А теперь она спит.
Источник энергии простаивает уже миллионы лет, пока время медленно крошит микросхемы, рассчитанные на миллиарды лет. Установка стоит в абсолютном молчании и непроницаемой темноте, и пять сантиметров семь миллиметров отделяют очередной антрацитовый топливный стержень от зева камеры реакции. Ровно пять сантиметров семь миллиметров. И четкие щупальца робота-заправщика крепко сжимают его.
Мертвые лапы роботов обслуживания, не успевшие дотянуться до нужных контактов до окончания энергии в аккумуляторах, не тревожат долгий сон металла, не зажигают новый огонь в глубинах подземелий. Долгий, очень долгий стазис техники делает крошечную миллисекунду живущих в дебрях массивов данных существ, ранее звавшихся людьми, почти вечной.
Замершее дыхание их яркой жизни ждет короткого движения. Движения вперед на пять сантиметров семь миллиметров.
Цветущая планета – единственная живая планета вселенной – все так же бежит по своей орбите в черных глубинах равнодушного космоса, отматывая начертанные ей тысячелетия.
Любопытный длиннорукий зверек, далекий-далекий потомок белок, сидит на небольшом теплом осколке стеклобетона, единственного, что осталось от всех бывших городов, и любопытно вкручивает чудом уцелевший болт в чудом не потерявшуюся гайку. На шесть сантиметров туда и на шесть обратно… Наклоняет голову то на одну сторону, то на другую, и поцокивает себе восторженно, когда древний ультрапрочный металл с трудом, но скользит по не менее древней резьбе.
Такой теплый вечер. Как обычно, готовится к ночи и к отходу ко сну все живое. Все так же стоят там, за бесчисленными километрами вниз, как всегда, спящие, но еще, наверное, работоспособные механизмы.
Солнце садится.
http://www.diary.ru/~moyra-athropos/p44455186.htm
