Иссиня-черный прозрачный и ледяной мартовский вечер. В полупустой закусочной тепло и тихо. Сидишь, пьешь горячий чай из картонного стаканчика и грызешь черствый круассан, который в меню называется свежей выпечкой. За соседним столиком мужчина угощает женщину в лихо заломленном берете пельменями и водкой. В окно закусочной видно ущербную и бледную, точно желток инкубаторского яйца, городскую луну, пустой позвякивающий трамвай, едущий в депо, дорожных рабочих в оранжевых жилетах, посыпающих снегом из тележки на колесах еще дымящуюся асфальтовую заплатку на мостовой, девушку на тротуаре, прижимающую к плечу головой телефон и разговаривающую по нему двумя руками, молодого человека рядом с ней, нетерпеливо встряхивающего соломенного цвета кудрями, битком набитый автобус, стоящий в пробке на перекрестке, женщину, сидящую у окна, собственное отражение и в нем пустоту, которая каждую весну образуется внутри тебя и ждет, чтобы ее чем-то заполнили. Раньше она заполнялась быстро – женским смехом, сухим вином, пломбиром в вафельных стаканчиках и походами в кино на последний сеанс, а теперь не заполняется даже коньяком. И от пломбира ноет запломбированный зуб, и от женского смеха может разболеться голова, и в кино на последнем сеансе можно заснуть и даже испугать соседей храпом, и... пустота все равно ждет, чтобы ее заполнили. Конечно, ближе к маю она чем-нибудь заполнится – трамвайным звоном, быстрыми взглядами, угол падения которых равен углу притяжения, чириканьем воробьев, пельменями с водкой, в конце концов... Женщина за соседним столиком почти не ест, а все больше чирикает и хохочет. И хохочет. Водка у них в графине уже кончилась, а пустота внутри женщины, судя по всему, еще и не начинала заканчиваться.*

*Правду говоря, это была грузинская закусочная и вместо пельменей с водкой там подавали хинкали и зеленый грузинский лимонад, но женщина, которую угощал мужчина, была в берете. И ела хинкали так, что шевелился хвостик. На берете, конечно, а не на мужчине. И пила лимонад. И успевала при этом чирикать и хохотать. И хохотать. И это от обычного фруктового лимонада, а была бы вместо него водка... Если уж совсем начистоту, то я тоже не грыз черствый круассан. Вместо него был горячий хачапури по-мегрельски. Таким можно заполнить любую пустоту. Особенно, если прибавить к нему лобио, чанахи, кофе по-сухумски и эклер с ванильным кремом. Или два эклера. Ведь до мая еще март и апрель. Кто знает сколько они продлятся.
615 комментариевОставить комментарийРедактировать записьРедактировать меткиВ избранноеПоделитьсяОтслеживать

https://synthesizer.livejournal.com/1916754.html

В телефонном салоне мужчина средних лет, багровый от духоты, спрашивает продавца, тонкого юношу с еле заметными усиками:
- Молодой человек – у меня бабушка лежит в больнице. Какой ей лучше подобрать тариф, чтобы с нами со всеми общаться?
- «Монстр общения», - не задумываясь, отвечает тот.

***
Высокий, статный мужчина в сером, с отливом, костюме с развевающимся по ветру галстуком быстро шел по улице и буквально кричал в мобильный телефон:
- И не уговаривай! Кто мне позавчера клялся, что это в последний раз? Кто, я спрашиваю?! Кто лил крокодиловы слезы? Кто рыдал и умолял?! Неделю… Нет, ты слышишь, неделю без мультиков!

***
В отделении Сбербанка:
- Вы за кем стоите?
- За женщиной в зеленой сумке.

***
- Мой Бог и твой Бог – это два совершенно разных человека, - сказала маленькая, худая женщина в вязаном берете и толстых очках, мужчине с нахальными усами и с чувством высморкалась.

***
Между «Павелецкой» и «Добрынинской» поезд вдруг остановился, и я услышал, как стоящий рядом двухметровый детина сказал своему спутнику, маленькому, тщедушному пареньку в стальных заклепках и шипах по всему чернокожаному телу:
- Нельзя, Леш, людям по национальности сразу ногой… Человек – он любой национальности человек. Хоть русский, хоть чурка…

***
В садоводческий центр «Мир увлечений» заходит мужчина, подходит к прилавку и, наклонившись к продавщице, тихо, доверительно её спрашивает:
- Девушка, у меня на листьях мучнистая гниль. Что делать? Может, каких-нибудь капель на ведро воды…
При этом мужчина нервно проводит по рукам ладонями – точно счищает эту самую гниль.
- На себе не показывайте, - точно также доверительно и тихо предупреждает его продавщица.

***
- Женщина – у вас языки говяжьи мороженые?
- С чего вы взяли? Свежайшие у нас языки.
- Я же вижу, что подмороженные!
- Так ведь на дворе-то не май месяц. Не мороженые они – чуток замерзли.
- Чуток… а как принесешь домой…
- Женщина, ну что вы уперлись? Я ж вам говорю – свежайшие. Принесете домой, они согреются, и еще час мычать будут.

***
Томная девушка хрипловатым, бесконечно уставшим голосом говорит в свой белоснежный айфон:
- Ты не помнишь, кто тебе сказал, чтоб ты сдох? Я или Кристина?

***
Бабушка тащит за руку упирающегося внука лет четырех-пяти. Внук, задрав голову, не отрывает глаз от низколетящей облезлой вороны, из которой через короткие промежутки времени падают белые ошметки помёта на тротуар, на машины, на желтый тент ларька с овощами, и с восторгом кричит:
- Бабушка! Она какает! Летит и какает! Я так не умею!
Бабушка не отвечает и тащит его дальше по улице.

***
Женщина, покупавшая маленькие дырки с толстыми макаронами вокруг них, вдруг показала пальцем в окно магазина и сказала мужу:
- Вот я одного не пойму – откуда у некоторых цыганок такие славянские лица и волосы?
За окном, по рыночному проулку, проходила красивая стройная девушка с льняными волосами, одетая в цыганское яркое платье из фиолетового плюша с золотой бахромой.
- Да чего тут непонятного, - невозмутимо отвечал муж. – Не слушалась в детстве родителей, вот и…
- Ну что ты несешь…, - начала заводиться женщина, - что ты не…
- Я несу полтора кило свиной шейки, - обиделся муж. - Мне мама в детстве говорила, что непослушных детей крадут цыгане. Как увидят, что ребенок капризничает – так сразу его и крадут. Вот, пожалуйста. Она выросла.

***
- Мы еще не готовы сделать заказ, - отвечал официанту дородный седовласый мужчина в дорогом сером костюме. – Минут через пять подойдешь, - и продолжал, наклонившись к своему соседу по столику, растрепанному молодому человеку лет двадцати пяти в толстом разноцветном свитере:
- С возрастом у мамы это беспокойство усугубилось. Даже когда я дома и просто встаю с дивана, она всегда спрашивает: - Ты куда? – В туалет, - говорю. – Надолго?
- Ну что я могу ответить ей, что?!
Молодой человек осторожно потрогал накрахмаленную салфетку, потеребил себя за ухо, вздохнул и сказал:
- Скажи, пап, что ты возьмешь с собой мобильник и будешь, в случае чего, на связи.

***
- У «Филимоновой и Янкеля» очень вкусно, - сказала девушка в норковом полушубке – каких-нибудь рабоче-крестьянских дорад или сибасов они приготовят на гриле так, что пальчики оближешь.

***
- Чихуашки – это просто собаки, - сказала женщина в зоомагазине, - а вот тоечки – это настоящие дети. Правда, Сенечка?
И она вытянула свои, довольно внушительные, губы трубочкой по направлению к маленькому той-терьеру, который высовывался у нее из-за не менее внушительной пазухи. Сенечка зевнул и нырнул за пазуху с головой.
- Он у меня без свежего творога ни одного дня… Я вам как заводчица скажу – прежде чем купить такого щенка, его будущие родители просто обязаны…
- Я поняла, - отвечала ей женщина с девочкой лет восьми. – Сначала надо потренироваться на детях. Пойдем-ка, Аня, к птичкам…

***
Ехал в лифте с молодой мамашей и ее сыном, учеником то ли второго, то ли третьего класса. Этажа до третьего мамаша гладила ребенка по голове, на четвертом наклонилась и поцеловала его в лоб, а на пятом просила:
- Витюша, почему ты получил сегодня двойку по поведению?
- Ни почему мам, - мгновенно ответил сын. – Я только-только в школу утром пришел как мне сразу и поставили. Сам не знаю за что. Почему они такие, мам?
И посмотрел на мать такими ясными серыми глазами, что даже кнопки лифта чуть не прослезились, а уж они-то чего только не видали.

***
- И все это поливаешь соусом баланез.
- Какой же это соус? Это же танец!
- Не тормози, Нина, не тормози. Следи за руками. Танец – это болонез, а соус – баланез. Чувствуешь разницу?

***
Они стояли у витрины кондитерского отдела и выбирали пирожные.
– Я тебя люблю, – сказала юноше девушка, таким громким шепотом, что вздрогнула даже огромная продавщица в белом колпаке. Юноша покраснел от удовольствия и ответил:
– Я тебя тоже.
Лицо девушки сделалось как сладкая фруктовая корзиночка с клубникой, персиками и взбитыми сливками. Она пожевала губами ухо юноши и прошептала:
– Ты хороший.
Юноша, не отрывая взгляда от пирожных, чуть приподнял бровь и спросил ее:
– Ты так думаешь?
Девушка вдруг строго прищурилась, сделала губами решительный и упрямый рот и этим упрямым ртом отчеканила:
– Это неправильный ответ! Правильный: «Ты тоже хорошая!»

***
– Как я живу? – спросила женщина за соседним столиком своего визави и начертила в воздухе вилкой, на которой был наколот листик салата, что-то вроде мертвой петли.
– Как я живу, милый…
Она осторожно сняла полными губами листик с вилки и стала задумчиво его жевать.
– Я живу, Санечка, как телефон с двумя симками. Одну симку зовут Сережа, а другую Максим Леонидович.
Женщина дожевала салат и спросила своего спутника:
– А может, мы Ларисе Петровне еще коньячку?
Мужчина поднял вверх руку и стал делать знаки официанту.

***
– Нет, я так не могу! – крикнула девушка в телефон и рубанула воздух свободной рукой. – Я должна понять, что у меня с головой!
Она сделала паузу и сказала задумчиво:
– Вдруг мне надо покраситься…

***
– Уже и новый год скоро, а снега все нет, – посетовала продавщица, торгующая на рынке куриными запчастями.
– Да уж… – задумчиво отвечала ее соседка, продающая колбасу, – плохо, когда снега нет. Пьяному Деду Морозу и поваляться не на чем.

***
– Ему что, – сказала девушка с ушами в многочисленных сережках, обращаясь к подружке. – Надул трусы и улетел. Ты его видела.
Подружка молча кивнула, и красно-синяя бабочка, татуированная на ее худом плече, сложила крылья.
– Ну и дура, – сказала девушка в сережках и решительно толкнула дверь пиццерии.

***
– Ты, Рома, какой-то посвежевший, – сказал человек с измятым лицом другому человеку с розовой полуголой головой, покрытой редкими белесыми кустиками. – Не бухал, что ли?
– Болел я две недели. Лежал, – отвечал извиняющимся тоном человек с кустиками на голове, – не выходил.

***
– Как, ну как можно было умножить периметр на площадь! «У меня это просто в голове не укладывается!» —сказала строгая на вид женщина в очках девочке лет четырнадцати в точно таких же очках, но поменьше.
Девочка молчала.
– Что же дальше?! – продолжала она, перекрывающим стук колес, громким голосом.
Девочка стояла, низко опустив голову, не шевелясь. Белые треугольные меховые уши на ее шапке были прижаты к голове.
– А дальше ты кое-как доползешь до конца школы и станешь красить заборы. – разговаривала сама с собой мать. – Ты даже замуж не выйдешь с таким убогим приданым по геометрии.
Девочка еще помолчала, вздохнула тяжело и произнесла:
– Я тебя понимаю, мам. На твоем месте я бы тоже меня убила.
Они обнялись и проехали две остановки молча. Потом объявили «Боровицкую», мама схватила дочь за руку и стала решительно прокладывать путь к дверям вагона.

***
Вместе со мной в лифт заходит пара – мужчина с желто-зеленым лицом и женщина с таким же лицом, но синеватого оттенка. Женщина сразу же прислоняется к стенке, закрывает глаза и начинает спать. Ей далеко ехать – на четырнадцатый этаж, а мужчину, видимо, мучает бессонница, и он решает открыть рот. Рот, пусть и не сразу, но открывается, и мужчина, с трудом поворочав в нем пудовым языком, выталкивает имя своей спутницы:
– Марин… – и замолкает.
Женщина, не открывая глаз, отвечает:
– Я прошу тебя, Саш, как человека прошу. Ну не дыши ты в лифте! Люди же, бл…
– Не могу, – отвечает Саша. – Рот дышит… – и закрывает глаза.
Кто их там потом разбудил и сказал, что на четырнадцатом лифт стоит ровно полминуты – не знаю. Я вышел на седьмом.

***
– Колокольня, – сказала девочка с торчащими в разные стороны косичками, – это такая церковь с колоколами. Люди сначала загадывают желание, а потом звонят, чтобы оно исполнилось.

***
Мама, чтоб она была нам здорова, уехала в санаторий на лечение. Сестра позвонила ей узнать как дела. Какие дела в санатории – процедуры, процедуры и снова процедуры. Вода минеральная уже из ушей льется. Мама человек общительный и познакомилась с израильскими товарищами по болезням.
- Вот сейчас, - сказала мама, - пишу подробную записку в Стену Плача. Мне обещали передать. Всё думаю – как мне ее подписать…
- Как? – встрепенулась сестра, - Пиши: подполковник милиции в отставке, ветеран…
- Вечно ты со своими дурацкими шуточками, - вспылила мама.
- Не хочешь – не подписывайся, - мгновенно согласилась сестра. Потом помолчала несколько секунд и вкрадчиво спросила:
- Будешь писать анонимку?

***
Утром позвонила мама и сказала:
- Я не спала всю ночь. Думала о тебе.
- Лучше бы ты думала о чем-нибудь приятном, - ответил я.
- Ты вчера был у меня, - сказала мама не обращая внимания на мои слова, - и мне не понравился твой вид. Эти джинсы, эта рубашка в клеточку, этот рюкзак… Ты ведь уже давно не мальчик, заведуешь лабораторией, у тебя ученая степень…
- А что такого в джинсах и рюкзаке?! - вскипел я. – Это удобно. В рюкзаке множество мелких карманчиков, в них…
- Я тебя умоляю, - простонала мама, - ты же мужчина! Зачем тебе мелкие карманчики? Зачем тебе вообще рюкзак? Ты что турист? Ты катаешься на велосипеде?
- Можно подумать…
- Твой отец, тебе на долгие годы, всегда ходил в белой рубашке и галстуке. Каждый день. Вдруг надо будет идти на переговоры, а ты в джинсах. Еще и с рюкзаком.
- Мама, да какие у меня переговоры! Я вообще на работе хожу в халате. Переговариваюсь с химиками в белых халатах или с токарями и фрезеровщиками в черных.
- Вот потому ты с ними и переговариваешься. Кто тебя пригласит на приличные переговоры? Чтоб ты пришел на них в джинсах? Ты посмотри на себя! Ты ходишь как математик Перельман!
- Да Перельман-то здесь при чем?!
- При том, что он отгадал теорему Пуанкаре. И теперь ходит как хочет. Вот когда ты отгадаешь – тоже будешь иметь право ходить как он. А пока пойди и купи себе портфель и брюки, чтобы я уже спала спокойно.

***
- Сереж, а Сереж, кто сказал, что ну... вот на стене ружье висит сначала, а потом, в конце самом выстрелить должно. Не Хемингу...
- Чехов сказал. Лен, а с какого ты взяла, что Хемингуэй?
- Ну... у него вроде роман такой был, я еще название читала... как его..."Прощай ружье".

***
- Вчера заявился ближе к ночи. Просто никакой. Живого места на нем не было. Не хотела открывать. Хай поднял. Тварь. И еще под одеяло лезет. Прогнала нахер. Утром дала ему пожрать. От сардельки, подлец, нос отворотил. И линяет, зараза. Как же он линяет…

- Прихожу домой с сумками наперевес усталая и злая как собака, а у него неуд по физике. Ну, получил и получил. Получи теперь от меня и иди учи эту чертову физику до посинения. Так он, хитрован, решил подлизаться. Бросился ко мне на шею с криком:
- Какая же ты у меня красивая, мамочка! Просто принцесса!
- Чего это я принцесса? - спрашиваю. – Может, я королева?
- Нет, мам, ты не королева.
— Это еще почему?
- А ты не замужем ...
Ну и получил все, что причитается детям обычных принцесс. Не королев.

***
Вчера разговаривал с мамой по телефону. Среди прочего мама спрашивает:
- Почему ты не пишешь ничего смешного? Чувство юмора у тебя, вроде, есть, а не пишешь…
- Понимаешь…
- Нет, вот такого смешного, как наши юмористы. Чтобы по телевизору показали. Заодно и заработал бы. Вон они сколько…
- Мам, я так не умею. Да и вряд ли буду уметь.
- Жаль. А вообще – подумай. Сядь и напиши. Не боги горшки…
- Мама…
- Любишь ты спорить с матерью. Ладно. Не хочешь смешное – защити докторскую. Она ж у тебя вся сделана. Сядь, напиши и защити.
- Мама! Как твое здоровье?! Как сердце, как печень?
- Что вдруг ты спрашиваешь? Хочешь перевести стрелки? Ну, если тебя это так интересует – я могу рассказать. Вчера я пила валокордин, а позавчера желчегонный сбор, а завтра у меня будет повышенное давление и я буду пить… Между прочим, здоровые люди в это время пьют водку, а я. … Успокаивает только то, что мне осталось всего ничего…
- Так может уже начать пить водку?
- Вместо того, чтобы шутить идиотские шутки с матерью, ты бы мог сесть и все это смешно написать.
- Так я пойду, сяду?
- Иди уже, юморист. Когда в следующий раз вспомнишь, что у тебя есть мать – позвони.

https://synthesizer.livejournal.com/1916418.html

В антракте, в буфете, высокая статная женщина взмахнула половинкой эклера и сказала мужу:
- Как хочешь, а оркестр прекрасный. Я заметила – ноты есть даже у барабанщика.
Она аккуратно, чтобы не размазать губную помаду, откусила эклер, прожевала, вздохнула и добавила:
- Как бы я хотела похудеть вон до того брючного костюма… Не верти головой – я сказала это не тебе, а себе.
Она доела пирожное и на мгновение прикоснулась к губам салфеткой.

***
- Я хочу дать тебе послушать эту песню не из-за музыки, - сказал кудрявый юноша лет двадцати своему товарищу, - а только из-за текста. Это такая психоделика…
- Как группа называется? – спросил товарищ, - вставляя в ухо наушник.
- «Обоссанный мутант»

***
- Пил Вова по-черному, - сказал мне сосед. – А ему нельзя – он дальнобой. Дали Вове друзья адрес какой-то бабушки в Башкирии, которая умеет заговаривать от мужских болезней. Он и поехал. Подержала его бабушка за руку, пошептала что-то, налила в рюмку воды, велела ему выпить и все. Заговорила, значит. И как отрезало. Год не пьет, два не пьет, пять лет не пьет. И тут случайно узнал он, что бабка, которая его заговорила, померла. То есть, разговорить его обратно теперь никто не сможет и, значит, всю оставшуюся жизнь ему не пить. Он, конечно, хорохорится, смеется, мол, все труха и чешуйки, но на его месте я бы удавился.

***
Мама, которой, слава Богу, уже восемьдесят три года, каждый раз, когда мы с ней видимся, говорит о своей скорой смерти. Уже много лет она ведет эти разговоры. Сначала перечисляет все свои болезни, а когда я предлагаю их лечить, отказывается, говоря, что лечение в ее возрасте уже не имеет никакого смысла, что пора и честь знать и вообще там, наверху, ее давно разыскивают с фонарями, что таблетки у нее уже лезут из ушей, что к врачам она ходит почти каждый день, как на работу, что нам будет легче, когда она наконец… Сегодня сказала:
- В этом году я от вас уйду…
Замолчала, подумала немного и продолжала:
- Нет, в этом году, наверное, не получится, но уж в следующем году точно.

***
На перроне станции метро мимо меня прошел отряд расползающихся, как муравьи, младшеклассников. Идут парами, держатся из последних сил за руки. С ними две учительницы. Шаг в сторону – и они кричат на поражение. С детьми в метро иначе нельзя. То есть, конечно, можно, но, скованные одной цепью, они вызовут нежелательные ассоциации у окружающих. Ну, да я не об этом. Я о другом. Один из малышей спрашивает у другого:
- У тебя наличка есть?

***
Стоявшая у лифта новая подруга соседа-алкоголика Вити наклонилась ко мне и доверительно сказала:
- Надо конфеток купить.
И дохнула на меня вчерашними конфетками так, что я закашлялся.
Витя, глаза которого были собраны в кучку где-то возле правого уха, подошел и подал мне пахнущую перегаром руку. Я… пожал ее.
- Соседям респект и уважуха, - прокомментировала Витина подруга.
- А чего их не уважать, - ответил Витя, показывая на меня заскорузлым пальцем. – Они не пьют, не дерутся, музыку громко не слушают. Приходится вместо них все это делать.
И он хрипло, по-вороньи, засмеялся.
- Я смотрю - ты, сука, с утра на позитиве – сказала подруга Вите.
И они зашли в лифт, а я решил вернуться домой и проверить – выключен ли утюг.

***
В подземном переходе на «Пражской» возле ларька с посудой, стоит молодая женщина с сыном лет семи-восьми. Ей трудно стоять – мимо идут люди и постоянно толкают ее и сына, но она стоит и неотрывно смотрит на разноцветные тарелки, на блюдца с голубой каемочкой, на рюмки с золотой и серебряной, на хрустальные графины без всяких каемочек. Сын, не глядя на мать, теребит её за рукав пуховика и монотонно бубнит:
- Мам…ну, мам…
Мать не отвечает. Она и не может ответить. У нее занят рот – она смотрит на тарелки не только глазами, но и открытым ртом. Наконец она с большим трудом отрывает взгляд от витрины, закрывает рот, потом снова раскрывает его и раздраженно спрашивает сына:
- Ну, что?!
Тот поднимает на нее глаза:
- Не заглядывайся.
И тут же их опускает.

***
Звонила девушка от интернет-провайдера. Предлагала пакет телевизионных цифровых каналов.
- Спасибо, я не смотрю телевизор.
- Может быть, ваши родственники смотрят?
- Нет, не смотрят. Я им запрещаю. Всего хорошего, де…
- Подождите, мужчина! Почему запрещаете?
- Потому, что мы сектанты.
- Какие сектанты?
- Обычные сектанты. У нас нет дома телевизора. Такая секта у нас. Телевизор, алкоголь и наркотики нельзя. И еще презервативы. До сви…
- Последнее! Мужчина, а вы не хотите увеличить…
- Не хочу!
- Даже до ста мегабит не хоти…

***
- Зачем он тебе? Он уже очень среднего возраста, - сказал юноша с серьгой в ухе девушке в модно разорванных джинсах.
- Ты не понимаешь, - отвечала девушка, - он такой… немного старомодный, теплый и…
- Ламповый, - закончил за нее юноша, отвернулся к двери вагона и стал изучать надпись «Не прислоняться».

***
Утром возле дома в палисаднике возилась старушка-консьержка, выпалывая сорняки, выросшие на клумбе с бархатцами. При виде меня она кряхтя разогнулась и мы поздоровалась. Старушка показала морщинистым пальцем на небо, где собирались угрожающего вида тучи, и сказала:
- Между тучами и морем вся херня и происходит.
Секунду подумала и прибавила:
- То как зверь она завоет, то заплачет как дитя.
Я кивнул в знак согласия и пошел на работу.

***
За соседним столиком громко звякнула чайная ложка и пухлый розовощекий юноша сказал своей тонкой и почти прозрачной спутнице с пучком, напоминающим растревоженный муравейник:
- Все равно, никто тебя не будет любить так, как я.
И прикрыл ладонями свой непослушный румянец на щеках.
- А мне и не надо так, как ты! - в сердцах отвечала ему девушка, - Как ты я и сама могу.
И поджала губы.
Они посидели еще немного, допивая остывший капучино, юноша расплатился, девушка взяла его за руку и они пошли к выходу из кафе.

***
Утром, в день рождения, звонила сестра и поздравляла. Поздравила сама и передала телефон дочери Дине восьми лет, чтобы та тоже поздравила. Ребенок бодро сказал: «Миша, поздравляю тебя с днем рождения! Желаю… желаю…». Тут что-то у нее в голове перепуталось, как это бывает у маленьких детей, и она забыла, чего мне желает. Мать ей подсказывала громким шепотом, что надо говорить, но… дите пыхтело, вздыхало и молчало. Тогда я, желая ей помочь, сказал:
- Пожелай мне того, что ты и сама себе хотела бы пожелать.
- Разве так можно? - спросила Дина.
- Конечно, - ответил я. –
Она задумалась на секунду и сказала:
- Желаю тебе любви!
Потом подумала еще мгновение и добавила:
- И новый чехол для телефона!

***
Передо мной в кассу стояли три не очень молодых женщины – две вместе, а одна сама по себе. У тех, которые вместе, была большая зеленая тележка на колесиках, в которой лежали бутылка водки «Дрова», бутылка плодововыгодного вина «Сангрия» и больше ничего. Одна из тех, которые вместе, была задумчива, все время правой рукой трогала на голове заколку в большом пучке волос, красиво уложенном на затылке. Было видно, что она с кем-то невидимым кокетничает, ведет невидимый разговор и строит этому невидимому глазки. Вторая женщина, румяная и раскрасневшаяся, говорила женщине, которая была сама по себе, про то, что до нового года осталось всего чуть больше месяца, а у них сейчас только первая репетиция праздника… Тут она обернулась на свою подругу и сказала:
- Танька, ну мы уже подходим. Ты бы хоть кошелек достала. Нас же люди ждут!
Женщина, которая была сама по себе, спросила у румяной:
- Закуски-то вы почему не берете или они у вас уже на столе?
- На столе, на столе, - отвечала румяная, — вот только водки… Танька! Достанешь ты кошелек или нет?!
И полезла сама в карман Танькиного полушубка.
Женщина, которая была сама по себе, вздохнула, посмотрела на свою тележку, полную сосисок, куриных ног, муки, стирального порошка и сказала, ни к кому не обращаясь:
- А я вот дешевого гороха набрала по акции. За каким, спрашивается…
***
Низенькая полная дама придирчиво осматривает на лотке рыночного торговца посудой блестящий чайник похожих пропорций, но еще и со свистком.
- Молодой человек, а как он свистит? – спрашивает дама тощего, точно свисток без чайника, продавца.
- Не волнуйтесь, женщина. Он конкретно свистит. Оглохнете за милую душу.
- Я его серьезно спрашиваю, а он мне здесь тут аншлаг! Трудно ответить на простой вопрос?! – начинает закипать дама.
Не говоря ни слова, продавец закладывает два пальца в рот и пронзительно свистит.
- Ну вот как-то так – переведя дух, произносит он. – Брать будете?

***
Двое пили на троих. Третьим был ими же вылепленный маленький снеговик с окурком вместо носа и пластиковым стаканчиком на кудрявой от пивной пены голове. Один из этой компании, большой лохматый мужчина лет сорока, с детским выражением лица и с детской обидой на этом лице говорил другому:
- Два часа ей талдычил – ни в зуб ногой. Ну азы же, азы линейной алгебры! – Он глотнул пива из банки так, что у нее втянулось дно, и продолжал – Ведь простые, блядь, действия с матрицами! Еще и рыба…
- В смысле Карасева? – заинтересованно спросил его собеседник
- В смысле холодная…
Они молча докурили, и большой человек достал из-за кармана куртки четвертинку.

***
На перроне шумно – подходит поезд. Апоплексического вида мужчина кричит в телефон: «Не придуривайся! Не делай голубые глаза!» ...

***
Бодрая старуха в джинсовом сарафане, расшитом мелкими, точно горох, розами, и джинсовой панамке, командным голосом говорит в телефон:
- Можно подумать, что бабушка вам всем нужна. Да вы меня живую готовы в гроб положить! Как Гоголя! Чтоб я там царапалась в крышку.
И для большей убедительности она шевелит в воздухе пальцами с красными нестерпимо блестящими ногтями.

***
Возле станции метро «Ленинский проспект», стильно одетая женщина, кричала в мобильный телефон:
- Да как ты мог подумать? Как у тебя язык повернулся такое сказать?! И кому ты поверил - этой… Идиот, это не я выпила твое пиво! Не я! Можешь ты это понять?

* * *
Две девушки стоят в огромном отделе бижутерии. На бескрайней стене перед ними на гвоздиках висят бусы, браслеты, заколки, колечки самых разных рас-цветок такой нечеловеческой яркости, которая описывается уже не обычным прилагательными вроде синий или красный, а тротиловым эквивалентом.
По всему видно, что если они немедленно не остановят свой выбор на каком-нибудь браслете или бусах, то их просто разорвет, как двух хомячков, на куски. Наконец одна из них, даже не пытаясь оторвать взгляд от кулона, изготовленного из золотистой пластмассы самой высокой пробы, говорит:
— Оль, мы сегодня уйдем отсюда?
Молчание.
— Оль, а Оль… Мы сегодня уйдем отсюда или нет?!
Оля, маленькая и щуплая, точно чижик, не повернув головы, отвечает паре серег, усыпанных рубинами величиной в сто карат каждый:
— Ир, ты чо, не видишь — я в коматозе.

***
- У вас медведи с чем?
- Ни с чем. Это коровы.
- А коровы…
- Ни с чем. Это…
- Не коровы?
- Женщина, вы меня не путайте! Я здесь на солнце стою! Это коровы ни с чем. Пустых брать будете?
- Да хоть на луне стойте. Нечего мне здесь хамить! Я ребенку беру. Взвесьте мне одну корову… Две взвесьте!
- Митенька! Митенька! Ты хотел медведя – на! Попробуй мне только не съесть эту корову целиком! Я запихну ее тебе не знаю куда. После обеда получишь вторую и ее…
***
- Они обе такие близняшки – даже пальто у обеих красненькие, с черными пуговичками. И помада одинаковая на вкус, и родинки в таких местах… местах… а как я их нашел-то, эти родинки… Отдельная история… Умрешь со смеху.
- Так ты, Жорик, что… с ними с обеими… Давно?
- Ну, да. Уже полгода. Жалко их разлучать…

***
Две подружки лет пятнадцати. Одна говорит другой тонким и протяжным, как проволока голосом:
- Я хочу вечером просто смыть косметику и просто лечь спать. Как это сделать-то?!
***
Хрупкая и тонкая, точно ваза для одного цветка, девушка в футболке с надписью «А напоследок я скажу» строго, как учительница начальных классов, спросила юношу, притянув его к себе за пуговицу:
- Соскучился?
Молодой человек задорно встряхнул многочисленными косичками и ответил:
- Только из одних букв «о» в этом слове можно составить туннель длиной в три с половиной километра. Еще и останется сотня-другая на баранки.
- А из букв «у»? – не унималась его подруга.
- Долгий-предолгий гудок паровоза, который проедет по этому туннелю.
- А из…
- Из буквы «и» ничего нельзя составить. Она всего одна в предложении «и они пошли есть в ресторан шашлык из молодого барашка, хачапури, запивать все это холодным белым вином…»
- Их два, этих «и». «И пирожное эклер. И фисташковое мороженое. И вишневое варенье. Варенье через запятую, раз уж «и» всего два».

***
В телефонном салоне мужчина средних лет, багровый от духоты, спрашивает продавца, тонкого юношу с еле заметными усиками:
- Молодой человек – у меня бабушка лежит в больнице. Какой ей лучше подобрать тариф, чтобы с нами со всеми общаться?
- «Монстр общения», - не задумываясь, отвечает тот.

https://synthesizer.livejournal.com/1916388.html

Перед тем, как не спалось, еще и не писалось. От слова ни слова ни полслова. С чего только ни пробовал начинать… Уже и пальцы разминал, и по колесу мышки стучал, и монитор протирал, и очи горе возводил, и обещание побелить потолок себе давал… Хоть головой о клавиатуру бейся. Что ни говори, а писателям прошедших времен было легче. Для начала можно было снять нагар со свечи. Ну, это средство самое простое. Снял и опять не пишется. Другое дело чернильница. Пока из нее вытащишь всех дохлых мух. Если какая-нибудь муха окажется полудохлой, то можно следить за тем, как она ползет по бумаге, припадая на черное крыло и оставляя за собой сложносочиненные вензеля и завитушки, над которым можно надолго задуматься. Еще и муха не перестала ползти, как мы уже берем в левую руку бумагу, а в правую ножницы и начинаем ее нарезать. Осьмушки для маленьких и желчных эпиграмм, четвертушки для мадригалов, половинки для сонетов, а уж целые листы для сонетных венков и поэм. Если и бумага с мухами не подействовали – переходим к перьям.
Перья – это отдельная тема. Теперь уж почти никто и не помнит, что в восемнадцатом и первой четверти девятнадцатого веков для письма использовали не только гусиные перья. Нет, конечно, какие-нибудь самые обычные переписчики вроде Акакия Акакиевича Башмачкина, пользовались гусиными, но люди культурные и, в некотором роде утонченные, писали перьями разных птиц в зависимости от того, что и кому они писали. К примеру, эпиграммы писали всегда вороньими перьями, а сплетни – сорочьими. Мало кто знает, что тот самый анонимный донос, в котором Ноздрев писал прокурору о том, что Чичиков собирается увезти губернаторскую дочку был написан именно сорочьим пером, а сама фамилия Павла Ивановича – вороньим. Прокурор, как человек высокообразованный и прекрасно разбирающийся в тонкостях великосветского письма, мгновенно это увидел по толщине линий и микроскопическим характерным брызгам чернил. Другое дело – письма любовные. Их писали особенным образом заточенными перьями лебедей. Упаси Бог адресату такого письма написать свой ответ обычным гусиным пером. Пушкинист Щеголев в своем фундаментальном труде двадцать восьмого года «Пушкин и мужики», в главе «Пушкин и бабы» пишет о том, что Наталья Гончарова в ответ на первое послание Александра Сергеевича написала ему записку гусиным пером. Не будь тогда Пушкин ослеплен своей страстью… Раз уж зашла речь о письмах частных, то не пройдем мимо письма, в котором Иван Никифорович аттестует Ивана Ивановича гусаком. Мало того, что оно написано гусиным пером, так для пущей оскорбительности Иван Никифорович написал слово раздора индюшачьим. Кстати, индюшачьи же перья, ввиду их особой износостойкости, использовались романистами. Биографы Достоевского пишут, что только на роман «Идиот» было израсходовано оперение полусотни индюков.
Ну, хватит о перьях. Пора выдвинуть ящичек бюро, достать оттуда миниатюрный перочинный нож с красивой наборной ручкой, множеством лезвий, пилочек, шильцем и приступить к очинке затупившихся от бесплодных попыток что-нибудь сочинить, перьев, зачинить их насмерть, позвать кухарку и велеть ей принести десяток новых. Осмотреть принесенные, убедиться в том, что они совершенно никуда не годятся, поскольку вырваны из правых крыльев и годятся только для левшей, приказать принести одеваться, закусить перед выходом куском пирога с капустой, и отправиться в гусятник. Надергать нужных перьев, а ощипанного гуся самолично отнести на кухню, отдать повару и проследить, чтобы чернослив и курагу для гусиной начинки он замочил в коньяке, а не в сивухе. Гусь готовится долго, а перед тем как его поставят в печь, лучше всего убрать с него лишний жир вместе с кожей, нарезать все на квадратики и растопить на раскаленной сковороде. Как только шкварки зарумянятся, немедля перемешать их с репчатым луком, нарезанным полукольцами, и еще немного подрумянить до хрустящего состояния. Снять их с плиты и пока они остывают, отрезать большой ломоть свежего белого хлеба и выложить на него несколько воздушных солнечных светло-золотистых янтарных, тающих на языке шкварок, опутанных темно-золотыми колечками жареного лука, и посыпать все мелко порубленной петрушкой и укропом. Почему лучше всего для этих целей взять хлебную горбушку? Да потому, что растопленный солнечный золотистый янтарный гусиный жир будет глубоко проникать в крупные поры дышащей хлебной мякоти… Капающую слюну хорошо вытирать припасенной для такого случая салфеткой. Если под рукой есть ледяной соленый или малосольный огурчик, то не держите его под рукой – кладите его в рот. Если под этой же рукой или даже в другой руке обнаружится, паче чаяния, рюмка ржаной или лимонной водки…
Вернемся, однако, к тому, с чего начали – к литературе. Шкварки, доложу я вам – это еще не поэма. Шкварки – это всего лишь хайку или танка, а иногда даже сонет или рондо, но не поэма. Гусь – вот поэма, а для незабвенного Михаила Самуэлевича Паниковского он был еще и оперой.

https://synthesizer.livejournal.com/1916135.html

Перед тем, как не спалось, еще и не писалось. От слова ни слова ни полслова. С чего только ни пробовал начинать… Уже и пальцы разминал, и по колесу мышки стучал, и монитор протирал, и очи горе возводил, и обещание побелить потолок себе давал… Хоть головой о клавиатуру бейся. Что ни говори, а писателям прошедших времен было легче. Для начала можно было снять нагар со свечи. Ну, это средство самое простое. Снял и опять не пишется. Другое дело чернильница. Пока из нее вытащишь всех дохлых мух. Если какая-нибудь муха окажется полудохлой, то можно следить за тем, как она ползет по бумаге, припадая на черное крыло и оставляя за собой сложносочиненные вензеля и завитушки, над которым можно надолго задуматься. Еще и муха не перестала ползти, как мы уже берем в левую руку бумагу, а в правую ножницы и начинаем ее нарезать. Осьмушки для маленьких и желчных эпиграмм, четвертушки для мадригалов, половинки для сонетов, а уж целые листы для сонетных венков и поэм. Если и бумага с мухами не подействовали – переходим к перьям.
Перья – это отдельная тема. Теперь уж почти никто и не помнит, что в восемнадцатом и первой четверти девятнадцатого веков для письма использовали не только гусиные перья. Нет, конечно, какие-нибудь самые обычные переписчики вроде Акакия Акакиевича Башмачкина, пользовались гусиными, но люди культурные и, в некотором роде утонченные, писали перьями разных птиц в зависимости от того, что и кому они писали. К примеру, эпиграммы писали всегда вороньими перьями, а сплетни – сорочьими. Мало кто знает, что тот самый анонимный донос, в котором Ноздрев писал прокурору о том, что Чичиков собирается увезти губернаторскую дочку был написан именно сорочьим пером, а сама фамилия Павла Ивановича – вороньим. Прокурор, как человек высокообразованный и прекрасно разбирающийся в тонкостях великосветского письма, мгновенно это увидел по толщине линий и микроскопическим характерным брызгам чернил. Другое дело – письма любовные. Их писали особенным образом заточенными перьями лебедей. Упаси Бог адресату такого письма написать свой ответ обычным гусиным пером. Пушкинист Щеголев в своем фундаментальном труде двадцать восьмого года «Пушкин и мужики», в главе «Пушкин и бабы» пишет о том, что Наталья Гончарова в ответ на первое послание Александра Сергеевича написала ему записку гусиным пером. Не будь тогда Пушкин ослеплен своей страстью… Раз уж зашла речь о письмах частных, то не пройдем мимо письма, в котором Иван Никифорович аттестует Ивана Ивановича гусаком. Мало того, что оно написано гусиным пером, так для пущей оскорбительности Иван Никифорович написал слово раздора индюшачьим. Кстати, индюшачьи же перья, ввиду их особой износостойкости, использовались романистами. Биографы Достоевского пишут, что только на роман «Идиот» было израсходовано оперение полусотни индюков.
Ну, хватит о перьях. Пора выдвинуть ящичек бюро, достать оттуда миниатюрный перочинный нож с красивой наборной ручкой, множеством лезвий, пилочек, шильцем и приступить к очинке затупившихся от бесплодных попыток что-нибудь сочинить, перьев, зачинить их насмерть, позвать кухарку и велеть ей принести десяток новых. Осмотреть принесенные, убедиться в том, что они совершенно никуда не годятся, поскольку вырваны из правых крыльев и годятся только для левшей, приказать принести одеваться, закусить перед выходом куском пирога с капустой, и отправиться в гусятник. Надергать нужных перьев, а ощипанного гуся самолично отнести на кухню, отдать повару и проследить, чтобы чернослив и курагу для гусиной начинки он замочил в коньяке, а не в сивухе. Гусь готовится долго, а перед тем как его поставят в печь, лучше всего убрать с него лишний жир вместе с кожей, нарезать все на квадратики и растопить на раскаленной сковороде. Как только шкварки зарумянятся, немедля перемешать их с репчатым луком, нарезанным полукольцами, и еще немного подрумянить до хрустящего состояния. Снять их с плиты и пока они остывают, отрезать большой ломоть свежего белого хлеба и выложить на него несколько воздушных солнечных светло-золотистых янтарных, тающих на языке шкварок, опутанных темно-золотыми колечками жареного лука, и посыпать все мелко порубленной петрушкой и укропом. Почему лучше всего для этих целей взять хлебную горбушку? Да потому, что растопленный солнечный золотистый янтарный гусиный жир будет глубоко проникать в крупные поры дышащей хлебной мякоти… Капающую слюну хорошо вытирать припасенной для такого случая салфеткой. Если под рукой есть ледяной соленый или малосольный огурчик, то не держите его под рукой – кладите его в рот. Если под этой же рукой или даже в другой руке обнаружится, паче чаяния, рюмка ржаной или лимонной водки…
Вернемся, однако, к тому, с чего начали – к литературе. Шкварки, доложу я вам – это еще не поэма. Шкварки – это всего лишь хайку или танка, а иногда даже сонет или рондо, но не поэма. Гусь – вот поэма, а для незабвенного Михаила Самуэлевича Паниковского он был еще и оперой.

https://synthesizer.livejournal.com/1916135.html

Писатель приходит к читателю. Как больной приходит на прием к участковому врачу – так и он приходит. К психиатру, конечно, а не к терапевту или гастроэнтерологу. Приносит свою историю болезни в виде рукописи или в виде уже переплетенной книжки. Терапевт, то есть, читатель, устал как собака, у него сегодня этих историй болезни прошло перед глазами… На писателя он не смотрит – сразу берет в руки текст и начинает читать. Вот как врач читает историю болезни и смотрит анализы – так и он читает то, что ему принесли. В это время писатель, которому не сидится на стуле, начинает сам рассказывать о своем детстве, о том как написал свое первое стихотворение или рассказ про собачку или подобранного котенка, как записал его в собственноручно переплетенную крошечную тетрадочку, как украсил поля нарисованными розочками, как потом ходил в кружок юных писателей при районном доме пионеров, какие сволочи редакторы, какие сволочи издатели, какие сволочи другие писатели, какие сволочи заседают в жюри литературных премий, какие сволочи те, кому эти премии достаются, какие сволочи другие писателя, какие …
В это время кто-то открывает дверь и с криком «я только спросить!» бросает в кабинет огромный, увесистый том. Дверь быстро захлопывается. В коридоре крики, страшная, площадная ругань и рыдания, переходящие в тихий, невыносимый скулеж.
… сволочи критики, какие сволочи другие писатели, какие вообще все сволочи… и при этом ногой в давно нечищенном ботинке пытается затолкать вброшенный том под накрытую клеенкой кушетку. Читатель, не обращая внимания на посторонний шум, продолжает читать.
Проходит еще пять минут и под дверь просовывают листок с написанным круглым женским почерком стихотворением. Потом еще один листок… Наконец читатель заканчивает читать, вытаскивает авторучку из кармана… потом прячет ее в карман, открывает рот… закрывает, тяжело вздыхает, возвращает рукопись писателю, тяжело вздыхает и хочет крикнуть «санитары!», но вместо этого тихо говорит, не глядя ему в глаза, «следующий!».

Позавчера в Фонтанном доме все было совершенно по-другому. Меня сочувственно выслушали, расспросили, утешили, сказали, что принимать и даже подарили подарки. Огромное спасибо всем, кто пришел и тем, кто хотел прийти, но не смог. Спасибо даже тем, кто и не думал приходить, но сказал, что придет. Отельное спасибо организаторам и издательству «Захаров». Я не могу сказать, что большой любитель выступать, но выступают перед чужими людьми, перед публикой, а тут читатели – люди, которые знают о тебе даже больше, чем ты сам. Потому, что они внимательно следят за тем, что ты пишешь в своей истории болезни.
Фотографии Анатолия Рыбачека и Елена Тимошенко

https://synthesizer.livejournal.com/1915696.html

Писатель приходит к читателю. Как больной приходит на прием к участковому врачу – так и он приходит. К психиатру, конечно, а не к терапевту или гастроэнтерологу. Приносит свою историю болезни в виде рукописи или в виде уже переплетенной книжки. Терапевт, то есть, читатель, устал как собака, у него сегодня этих историй болезни прошло перед глазами… На писателя он не смотрит – сразу берет в руки текст и начинает читать. Вот как врач читает историю болезни и смотрит анализы – так и он читает то, что ему принесли. В это время писатель, которому не сидится на стуле, начинает сам рассказывать о своем детстве, о том как написал свое первое стихотворение или рассказ про собачку или подобранного котенка, как записал его в собственноручно переплетенную крошечную тетрадочку, как украсил поля нарисованными розочками, как потом ходил в кружок юных писателей при районном доме пионеров, какие сволочи редакторы, какие сволочи издатели, какие сволочи другие писатели, какие сволочи заседают в жюри литературных премий, какие сволочи те, кому эти премии достаются, какие сволочи другие писателя, какие …
В это время кто-то открывает дверь и с криком «я только спросить!» бросает в кабинет огромный, увесистый том. Дверь быстро захлопывается. В коридоре крики, страшная, площадная ругань и рыдания, переходящие в тихий, невыносимый скулеж.
… сволочи критики, какие сволочи другие писатели, какие вообще все сволочи… и при этом ногой в давно нечищенном ботинке пытается затолкать вброшенный том под накрытую клеенкой кушетку. Читатель, не обращая внимания на посторонний шум, продолжает читать.
Проходит еще пять минут и под дверь просовывают листок с написанным круглым женским почерком стихотворением. Потом еще один листок… Наконец читатель заканчивает читать, вытаскивает авторучку из кармана… потом прячет ее в карман, открывает рот… закрывает, тяжело вздыхает, возвращает рукопись писателю, тяжело вздыхает и хочет крикнуть «санитары!», но вместо этого тихо говорит, не глядя ему в глаза, «следующий!».

Позавчера в Фонтанном доме все было совершенно по-другому. Меня сочувственно выслушали, расспросили, утешили, сказали, что принимать и даже подарили подарки. Огромное спасибо всем, кто пришел и тем, кто хотел прийти, но не смог. Спасибо даже тем, кто и не думал приходить, но сказал, что придет. Отельное спасибо организаторам и издательству «Захаров». Я не могу сказать, что большой любитель выступать, но выступают перед чужими людьми, перед публикой, а тут читатели – люди, которые знают о тебе даже больше, чем ты сам. Потому, что они внимательно следят за тем, что ты пишешь в своей истории болезни.
Фотографии Анатолия Рыбачека и Елена Тимошенко

https://synthesizer.livejournal.com/1915696.html

Иногда я думаю, что встречам писателей с читателями не достает… Наверное, того самого, что есть на встречах музыкантов со слушателями. Не хватает горящих зажигалок или телефонных фонариков, которыми читатели размахивали бы над головой, не хватает танцпола, не хватает… Нет, я понимаю, что никто не станет подпевать писателю, когда он читает стихи, а, тем более, прозу. Не говоря о том, чтобы пританцовывать. Вообще читатель, как правило, старше и серьезнее слушателя. В крайнем случае он пошевелит беззвучно губами, если знает стихи, которые поэт читает со сцены. И то не всякий. Так, чтобы визжать от восторга, размазывать слезы и тушь по лицу, размахивать над головой… хотя бы носовым платком… Это вряд ли. Короче говоря, дорогие читатели города Санкт-Петербурга приходите завтра в Фонтанный дом к половине седьмого. Посидим тихонько, поговорим о разном. Вам даже не нужно будет беззвучно шевелить губами, но если вдруг вам захочется включить фонарики и помахать ими над головой…

https://synthesizer.livejournal.com/1915558.html

Одной только фразе Шолом Алейхема «И в беде нужна удача» я бы поставил памятник, а вокруг него разбил бы парк, в парке расставил бы ларьки с мороженым, фруктовыми водами, цветами, семечками, пончиками, французскими духами в розлив и блестящими воздушными шариками в виде сердечек на палочках, в тенистых аллеях расселил бы соловьев, в укромных местах расставил бы скамеечки и беседки, на скамеечки рассадил бы влюбленных – тех, которые уже целую неделю встречаются, еще «дальше локтя не пошли или колена», но уже жить друг без друга не могут и беспрестанно говорят друг дружке о том, как им повезло, что они встретились, что могли бы пройти мимо и не заметить, а не прошли, а могли бы и уже почти прошли, но вдруг точно молния, и это не просто везение, не просто удача, а…

https://synthesizer.livejournal.com/1915255.html

Дорогие друзья и читатели города Санкт-Петербурга! Не менее дорогие приезжие из других, обычных городов вроде Казани или Воронежа, не говоря о Костроме или Москве, в нашу культурную столицу. Через четыре дня к вечеру 28 февраля издательство «Захаров» привезет меня в Фонтанный дом, поставит в Малом зале и начиная с половины седьмого, я не стану рассказывать вам о своей новой книге «Мещанское гнездо» и читать из нее отрывки. Я ведь не чтец-декламатор. Вместо этого я расскажу вам о том… Придете – узнаете о чем. Я бы вообще ничего сам не говорил, а только отвечал бы на ваши вопросы. Я ведь не представляю книгу стихов и вообще я давно уже не поэт, которому только намекни и он как начнет читать свои стихи, как начнет… Хотелось бы, чтобы и те, кто придут на этот вечер, тоже подготовились. На вечере в Москве я так и не дождался вопросов о своих творческих планах, о любимом блюде, о любимом писателе, о том как пишу, о том почему я химик, а не астроном, не космонавт, не пианист, не композитор и не библиотекарь, и о том, как делаю рябиновую настойку и варю щи из квашеной капусты. Самое обидное, что москвичей пришлось простить, поскольку я среди них живу и сам такой, а вот вам… подпишу книжки, которые будут продаваться по цене ниже рыночной, чтобы компенсировать затраты на входной билет (200 рублей обычный и 100 льготный). Тем, кто купит две книжки или больше, не только подпишу, но и пообещаю вернуться ближе к осени.

https://synthesizer.livejournal.com/1915022.html

Дорогие друзья и читатели города Санкт-Петербурга! Не менее дорогие приезжие из других, обычных городов вроде Казани или Воронежа, не говоря о Костроме или Москве, в нашу культурную столицу. Через четыре дня к вечеру 28 февраля издательство «Захаров» привезет меня в Фонтанный дом, поставит в Малом зале и начиная с половины седьмого, я не стану рассказывать вам о своей новой книге «Мещанское гнездо» и читать из нее отрывки. Я ведь не чтец-декламатор. Вместо этого я расскажу вам о том… Придете – узнаете о чем. Я бы вообще ничего сам не говорил, а только отвечал бы на ваши вопросы. Я ведь не представляю книгу стихов и вообще я давно уже не поэт, которому только намекни и он как начнет читать свои стихи, как начнет… Хотелось бы, чтобы и те, кто придут на этот вечер, тоже подготовились. На вечере в Москве я так и не дождался вопросов о своих творческих планах, о любимом блюде, о любимом писателе, о том как пишу, о том почему я химик, а не астроном, не космонавт, не пианист, не композитор и не библиотекарь, и о том, как делаю рябиновую настойку и варю щи из квашеной капусты. Самое обидное, что москвичей пришлось простить, поскольку я среди них живу и сам такой, а вот вам… подпишу книжки, которые будут продаваться по цене ниже рыночной, чтобы компенсировать затраты на входной билет (200 рублей обычный и 100 льготный). Тем, кто купит две книжки или больше, не только подпишу, но и пообещаю вернуться ближе к осени.

https://synthesizer.livejournal.com/1915022.html

Дорогие друзья и читатели города Санкт-Петербурга! Не менее дорогие приезжие из других, обычных городов вроде Казани или Воронежа, не говоря о Костроме или Москве, в нашу культурную столицу. Через четыре дня к вечеру 28 февраля издательство «Захаров» привезет меня в Фонтанный дом, поставит в Малом зале и начиная с половины седьмого, я не стану рассказывать вам о своей новой книге «Мещанское гнездо» и читать из нее отрывки. Я ведь не чтец-декламатор. Вместо этого я расскажу вам о том… Придете – узнаете о чем. Я бы вообще ничего сам не говорил, а только отвечал бы на ваши вопросы. Я ведь не представляю книгу стихов и вообще я давно уже не поэт, которому только намекни и он как начнет читать свои стихи, как начнет… Хотелось бы, чтобы и те, кто придут на этот вечер, тоже подготовились. На вечере в Москве я так и не дождался вопросов о своих творческих планах, о любимом блюде, о любимом писателе, о том как пишу, о том почему я химик, а не астроном, не космонавт, не пианист, не композитор и не библиотекарь, и о том, как делаю рябиновую настойку и варю щи из квашеной капусты. Самое обидное, что москвичей пришлось простить, поскольку я среди них живу и сам такой, а вот вам… подпишу книжки, которые будут продаваться по цене ниже рыночной, чтобы компенсировать затраты на входной билет (200 рублей обычный и 100 льготный). Тем, кто купит две книжки или больше, не только подпишу, но и пообещаю вернуться ближе к осени.

https://synthesizer.livejournal.com/1915022.html

Идешь по залам, смотришь на картины и думаешь, что и этот замурзанный босоногий мальчик в живописных лохмотьях, и слепой старик, играющий на рожке, и краснощекая молодуха с кувшином в руках, и белобрысый усатый капрал, глядящий на нее голодными глазами, и старый шарманщик, и девочка в красном сарафане, собирающая медяки в его фуражку с поломанным козырьком, и мировой судья с тремя подбородками, и охотники, стреляющие по тетеревиным выводкам, и охотники на привале, и толстый купчина с золотой медалью "За полезное" на бычьей шее, и его жена, ненароком раздавившая пудовой грудью воробья, присевшего на стол поклевать кусочек баранки, и гитарист-бобыль, и вороной жеребец, гарцующий под драгуном, и сам драгун с завитым чубом, и две томных дамы с кружевными зонтиками, и мальчик лет семи в белых шелковых чулках и синем бархатном камзольчике с золотыми пуговками, и даже крошечная, похожая на смешное и лохматое недоразумение, собачка, застывшая с поднятой ногой у беседки-ротонды в Павловском парке - все они умерли. Даже те, кто никогда не существовал.

https://synthesizer.livejournal.com/1914798.html

Идешь по залам, смотришь на картины и думаешь, что и этот замурзанный босоногий мальчик в живописных лохмотьях, и слепой старик, играющий на рожке, и краснощекая молодуха с кувшином в руках, и белобрысый усатый капрал, глядящий на нее голодными глазами, и старый шарманщик, и девочка в красном сарафане, собирающая медяки в его фуражку с поломанным козырьком, и мировой судья с тремя подбородками, и охотники, стреляющие по тетеревиным выводкам, и охотники на привале, и толстый купчина с золотой медалью "За полезное" на бычьей шее, и его жена, ненароком раздавившая пудовой грудью воробья, присевшего на стол поклевать кусочек баранки, и гитарист-бобыль, и вороной жеребец, гарцующий под драгуном, и сам драгун с завитым чубом, и две томных дамы с кружевными зонтиками, и мальчик лет семи в белых шелковых чулках и синем бархатном камзольчике с золотыми пуговками, и даже крошечная, похожая на смешное и лохматое недоразумение, собачка, застывшая с поднятой ногой у беседки-ротонды в Павловском парке - все они умерли. Даже те, кто никогда не существовал.

https://synthesizer.livejournal.com/1914798.html

Последние три десятка слов из реляции сибирского губернатора лейб-гвардии премьер-майора Д.И. Чичерина Екатерине II об открытии о-ов Умнак и Уналашка и приведении их жителей в российское подданство : "Всемилостивейшая государыня, я, последний раб вашего и.в. приемлю дерзновение приобретением неизвестных мест и новым промыслом, упадая к стопам вашего и.в. принесть всеподданнейшее и рабское поздравление и подвергнуть меня и подателя сей, прапорщика фон Фирстенберга, высокоматерьнему вашего и.в. милосердию".

https://synthesizer.livejournal.com/1914578.html

Последние три десятка слов из реляции сибирского губернатора лейб-гвардии премьер-майора Д.И. Чичерина Екатерине II об открытии о-ов Умнак и Уналашка и приведении их жителей в российское подданство : "Всемилостивейшая государыня, я, последний раб вашего и.в. приемлю дерзновение приобретением неизвестных мест и новым промыслом, упадая к стопам вашего и.в. принесть всеподданнейшее и рабское поздравление и подвергнуть меня и подателя сей, прапорщика фон Фирстенберга, высокоматерьнему вашего и.в. милосердию".

https://synthesizer.livejournal.com/1914578.html

Весны еще, конечно, никакой нет, но воздух такой, что им можно опохмеляться.

https://synthesizer.livejournal.com/1914214.html

Идет снег. На входе в метро, между дверями, вжавшись в решетку, из которой идет теплый воздух, стоит чернокожий распространитель рекламы в позе цыпленка табака и греется. Он рекламирует школу танцев на улице Хачатуряна. У него длинный вязаный шарф, которым он обматывается с головы до ног и, гусиная от холода, иссиня-черная кожа. У него под прикрытыми веками голубое небо, мускулистые баобабы, вкрадчивые стремительные пантеры и гепарды, тонкие острогрудые девушки из настоящего горького шоколада, расписанные разноцветной глиной и одетые в бусы из мелких перламутровых раковин, делающих переливчатое «клик-клик» в такт… Снег не кончился. Пора выходить на улицу.

https://synthesizer.livejournal.com/1914022.html

Идет снег. На входе в метро, между дверями, вжавшись в решетку, из которой идет теплый воздух, стоит чернокожий распространитель рекламы в позе цыпленка табака и греется. Он рекламирует школу танцев на улице Хачатуряна. У него длинный вязаный шарф, которым он обматывается с головы до ног и, гусиная от холода, иссиня-черная кожа. У него под прикрытыми веками голубое небо, мускулистые баобабы, вкрадчивые стремительные пантеры и гепарды, тонкие острогрудые девушки из настоящего горького шоколада, расписанные разноцветной глиной и одетые в бусы из мелких перламутровых раковин, делающих переливчатое «клик-клик» в такт… Снег не кончился. Пора выходить на улицу.

https://synthesizer.livejournal.com/1914022.html

Люди, львы, орлы и хроматографисты! И те, которые имеют дело с GMP в ВЭЖХ. System performance test - это тест на производительность системы или на работоспособность? System suitability test - это тест на пригодность? Меня интересует не то, как это нужно понимать, а точный перевод на русский язык в соответствии с GMP.

https://synthesizer.livejournal.com/1913382.html