Helcesa все записи автора Название: "Бессмертник"
Автор: Роки-Ро-Рокола
e-mail: rocola(песик)mail.ru
Бета: Эно
Тип: yaoi
Жанр: проза, romance
Рейтинг: NC-17
Содержание: Это бессмертник. Он растет там, где живут легенды. Он говорит о том, что скрыто. Если прислушаться, то услышишь, как он поет. (с) Кудакова Екатерина
Статус: завершен
От автора: это моя первая не юмористическая вещь... надеюсь, вам понравится!
Цветок бессмертника
Немеркнущее эхо
Прыжок из мрака
Раз и навсегда

Изнанка времени
Цветет не выцветая
Сухая невесомая звезда
В пустом стакане
Солдат Семенов, «Бессмертник»

Загорелся бессмертник,
Загорелась ограда,
Пламя схвачено ветром,
Ветер дважды просить не надо…
Группа «Мастер», «Мраморный Ангел».


Чтобы сразу отговориться от всех несоответствий и несуразностей – дело происходит в соседней реальности, параллельном мире, альтернативной истории и так далее… ^_^
Ударенье в неясных случаях выделяется курсивом и жирным шрифтом.



День первый. Начать игру
Я хорошо помню день, когда впервые увидел Руи…

Я снова оказался в Петербурге, этом странном каменном городе. На свое тридцатилетие я сделал себе подарок – неделя жизни на берегу Невы. Это был мой первый отпуск за десять лет, компания всегда отнимала все мое время. Мне нравится Россия. После Японии, моей родины, это моя любимая страна… человеку, привыкшему к сутолоке городов, к тому, что каждый кусочек земли безнадежно благоустроен, бесконечность русских лесов и полей кажется загадочной и волшебной. Даже города здесь словно просторнее и ниже, они не растут ввысь, пытаясь вместить все больше и больше людей…
В аэропорту меня встретил Белов Геннадий, мой партнер по бизнесу и давний друг, мы с ним учились вместе. Как всегда на вычурной красной машине, одетый в ослепительно белый костюм, он показался мне чрезмерным – слишком яркий для нежных красок города. Полет, даже первым классом, утомляет, а общение с Беловым способствует скорее веселью, чем расслаблению… Он махнул мне рукой, широко улыбаясь, поправил темные очки – и зачем они ему в такой пасмурный осенний день?
- Залезай в машину, Мору, думаю ты устал после полета в этой кошмарной железяке! – как всегда, его голос звучал громко и жизнерадостно.
- Спасибо. – водитель распахнул передо мной дверь и я забрался салон, - Надеюсь ты и твоя семья здоровы?
- Ох, эта японская вежливость… - Белов закурил, выпустил дым из ноздрей, откинув назад голову. – Все, слава Богу, благополучно. С женой, как всегда, в ссоре, а вот дочь радует. А ты что же, все не женился?
- Нет… ты же знаешь, женщины меня мало интересуют. А компанию может унаследовать и племянник.
- Кстати, о женщинах… точнее, наоборот, не о них. – он засмеялся, - Я член одного клуба… довольно закрытого, но по моей рекомендации тебя там примут. Поверь, таких мальчиков как там ты нигде не найдешь…
- Вот как? Я подумаю.
- Да что тут думать? Я сегодня же позвоню. Тебе же надо расслабиться с дороги!

Если бы не Белов, я мог бы никогда не встретить Руи… Какой тогда была бы моя жизнь?


Клуб свиданий «Бессмертник» было не просто найти. Слабоосвещенный двор, похожий на колодец, высокое крыльцо с коваными перилами, железная дверь без надписей. Мой телохранитель нажал на кнопку вызова:
- Прибыл господин Миямору.
Дверь распахнулась почти мгновенно, молодой человек, лет двадцати трех, с поклоном пригласил меня войти.
- Позвольте взять Ваш плащ, господин Миямору.
- Мы Вас ждали, Миямору-сан. – я обернулся…
...так я увидел Руи. Как описать его? Невысокий, тонкий, бледный, он был одет в черное. Черная, льнущая к телу как взгляд водолазка с высоким воротом, черные тяжелые ботинки, черные облегающие штаны, черная бархатная мини-юбка… непроницаемо черные, неровно обрезанные прямые волосы, обрамляющие лицо, тонкие, грациозные черные брови, длинные черные ресницы… и непередаваемой чистоты серые глаза. От правого уха на плечо спускалась серьга, сложным образом свитая из серебряных цепочек. У Руи тонкие обветренные губы, узкий нос с небольшой горбинкой, длинная грациозная шея. Его талия уже бедер. У него низкий, чуть хрипловатый голос. Я был очарован…
- Мы Вас ждали, Миямору-сан. Я – Руи, хозяин клуба «Бессмертник». Прошу Вас следовать за мной…
Хозяин клуба… на вид ему сложно было дать больше двадцати. Но как он шел! Идти за Руи было чистым удовольствием. Его подвижное тело привлекало внимание: бедра изящно покачивались, покачивались втакт плечи, чуть изгибался позвоночник, и только голова на длинной шее оставалась почти неподвижной. Сзади волосы достигали лопаток…
Он раскрыл передо мной дверь в небольшую уютную комнату, предназначенную для приема клиентов. На столе у окна уже стоял чайник и две чашки, Руи жестом предложил мне сесть в одно из кресел и занял второе.
- Вы выпьете чаю или предпочтете что-то другое, Миямору-сан?
- Благодарю, Руи-сан, чай меня вполне удовлетворит. – Он разлил чай, и поставил передо мной чашку.
- У Вас есть какие-то особые предпочтения, или Вы пожелаете посмотреть альбом и выбрать?
- Мой выбор уже сделан, Руи-сан. – он поднял бровь, вопросительно глядя на меня. – Мне нужны Вы.
Руи засмеялся. Я никогда не видел, чтобы люди смеялись так… самозабвенно, почти беззвучно, вовлекая в смех все тело, откинув голову, показывая чуть неровную полоску белых зубов… вздрагивая, трепетало бесстыдное белое горло… но чашка в его пляшущих пальцах оставалась почти неподвижной, чай лишь слегка плескался о стенки. Смех прекратился внезапно. Руи выпрямился в кресле, глядя мне в глаза жарко и безумно:
- Я не продаюсь, Миямору-сан.
…позже я понял, что именно в эту минуту он начал игру со мной. Руи сделал первый ход и с жадным, темным азартом ждал, что я отвечу. И от моего ответа зависело, позволено ли мне будет перейти на следующий уровень…
- Разве я что-то сказал о деньгах? Для начала я хотел бы пригласить Вас на прогулку и ужин. – Мне удалось найти нужные слова. И пусть он опустил ресницы, изображая сомнение, я предчувствовал согласие.
- Когда?
- Сейчас, Руи-сан, если у Вас нет других дел.
- Никаких, которые нельзя было бы передать подчиненным. – Он порывисто и развязно поднялся с кресла, бросил на меня темный взгляд через плечо:
- Ну? – я встал и последовал за ним.
Он не стал придерживать дверь, уже не хозяин а… кто? Я не смог решить, кто он для меня сейчас… объект желания? интереса? Впрочем, меня недолго волновали эти мысли… Руи на мгновение зашел в какую-то комнату и вышел в длинном черном плаще и с сумочкой на правом плече. Драгоценная статуэтка из черного дерева и слоновой кости…
- Место прогулки выбирать Вам, я плохо знаю Петербург.
Он коротко кивнул:
- Тогда – Herbst(1)-Парк. Я еще не был там этой осенью…

Мне понравился этот парк, посвященный осени. Мы шли по аллее, вымощенной красновато-коричневым камнем, кованые, под старину, фонари освещали дорогу и деревья, на небольших площадках, окруженных кустами, стояли фонтаны, а вокруг них скамейки с изогнутыми спинками. Мне понравилось тихое очарование осени, немногие листья, упавшие уже под ноги, понравилась статуя – тоненькая девушка с развивающимися волосами, в длинном платье и венке из кленовых листьев. Еще один лист она протягивала в небо, вторая рука нежно прижата к небольшой груди…
Руи шел слева от меня. Когда мы приехали к воротам Парка, я вышел из машины первым и помог выбраться ему. Он оперся о руку, подарив мне короткий взгляд из-под ресниц. И непринужденно взял меня под руку, когда мы входили в раскрытые ворота.
- Этот Парк – сердце Питера, Миямору-сан. Вам нравится?
- Да. И Парк, и город…
Он напел тихонько:
Осень
Влажность воздуха, песка
Тихо
Дрогнула рука и ко-
снулась этой темы
Где мы
потерялись до утра
Где кри-
чали мы как чайки и ветра... (2)
- Неплохо.
- Как-то я нашел это стихотворение в Интернете.
Он читал мне еще, цитировал классиков, малоизвестных и вовсе неизвестных поэтов, я, заразившись его энтузиазмом, начал читать стихи на японском, а потом переводил их для Руи… Руи слушал. Смеялся, если что-то казалось ему смешным, кривил обветренные губы в неприятной усмешке, если что-то его не устраивало…
Помню пятистишие Фудзивары Акисукэ, которое особенно понравилось ему в тот вечер:
В просвет среди бегущих в небе туч,
Гонимых вдаль порывом бурным ветра
Осеннюю порой
Пролился лунный луч, -
О, блеска лунного великолепье!(3)
Это был замечательный вечер. Руи в свете фонарей, резкий, порывистый, переменчивый. Руи, опустивший руки в холодную воду одного из фонтанов. Руи, поднявший лицо к небу, к недавно рожденному месяцу, задумчивый и тихий… ужинать мы не пошли. В полном молчании я довез его до клуба, проводил до двери, лишь на прощание спросив, можно ли будет встретиться завтра. Он обернулся, глядя мне в глаза задумчиво и испытующе:
- Да. В семь вечера. – и шагнул в открытую дверь.

День второй. Тварь
Я ждал вечера с нетерпением и напряжением. Руи занимал мои мысли, заслонив собой даже красоту Петербурга: за день я посетил музей, прошел по набережной, но не помню почти ничего из того, что рассказывала экскурсовод. Зато отлично помню вывеску ювелирного магазина «Immortelle»4 - темно-красные буквы на деревянном прямоугольнике, подвешенном над небольшой окованной железом дверью. Название зацепило меня, и я вошел… хозяин явно специализировался на антиквариате. Его коллекция была достойна восхищения…
…так я нашел подарок для Руи. Едва увидев эту вещь, я понял, что она должна принадлежать ему. Тяжелая золотая подвеска на длинной цепочке: странный зверь, наполовину – змея, наполовину – птица, чешуйчатое тело свивается в сумасшедшие кольца, растопырены когти хищных орлиных лап, чуть приоткрыт в безмолвном крике клюв, расправлены крылья с острыми перьями, поблескивают черные камни безжалостных глаз… тебе понравится, Руи, я знаю. Я знаю, что тебя не оставят равнодушным сила и дух этой вещи. Цепочка прикреплена к ошейнику на шее этой твари. Ты не останешься равнодушным, правда, Руи?..

- У меня есть для Вас подарок, Руи-сан. – резко вскидывается подбородок, серые глаза застывают льдинками, ломаются губы в презрительном:
- Я же сказал, Миямору-сан, я не продаюсь. – Он начинает подниматься, собираясь покинуть кафе, где мы сидим, успевает сделать шаг к выходу…
- У Вас плохая память, Руи-сан? Вы уже забыли, что я Вам ответил? – не ты один умеешь говорить холодно, Руи.
Он замер. Остановился, глядя на меня сверху вниз. Прямой, в пушистом облегающем свитере и длинной – до щиколоток – юбке, тонкая талия перехвачена поясом-цепочкой… Руи смотрел мне в глаза требовательно, с напряженным интересом, который так не вязался с его прежним презрительным тоном… да и был ли Руи оскорблен? Или это был очередной ход, ожидание – как я отвечу? Сумею ли удержать партнера по игре и, одновременно, желанный для меня приз? Потому что я желаю тебя, Руи. И ты знаешь об этом. Серые глаза удовлетворенно сощурились. Руи улыбнулся и чуть склонил голову:
- Ты ответил, что не было речи о деньгах, Мору… - непринужденно и естественно отброшено слишком официальное для нового уровня обращение, - Но я оставляю за собой право отказаться! – уже почти кокетливо.
- Разумеется, Руи. – он опустился на стул. Я протянул ему коробочку… длинные тревожные пальцы на миг рассчитано коснулись моих, забирая подарок. Руи откинул крышку и замер, глядя на Тварь, приникшую к черному бархату. Коснулся черного камушка на ошейнике, погладил изгиб прохладного змеиного тела, тронул встопорщенные перья… и поднял на меня хищные светлые глаза, раздвигая губы в улыбке, обнажающей белые зубы.
- Я восхищен, Мору… - на одном дыхании, нежным, шелестящим голосом, почти шепотом. Руи бережно извлек подвеску, расправил цепочку, одел… зверь лег на солнечное сплетение, сверкнули холодные каменные глаза.
- Рад, что мне удалось угадать, - грациозные пальцы Руи с удлиненными острыми ногтями поглаживали подвеску. Скользили по ней завораживающе и нежно. Ты искушение, Руи, не мой, мучительно не мой Руи…

Позже мы шли по улице:
- Ты выглядишь молодым, и уже владеешь клубом… сколько же тебе лет?
- Двадцать пять. А клуб… пару лет назад мне надоело прежнее занятие и я нашел новое. «Бессмертник» довольно интересен…
- И пользуется успехом.
- Я отбираю лучших. Или отбираю обычных и делаю их лучшими. Кроме того, в отличие от других мест, любой из моих мальчиков может уйти. Есть небольшой выкуп, но его вполне можно собрать за месяц или два… другое дело, что назад я ушедших не возьму. Найду на их место еще кого-то… ассортимент должен обновляться. – рука Руи снова лежала на моем локте. Тихонько постукивали по мостовой его каблучки. Я немало видел мужчин, одевающихся по-женски… у одних это выглядело нелепо, другие вели и ощущали себя как женщины, их нельзя было отличить… а Руи… Руи – это Руи. Гремучая смесь, которой тесно в рамках одного пола, одного тела, одной жизни… Мужчина, уже не юноша, но по-женски грациозный, ядовитый, жаркий. Получу ли я тебя, Руи?..

День третий. Луч
Петербург – город воды. Северная Венеция, более сдержанная и нежная сестра знаменитого итальянского города. Мне случалось бывать в Италии, но она показалась мне слишком крикливой и самоуверенной, способной к жаркой сжигающей вспышке чувства, в противоположность ласковой и верной преданности северной красавицы. Петербург… это город воды и мира. Множество мостов, каналы, зеленовато-горький запах воды и бесконечное число объявлений «Экскурсия на катере».
Я нанял небольшой катер синего цвета с красной чертой через бок. Он ждал нас у самого края причала, яркий и нарядный как игрушка. Руи шел рядом со мной – стройный силуэт, нарисованный черной тушью. Черные льнущие к бедрам штаны, расширяющиеся от колен, шелковая свободная рубашка, черный плащ…

- Одеваешь ли ты другие цвета хоть иногда?
- Кроме черного? Редко… какой еще цвет так подчеркнет мою внешность, Мору? – смеется, чуть склонив голову набок, выгибая беззащитно-белую шею, спрятав прозрачный взгляд за щитом ресниц. Мы сидим на корме, катер медленно проплывает под выгнувшим спину каменным мостиком, плащ Руи лежит, свернутый, на скамейке...
- Ты похож на черно-белую фотографию. – резко выпрямляется, бросая мне в глаза отравленные иглы слов:
- Вот как? Меня снимают только истинные ценители?
- Почему тебя еще не убили, Руи? Твой собственный яд, охотники на ведьм или просто люди? – резкий выдох, Руи подается вперед, и я ощущаю опаляющий жар его дыхания у самого уха:
- Они пытались, Мору, и однажды им это удастся. – И руки сами тянутся обнять, привлечь ближе, еще ближе, взгляд непреодолимо притягивает бесстыдная белизна плеча, полускрытая черным шелком рубашки… Руи рванулся из моих рук слитым движением тела, одним прыжком оказавшись у противоположного борта. И замер, напряженно-острый как катана(5). Я ошибся, Руи. Ты не прощаешь ошибок. Я поднялся со скамьи, замерев напротив Руи. В его глазах билось на цепи жаркое яростное безумие. Трепетали сжатые губы, трепетали ноздри, подрагивали белые напряженные пальцы. Жаркая дрожь всего тела – и Руи расслабился. Ушло напряжение из рук, камень из очерка плеч, сменившись грациозной плавностью. Гибко, изящно, изогнувшись, Руи шагнул ко мне – близко, очень близко, грудь к груди, серый вкрадчивый взгляд снизу вверх…
- Я красив, Мору, правда? Хочешь меня? – его дыхание сушит мне губы запахом пепла и грейпфрута. – Но ты можешь так и не получить меня… потратить на меня всю поездку, мечтать обо мне, видеть меня во сне, но так и не получить наяву! А ведь с тобой приехало два телохранителя, Мору. И у тебя достаточно денег, чтобы нанять еще людей, хотя и двоих должно хватить, ведь правда? И меня притащат к тебе в наручниках. В ошейнике, как Тварь, которую ты мне подарил. – слова Руи ядом вливаются в сердце, заставляя его бешено – в боль – стучать. Его белое лицо так близко, его глаза опаляют сухим жаром, слова эхом отдаются в висках, безжалостно терзая ту тьму, что есть во мне. И я чувствую, как тьма, жестокость, желание взять, не отдавая ничего, ширятся и заполняют меня тяжелой душной мутью. – Наверное, сначала я буду кричать… но ведь потом мне может даже понравится! Ты представляешь, как я могу стонать под тобой, Мору? Визжать под тобой, а ты во мне, в кровь, в тесноту, и я твой, весь твой, со всеми потрохами? – в мире остался только его рот, отрывисто и пошло ласкающие слова губы. Пепел и грейпфрут затопили сознание, оставляя только жгучее желание напасть на этот рот, разорить его, изнасиловать, рвать в кровь губы, глотать беспомощные израненные стоны… жадная жаркая волна бьется в висках, уже не слышно слов и ниже пояса каменно-тверда плоть. Я рванулся назад, задыхаясь, ударила под колени скамья, но я удержался на ногах. Доля секунды на то, что бы успокоить дыхание и найти выход. И я поцеловал его руку, нежно коснувшись губами ладони:
- Ты сегодня особенно красив, Руи… - мой голос звучит почти благоговейно, я целую его ладонь так осторожно, будто собираю губами каплю росы, задержавшуюся на хрупких лепестках жасмина. Почти недоверчиво взметнулись длинные ресницы. Опустились и снова поднялись, обнажая красоту серых глаз. Радостная, чуть лукавая, невыносимо невинная улыбка освятила губы:
- Ты восхитителен, Мору!

В тот день я понял, что Руи давно сошел с ума. Что он безнадежно и вдохновенно безумен, как острый лунный луч, прорвавший беспокойный покров серых облаков.


День четвертый. Четвертый
Сегодня я не увижу Руи. Он предупредил меня, что будет занят весь день… возможно, что это и к лучшему – мне нужно подумать над тем, что случилось вчера. К тому же я давно обещал Белову обед.
- Мору, ты где-то явно не здесь! – Геннадий прерывает свой монолог, со стуком ставит рюмку с водкой на стол и слегка наклоняется ко мне, - Что-то случилось?
- Признаться, я и сам не знаю… Этот Руи. Что ты знаешь о нем?
- Нет, ну только не говори, что ты попался на его крючок! – он взмахивает руками, откидываясь в кресле, лампа бликует на гладко выбритом черепе моего лучшего друга.
- Крючок? Не знаю. Я одержим, наверное… не могу выкинуть его из мыслей.
- То есть ты все это время не развлекался, а страдал по этой ледяной деве? – Ты не ледяной, Руи… я еще не встречал людей жарче тебя, горящих ярче чем ты. – И хоть что-то получил?
- Немало – три прогулки.
- Да, только ты можешь считать это достаточным! – у моего друга очень громкий смех. Белов внезапно посерьезнел – Мору, послушай… я клиент этого клуба уже год, и за это время Руи только четыре раза соглашался встречаться с клиентами, хотя уговаривали его многие. Первый, кому, так сказать, повезло, так и не получил мальчишку в постель, а когда попытался настаивать – Руи изобразил оскорбленную невинность и прогнал его. Второй тоже получил от ворот поворот после нескольких встреч. Третьего «допустили до тела», но через пару ночей его убил первый, окончательно рехнувшийся на почве ревности. – Геннадий вздохнул и замолчал.
- А четвертый?
- А четвертый – ты. Черт, да брось ты этого юнца! Вести дела при такой статистике – это просто непрофессионально. – мне стало смешно:
- Я все-таки на отдыхе, Гена… так что могу и отступить от правил бизнеса. Руи - это не то, от чего можно отказаться.

Отказаться от Руи? Забыть его? Бред, глупость, это не получается даже представить. Руи, незабвенный, безнадежный, безжалостный к себе и другим. Руи, легко ступающий по парковой дорожке, подставляющий немеркнущие пальцы под холодные струи воды, недоверчиво выгибающий беззащитную шею со слегка выступающим кадыком… ты улыбнулся из мрака и отравил мою память. Это неизлечимо.

День пятый. Грейпфрут и пепел
Сегодня Руи похож на шлюху. Бархатные сапоги на высокой шпильке, пошло подчеркивающие стройность ног. Черные эластичные колготки, блузка с широкими рукавами, завязанная узлом на животе. Цветовым пятном – ярко-красная кожаная мини-юбка. Губы окровавлены помадой. Измараны красным лаком безупречные ногти. Отвратительно. Грязно. Завораживающе. Вызывающе неуместно солнечным теплым осенним утром.
По требованию Руи шофер остановил машину возле пешеходного моста через Посольский канал – один из самых широких в Петербурге. Свое название он получил после того, как в нем, то ли самостоятельно, а что более вероятно – с чьей-то помощью, утонул немецкий посол.
- Можете быть свободны! – отрывисто бросил мой спутник шоферу. Тот покосился на меня и я кивком подтвердил указание. Руи вышел из машины, не дожидаясь моей помощи, и быстро пошел по мосту, напряженный и нервный как скрипичная струна. Я отставал на несколько метров и не мог оторвать глаз от его стройных ног, покачивающихся бедер, узкой гибкой талии. Уверен, что Руи чувствовал этот взгляд. Я не успел помешать ему, когда он вспрыгнул на перила и замер, раскинув руки, пытаясь сохранить равновесие. Я рванулся к нему, но остановился, налетев грудью на жесткий взгляд и повелительное «Стой!».

- Стой! Стой, Мору. Ты же не хочешь, чтобы я вздрогнул и сорвался? – размыкаются торжествующие, очерченные издевкой губы.
- Какого дьявола, Руи? – я стараюсь не допустить в голос рвущие меня на части эмоции. – Спускайся. – он смеется, измученный ломкий канатоходец в солнечном свете. Смех стихает, и на раскрашенных губах расцветает мечтательная улыбка:
- Разве не прекрасно, Мору?.. Этот город, такой пасмурный обычно, сегодня обнажен Солнцем… - ветер треплет рукава, путает блестящие черные волосы, выстуживает хрупкие запястья. Неужели тебе не холодно, мальчик?.. Покачиваясь на шпильках, Руи делает несколько шагов по перилам, не слишком заботясь о том, куда поставить ногу. Во мне страх мешается с безумной, не рассуждающей яростью. Хотя сегодня на удивление теплый день, вода в канале по-осеннему холодная, а ближайшая лестница с набережной не так уж близко, да и станет ли Руи плыть, или просто расслабится и покорно впустит в легкие воду? Холодный гнев, пахнущий смертью, водорослями и илом кутает меня, рука тянется за пазуху, медленно ложится в ладонь рукоять пистолета.
- Руи. – оборачивается, взлетают изумленные ресницы, вопреки свету расширяются зрачки, подраненными птицами взмывают к груди бледные руки. – Спускайся. – завороженный дулом, направленным ему между хрупких ключиц, Руи спрыгивает с перил, неглубокое дыхание оттенком стона рвется в полуоткрытые губы. Он смотрит мне прямо в глаза, жадный, иссушенный и сожженный собственной страстью Руи.
- Мору… - беззвучное движение губ. Не разрывая взгляда, Руи тянется к сумочке, достает белый носовой платок и медленно, словно в полусне стирает с губ помаду. Разжимаются тонкие пальцы, испачканный красным платок падает, его тут же подхватывает и уносит ветер. Шаг ко мне, глаза в глаза, и пистолет просто не имеет значения, моя рука опускается... он останавливается, почти коснувшись меня, я чувствую жар, рождающийся где-то в солнечном сплетении, находящий дорогу в мои глаза и отражающийся в зрачках Руи.
- Мору… - беззвучное дыхание касается моих губ, - поцелуешь меня?
Пистолет с глухим звуком падает на серые плиты, я рву Руи на себя, к себе, одна рука обхватывает талию, другая вцепляется в волосы, заставляя мальчишку бессильно выгнуть горло. Я замираю, глядя в расширенные зрачки, ощущая руки, обвившие мою шею.
- Мору… - остатки разума сгорели в пахнущем грейпфрутом пламени. В поцелуе нет нежности, мои страх, ярость, воздержание, месть рвут покорный, послушный рот, впитывают невольные стоны, ответные движения языка, губ, медно-ореховый, кружащий голову вкус крови. Руи трепещет в моих руках, подчиняясь болезненной хватке рук, отдавая мне себя так полно и беззаветно, как не мог бы никто другой под этим небом.
Его рот расцвел по моей воле. Уязвленным красным цветком полураскрытые влажные губы. Мы слишком близко, и невозможно – не нужно – скрыть возбуждение.
- Когда ты улетаешь, Мору?
- Послезавтра. В полдень. – Его губы так близко, почти касаются моих, его дыхание печатью ложится на мою кожу.
- Значит завтра – последний день… и ночь. – по губам ядовитой змейкой ползет улыбка, - Я подумаю над этим.

День шестой. МОЙ
Я не помню этот день. Он просто не сохранился в моей памяти, подавленный, смытый постоянным, мучительным ожиданием. Оно кутало меня душным дымным покрывалом, оставляя во рту несмываемый медно-ореховый привкус, тяжело пульсировало в висках розовато-горькой грейпфрутовой плотью и пеплом засыпало мои глаза, приглушая все цвета мира. Темнело, но я не зажигал свет. За миг, полмига до того, как напряжение стало невыносимым, Руи постучал в мою дверь.
Он стоит передо мной. Сегодня – джинсы и рубашка, черные, но странно обычные; жаркий серый взгляд, расслабленные губы с темной ранкой – след вчерашнего поцелуя.
- Я твой на эту ночь, Мору. Владей. – и он протянул мне руки ладонями вниз, склонив голову, опустив глаза, отдаваясь полностью, до самого дна. На эту ночь. Только на одну эту ночь! Был ли еще кто-то, кому он принадлежал так же беззаветно? С такой же страстью, струящейся с кончиков тонких пальцев?
Наше желание слишком велико для нежности.
- Разденься.
Бледные пальцы завораживающе медленно скользят по мягкой, неновой ткани рубашки, высвобождая пуговицы. Обнажается бледная кожа, хрупкие веточки-ключицы, гладкая грудь с потемневшими, напряженными сосками, темная впадинка пупка. Высвобождается из рукава тонкое запястье с выступающей косточкой, с голубоватыми венами, ветвящимися у самой кожи. Рубашка падает на пол. Пальцы, секунду помедлив, расстегивают пуговицу на джинсах, с тихим шелестом расходится молния. Руи наклоняется, стягивая джинсы и белье, я вижу его гибкую спину с выступающими позвонками. Он выпрямляется. Я не могу сдержаться, жадно, пристально ласкаю его взглядом. Руи стоит у окна и белое тело облито лунным светом. Черные волосы ложатся на плечи шелковистой массой, такие же черные, но жесткие и курчавые волосы в паху обрамляют напряженный, стройный, чуть изогнутый член с небольшой головкой.
- Ты собираешься только смотреть, Мору? – в негромком голосе вместе с легкой хрипотцой – насмешка. Руи грациозно, плавно приближается ко мне, я вижу близко-близко его глаза, полные сухого жара, его трепещущие ноздри – он вдыхает мой запах, его пересохшие, темные губы. Он не ждет ответа, и я ощущаю его неровное, горячее дыхание, когда он раздевает меня, опускается на колени, стягивая брюки.
Мы стоим на расстоянии дыхания, друг напротив друга, замерев, не двигаясь. Мир затаился в хрупком равновесии, лунный свет ложится на правую сторону лица Руи, оставляя левую темной. Я делаю шаг вперед, зарываюсь пальцами в его волосы и медленно склоняюсь к тонко очерченным губам. Первое прикосновение освобождает все то напряжение, что копилось в нас, вкус губ ошеломляет, я пью Руи, его срывающееся дыхание, ощущение его кожи под ладонью, глажу спину, сжимаю округлые небольшие ягодицы… Руки Руи обвиваются вокруг моей шеи, он отвечает жарко, болезненно, кусая мои губы, вжимаясь, втираясь всем телом… я запускаю пальцы в шелковую массу волос, Руи подчиняется, беззащитно выгибая шею, бледную, стройную… я исследую ее губами, языком, прикусываю, и Руи стонет, вскрикивает, царапая мне плечи.
Отстраняюсь. Глаза Руи закрыты, он тяжело дышит, рот приоткрыт, видна белая полоска зубов, белизна шеи разбита следами моих поцелуев… молча толкаю моего драгоценного мальчика на кровать. Белое тело на темном покрывале, руки разбросаны, одна нога чуть согнута. Опускаюсь на колени. Руи знает, чувствует, что мне нужно, он молча и покорно открывается моим рукам, не пытаясь ответить. Я оставляю следы на невинной белизне плеча, скольжу пальцами по ребрам, впалому животу, перебираю волосы в паху, обхватываю напряженный член и Руи стонет…
Смазка близко, я могу взять ее даже не отпуская Руи, не отнимая губ от его ключиц… трогаю его за плечо и он послушно переворачивается, поднимается на четвереньки, прогнув спину… как ты прекрасен сейчас, Руи! Головы опущена, волосы закрывают лицо, хриплое дыхание горячо срывается с губ, лунный свет очерчивает тенью лопатки, впадину вдоль позвоночника, призывно приподнятые ягодицы… Точеный мой, лунный, неземной мой Руи. Я позади него. Склоняюсь и благоговейно касаюсь губами основания шеи. Смазанные пальцы скользят в шелковистую глубину, лаская и раскрывая. Руи прогибается сильнее…
Я вхожу, невольно причиняя боль, но Руи только стонет и движется мне навстречу, открытый, нежный, подчиняющийся. Одной рукой я опираюсь о кровать, второй сжимаю его талию, ты не сможешь отстраниться, Руи… но ты и не хочешь. Твои руки подламываются, ты падаешь сперва на локти, потом и просто грудью на кровать, ты стонешь, волосы рассыпаны по покрывалу, и уже не стоны, а крики… ты сжимаешься вокруг меня и никнешь, обессиленный, покоренный. И я изливаюсь в тебя, вцепившись зубами в плечо, и ты мой, Руи, ты теперь МОЙ…

Мы все-таки разобрали кровать, и теперь ты лежишь рядом со мной, мирный, расслабленный, с успокоившимся уже дыханием, твои волосы щекочут мне грудь. Ты так чудесно пахнешь…
- Руи… завтра. Поедем со мной. – слова срываются с губ неожиданно, невозвратимо… да я и не стал бы от них отказываться. Да. Я сказал правду…
- Нет, Мору. – ты приподнимаешься, опираясь о локоть, смотришь нежно и безнадежно. – Ты представь, что будет дальше… сколько ты продержишься? Сколько продержусь я, с шепотками за спиной и клеймом содержанки? Да и просто будучи собой, я вряд ли доживу и до тридцати, и может статься, ты сам убьешь меня, Мору, как почти убил тогда, на мосту… - ты бережно касаешься кончиками прохладных пальцев моего лица, коротко гладишь губы, - У нас есть только эта ночь, и не стоит тратить ее на обсуждение невозможного. – Ты склоняешься и целуешь меня. Я не стану возражать… ты прав, во всем прав, Руи. Я – добропорядочный бизнесмен, а ты… ты – это ты. И сейчас, когда я чувствую вкус твоих губ, преступленье думать о чем-то еще…
Ты ушел тихо, так, что я не услышал и не проснулся. Что же, я утешаю себя тем, что следы, оставленные мной на твоем теле, не исчезнут скоро…

И было после…
Я не мог забыть Руи. И постепенно все ярче понимал, что все не важно. Не важно, кто я, кто он, не важно, что скажут о нас люди, не важно, кто из нас убьет другого… Я люблю тебя, Руи. Без тебя мир теряет краски…

Как назло, навалились дела, неотложные и навязчивые, не слишком сложные, но множащиеся, выматывающие. И прошло целых полгода, прежде чем я смог вырваться в Петербург хотя бы на пару дней. О моем приезде не знал даже Белов, и прямо из аэропорта, на такси, я отправился на знакомую улицу. Здесь не изменилось, кажется, ничего… Двор, похожий на колодец, высокое крыльцо с коваными перилами, железная дверь без надписей. Как тогда, мой телохранитель нажал на кнопку вызова:
- Прибыл господин Миямору. – и снова нам не пришлось ждать, и, кажется, тот же слуга принял мой плащ… но Руи не было.
- Если это возможно, я хотел бы поговорить с хозяином клуба.
- Разумеется, господин Миямору, прошу, Вас, проходите, - меня провели в небольшую комнату, - хозяин спустится через минуту.
Руи… неужели я увижу тебя? Какой ты? Изменился ли? Как ты встретишь меня? Я смотрел на дверь не отрываясь, и вздрогнул, когда она начала открываться. Это не Руи. Вошел не Руи! Не Руи… мне коротко поклонился мужчина лет тридцати, с коротким темными волосами, одетый в деловой костюм.
- Добрый вечер, господин Миямору, я Александр, хозяин клуба «Бессмертник». Что вам угодно? – это невозможно… сдавило в груди, сердце пропустило удар.
- Где Руи?
- Руи? Вот в чем дело… - мужчина сел в кресло напротив моего. – Он пропал несколько месяцев назад. Я был его помощником, он передал клуб мне и уехал.
- Куда?
- Он не сказал. – Александр развел руками, - Боюсь, что ничем не смогу помочь Вам, господин Миямору.

Тогда я обратился к Белову, он поднял свои связи, но не смог выяснить ничего. Руи пропал, растворился в воздухе, и неизвестно было даже жив ли он. Я вернулся в Японию, к унылому, серому существованию, проклиная себя за то, что послушал Руи, нужно было остаться с ним, увезти его собой силой – что угодно!.. только не отпускать его от себя… Я не мог забыть Руи, не мог прожить дня, не вспомнив о нем, о наших днях, о единственной нашей ночи… мне даже не осталось ничего на память. Руи, Руи, где же ты…
Так прошел год. Бесцветный, безнадежно удачный для бизнеса год…

- Миямору-сама, к Вам посетитель, и хотя ему не назначено, он настаивает на том, что Вы пожелаете увидеть его.
- Он назвался?
- Нет, он просил передать Вам эту вещь. – мой секретарь с поклоном протянул мне что-то, завернутое в черный шелк. Странно знакомая тяжесть оттянула пальцы. Упала на стол ткань и Тварь ощерилась, блеснув чернотой каменных глаз. В мире закончился воздух.
- Пусть… войдет… немедленно!
Руи. Руи! Он шагнул в комнату легко и непринужденно, он совсем не изменился… как всегда – в черном, джинсы, облегающая футболка… волосы стали длиннее, теперь они заплетены в косу. Руи…
- Здравствуй, Мору. – и это приветствие, произнесенное на японском, разбило оцепененье, я медленно поднялся, обошел стол и обнял Руи, сжал его, закрепляя свое новое знание – не отпущу. МОЙ Руи.

Руи занял должность начальника охраны, и любые шепотки разбиваются о то, что он действительно хорошо выполняет свою работу. Жестоко и обаятельно он построил подчиненных, они слушаются его беспрекословно и бесконечно сплетничают о наших отношениях – мы живем вместе. Мой племянник вздохнул с облегчением, уверен, возможность моей женитьбы и появления наследников заставляла его изрядно нервничать.
С ним сложно, с моим Руи. Его швыряет из крайности в крайность, я не могу предсказать, что он сделает, скажет через минуту, он все так же безумен. Я никогда не спрашиваю его о прошлом, и знаю, что он благодарен мне за это. Руи никогда не загадывает на будущее, он живет так, словно смерть ждет его за следующим же поворотом. Помню, как я снял его с перил балкона, он не собирался прыгнуть, он просто стоял и смеялся, ненадежно балансируя на краю, смеялся до слез, и плакал потом в моих руках – «я никогда не думал, что доживу до тридцати лет…». Помню наши ссоры, когда Руи становился ядовитым и злым, его слова жалили и били плетью. Наши вечера, когда я сидел в кресле перед камином, а Руи устраивался с книгой у моих ног. Коса Руи становилась все длиннее, я помню, как в ней появились первые седые волосы, тогда Руи хотел уйти от меня, и я не отпустил его… он ненавидел меня за это шесть дней, не говорил со мной, отворачивался ночами, но так и не попытался сбежать. На седьмой день он позволил мне расчесать ему волосы. Он никогда не говорит об этом, но я знаю, что он будет жить до тех пор, пока живу я, и потом мы ляжем в одну могилу – просто чтобы не писать дату дважды…


1Herbst – осень (нем).
2полностью стихотворение можно прочесть тут: http://zhurnal.lib.ru/e/eno/osen.shtml
3перевод пятистишия Анны Глускиной
4Immortelle (фр) – бессмертный, бессмертник
5да, в слове катана ударенье падает на последний слог, так же как в слове сакура – на первый.

2007