Личные качества характера специалиста иногда могут препятствовать успеху терапии. Вот классический пример:
Молодой аналитик, студент, которого я супервизировал, рассказал мне, что одна из его пациенток, молодая мать, большую часть сессии описывала свою ужасную тревогу в предыдущую ночь из-за внезапной болезни своего маленького сына. У малыша был сильный жар с судорогами, и мать была совершенно вне себя, пока не пришел педиатр. Когда она рассказывала об этом событии моему студенту, она несколько раз принималась плакать. Когда она закончила свой рассказ, аналитик все еще молчал. После нескольких минут обоюдного молчания он сказал ей, что она, должно быть, сопротивляется. Пациентка ничего не ответила. Сессия закончилась На этом аналитик завершил свой рассказ.
Тогда я спросил его, удовлетворен ли он своей работой на той сессии при ретроспективном взгляде, было ли что-то еще, что он мог сделать. Он ответил, что ее длительное молчание, возможно, означает, что она чувствует себя виноватой за свои вытесненные желания смерти по отношению к сыну, но он думал, ему следовало подождать, прежде чем привносить этот материал. Я сказал ему, что, возможно, у пациентки и были глубоко скрытые желания смерти по отношению к мальчику, но я чувствую, что ее тревога и печаль были гораздо более очевидны и заслуживали отклика во время сессии. Студент чопорно напомнил мне, что Фрейд говорил о том, что в наши обязанности не входит удовлетворение инстинктивных и нарциссических желаний наших пациентов.
Я сдержал себя от дальнейших комментариев по этому вопросу и спросил его, что произошло на следующей сессии. Студент ответил, что пациентка пришла на сессию, не сказала абсолютно ничего и молча вытирала слезы, которые струились по ее лицу. Время от времени он спрашивал ее, о чем она думает. Сессия окончилась, но никаких других слов не было произнесено. Снова я спросил молодого аналитика, нет ли у него еще каких-либо мыслей о том, что он мог бы сделать еще. Он пожал плечами. Я спросил, выяснил ли он, что случилось с малышом. Он сказал, что пациентка ничего не сказала, а он не спрашивал. Последняя сессия, о которой он рассказывал, была последней сессией пациентки на той недели, до супервизии он больше не видел ее.
Я покачал головой с недоверием. Я спросил студента, неужели у него самого нет беспокойства или интереса относительно состояния здоровья малыша. Я добавил, что, возможно, молчаливые слезы молодой женщины свидетельствовали о том, что состояние здоровья малыша ухудшилось, или она ощущала, что аналитик холоден, враждебен и безучастен по отношению к ней. Студент ответил, что я, возможно, прав, но он считает, что я чересчур эмоционален. Я закончил сессию, сказав ему: я чувствую, что отсутствие эмоционального отклика будет мешать формированию рабочего альянса. Пока он не сможет до некоторой степени сочувствовать пациентке и показать ей это в определенных границах, он не будет способен анализировать ее. Я предсказал ему, что, даже если она вернется, я опасаюсь, что лечение не будет осуществлено. Когда пациент так страдает, не только естественно, но и необходимо проявить сострадание.
На следующей неделе молодой аналитик рассказал, что пациентка пришла в понедельник утром и объявила, что прекращает анализ. Когда он спросил ее, почему, она ответила, что он болен больше, чем она. Она оплатила счет и ушла. После паузы я спросил его, что случилось с ее ребенком. Молодой человек покраснел и со стыдом признал, что "забыл" спросить ее об этом. Я использовал его забывчивость, чтобы продемонстрировать ему, что у него, должно быть, какие-то проблемы в этой области. Затем я предположил, что он, возможно, нуждается в дополнительном собственном анализе. Молодой человек согласился с этим.
И пара фраз об этом кейсе для неспециалистов.
Про неспособность молодого аналитика проявить сочувствие расписано подробно, но Гринсон упоминает еще две важные детали: последняя сессия и оплата (о них он пишет подробно в других разделах). Итак, клиентка оплатила счет без проволочек и споров, а значит, она не делает попытки обесценить терапевта, ее оценка реалистична и адекватна. Она пришла, чтобы объявить о своем решении - она была готова к диалогу (это ее терапевт оказался не готов). Таким образом, вытеснение молодого человека оказалось очевидным - нельзя было списать на какие-то процессы, происходящие с пациенткой, и аналитик смог осознать свою ошибку.цит. по: Техника и практика психоанализа. Гринсон Р.Р. https://psi-gram.livejournal.com/105373.html
Когда говорят об инсайтах, акцент зачастую ставят на те острые, яркие приятные ощущения, которые он вызывает. В итоге иногда создается ложное впечатление, что это какой-то вариант легального кайфа ))), а в психотерапии люди "сидят на игле" инсайтов. На самом деле ключевое в инсайте - это то, что ранее неразрешимая проблема получает ясное решение.
Привычка разговаривать вслух некоторых людей пугает - нормально ли это, в порядке ли я? На самом деле эта привычка достаточно широко распространенное явление. Такая речь называется "эгоцентрической" или "квазиэгоцентрической". О смысле и наполнении эгоцентрической речи детей и взрослых есть большой дискурс между Пиаже и Выгодским. Но нам, в теме нормальности, интересен не дискурс вообще, а следующий комментарий психолингвиста:
