Dublin_Rabbit_Girl все записи автора

Название: Where We End Up

Автор: panic_smile

Оригинал: тут

Разрешение на перевод: получено

Переводчик: Dublin_Rabbit_Girl

Пейринг: Ryan/Brendon

Тип: слэш

Рейтинг: PG-13 (NC-17 overall)

Жанр: AU, Romance

POV: Райана от второго лица

Размер: миди (~ 25 000)

Статус: закончен

Саммари: Отец Райана больше не может заботиться о нем, и его заставляют жить со своей матерью, где он заброшен в незнакомую обстановку и попадает под крыло пагубно опасного парня, Уильяма. Он узнает о разновидностях дружбы, битвах жизни и своем сводном брате, Брендоне. Об изменениях, пьянках, сексуальном опыте и привязанностях, которые приходят вместе с ним.

Дисклеймер: Эти люди не принадлежат мне, я не верю, что это когда-либо могло произойти. Этот фик и его идея целиком и полностью принадлежат автору. 

От переводчика: В этой работе всего три части, но я разделила каждую из них на две половинки. И еще я бы не назвала эту работу легкой и светлой.

Брендон оставляет тебе переднее сиденье, то ли осторожничая, то ли из лучших побуждений. Ты не знаешь. Твоя мать весела, спрашивает, как прошел твой первый день в школе, и она говорит достаточно за вас двоих. Ты ненавидишь это, но приходится признать, что она, возможно, знает тебя лучше, чем ты предполагал.

Брендон сидит на заднем сиденье с наушниками в ушах смотрит из окна на проносящиеся мимо почтовые ящики.

- Тебе понравились занятия? – спрашивает она.

Здесь воздух отличается от того, каким он был в твоем городке.

- Да, - отвечаешь ты.

Она одета для работы; она работает секретарем у Пола с тех пор, как он не просто плотник, но владелец целого мебельного бизнеса. Она спрашивает:

- Хорошо сориентировался в школе?

Ты улыбаешься и произносишь, “отлично”, потому что она твоя мать, и это больше, чем может сказать кто-либо еще в этой машине.

Когда вы приезжаете домой, Брендон исчезает в одной из больших комнат, тогда как твоя мать идет поставить свои вещи. Ты поднимаешься на второй этаж и садишься на балконе. Стулья мягкие и удобные, и перед тобой открывается вид зданий, ведущих к океану, туда, где он смутно-синий, затуманенный расстоянием.

Ты позволяешь своим глазам закрыться и телу отдохнуть, когда дверь распахивается и  кто-то еще присоединяется к тебе. Это Пол, достающий сигарету и кивающий тебе. Ты полуулыбаешься ему, потому что он тебе нравится; он спокойный и знающий, не пытается вырвать слов из тебя.

Брендон на кухне, когда ты достаешь хлеб из шкафа, намереваясь сделать бутерброд.

- Знаешь, они думают, что ты сумасшедший, - произносит Брендон, и твоя рука останавливается над ножом для масла. – В школе. Поэтому они так смотрят.

- Они даже не знают меня, - вызывающе отвечаешь ты, ваши глаза встречаются, но он не вздрагивает.

- Любой, кто идет с Уильямом Беккетом, хоть немного сумасшедший, - он кажется полностью невозмутимым, произнося это.

- Поэтому ты общался с ним? – возвращаешь ты, и он спокойно смотрит на тебя, прежде чем уйти восвояси. Ты наблюдаешь за тем, как он уходит.

Ты бормочешь что-то нехорошее про себя и случайно разрезаешь свой кусок хлеба, пока пытаешься намазать масло.

***

Ты звонишь Спенсеру этой ночью, и вы разговариваете два часа, а потом еще один просто прислушиваетесь к дыханию друг друга. Ты скучаешь по ощущению близости его легких к твоим.

***

Солнце слишком ярко для такого холодного дня. Ты немного хмуришься, прочнее запахивая свой пиджак вокруг талии, пока Уильям открывает новую пачку. Ты прогуливаешь урок, сидя в этом маленьком кафе, и запах кофе вызывает у тебя головную боль.

У Уильяма есть аура, которую ты начинаешь различать. Это пугающе, но стоит ему всего лишь взглянуть в чьем-либо направлении, как их глаза приобретают определенный полный надежды блеск. Как будто они нуждаются в его одобрении безо всяких очевидных на то причин. Ты надеешься, что обладаешь иммунитетом, но не уверен; может, ты худший из них. Но Уильям еще не угробил тебя.

Он скрещивает свои худые ноги, и группа девушек институтского возраста смотрит на вас обоих, убедительно присасываясь к своим трубочкам. Ты встречаешь глаза брюнетки своим спокойным, незаинтересованным взглядом, и она быстро теряет довольное выражение лица, отводя взгляд. Уильям говорит:

- Ты разбиваешь сердца, Райан Росс.

Он любит произносить твое полное имя, и ты не знаешь, почему.

- Но, видишь ли, - продолжает он, наклоняясь к тебе через стол, его глаза скользят по твоим, а губы  принимают озадаченное, задумчивое выражение, – не похоже, чтобы ты хоть сколько-нибудь колебался, хотя несколько довольно симпатичных совершали отважные попытки заполучить твое внимание, - он мешает кофе ложкой, но ты продолжаешь смотреть в его глаза.

- Итак, у меня две теории, - спокойно говорит он, продолжая, - либо ты убежден, что ни одна из них достаточно хороша, либо, возможно, у тебя очень специфичный вкус,  либо… - он поднимает взгляд на официанта – того, у которого обведены глаза. – Возможно, твои вкусы совсем другие.

Ты не двигаешься, не выдавая себя, потому что единственный, кто знает, - Спенсер, и будь ты проклят, если готов выдать себя так скоро. Ты улыбаешься Уильяму и спрашиваешь:

- Тебе больше не о чем думать?

- Есть, но мне стало скучно, - признает он, но закрывает тему, снова облокачиваясь на спинку кресла бедрами вперед, как и всегда. Он смотрит на свои часы и произносит:

- Мы должны вернуться скоро, потому что, думаю, я завалю математику, если пропущу еще один урок.

- Ага, - невыразительно соглашаешься ты потому, что на самом деле не очень-то волнуешься о школе прямо сейчас. Ты слишком далеко от дома, твой отец один, и твой лучший друг не может украдкой прийти к тебе в середине ночи, как раньше. Многое изменилось, и ты чувствуешь, что должен бороться с этим, ты просто не знаешь как.

- Знаешь что, Райан Росс? – размышляет Уильям, слизывая теплую жидкость с нижней губы. – Ты не говоришь постоянно о всяком дерьме, как остальные. Ты не ощущаешь необходимости заполнить каждую секунду шумом, просто чтобы прервать молчание, - он серьезно смотрит на тебя и произносит. – Мне это нравится.

Ты понимаешь, что, будь ты одним из тех людей, ты бы прыгал от радости из-за его похвалы, но вместо этого ты просто улыбаешься и наклоняешь голову, пока волосы не закрывают твои глаза.

***

Большинство учителей обходятся с тобой скучающе и повседневно, предлагая тебе дополнительный материал, чтобы догнать остальных, но не наказывая. Остальные ученики разговаривают с тобой только время от времени, некоторые с осторожностью, другие приветливо. Они никогда не завязывают разговор, если ты идешь с Уильямом, Питом или Амандой, и ты задаешься вопросом, имеет ли их репутация какую-либо причину или это все предположения.

Прежде чем лечь в кровать, третья ночь в новой постели, ты обыскиваешь все в поисках своего нового пиджака, который купила тебе твоя мать,  и, найдя его, бросаешь на стул в углу комнаты. Маленький шарик смятой бумаги выкатывается оттуда на серый ковер, и ты с любопытством смотришь на него в течение одного мгновения.

Ты наклоняешься вниз и поднимаешь его, пытаясь разгладить бумагу так хорошо, как только можешь, прежде чем вспоминаешь, что ты смотришь на лист из книги Брендона. Ты медленно читаешь его, не обращая внимания на ту часть себя, которая помнит о приватности и о том, что вы с Брендоном не больше, чем знакомые.

То, что меняет тебя – Б. Ури.

Потеря и приобретение. Ты можешь потерять что-либо, и тогда может возникнуть ощущение, что ты потерял частицу себя, как будто кто-то вырезал кусок из самой сердцевины. Иногда что-то прибавляется, и возникает ощущение, что оно слишком громоздко, как круг, пытающийся втиснуться в треугольную дыру. Может, оно нежеланно, или у тебя получается убедить  себя, что это так. Но при прибавлении и вычитании, ответ всегда изменяется.

Ты перечитываешь это около трех раз, твой язык прижимается к небу твоего рта. Ты снова сворачиваешь кусок бумаги и прячешь его на самое дно ящика своего стола, под новые учебники. Ты задаешься вопросом, как он себя чувствовал, когда ему сообщили, что ты будешь жить здесь. Был ли он еще более возмущен, чем ты, что кто-то, с кем он едва перекинулся несколькими словами, собирается приехать и забрать у него вещи, забрать женщину, которая взяла на себя роль его матери, чтобы служить постоянным напоминанием, что, эй, у нее есть биологический сын и что Брендон не ее? Был ли он расстроен, что ты собираешься приехать и вторгнуться в его дом, его пространство? Он не был злым или даже раздраженным, когда ты приехал, и ты думаешь, что Брендон умеет справляться с чувствами лучше, чем ты думал.

Ты отправляешь Спенсеру “спокойной ночи”, и он звонит тебе. Когда ты спрашиваешь, почему, он просто говорит:

- Потому что я соскучился по твоему тупому хриплому голосу.

- Прошел всего день с тех пор, как мы разговаривали.

- Да, но теперь все по-другому.

Да, думаешь ты и прислушиваешься к фоновому шуму дома Спенсера.

***

Мама рано будит тебя, но ты случайно засыпаешь снова, просыпаясь от ее пронзительного крика:

- РАЙАН.

Ты вздрагиваешь, чуть не свалившись с кровати, и рефлекторно кричишь:

- ЧТО?

- У тебя десять минут, чтобы одеться и вылезти из кровати! – восклицает она, бросая взгляд на часы.

Ты вздыхаешь и переводишь взгляд на потолок.

- Просто оставь меня одного.

- Сейчас же, Джордж Райан.

- Не называй меня так, - говоришь ей ты, раздраженно, но она не замечает. Наконец ты вылезаешь из кровати, одаряя ее подчеркнутым взглядом, после чего она закрывает дверь, ее каблуки стучат вниз по лестнице.

Ты влезаешь в свои джинсы и накидываешь на себя  рубашку, прежде чем приступить к поискам своей обуви. Она в шкафу, и ты понятия не имеешь, как она туда попала, но все равно одеваешь ее. Ты не торопишься, собирая свою сумку, и к тому времени, как спускаешься вниз, твоя мать выглядит окончательно рассерженной, а Брендон рассеяно жует кусок тоста.

- Можешь не торопиться, - сообщает Брендон, но безо всякой насмешки. Ты смотришь на него.

- Вы оба опоздали, - вздыхает твоя мать, пытаясь вытащить вас обоих из дому, но вы сопротивляетесь этому как можно дольше. Школа не кажется сколь-нибудь привлекательной, и ты бы буквально отсосал у кого-нибудь, только чтобы получить возможность вернуться обратно в кровать.

Ты озвучиваешь это, и твоя мама легонько толкает тебя в затылок.

– Это вульгарно.

Ты мельком замечаешь усмешку на лице Брендона, прежде чем наманикюренные пальцы твоей матери загоняют тебя в машину.

***

Вы с Брендоном одновременно входите в класс английского, кладете свои объяснительные записки на стол и проходите на свои места. От тебя не ускользает, как ученики странно смотрят на тебя, тихо шепча, “теперь он общается с Ури?”

Ты садишься рядом с Уильямом, который рассеянно слегка кивает тебе головой. Другой парень, Джон, почти сразу начинает тихо говорить с Брендоном, и ты слышишь веселый тон его голоса, легкий шорох. Комната пахнет свежим дезодорантом и бумагой.

Через десять минут ты понимаешь, что твои глаза перемещаются влево, чтобы уставиться на руки Брендона и на то, как он небрежно держит ручку, скользя по листу, пока пишет. Ты еще немного смещаешь взгляд и видишь умеренно-сосредоточенный взгляд его глаз и то, как его волосы откидываются со лба. Иногда он втягивает нижнюю губу в рот и закусывает ее, мягко. Какое-то тянущее ощущение возникает вблизи твоих ребер, когда видишь, как его белые зубы (ты помнишь брекеты и то, как он не мог улыбаться открытым ртом; ты помнишь потому, что твоя мать хотела сделать семейный снимок  и продолжала просить его сказать сыыр, а он не говорил) ухватываются за полные розовые губы, и быстро возвращаешь глаза к своей парте.

- Ты в порядке? – спрашивает Уильям со вскинутыми бровями, и ты думаешь, что твои щеки, должно быть, немного покраснели.

- Отлично, - произносишь ты, и начинаешь жевать кончик карандаша. Он путает твое выражение лица с ломкой и под партой кладет сигарету в твою руку.

***

Уильям сжимает сигареты между двух пальцев и курит их так, как будто он утопающий, а они воздух. Ты держишь свои свободно, главным образом наблюдая за тем, как дым поднимается от зажженного кончика, делая редкие затяжки. Ты думаешь о раке легких, желтых зубах и затягиваешься сильнее.

- Это странно? – спрашивает Уильям, вы оба стоите за мастерской, где ученики распиливают деревья и занимаются сваркой металла.

- Что странно?

- Жить с Брендоном.

- Мы просто игнорируем друг друга. На самом деле никогда не разговаривал с ним до этого.

- Хреново, - ты поднимаешь на него свой вопросительный взгляд. – Он часть твоей семьи сейчас; у тебя есть семья. Ты не должен растрачивать ее.

Тебе нечего сказать, потому что из всех людей ты не ожидаешь такого от Уильяма. Ты всматриваешься в грязь, и там осколки разбитого стекла.

- Он думает, я сумасшедший.

- С чего бы это?

- Я прижал его к стене, когда он упомянул моего папу.

Уильям  смеется, смех весело вытекает из его горла, пока он не сгибается пополам. Ты прочищаешь свое горло и отводишь взгляд, но его рука находит твой локоть.

- Ты сам виноват, приятель, - произносит он и улыбается тебе.

***

Аманда находит тебя во время ланча, прямо когда ты выходишь из класса с блокнотом в руке.

- Хей, - произносит она; она уже намного более тепла с тобой, чем всего несколько дней назад. – У тебя краска на щеке.

Ты трешь свою щеку, и она смеется, облизывая свой большой палец, и с силой проводит им вниз по твоей скуле.

- Здесь.

Ты робко улыбаешься, она до сих пор в своем театральном макияже (“мы ставим эту пьесу,” говорит она тебе, “она действительно потрясающа, ты должен будешь посмотреть ее, когда мы закончим”) и ее волосы собраны назад, заколками в тех местах, где они слишком коротки. Ее губы темно-фиолетового цвета.

- Ты видел клуб своих обожателей? – спрашивает у тебя Аманда, когда вы трогаетесь, и ты фыркаешь, спрашивая:

- Что?

Действительно, есть группа девушек с младшего класса, которым ты довольно сильно нравишься; иногда они следуют за тобой по коридорам, или быстро фоткают на свои телефоны. Ты никогда не был тем, за которым бегают девушки.

- Когда мы красились для театра, они устанавливали декорации и не думали, что мы можем их услышать, - произносит она, закатывая глаза. – Очевидно, у тебя сексуальные волосы.

Ты прикасаешься к  своей челке и хмуришься

- Так у меня есть… фанатки?

- И довольно много, - признает она.

***

После школы ты идешь ко входу, где пустынней, чем обычно, так как стоянка для автобусов находится дальше. Ты видишь Брендона, сидящего в одиночестве, его спина прислонена к забору. Ты направляешься к нему, медленно и не торопясь, считая свои шаги. Его футляр для гитары и школьная сумка лежат рядом с ним, и он смотрит на дорогу.

Когда ты останавливаешься, вставая прямо рядом с ним, он поворачивается и поднимает свой взгляд на тебя, произнося:

- Она опаздывает.

Его глаза говорят многое о нем; ты видишь маленькие облака растерянного замешательства, когда он пытается говорить небрежно.

Ты щуришься на него, и он снова всматривается на дорогу. Ты садишься рядом с ним, оставляя должное пространство между вами.

- Она скоро приедет.

- Наверно, - отвечает он.

- Ты играешь? – спрашивает ты, кивая на гитару.

- Да, - произносит Брендон, и его пальцы останавливаются на черном футляре. – Я должен был принести ее для музыки.

Ты не посещаешь уроки музыки, хотя наслаждаешься игрой на гитаре. Главным образом тебя учил отец Спенсера потому, что тот всегда больше увлекался барабанами, а не струнами. Ты сидишь на траве, воздух пахнет дождем, хотя вокруг до сих пор сухо. Может, надвигается шторм.

- Я играю на гитаре, - стоп. Это не то, совсем не то, что ты собирался сказать.

- Я видел. В твоей комнате, - произносит Брендон и немного поворачивается так, что ваши глаза встречаются. – Как долго?

- Около семи лет, - говоришь ты. Игра на гитаре делает твоего отца счастливым; даже когда он не разговаривал, сидя в одиночестве, несколько аккордов могли заставить его улыбнуться.

- Мой отец начал учить меня так рано, как только смог, - произносит Брендон, и он улыбается, мягко. Его лицо меняется, когда он улыбается, и ты продолжаешь наблюдать. – Раньше я ходил на уроки фортепиано, но потом перестал, - он пожимает плечами, синяя машина показывается из-за поворота.

Забор позади тебя пахнет ржавчиной, металлически и тяжело.

- Послушай… Я никогда не спрашивал, но это нормально, что я живу сейчас с вами, да?

Он странно смотрит на тебя и произносит:

- Я здесь ни причем. Ты часть этого, как и я.

- Сначала был только ты, - ты продолжаешь смотреть  на него, пытаясь прочесть его лицо.

- Она твоя мама.

- Мне жаль, - произносишь ты, потому что это кажется правильным.

- Не за что извиняться.

Ты смотришь на свои ногти и спрашиваешь:

- Ты до сих пор думаешь, что я сумасшедший?

- Я никогда так не говорил

- Но…

- Я сказал, люди думают, что ты сумасшедший, - произносит он и пожимает плечами. – Не принимай это так близко к сердцу.

- Ты придурок, знаешь.

Он смеется, прислоняет свою голову  к ржавому забору и произносит:

- Так говорят.

Твоя мать останавливается мгновением позже, поэтому ты не отвечаешь, и Брендон без слов уступает тебе переднее сиденье.

***

Ты звонишь своему отцу не так часто, как думал; слышать, как он произносит натянутые, односложные ответы, как будто растерян или смущен, заставляет тебя чувствовать, как крошечные, маленькие иголки атакуют твое сердце.

Ты заботился о своем отце большинство дней в неделю; удостоверяясь, что у него было все, в чем он нуждался и что с ним все будет хорошо, пока ты будешь в школе. Хотя твоя мать настаивает на том, что он будет в порядке один, у тебя есть свои сомнения. Однако скорее это просто паранойя без настоящих на то причин.

Ты медленно привыкаешь к своей новой комнате; как бы там ни было, она больше и в ней больше света. Перемена хороша, в некотором роде. Когда становится темно, и остальные ложатся, ты сидишь на балконе и куришь одну из сигарет Пола. Это скорее наблюдение за дымом на фоне черного неба, нежели настоящее курение, и ты почти ожидаешь, что Уильям выскочит и нагрубит тебе за то, что ты растрачиваешь их впустую.

- Курить – плохая привычка, - говорит кто-то, ты быстро поворачиваешься и видишь Брендона, закрывающего стеклянную дверь, шагающего на холодный балкон.

- И? - вызывающе спрашиваешь ты, чувствуя себя в хмуром настроении.

Но он не принимает вызова, вместо этого садясь на кресло рядом с тобой, разваливаясь и издавая тихий вздох. Ты смотришь на его силуэт и на то, как его тазовые косточки торчат из-под рубашки. Это несправедливо.

- Ты не должен делать это, чтобы понравится им, - произносит Брендон, его тон небрежен, в то время как пальцы ног напряжены. – Им наплевать на это. Если они взяли тебя к себе, значит, это было настоящим решением.

- Почему ты больше не общаешься  с ними? – спрашиваешь ты; ты смотришь на звезды, которые можешь различить.

- Я не такой, каким был прежде.

Ты внимательно изучаешь его, но его глаза закрыты, его лицо - картина, безупречное изображение безмятежности.

- Почему люди так боятся их?

Ночь заставляет вас обоих чувствовать себя равными; здесь нет никого, на кого нужно производить впечатление, нет приличий, которые нужно соблюдать. Вы сводные братья, жить вместе – это то, к чему ты привыкнешь, и ты задаешься вопросом, можете ли вы образовать что-то наподобие дружбы. Он знает о школе больше тебя, и ты размышляешь, соврал бы он тебе или нет.

- Они совершили некоторые поступки, которые пугают людей, - отвечает Брендон, буднично, - но они безобидны. Просто ты должен удостовериться, что не влипнешь в то, что они натворят.

Эти слова повисают в воздухе, и ты хочешь поднять бровь, но глаза Брендона закрыты, поэтому ты удосуживаешься спросить:

- Что?

Брендон говорит:

- Ты поймешь.

Ты позволяешь теме закрыться, чувствуя себя так, как будто ты пропускаешь какой-то большой секрет. – Твой дом действительно большой.

Брендон тихо смеется:

- Да, папино наследство пригодилось.

- Что случилось с его родителями?

- Только с его отцом, но у него было… ну, много отложенных денег, и, заболев, он оставил их папе по собственному желанию. Немного странно, не думаю, что они больно-то ладили.

- На свадьбе, - внезапно произносишь ты, припоминая что-то. – Он же был там?

- Да, он был этим сварливым мужчиной в углу, - произносит Брендон, смеясь. – Это было за пару месяцев до этого, знаешь.

Тебе было всего восемь, когда твоя мать повторно вышла замуж, но ты до сих пор помнишь серого старого мужчину в углу с глазами, как у вороны, который решительно наблюдал за церемонией со сжатыми в линию губами. Ты помнишь, как думал, что он единственный, кто столь же несчастен, как и ты.

- Я помню, ты был зол, - произносит Брендон, в этот раз серьезно. – Ты ненавидел нас. Ты не хотел, чтобы твоя мама брала фамилию моего папы.

- Я был просто ребенком.

- Я тоже.

- Чего ты хочешь от меня? – спрашиваешь ты, и его глаза открываются. Они карие и настолько большие, что это вызывает дрожь по твоей спине, прежде чем ты вспоминаешь разозлиться. – Я был ребенком, и мне не нравилось, что вещи меняются. Я перешагнул через это сейчас, и ты должен просто забыть об этом.

- Ты, ты, ты, - выпалил Брендон. – Это все, о чем они говорили. Как ты переносишь это. Как будто моя жизнь не была такой же хреновой. Ты не был единственным.

- Знаю.

- Ты не очень-то хорошо показываешь  это.

- На самом деле, я не сострадательный человек.

- Удивительно, - сухо произносит он. – Джули очень расстраивалась, когда ты постоянно отклонял ее приглашения.

- Я должен был оставаться со своим папой.

- Они говорили, он был бы в безопасности один.

- Есть разница между “в безопасности” и ”хорошо”, - он приподнимается, но не смотрит на тебя. Сигарета уже смята об пепельницу.

Он встает, проходя мимо тебя:

- Я собираюсь ложиться. Попытайся не проспать в этот раз.

Ты фыркаешь и саркастически отвечаешь:

- Постараюсь.

Балконная дверь громко захлопывается в ночи.

***

- Ты идешь с нами в эти выходные? – спрашивает Пит, его пальцы двигаются по тату.

Аманда одета в черное застегнутое платье, сидя на траве с книгой по театру  в руке, повторяя свои строчки, голова Уильяма лежит на ее коленях, его гладкие волосы спадают с лица.

- Зачем? – спрашиваешь ты, теребя свои рукава.

- Трэвис знает несколько вечеринок, куда мы можем пойти, - лениво произносит Уильям.

- О, - говоришь ты, - ладно.

На следующем уроке ты пишешь Спенсеру, Спенс, думаю, я только что был приглашен на вечеринку.

Он отвечает через несколько мгновений, ХА. Постой. Ри, ты серьезно?

Да.