Шахма все записи автора http://www.the-village.ru/

ПОЛИНА ЕРЕМЕНКО, 5 АПРЕЛЯ

Кто живёт в квартирах великих поэтов век спустя
The Village поговорил с нынешними обитателями квартир, в которых успели пожить Маяковский, Хармс, Чуковский, Ахматова и Мандельштам

В Петербурге до сих пор есть хорошие шансы найти для жилья квартиру, которая так или иначе связана с судьбой одного из гениев русской литературы. Дома и номера квартир поэтов и писателей известны, все явки и пароли записаны — историки и краеведы давно досконально изучили городские маршруты своих героев: где-то они жили годами, где-то несколько месяцев, переезжали, возвращались, перемещались из съёмных квартир в постоянные, а из своих собственных — в квартиры к возлюбленным. Бывает, в «литературных» квартирах живут родственники, но часто — и самые обычные горожане.

По просьбе The Village Полина Еременко выбрала петербургские квартиры,
в которых когда-то жили Владимир Маяковский, Даниил Хармс, Корней Чуковский, Анна Ахматова и Осип Мандельштам, и поговорила с теми, кто живёт в них сейчас — о духе места, литературе и личной судьбе.

Улица Маяковского, 11
ЖИЛ: ДАНИИЛ ХАРМС, 1925–1941 ГГ.

Николай Котляревский, художник, 69 лет



Я здесь живу с 1976 года — как женился. Моя жена была дочкой искусствоведа Всеволода Петрова, а тот был другом Хармса. Моё любимое произведение Хармса — про Сусанина, который бороду жуёт, пока антрекот ждёт в харчевне: оно посвящено моему тестю. В 1941 году в этот дом попала бомба, и после войны весь дом расселили, чтобы провести капитальный ремонт. Капитальный ремонт шёл невероятно долго. За это время мой тесть, по его собственным словам,
42 раза ходил к председателю Союза художников Аникушину — просить квартиру: ему очень хотелось пожить в квартире друга. И получил её.

После капитального ремонта квартиру Хармса разделили на две квартиры.
В одной живу я, а в другой — канадец и ещё какой-то мужик. Но комната Хармса досталась нашей квартире — там теперь гостиная. Четыре года назад умерла моя жена, и я жил здесь совсем один. В прошлом году у меня появилась женщина.
У меня ещё сын есть, но он много лет назад поехал по делам в Сибирь, случайно обзавёлся там женой, детьми и застрял.

В советские годы Хармс был полузапретным, никто о нём не знал, было тихо,
но с перестройкой развелось уж очень много хармсоведов, и стало тошно:
они атакуют, домофон пиликает без конца. Я, к счастью, мало знаю, больше жена моя отвечала на их вопросы. Допытывались, не осталось ли здесь чего-то от Хармса. Осталось только несколько его прижизненных фотографий: Хармс
с трубкой, Хармс с кем-то ещё. Лежат у меня в конверте, я их даю иногда
на выставки, с возвратом.

Как выглядит типичный хармсовед? Они разные. Был один полный, ярко выраженный еврей, с шевелюрой. Он подолгу говорил, потом задавал вопрос, что-то записывал и снова говорил. Сидел часами и говорил. Зачем мы с женой были ему нужны, я не знаю. Он книжку написал и умер.

Потом был высокий, тощий, довольно угрюмый человек. Угрюмый, но восторженный: вытаскивал меня из квартиры на лестницу и торжественно сообщал: «Вы представляете себе, что по этим ступеням поднимался сам Хармс!» Совершенно блёклый тип — ни шляпы, ни трубки, помню только что темноволосый и короткостриженный. У еврея того хоть шевелюра интересная была. Сейчас ходит Алёша. Ему под 40 лет. Он стройный, воспитанный, чрезвычайно вежливый молодой человек. Чуть лысоват. Курит. Не уверен,
что кто-нибудь из них понравился бы Хармсу.




Сам я художник. Тысячу лет назад закончил Академию художеств. В Союзе художников не состою: когда надо было поступать, я сильно запил и не поступил, а потом стало просто лень. В советские годы я продавался за границу.
Пока работы вывозить было трудно, это там было востребовано, и я активно продавался, хоть и пил. Теперь, с открытым рынком, продаваться сложнее.

Поэтому сейчас всё больше приходится делать то, что нравится публике.
Сладкие берёзки, ёлочки конфетные — всё то, что вызывает чувство умиления
и стандартного, подчёркиваю, стандартного восторга. Теперь не напишешь просто поле — обязательно надо туда впихнуть васильков, ромашек.

Я ни разу не видел старух, падающих из окна, и слава богу. Я старух не люблю.
Ни живых, ни мёртвых тем более. Больше всего не люблю тот тип старух, которые в магазине возмущаются. Я расплатился на кассе, а она мне из очереди кричит: «Корзинку назад поставьте». — «Нет, не поставлю, у меня руки заняты». — «Ишь ты барин какой! Руки заняты!» Старуха, какое твоё собачье дело?

Правда, как художнику мне бывает интересно поразглядывать старуху.
Когда морщины избороздили всё лицо и оно сморщенное как печёное яблоко —
это, конечно, малоэстетично, но для рисования удобно. Старушечий глаз —
это и тень, и полутень: есть с чем работать. Можно часами наблюдать за тем,
как старческое веко прикрывает глазную орбиту, как одна морщина впадает
в другую. Особенно хороши для рисования тощие старухи: у них отлично просматривается череп. Толстые старухи у художников меньше котируются. Толстые старухи пусть пироги пекут, за внуками ухаживают.

Не думаю, что я бы понравился Хармсу. Я мало знаю, а он-то был эрудированный человек. Увлекался математикой, астрономией, хорошо знал музыку, сам играл на фисгармонии. У меня даже нет интересных странностей. Мне просто всё лень. Работать лень. Целыми днями с книжкой лежу. Когда становится лень лежать,
я стою у окна, курю. Однажды ночью я стоял у окна и заметил, что внизу угоняют машину. Парнишка был в капюшоне, что-то засовывал в дверцу машины, отходил в подворотню, возвращался, осматривался. Я подумал крикнуть что-то, но была осень, холодно, я представил, как меня обдует, если я открою окно,
и мне стало лень открывать окно и прогонять вора.
Я докурил и лёг обратно на диван.

Улица Жуковского, 7
ЖИЛИ: ВЛАДИМИР МАЯКОВСКИЙ ЖИЛ В КВАРТИРЕ ЛИЛИ И ОСИПА БРИК, 1915 Г.

Маргарита Тимошенкова, молодая мать, 25 лет


Мне Маяковский никогда не нравился, красоты в его произведениях я не вижу. Мне кажется, у него было много комплексов. Эта резкость и то, что он кричит, — это от комплексов.

Как проходят у нас вечера в этой квартире? Сейчас это в основном детские праздники: вчера приходили приятели нашей двухлетней дочки Алисы, подарили ей живую бабочку. Бабочка, наверно, недолго проживёт, но мы раскладываем ей апельсины, чтобы она не голодала. Ещё из домашних развлечений у нас рисовалки и читалки. Что мы читаем? Сутеева.
Наша любимая сказка про «четыре сыночка и лапочку дочку».

Если о себе, то по профессии я инженер-механик. Но, с тех пор как появилась Алиса, я в декрете. Не уверена, что хочу выходить из него. Мне когда-то нравились точные науки, и я видела в них своё будущее — хотела заниматься вагоностроением. Но проводить целый рабочий день на заводе за 16 тысяч рублей я не хочу.

Сейчас главная задача нашей жизни — чтобы Алиса выросла умной и образованной девочкой, без всяких революционных настроений. Я сама была брутальным подростком — слушала метал, носила чёрные ногти, гады на ногах, уши все проколоты, и ходила в таком виде по кладбищам.

Если честно, то метал мне и до сих пор нравится, но при ребёнке я это слушать
не могу, а ребёнок всё время дома. Дома мы для ребёнка ставим классическую музыку. Алисе нравится Бах.

Павел Шаршаков, помощник режиссёра в Михайловском театре,
муж Маргариты, 42 года




.Когда я был школьником, мне нравился Маяковский. Ну, подростком был — максималистом, рубил с плеча. И тогда я знал, что он жил у любовницы, правда, имени не знал. Но я не подозревал, что их было трое. Я даже не вдавался в это:
ну жили и жили, не моё, собственно, дело. Но когда я в 2000 году я переехал в эту квартиру, ко мне стали ходить с улицы любопытные и спрашивать, здесь ли жила Лиля Брик. Я тогда заинтересовался, кто такая эта Лиля Брик. Ну, узнал.
И, на мой взгляд, то, что происходило в моей квартире 100 лет назад, — срам.

Правильно — это когда два человека. Когда больше — уже неправильно. Теория стакана воды, говорите? (Теория стакана воды — отношение к сексу как к рядовой физиологический потребности. Желание заняться сексом приравнивалось к желанию утолить жажду — выпить стакан воды. Теория пользовалась популярностью в первые годы советской власти. — The Village). Если кому-то нравится такой образ жизни, пусть называют как хотят — это их дело.

Но я не уверен, что все были довольны в этом союзе. Когда мужчина в полном расцвете сил стреляется — это как минимум странно. Ладно застрелиться в 15 лет, но Маяковский уже взрослый дяденька был. И когда я думаю о том, что эта Лиля Брик рассказывала Вознесенскому (речь идёт о воспоминаниях Андрея Вознесенского, где он упоминает сказанное ему Лилей Брик: «Я любила заниматься любовью с Осей. Мы тогда запирали Володю на кухне. Он рвался, хотел к нам, царапался в дверь и плакал…» — The Village), — мне кажется, это ужасно, это ненормально. Как можно взрослого дяденьку запереть? Нормальный взрослый дяденька просто выломает дверь. Может быть, его на самом деле просто ставили в угол и он стоял как школьник и сам не хотел уходить? Нет, я не хочу об этом думать.

Лучше бы в этой квартире жил Достоевский. Достоевский — талантливый человек, умел описать Петербург. Вот этот знойный летний Петербург
в «Преступлении и наказании» — читаешь и чувствуешь, что жаришься на этой улице сам. Конечно, и у него его есть Сонечка Мармеладова, но это везде есть — это реальность.

Если говорить о себе, то я 20 лет отработал артистом кордебалета в Михайловском театре. Сейчас я там же работаю помощником режиссёра —
веду спектакли. Декорации, свет — это происходит по команде режиссёра.
Вы спрашиваете, почему я такой консервативный, если сам работаю в театре.
Во-первых, это только кажется, что в театре одна богема, которая развлекается ночи напролёт. Успешные артисты с утра встают, идут заниматься, потом репетиции весь день, вечером спектакль и сразу спать. И так каждый день.
Во-вторых, с возрастом становишься консервативнее — это нормально, это случается со всеми.

Манежный переулок, 6
ЖИЛ: КОРНЕЙ ИВАНОВИЧ ЧУКОВСКИЙ, 1919–1938 ГГ.

Владимир Стряпан, 55 лет, бизнесмен


О чём были бы мои сказки, если бы я сел сочинять, как Чуковский? У меня жизненный принцип простой: «Не живи, где е***шь. И не е***, где живёшь».
Это я в 90-х понял. Никогда не получится быть для всех хорошим. Если обойти всех, кто тебя знает, кто-нибудь скажет, что ты хороший человек, а кто-то будет тебя считать говном. Так у всех. Поэтому лучшее, что можно сделать по жизни, — просто не быть говном с близкими.

Я в этой квартире живу последние 12 лет, а сам с Рыбацкого района — из трущоб, короче. У меня в районе была жопа: хрущёвки, обмазанные вонючей штукой — такой замазывают щели в блочных домах, чтобы воздух не ходил. Мандарины ели только на Новый год. Кем я мечтал стать в детстве? Я не помню. Правда не помню. Студентом я не был, родители были рабочими, никто никуда не подталкивал. 90-е были тяжёлыми, с малиновыми пиджаками — всё как положено. Но мне нравилось то время — мужское было время, человеческое. Конечно, перегибы были, никто не говорит, что идеально было. Но я никому окна не бил и последнее не забирал, потому что всегда считал, что должна быть справедливость. Под конец 90-х кто-то умер, кто-то сел, а кто-то вовремя понял, для чего жить надо. У меня был хороший тыл — жена. Я с её подсказки и успокоился. Сегодня занимаюсь техобслуживанием машин.


Ещё один принцип для сказки вспомнил. У человека должно быть одно лицо
и дома, и на улице. А то есть такие — едет в машине, все правила соблюдает, смотрит по сторонам, весь такой зашоренный. Нормальный мужик же должен как ехать — сел и поехал. Но зато вечером этот самый сопляк приходит, ложится в постель с женой, трахает её, она ему: «Какой ты у меня мужчина», —
и он ей отвечает: «Да, моя Тамарочка, я такой, сякой». На улицу выходит —
конь обоссанный, а дома мнит себя героем. Куда это годится?

Нравятся ли мне сказки Чуковского? Конечно, кто на нём не рос. В моей квартире даже кое-что осталось со времён Чуковского — старинный камин. Единственное, что изменено, — мы поставили дебильную кассету: дань моде. Но всё остальное, все изразцы, они времён Чуковского. Мы всё отреставрировали, трещины подкрасили. И бюстик Сталина я поставил на камин как украшение — это у меня от папки осталось. Батя дорожил этим бюстом — он сталинистом был, всех к ногтю прижимал. И теперь этот бюст у меня вызывает тёплые воспоминания.

Больше ничего в этой квартире старого не осталось. Потому что здесь до того,
как мы заехали, была коммуналка, 12 комнат — и все в тараканах, трындец тут был. Понятно, почему Чуковский так хорошо писал о тараканах в своём стишке «Тараканище»: знал предмет. Но про Африку с Айболитом он загнул. Сразу видно, что ни в какой Африке он никогда не был — сидел здесь с тараканами и писал. Я был в этой Африке, в Гвинее-Бисау, и это не картинка весёлая, как у Чуковского: жара, вонище, дети гадят, рыба тухнет. Тухлую рыбу солью засыпают и продают как солёную. Если бы Чуковский это всё увидел, он бы уже не смог писать про гориллок-крокодилок. Чуковский со своей Африкой — как музыкант Михаил Круг: тот же никогда не сидел, но писал о всех блатных, засиженных. Круг молодец, кстати: хорошо пел, слова правильно подбирал.

Тучков переулок, 17
ЖИЛА: АННА АХМАТОВА, 1910—1912 ГГ.

Вера Бегунова, 60 лет, пенсионерка


Я живу в этой квартире с 1991 года. До этого я всю жизнь прожила в трёх домах отсюда. Но в 1991 году тот мой дом расселили под гостиницу. И когда нам в отделении распределения жилплощади давали ключи, то сказали: «У вашей новой квартиры есть маленький секрет». Но какой — не сказали.

Я догадалась, что это за секрет, через пару месяцев. Дочке в школе дали задание — написать про Ахматову. И когда я проверяла ошибки, то смотрю:
адрес в сочинении — наш. Ошибка или не ошибка? Стала литературу читать.
И там Ахматова действительно пишет про квартиру в Тучковом переулке.

Пишут ещё про их посиделки с друзьями-литераторами у нас дома. Интересные такие посиделки были: пишут, что Ахматова перед гостями демонстративно под стул залезала, чтобы показать, какая она гибкая. Я под стул не помещаюсь.

Есть мнение, что Ахматова вытворяла все эти трюки гибкие, чтобы перед мужем покрасоваться, что красоты в ней не было особой, но она любила конкурировать
с мужчинами умом. Но я с мужем не конкурирую, я уже знаю, что он в сто раз талантливее меня, я ему даже в помощники не гожусь. Недавно у нас такая головоломка была: на даче надо было лестницу поставить, а метров под неё мало, а хотелось такую лестницу, чтобы нога не уставала. Муж не только чертёж нарисовал — он потом его в жизнь воплотил!

Так вот я помню, когда я этот «секрет» узнала, я тогда ещё работала на швейном предприятии «Серый волк» в Пушкине — куда они, собственно, с «Тучки» ездили с Гумилёвым. И вот я ехала в тот день на работу через Купчино на электричке
и удивлялась: Ахматова жила в моей квартире, ездила моим маршрутом. Лиричное было настроение — мы же в молодости, когда с мальчиками расставались, всегда рыскали по ахматовским томикам. Её так хорошо читать, когда несчастлив в любви. А как семейная жизнь началась — приутихли немного. Доехала до работы, рассказала подругам, а они говорят: «Да ладно, тебе, не загибай!» И мы поржали как надо.



Почти вся мои дни сейчас проходят в досуговом отделении для пенсионеров.
Там очень интересно, у нас даже есть свой гимн, сами писали: «Пенсионеры весёлый народ». У нас и спорт, и рисование. Я теперь пишу гуашью. Недавно была тема «Буря», и я рисовала волны. Меня учительница хвалила, говорила, что волны получились пенистые. Я раньше считала, что искусство, самовыражение — это больше для нарциссов и что у меня не получится, но в нашем центре нас хорошо подтягивают, говорят: «Не волнуйтесь, у всех всё получится».

У Ахматовой был портрет, который ей Модильяни нарисовал, и у меня тоже свой есть. Я в прошлом году работала натурщицей в Академии художеств, меня туда устроила учительница росписи из досугового центра. И студенты меня рисовали. Они сравнивали мою рожицу с Екатериной Второй — высоко поставлена голова, скуластость, выраженность. Один день они парик принесли ещё, мерили и ржали. Что-то есть действительно. Говорили ещё про мою грациозность и гордый взгляд. Меня просили остаться ещё на постановку, но я сказала: «Нет, я уезжаю на дачу». Они мне на память подарили мой портрет.

Школьники с учителями часто к нам приходят. Бывает, приходишь, а во дворе, как воробьи, 30 детей по всему саду — ждут. Приехали один раз из Мончегорска (понятия не имею, где это) без звонка, сидели десять часов ждали, им очень надоело, всем очень хотелось в туалет. Ну что делать, открываешь, и потом 30 человек ломятся в твой туалет. Мы с мужем уже привыкли к таким гостям и купили для этих случаев самовар электрический, кружек пластмассовых. Сажаем детей в кружок в холле. Они на ковёр усядутся и начинаются вопросы: «У вас не бывает такого, что хочется взять карандаш, бумагу и писать-писать-писать, как будто кто-то диктует?» Я отвечаю, что никто не диктует, что если шизофрения под старость будет, может, тогда и будут какие-то глюки, но пока нет.

Иногда ещё спрашивают, как супруг ко мне относится. Это сейчас поколение такое, что школьники в 12 лет уже в паре, а в 16 рожают. И им кажется, что здесь должен быть ахматовский дух и что муж должен пылать особой страстью. Чушь, короче. Меня эти вопросы ставили в тупик. Как могут супруги друг другу относиться? Я улыбалась. Что может женщина на это сказать?

Большая Морская, 49
ЖИЛ: ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ, 1924 Г.

Галина Аркадьевна, пенсионерка, 75 лет
(не стала фотографироваться)


Говорят, что в этой квартире жил поэт Мандельштам и что у него была непростая жизнь. Сама я здесь живу с прошлого года. Дом у меня в Новосибирске, но дочка выписала в Петербург, чтобы я с внучкой сидела, пока они с мужем на работе, — они кардиологи, работают допоздна. Так вот, про Мандельштама я знаю только, что был такой поэт, что он был неугоден властям, что его сослали куда-то сильно далеко, там он и умер. Я ему сочувствую, у меня тоже непростая жизнь была.
Но только я никогда не стонала: не приучена была.

Моя мама была жизнелюбкой — никаких стенаний. Вот и я такой же выросла — сухой, конкретной и чёткой. Я родилась в войну самую, в 1941 году. Когда началась бомбёжка Тулы, где мы жили, мама в эвакуацию со мной трёхмесячной отправилась — что она там повыдержала, только бог знает. Но это такая закалка жизненная — с тех пор не было у неё ни эмоций, ни рассуждений, приземлённый такой человек. Когда человек выносит такие трудности — он ещё крепче жизнь любит, мама прожила до 92 лет. И когда мы в детстве начинали охать, а жили мы просто — прикупить для зимнего пальто небольшую норочку на воротник пришить считалось баловством, — мама сразу пресекала: «Никакого нытья!»

Литература у меня в школе не шла. В девятом классе учительница по литературе написала на полях какого-то моего сочинения школьного: «Тройка! Всё списано откуда-то! Ни одной своей мысли!» Зато у меня были успехи в математике и физике. Я получила техническое образование и отработала всю жизнь в исследовательском институте инженером-электромехаником. Люди разного склада бывают, не всё одинаковые, не все могут любить Мандельштама.

Я по жизни мало читала. Может, не попалось ничего. Затрудняюсь сказать почему. Но недавно я сходила в «Буквоед» и купила себе Бальзака «Утраченные иллюзии». Я подумала: конец жизни наступает, а я не читала ничего из Бальзака. Я если чего и успевала читать, то только небольшие произведения, а тут — роман, дай, думаю, почитаю. И я в этого Бальзака, себе на удивление, просто вцепилась. Я вообще человек увлекающийся: бывает, сяду вечером варежки внучке вязать,
и меня захватывает настолько, что только в пять утра опускаю спицы.
Тоже своего рода творческая одержимость.

И теперь я в спешке читаю про утраченные иллюзии. Там, кстати, про мир поэтов. Жестокий мир, должна сказать. Париж, XIX век, сложное время — нищета и богатство. Юноша мечтает войти в мир поэтов, жить и зарабатывать в этом кругу, но он беден абсолютно. Он знакомится с баронессой, которая достаточно богата, и у них привязанность. И там такое порочное общество! Кто-то подсмотрел, как этот поэт проявил чувства, а он ничего плохого не сделал: просто на коленки перед возлюбленной упал. Но дальше это всё разносится — сплетни, интриги, склоки. Не понимаю, как люди так жили. Я ещё не дочитала,
я сейчас на моменте, где поэта вышвырнули за то, что он одет не так, и дальше ему пробиться просто невозможно. И это, конечно, ужас. У Мандельштама похоже было?

Если успею дочитать Бальзака, думаю, потом что-нибудь из Набокова прочитать. Здесь просто соседнее здание — музей Набокова. Я прохожу этот музей каждый день и хочу туда сходить, но надо же что-то прочитать, перед тем как туда идти.