-Поиск по дневнику

Поиск сообщений в lj_mirnaiznanku

 -Подписка по e-mail

 

 -Статистика

Статистика LiveInternet.ru: показано количество хитов и посетителей
Создан: 17.01.2007
Записей:
Комментариев:
Написано: 11




М а с с а р а к ш - LiveJournal.com


Добавить любой RSS - источник (включая журнал LiveJournal) в свою ленту друзей вы можете на странице синдикации.

Исходная информация - http://community.livejournal.com/mirnaiznanku/.
Данный дневник сформирован из открытого RSS-источника по адресу http://mirnaiznanku.livejournal.com/data/rss??4fce6ca0, и дополняется в соответствии с дополнением данного источника. Он может не соответствовать содержимому оригинальной страницы. Трансляция создана автоматически по запросу читателей этой RSS ленты.
По всем вопросам о работе данного сервиса обращаться со страницы контактной информации.

[Обновить трансляцию]

Профессор Громов. Ангел.

Пятница, 23 Ноября 2018 г. 15:50 + в цитатник

Ангел намедни приходил. Ну, как приходил. На улице выловил. Я ждал другого человека, а пришел он. И знаете, это как в рекламе, я другое загадывал, а сбылось это. Он, вроде как, и тот кого я ждал, и не тот. И был он вылитый профессор Громов из "Приключений Электроника". Я вот не то, чтоб не любил актера Гринько, просто злодеи в фильме про Электроника были ярче. Ури и Стэнтон. Шикарные же. А тут Громов.

Я даже спросил ангела, мол, а чего Громов то? А тот отвечает, что он же добрый, или тебе не нравится? Ну, такое - отвечаю. Решили поискать теплое место. А было раннее летнее утро. Знаете, когда солнце только поднимается над заспанными крышами домов. Птицы голос пробуют. Запоздалые гуляки из баров выходят на улицы. И влюбленные разбегаются. А мы с Громовым ищем место потеплее.

Кафе уличное оказалось открытым. Такое, веранда, пластиковая мебель. Отчего то все занято. И хозяйка, очень крупная женщина, говорит сходу нам - мест нет. А Громов ей, за вами вон столик свободен. И принесите нам черный чай с шоколадным тортом. Мы его оба любим. Потеплее место. Хм. Вокруг публика реально теплая. А у нас чай с тортом и недовольная толстая хозяйка.

Рассусоливать не стал. Говорит, теперь будет полегче. А чего раньше то было, спрашиваю. А он, да делали тут делов. А я: чего б? А он: ну, такое, любовью оправдывали, а на деле желание владеть было. Так я ж не вещь, удивляюсь. Смотря кто смотрит, отвечает. И что теперь то? - спрашиваю. Громов смотрит внимательно глазами артиста Гринько и улыбается так иронически. Нетерпеливый ты, но оно и понятно. А потом смотрит на нашу злую невыспавшуюся хозяйку, и говорит, что цветов бы вам сюда, у вас же рука легкая, и процветать будете. И высыпаться. Да были цветы, хозяйка отвечает, и дела были получше. А вы как золовке на рассаду отдали, так и все, - Громов хозяйку нашу за руку берет и пожимает так осторожно. А та аж в улыбке расплылась, сейчас я, говорит. И еще торт несет, за счет заведения, говорит, не обидьте, угощайтесь.

Мы еще потом прогулялись. Утро было свежим и душистым. Так только на морском курорте бывает. Когда с одной стороны горы и сосны, а с другой соленый бриз. А как проснулся, музыку в уши воткнул и на случайное воспроизведение поставил. И сразу лыба во все лицо. Плейлист гугл мьюзик выдал Роллинг Стоунз. Ты не всегда получаешь то, что хочешь, но если постараешься - получишь все. Спасибо, Мик. Спасибо, профессор Громов.

https://mirnaiznanku.livejournal.com/1305329.html


Метки:  

Загадка для мутантов

Пятница, 16 Ноября 2018 г. 17:41 + в цитатник

Для проекта День симпатичных мутантов в Заповеднике Сказок

— Я Джеймс. И я мутант.
— Привет, Джеймс! — Всем своим видом координатор Стив излучал дружелюбие.

Последовала смущённая пауза. Видя это, координатор Стив подбадривающе подмигнул Джеймсу.

— Чего? — Ещё больше растерялся тот.
— Может быть, расскажешь свою историю, Джеймс?
— Какую историю? — насторожился Джеймс.

Роста в нём было немного, но взгляд… Стиву от встречного взгляда раскачивающихся на жилистых жгутах телескопических глаз стало не по себе. Но только на миг. Он профессионально подавил в себе гипнотическое оцепенение и сказал обычным уверенным голосом:
— Как ты стал мутантом, Джеймс?
— Кто стал мутантом?
— Ты сам сказал, что ты мутант.
— Да я не стал мутантом.
— Только что ты сам сказал. Мы все слышали.
— Я всегда был мутантом. С рождения. И братья у меня мутанты, и родители. И бабка с дедом.
— Это очень интересно, Джеймс. Значит, ты мутант в третьем поколении.
— Нет же! В седьмом, кажется. Или в девятом. Не знаю я точно. А сюда с каким стажем можно?
— Стаж? Нет, Джеймс, стаж здесь не главное. Однако было бы интересно узнать, каким образом твои предки приобрели мутацию. Ты знаешь об этом что-нибудь? Дело давнее, но, возможно, есть какое-то семейное предание?
— Предание? Есть, да. Мой прапрадед жил в Рашше. Была такая страна. Цесарство. Или царство? Не помню, в общем. Давно. Очень давно. Деда звали Айван. Он был королевич. Младший. Он стрелял из лука. И женился на лягушке.
— Невероятно! — просиял Стив. — Это что же, выходит в незапамятные, можно сказать, примитивные времена, задолго до эры толерантности в Рашше уже были столь прогрессивные взгляды? Потрясающая страна! Как мало мы о ней знаем. Спасибо, Джеймс!

— А я тоже потомственный мутант! — послышалось со стороны стула, которое Стив посчитал вакантным, поскольку видел на нём лишь брошенный кем-то затейливый аксессуар неясного предназначения. Аксессуар энергично зашевелился и оказал живым.
— Кто говорит? — Стив, не скрывая удивления, привстал со своего места.
— Меня зовут Дейми, — бодро и пискляво ответил миниатюрный «аксессуар», в котором озадаченный Стив распознал человекоподобное существо, невозмутимо машущее ему крохотной ручонкой.
— Привет, Дейми! Рад видеть тебя! — воскликнул Стив, и это был тот случай, когда он сказал не дежурную фразу, а чистую правду.
— Не беспокойся, я знаю, как поступать в таких случаях, — звонким колокольчиком рассмеялся малыш Дейми, непонятно зачем показав в своей руке нечто искрящееся; по виду, крохотный предмет походил на электрошокер.

Это озадачило Стива.

— Ты о чём, Дейми? О каком случае ты говоришь? Что ты имеешь в виду?
— Ну, ты же самом деле не просто подумал: «Рад тебя видеть», а «Рад видеть тебя до того, как сюда плюхнулся какой-нибудь мутант-толстяк с трёхфунтовым пакетом поп-корна». Ведь так? Я могу читать мысли, Стив.
— Вот это круто! — вырвалось у Стива, ошалевшего от такого поворота разговора. — Это правда? Ты читаешь мысли?
— В этом и есть моя мутация.
— Я думал…
— Я знаю, ты думал, что мутация заключается в моём росте.
— Точно! Я действительно так думал. Поверить не могу! Ты вот так, запросто, читаешь мысли?
— На самом деле, это и впрямь просто. Гораздо проще, чем не читать их. Чтобы закрыться от окружающих мыслей, приходится тратить много сил. Поэтому…
— Постой, дай я догадаюсь! Поэтому ты такой маленький?
— Верно. Вся энергия организма уходит на защиту сознания от шквала инородных мыслей.
— Бесподобно! — искренне восхитился Стив, азартно вцепившись в подлокотники.
— Да ничего особенного, — хмыкнул малыш Дейми. — Я не один такой. Говорю же, я тоже потомственный мутант.
— И ты знаешь, откуда это пошло?
— Знаю. Это случилось в Холланде. Или в Копенгагене. Где-то там, короче. Там жил человек, однажды он скрестил цветок с гомункулусом. Полагаю, он был алхимик или что-то в этом роде. Он хотел скрестить девочку-гомункулуса с лягушкой тоже… — малыш Дейми энергично помахал ручкой Джеймсу, — …но что-то пошло не так… И с кротом тоже не вышло… Ну, короче, мы из Холланда, в нашем роду гены людей, цветов и эльфов.
— Спасибо, Дейми! Ну и алхимик, надо же!
— Да. Тот алхимик из Холланда, Андерсон, ещё много всего скрещивал, — продолжил малыш Дейми. — Лебедей — с людьми… И вроде бы женщину — с рыбой. Эй, тут есть кто с рыбьим хвостом?

— Предчувствие вас не обмануло, — отозвался приятный электронный голос из инвалидного кресла. — Я с рыбьим хвостом.
Стив повернулся к сидевшей в кресле миловидной блондинке с портативным генератором речи на коленях поверх клетчатого пледа. За креслом стоял импозантный мужчина. И тут только Стив сообразил, что йодистый запах водорослей, распространившийся в помещении, это не причуда системы кондиционирования — стойкий запах моря источали эти двое.
— Икти, дорогой, — обратилась дама к мужчине, — лучше ты расскажи.
— Я Икти, — представился тот. — А это Мейда. Всем привет!
— Привет, Икти. Привет, Мейда! — дружно откликнулись присутствующие.
— Здесь мы ненадолго. Мы привыкли жить уединённо. Большей частью живём в море. Но иногда хочется побыть в компании. Узнали про собрание и решили, почему бы не зайти сюда по такому случаю. Да, дорогая? — Икти нежно погладил плечо спутницы.
— Абсолютно правильное решение, Икти. Добро пожаловать. — Стив заёрзал на стуле от нетерпения, спеша задать вопрос. — А ваша жизнь в море с чем-то связана? Это хобби или работа?
— Это из-за мутаций, — пояснил Икти. — У меня жабры, у Мейды хвост. Строго говоря, не совсем рыбий. Но со стороны похож, да. Я из Зурбагана, а Мейда из Копенгагена… — Икти повернулся в сторону малютки Дейми, сдержанно улыбнулся ему. — Море наша судьба, оно обручило нас с Мейдой. Не встреть друг друга, мы были бы обречены на одиночество в безбрежных морях.
— Это так романтично! — Стив расчувствовался.

А Икти снова бросил короткий взгляд на Дейми и продолжил:
— Думаю, здесь кое-кому будет интересно. Как-то раз мы с Мейдой обследовали фрегат на дне моря. Парусный, разумеется. Железные не притягивают нас так, как затонувшие парусники…
— Это было у северных берегов Скотии, — добавила электронным голосом Мейда. — Там штормовой район, рифы и коварные течения. Много затонувших кораблей.
— В сундуке капитана наше внимание привлёк запечатанный сургучом резной ларец из индийского палисандра. — В голосе Икти появилась нарастающая хрипотца. Теперь он смотрел на малыша Дейми твёрдым взглядом, не отрываясь. — Должно быть, вам известно, приятель, что ваши предки изрядно потрудились на тайную канцелярию Аниквата. Неприметный рост, способность проникать в мысли… Эти таланты оказались весьма востребованы. А ваша прабабушка, как ни печально, сыграла весьма неприглядную роль в судьбе Ариэль, прабабушки Мейды…
— Так что же было в ларце? — не удержавшись от вопроса, вмешался Стив.
— Документы и письма, — коротко ответила Мейда.
— Весьма ценные, — многозначительно добавил Икти. — Они повернули бы ход истории, попади они по назначению.

— Полагаю, во избежание подозрений, я должен признаться, — деловито заявил Дейми, — что я тоже в каком-то смысле связан с работой секретной службы. Но только я не шпион Аниквата. Я всего лишь рядовой сотрудник службы мониторинга лояльности среднего звена руководства одной из транснациональных корпораций.
— Потрясающе! — выдохнул Стив. — Интересно, среди нас есть представители среднего звена какой-нибудь корпорации?
— Не стоит так грубо фантазировать, здесь я не на службе. — Ещё раз попытался отмести подозрения Дейми.

— Врёт он всё! Не верьте ему, — выкрикнул Джеймс, заставив всех вздрогнуть.
— Прекрати! — раздражённо предупредил малыш Дейми и для убедительности топнул ногой по стулу.
— А то что? — Джеймс был настроен агрессивно. — Ты мне за этот час все мозги пробуравил! Шарится по голове, шарится! Будто у себя дома. Может, скажешь, что ты там забыл?
— Я не нарочно, — сказал Дейми. — Так получается. Оно само.
— Друзья, прошу, не ссорьтесь, — вмешался Стив и, чтобы разрядить ситуацию, предложил. — Кто ещё хотел бы рассказать о себе?

— Можно?

Стив повернулся к поднявшему руку существу в красном кардигане и ободряюще кивнул.

— Привет! Я Сюзи. У меня вопрос.
— Привет, Сюзи! Да, конечно, спрашивай.
— Или, наверное, сначала надо сказать о себе, да?
— Верно. Думаю, так будет легче ответить на твой вопрос, — подтвердил Стив.
— Ага, ладно. Тогда обо мне. Слушайте. Значит, я делала пластические операции. Много раз. У доктора Моро. В клинике косметической медицины «Урсула». Есть такая. Её знают не только женщины… Начала с носа — он мне не нравился. Потом стали модными полные губы. Затем мне выровняли ноги, и после я ещё их удлинила. Ну и разное там — грудь, бёдра, уши... татушки, морщины, рубцы от шрамов… Всего тридцать три косметических коррекции. И теперь у меня вопрос. Кто-нибудь может мне сказать: я теперь мутант или кто?
---
© VVL, 16.11.2018

https://mirnaiznanku.livejournal.com/1304989.html


Метки:  

Терпение, только терпение

Четверг, 18 Октября 2018 г. 23:34 + в цитатник
Первое слово, которое запоминает любой, ступающий на нашу землю -- терпение. Терпение, только терпение -- доносится со всех сторон.

Ближайшее место, где вы сможете припарковаться, если вдруг решите приехать погулять по Тель-Авиву -- Эйлат. Ближайшее место, где вы сможете припарковаться, если вдруг решите приехать погулять по Иерусалиму -- Эйлат. Единственное место в Израиле, где вы легко сможете припарковаться -- Эйлат. Вон там, на пустыре, напротив дивного бразильского мясного ресторана. Там подают сто сортов мяса на выбор, небольшими порциями, официанты в накрахмаленных белоснежных фартуках... но я отвлеклась. Если, конечно, это всё ещё пустырь -- за три года многое могло поменяться.

Раньше в Тель-Авиве было тяжело парковаться всем. Несколько лет назад решили, что теперь здесь можно парковаться только жителям Тель-Авива, обладающим соответствующей наклейкой. Теперь всем остальным парковаться в Тель-Авиве нельзя, а тель-авивцам -- невозможно. Раньше на пыльном стекле машины люди пальцем писали "помой меня". Сегодня же я наблюдала совсем другое: "ты который раз паркуешься на моём месте! Это крайне невоспитанное поведение -- больше так не делай!"

Терпение, только терпение.

Но все, тем не менее, стремятся в Тель-Авив. Поэтому доехать туда невозможно. Откуда берутся те, которые смогли припарковаться -- загадка. По дороге все слушают радио. Там песни, новости и разговоры о том, что творится на дорогах.

-- Зоар сообщил нам, что последние пять километров до Тель-Авива он проехал за сто восемьдесят две минуты, -- бодро сообщает девушка, -- будьте осторожны на дороге, терпение, только терпение!

-- Доброго всем дня! Начинаем выпуск новостей. Сегодня в Хайфе прошла демонстрация коммунистов. На неё вышло около пятидесяти человек в шортах и футболках со всевозможными надписями. В руках люди держали флаги и транспаранты. Что конкретно хотели участники демонстрации, нам расскажет уважаемый профессор-политолог одного из наших лучших университетов: Зеев Вульф. Да, профессор Вульф, Вы в эфире, говорите, пожалуйста, мы Вас слушаем.
-- Понимаете ли, дело тут в том
-- Простите, дорогой профессор Вульф, мы вынуждены Вас прервать. Дорогие слушатели, сегодня положение на дорогах особенно тяжёлое -- Зоар только что сообщил нам, что с трудом преодолел последние пять километров до Тель-Авива за сто восемьдесят семь минут! Произошла авария на четвёртом километре. Будьте осторожны, соблюдайте дистанцию, не торопитесь. Терпение, только терпение. Дорогие слушатели, давайте заодно поздравим Зоара -- он только что рассказал нам, что сегодня его первая годовщина свадьбы. Со своей будущей женой он познакомился ровно два года назад на втором километре на подъезде к Тель-Авиву. Они чудесно провели сто пятьдесят две минуты вместе и поняли, что ни за что не хотят расставаться. Дорогие слушатели, оглянитесь -- вполне возможно, вот в этом белом фольксвагене слева от вас, едет ваша судьба. У вас есть сто восемьдесят семь минут понять это. Терпение, только терпение. Приятного всем дня. Будьте аккуратнее на дорогах.

-- Добрый день, вы снова слушаете лучшее радио страны. В эфире выпуск новостей. В Иерусалиме объявлена забастовка профессорского состава. К забастовке также присоединились профессора и студенты из Беер-Шевы. В связи с этим ожидается, что движение на дорогах к Тель-Авиву будет относительно свободное. Зоар только что сообщил нам, что пролетел последние пять километров за сто шестьдесят семь минут.. Наши поздравлению Зоару -- ты настоящий спринтер! Осторожнее на дорогах, терпение, только терпение.

-- Дорогие наши радиослушатели. Сейчас в эфире прозвучит песня, набравшая наибольшее количество ваших голосов. Исполняет
Что? Простите, у нас сообщение от Зоара -- он преодолевает уже четвёртый километр. Добраться туда взяло всего лишь сто семьдесят четыре минуты. Также спешим его поздравить -- он только что сообщил нам, что на подступах к третьему километру у него родилась дочь! Три килограмма ровно. Мать и дочь чувствуют себя прекрасно. Давайте порадуемся за Зоара и поставим его любимую песню -- "мужчина уходит через балкон". Торопись, Зоар, торопись -- ты должен увидеть её первый шаг. Остался всего километр! Только, пожалуйста, Зоар и все вы -- будьте осторожнее. Терпение, только терпение. А теперь -- песня!

-- Дорогие радиослушатели! Прогноз погоды на завтра -- ожидается снижение температур -- всего тридцать девять градусов, ура! Зоар сообщает нам, что бодро едет уже по пятому километру шоссе и это всего-то -- за сто девяносто четыре минуты! Зоар, мы давно хотели спросить -- чего ты не припаркуешься и не пойдёшь пешком? Ах, да -- до Эйлата триста восемьдесят два километра. Зоар также рассказал нам, что дочь пошла в ясли -- ура, слушатели, ура! Мы все поздравляем Зоара, и желаем ему и его семье приятного дня. Зоар, не забывай сообщать об обстановке на дороге -- все наши радиослушатели ждут. Дорогие радиослушатели, пожалуйста, будьте аккуратнее на дороге, держите руль двумя руками, смотрите только вперёд и, если можете, воздержитесь от поездок в Тель-Авив. Терпение, только терпение.

А потом они все едут назад. Кроме тех, кто сумел припарковаться в Тель-Авиве.

-- Дорогие радиослушатели! Терпение, только терпение.

https://mirnaiznanku.livejournal.com/1304774.html


Метки:  

Ужасная мать, один день

Пятница, 05 Октября 2018 г. 17:11 + в цитатник
Ты просыпаешься утром, недовольно смотришь на будильник, который показывает удивительное время -- такое, в которое нормальные люди ещё спят, бьёшь по кнопке и думаешь -- к чёрту школу, надоело, сколько можно! Потом думаешь -- какой кошмар, я ужасная мать, ужасная. Встаёшь, отряхивая тяжесть сна, выскакиваешь из-под приятного одеяла и решаешь -- никогда больше; начиная с этого момента я буду всегда изумительной матерью: я буду вовремя вставать, я объясню почему это так здорово вставать так рано и ползти под дождём полтора километра, чтобы получить полтора килокуба всяких, несомненно полезных, облагораживающих душу и вид, знаний. Ну, ладно, может не этими словами, но здорово же. И я никогда, ни за что не расскажу как пропускала все первые уроки, как спала на лавочке и как радовалась, что меня отпускают в школу саму -- иначе ведь довели бы и сдали с рук на руки.

Чёрт с ним, решаешь ты, зато в остальном -- я самая лучшая. Но после работы и школы вы идёте на детскую площадку и у тебя сосёт под ложечкой -- я ужасная мать, хуже не бывает. Вот они -- прекрасные образцовые матери: они весело играют с детьми, бегают по всей площадке, делятся последними сплетнями с остальными, такими же прекрасными, мамами в перерывах и никогда, вообще никогда, не раздражаются. Им всё это очень нравится, они получают огромное удовольствие от всей этой оравы чужих детей, хватающих, дёргающих, прибегающих с просьбой вытереть нос и смотрящих снизу вверх.

Эти мамы никогда не просыпают школу. Они никогда не мечтают написать записку "дорогая Елена Викторовна, сегодня наш Пусик не пришёл в школу, так как мама вчера писала годовой отчёт до полуночи, а потом полировала воспоминания об этом отчёте красным сухим до двух. В два же мама решила написать бывшему мужу, так как мама забыла почему он теперь бывший и хотела узнать почему несчастной маме надо писать дурацкие отчёты до полуночи. Так что, простите Пусика, дорогая Елена Викторовна, он не виноват, мама никак не могла выйти из дома в ваши нечеловеческие, негуманные восемь утра." Нет, эти мамы не мечтают написать такую записку, они вообще о таком не думают. У них и мыслей таких нет. Они встают в семь (вообще без будильника), они ласково будят сопротивляющегося изо всех сил отпрыска, они гладят его по голове и объясняют как полезны знания. Потом они идут на работу, порхают на ней словно бабочки, скучая по ненаглядному отпрыску все шесть часов в разлуке, и мчатся забрать его, чтобы скорее, быстрее пойти на детскую площадку и там играть с ним в мяч, кататься с горки, лезть по всем лестницам и ласково-снисходительно улыбаться всем остальным мамам.

Вердикт неутешительный -- ты ужасная мать. Ты сидишь на площадке, сцепив зубы и считая секунды (какого чёрта в минуте шестьдесят секунд, а не, к примеру, двадцать?! какой идиот это постановил?), ты шарахаешься от оравы радостно несущихся к тебе детей (какого чёрта? я не заказывала столько! я сколько хотела -- столько родила), ты вымученно улыбаешься изумительным мамам, и тоскливо думаешь о том, что отчёт всё ещё не дописан, а вина уже нет и когда его купить совершенно неясно, магазин вообще не по дороге. Дорогой Пусик, -- подражая изумительным мамам, в сотый раз окликаешь ты своего самого дорогого отпрыска, -- давай пойдём домой, ну пожалуйста, мама очень хочет домой, очень! Маме надо заскочить по дороге в магазин, купить пару бутылок сухого и шоколадку любимому Пусику, мама очень устала, очень, мама очень хочет домой, ну пожалуйста! Тебя сурово оглядывают идеальные мамы, смеряют испепеляющим взглядом от волос до небритых ног (а когда мне их брить, а?) и ты понимаешь, что ты не только ужасная мать, ты -- самый несчастный человек на свете. Ты умоляешь собственного отпрыска отпустить тебя домой -- на виду у всех (у меня записка от врача и начальника, от обоих, могу показать!).

Но приходит счастливый момент, когда отпрыск снисходительно говорит -- ладно, дорогая мамочка, пошли, но за это -- две шоколадки, две! Ты, кажется, его сейчас то ли разорвёшь, то ли поцелуешь. Две шоколадки, боже, дёшево отделалась.

Мама, -- уплетая ужин заявляет отпрыск, -- а сегодня у Лили был день рождения и её мама принесла в школу огромный торт. Представляешь? Огромный! Шоколадный, с кремом, орехами, со свечками, очень вкусный!

Ты уже знаешь куда это идёт, но трусливо вжимаешься в стул, надеясь, что в этот раз пронесёт. Тебе понравилось, золото моё? -- заискивающе интересуешься, всё ещё на что-то надеясь. Очень! -- восторженно болтает ногами отпрыск, -- сделай мне такой же! Чёрт, не пронесло. Я ужасная мать, ужасная. Как бы тебе объяснить, золото моё, а? Зайка, -- ещё более заискивающе начинаешь ты и ласково гладишь по голове (несчастный ребёнок, какая ужасная мать ему досталась, пойти и повеситься), -- у мамы нет времени и сил, да и сладкое, кстати, вредно, -- добавляешь ты твёрдо (ничего себе, чего это я ужасная, тоже мне нашлась -- торты печёт). Но если тебе очень хочется, мы можем купить (нет, всё-таки хуже не бывает). Кстати, ты сделал уроки?

Мама! -- смеётся отпрыск, -- я в первом классе, у нас нет уроков! Ах, ну да, пока нет, хоть что-то. Пока хоть там не ужасная.

Вы читаете на ночь смешную книгу и хохочете (в этот раз ты молодец, ты прочитала три страницы и сыграла один раз в эти ненавистные прятки, умница! но завтра -- не выдержу. Кошмар -- хуже не бывает, бедный ребёнок). Отчего-то саднит в горле и першит в носу -- он скоро поймёт какая я ужасная мать, он скоро всё поймёт. И тогда, боже, не хочется даже думать что тогда. Ты выключаешь свет, подтыкаешь одеяло и ласково целуешь -- спокойной ночи, самых лучших снов! А он неожиданно крепко обнимает тебя за шею, притягивает ухо ко рту и шепчет -- ты самая лучшая мама на свете, самая!

Тут можно воспрять духом. А чего -- я, вообще-то, прекрасная мать, самая лучшая: ребёнок сытый, довольный, умный (иногда даже слишком, чёрт бы его побрал, золото моё ненаглядное). Чего это я так о себе. Где отчёт, зараза такая, я его сейчас одной левой сделаю! К полуночи всё почти сделано, ты наливаешь бокал вина и заводишь будильник -- на шесть сорок пять. С завтрашнего дня новая жизнь, совершенно новая. Теперь -- буду самой лучшей матерью.

https://mirnaiznanku.livejournal.com/1304455.html


Метки:  

Пока никто не видит

Вторник, 02 Октября 2018 г. 13:39 + в цитатник
Я не знаю как вы, а я очень люблю хануку, с самого детства. В детстве мне всегда давали хануке-гелт. Хануке-гелт я ждала весь год. Ханукальные деньги. Мне давали целый рубль. На рубль можно было купить целых шесть порций фруктового мороженого и даже оставалось десять копеек, которые можно было потратить на что угодно.

Но по-настоящему я полюбила хануку здесь. Ведь самое главное, как оказалось, вовсе не хануке-гелт и вовсе не фруктовое мороженое (хотя тогда оно мне казалось необыкновенно вкусным). Самое главное -- ханукальные пончики. Вредные, жирные, горячие, обжигающие пончики. Такие пончики, которые как только съешь, сразу растолстеешь на триста килограммов, ни за что не пролезешь в дверь, придётся менять весь гардероб. Но это только в том случае, если кто-то увидит как ты их ешь. Ведь если съесть пока никто не видит, всем известно -- ни за что не растолстеешь.

Самые лучшие в мире пончики продаются на соседней улице в небольшой французской кондитерской. Не спорьте, я лучше знаю -- именно там и больше нигде. И нет, пожалуйста, не просите меня рассказать где это -- это невозможно. Это огромный секрет, которые местные жители рассказывают друг другу на ухо, по секрету, только тебе -- ведь ты такая хорошая, ты заслужила самые лучшие в мире пончики.

Надо прийти туда пораньше, -- сообщают шепотом знатоки, -- пока никого нет, пока даже пончиков нет. Ведь когда начнут выносить подносы с пончиками, очередь будет такая огромная -- широко раскрывают глаза знатоки, разводят руки в стороны и усиленно оглядываются, не подслушивает ли кто -- они же все как накинутся, так никаких пончиков тебе не достанется. Ты приходи пораньше, стой прямо у прилавка и жди. Давай мы тебе расскажем, -- интригующим шёпотом продолжают искусители, -- что такое самое настоящее ханукальное чудо. Самое настоящее ханукальное чудо, что бы тебе ни говорили, чему бы тебя ни учили -- это момент, когда в этой кондитерской выносят из святая святых поднос с пончиками. Тогда уж не зевай, сразу занимай позицию и торопись -- очень торопись, иначе не достанется. Проси большую коробку и попроси заполнить её так, чтобы дна не видно. Возьми обязательно разных -- возьми с вареньем -- что значит ты не любишь с вареньем? как это? -- а ты всё равно возьми! Эти с вареньем совсем не такие, как все остальные с вареньем. Это божественные пончики с божественным вареньем -- обязательно возьми, а то не успеешь, всё расхватают. Потом возьми с варёной сгущёнкой -- ты любишь варёную сгущёнку? -- ну хоть что-то. Обязательно их возьми, пока не разобрали. Не забудь взять их фирменные -- с заварным кремом. Это такой крем, такой крем! Впрочем, если не опоздаешь, сама попробуешь. И, если захочется, возьми ещё несколько пустых. Только не забудь попросить, чтобы тебе их все посыпали пудрой. Они уже с пудрой, конечно, а ты попроси, чтобы ещё посыпали. Вкуснее будет, точно тебе говорю!

В кондитерской на удивление пусто и кажется, что все предсказания не более, чем городская легенда. Где же ваши пончики? -- учтиво интересуются редкие покупатели. Когда, говорите, будут -- через полчаса? Ничего, ничего, мы подождём. Рядом с небольшим прилавком стоят скучающие дамы и джентльмены; их, кажется, ничего не интересует. Они почти дремлют. Пончики, -- разносится шепоток, -- пончики несут! Через мгновение появляется дива -- высокая, стройная, иссиня-чёрные волосы стянуты в тугой хвост. Но кто же на неё посмотрит? На вытянутых руках дива несёт большой поднос. На подносе, стройными рядами, лежат пончики -- горячие, свежие, только из печи. Пончики несут, пончики, -- шепоток становится всё громче, у прилавка уже не протолкнуться. И откуда они только взялись? Кому пончиков?

-- Мне! Мне! Мне, пожалуйста, десять пончиков -- кричит женщина лет пятидесяти, расталкивая локтями непонятно откуда взявшихся конкурентов. -- Мне десять пончиков! Я внукам обещала! -- Все понимающе улыбаются, но судорожно смотрят на поднос -- сколько там ещё осталось.

Я вторая. Мне тоже пончиков, я тоже хочу пончики, -- улыбаюсь я и выбираю коробку, смотрю на пончики, вдыхаю запах. -- Мама, нам много! очень много пончиков! -- теребит меня чадо, -- чтобы всем хватило! Мы обязательно берём несколько с вареньем (нельзя не взять -- даже если совсем не любишь варенье), несколько с варёной сгущёнкой (какое это, должно быть, блаженство! Я вспоминаю как в детстве мы варили сгущёнку в кастрюле -- бросали банку и ждали два мучительных часа. Нельзя было снимать раньше, никак нельзя, тогда она не была бы такой дивно-тягучей и прекрасно-коричневой. Два часа, боже мой, какие это были длинные два часа), несколько пустых (мама, ты сама станешь как пончик! -- издевается чадо. Тсс, -- заговорщически шепчу я, -- мы съедим их пока никто не видит и тогда... Я тебе потом расскажу что тогда) и, обязательно, со знаменитым заварным кремом -- эти самые главные, таких больше нет нигде. Я прижимаю коробку к груди, пытаюсь выбраться из непонятно откуда взявшейся толпы и краем уха улавливаю

-- Сколько осталось с вареньем? -- мужчина нервничает, решительно обрывает милую девушку, считающую пончики с вареньем, -- Впрочем, не имеет значения -- дайте мне, пожалуйста, все с вареньем -- все, сколько есть!

Ах, -- вздыхает толпа, -- какой нахал! Он забрал все пончики с вареньем! Как? -- восклицают отстающие, -- вы хотите сказать, что не осталось пончиков с вареньем? Что -- совсем не осталось пончиков с вареньем? Что же нам делать? А другие, другие-то -- остались? Хоть сколько-то? Да что же за издевательство, -- стонут сзади, -- скажите же уже нам, наконец -- пончики ещё есть или уже всё? Когда будут следующие? Скажите, пожалуйста, когда будут следующие? Мы подождём, мы никуда не торопимся. Через несколько минут кондитерская пустеет, опоздавшие грустно смотрят вслед черноволосой диве, уносящей пустой поднос.

Но не мы. Мы счастливые обладатели целой коробки пончиков. У нас столько пончиков, что дна не видно.

Невозможно унести все пончики домой, невозможно. Я не знаю как вы, но я не могу нести в руках коробку с такими драгоценностями, не попробовав, не поняв. Правда ли, что они лучшие в мире? Мы открываем коробку и осторожно достаём пончик. Пудра летит на джинсы, на свитер, на сапоги -- всё в пудре. Белой, прекрасной пудре. От неё хочется чихать. Но чихать нельзя, иначе вся остальная пудра разлетится. Боже мой, ты растолстеешь только от запаха, ты понимаешь? Не кусай, не кусай -- это же ужасно вредно! Ну как ты не понимаешь! Это сладкое жирное тесто -- ты растолстеешь, ты в дверь не пролезешь, ты будешь как Винни Пух в мультфильме. Почему ты меня не слушаешь? Тесто тает во рту, варёная сгущёнка растекается по пальцам -- шмяк! Всё, эти джинсы уже не отстирать, плевать. Пффф, -- слетает ещё немного пудры. Варёная сгущёнка, много варёной сгущёнки, целых полпончика варёной сгущёнки. Ах. Ты растолстеешь! Неправда, не растолстею -- если есть пока никто не видит, это вообще не считается, это вообще как будто не ел. От такого никогда не толстеешь!

Мама, -- чадо торопится, глотает, слизывает стекающее по пальцам остро-сладкое клубничное варенье, -- ты обещала рассказать что тогда. Тогда, -- глотаю я последние кусочки счастья, облизываю налипшее на пальцы тягучее коричневое детство, -- тогда не будешь как пончик! Ведь никто не видит. А мы сами -- мы сами никому не расскажем! Никому, -- вторит чадо, -- мама, давай тогда ещё по одному пончику съедим, пока никто не видит, давай? Я уже три сегодня съела, -- признаётся чадо со вздохом, -- но они были не такие вкусные. Мама, ещё один тебе и один мне -- пока никто не видит!

Конечно, они были не такие вкусные. Любые другие пончики не такие вкусные. Это лучшие в мире пончики.

Эти джинсы всё равно уже не спасти. Пфф, разлетается сахарная пудра, шмяк, падает капля варенья, ах -- варенье обжигает нёбо и кажется, что весь рот полон варенья. Кто сказал, что не любит варенье? Кто такое вообще сказал? Ещё по одному -- пока никто не видит.

https://mirnaiznanku.livejournal.com/1304234.html


Метки:  

Внимание, авторы!

Вторник, 25 Сентября 2018 г. 23:54 + в цитатник
2 октября стартует 15-й конкурс фантастических рассказов ХиЖ-2018.
Подробности на конкурсной странице по ссылке:

http://samlib.ru/h/hizh2018/

https://mirnaiznanku.livejournal.com/1303821.html


Метки:  

Иерусалимская смесь

Суббота, 01 Сентября 2018 г. 21:23 + в цитатник
Дорогие модераторы, я всё продолжаю выкладывать старые тексты.

Гулять по Иерусалиму можно очень долго. Никогда не надоедает. Те же самые места предстают каждый раз в новом свете, и заново поражаешься и сентиментально хлопаешь в ладоши, некультурно тыкаешь пальцем и кричишь: смотри-смотри! Почему-то больше всего скучаю по рынку. Странно даже немного, ведь я не особенно люблю рынки вообще. И даже иерусалимский, самый прекрасный во всей Галактике, самый нежный, самый шумный, самый ароматный -- даже его не очень. Но невозможно не признать, что это одно из самых лучших мест на земле. Нельзя идти на рынок сразу. Аромат сводит с ума, хочется съесть всё на свете, хочется попробовать всё, что там лежит, всё, о чём можно писать романы. И напишу, конечно, но подождите, сначала надо обязательно поесть.

Прямо рядом с рынком притаилась небольшая забегаловка. В ней готовят самую лучшую "иерусалимскую смесь". Что может быть лучше иерусалимской смеси? Говорят, её придумал хозяин какой-то небольшой забегаловки рядом с рынком. Под конец дня у него не осталось практически ничего, а люди прибывали и прибывали и хотели есть. И тогда он смешал немного куриных потрохов: сердечки, печёнку; добавил мелко порезанные куриные грудки, нарезал лук толстыми кольцами, щедро всё посыпал зирой, куркумой, солью, перцем и кинул на гриль. Несколько минут всего -- ни в коем случае не передержать. Чтобы печёнка таяла во рту, а лук ещё немного хрустел, но чтобы всё пропахло зирой, куркумой и луком.

Прямо рядом с рынком небольшая забегаловка -- там лучшая иерусалимская смесь. Молодой парень с огромной кудрявой чёрной шевелюрой ловко переворачивает потроха, добавляет лук, добавляет какие-то специи. Запах сводит с ума. Он смотрит и подмигивает. Он понимает, насколько мучительно ждать и всё повторяет: "ещё две минуты, всего две". Через пару минут он начинает готовить твою порцию. Он выбирает самую красивую питу -- она горячая, обжигает руки. Ловко надрезает питу: "хумус, острое?". Ты киваешь: "много хумуса, много острого!" Он зачерпывает ложкой хумус, размазывает его по стенке питы. Другой ложкой щедро зачерпывает красной жгучей перцовой смеси и распределяет её по хумусу. "Ещё, или хватит?" -- он смотрит на тебя немного насмешливо, посмотрим, мол, что ты из себя представляешь. И страшно представить как будет жечь, знаешь, что во рту будет целый пожар и всё равно ведёшься -- с вызовом, азартно: "ещё!". Он набирает ещё немного и хитро смотрит: "точно?" А ты уже почти передумал, тебе страшно, ты думаешь о том, сколько же надо будет выпить воды, но не можешь пойти на попятную -- это было бы просто смешно. Гордо киваешь: "точно!". Он захватывает с гриля иерусалимской смеси и наполняет питу почти доверху. Но оставляет немного места.

Вдруг тебе захочется ещё картошки-фри -- этой невероятной картошки-фри. У неё хрустящая корочка и тающая сердцевина. И, конечно, тебе хочется. "Да! Да! Мне ещё картошки!". Он протягивает тебе заполненную питу -- кажется, в ней уже совсем не осталось места, кажется, ещё немного и она лопнет, но это только кажется. Ты подходишь к лоткам с салатами, которые стоят на стойке и обязательно зачерпываешь ещё немного салатов. Совсем немного: вот этого бордового лука, к примеру, нельзя не положить. Он посыпан какой-то приправой -- он бордовый, как свекла, его нельзя не положить. Ещё пару острых маринованных перчиков -- как же без них. А ещё, ещё -- обязательно хотя бы один кругляшек баклажана. Вот этот -- идеально красивый, только что обжаренный, лоснящийся, с ярко-фиолетовой полоской шкурки. И обязательно немного цветной капусты -- хрустящей, сладковатой. Пита заполнена так, что кажется, что это есть невозможно. Но это, конечно, можно есть. Ты наклоняешься над столом, держишь в руке сто салфеток и откусываешь. И во рту сумасшедшая смесь -- обжигающий перец, терпкий хумус, сладковатая капуста, баклажан, лук, потроха.

И сидишь, медленно ешь, и смотришь на улицу. На улице жизнь. Все куда-то идут, о чём-то говорят. Прямо напротив, прямо через дорогу, сидит пожилой мужчина и играет на аккордеоне "Катюшу" и "Подмосковные вечера". Он замечает твой взгляд, или тебе кажется, что он его замечает, он даже, кажется, тебе подмигивает. Замолкает на секунду и вдруг растягивает аккордеон и до тебя доносится задорное "Яблочко". А совсем рядом с ним какие-то молодые религиозные мальчики в чёрных лапсердаках, в чёрных шляпах, с длинными пейсами рассказывают о том, что совсем скоро придёт Мессия. Они не рассказывают это никому конкретному, они говорят в воздух. И до тебя доносится рассказ о Мессии сквозь задорное аккордеоновое "Яблочко". Эх, да куда котишься? А где-то позади ещё один расчехлил гитару, положил чехол на землю, настроил струны и заиграл "Тумбалалайка". Ты же всё ещё сидишь и наслаждаешься иерусалимской смесью. Ты не выходишь из забегаловки, нет. Ведь вдруг тебе захочется ещё острых маринованных перчиков. Или добавки фиолетового лука. К иерусалимской смеси обязательно нужен лук. Много лука. Много специй. Много маленьких, толщиной с палец, жгучих зелёных маринованных перцев. Аккордеонист всё играет и играет. Мальчики уже куда-то ушли -- им надо рассказать остальным. Аккордеонист внезапно сделал паузу и решил сменить задор на лирику -- и вот ты слышишь неторопливый "Yesterday". Категорически не хочется уходить. На улице солнце, запахи, звуки -- тебе их так хорошо видно. Ты доедаешь свою куриную симфонию и встаёшь.

Теперь обязательно выпить кофе. Ведь как же можно без кофе. Надо свернуть на одну из маленьких улочек -- там, немного в глубине, подальше от шума. Там подают настоящий кофе. Такой, как надо. В чашечках, размером с большой, но всё же напёрсток. Кофе с кардамоном. Уже от запаха хочется жить. Хочется петь и плясать "Яблочко". Вокруг развешаны сотни, тысячи бус. Они переливаются на солнце. Разноцветные. Длинные, короткие. Вперемешку с шарфами и юбками. Мужчина сидит у входа в небольшую лавку -- весь вход увешан шарфами, шароварами, бусами, поясами, колокольчиками. Колокольчики -- на тонких ниточках висят колокольчики. Они звенят от каждого дуновения ветра. Ветер шевелит нити, колокольчики бьются и вся улица до самого верха заполнена трелями колокольчиков. Мужчина прикрыл глаза. Он не спит, нет. Как только подойдёт кто-нибудь, кто захочет хоть что-то из его богатств, он немедленно вскочит. Он расскажет историю о каждой бусине, интимным шёпотом выдохнет в ухо секрет волшебства колокольчиков, пообещает вечную молодость, красоту и счастье. И за всё это попросит смешную цену -- цену колокольчиков. Или бус. Кофе заканчивается. Последний глоток-вдох кардамона. И можно идти дальше. Можно гулять, можно идти на рынок. Можно бесконечно бродить. А ещё кофе и еда обязательно найдутся где-нибудь по дороге.

И да -- надо обязательно не забыть пойти на рынок. Впрочем, наверное, уже в следующий раз.

https://mirnaiznanku.livejournal.com/1303577.html


Метки:  

Заговор молчания

Пятница, 31 Августа 2018 г. 10:05 + в цитатник

Для проекта День Волшебного леса в Заповеднике Сказок

Мне все лгут. Я у каждого выспрашиваю о волшебном лесе, и никто не хочет открыть мне его секрет.

Я всего лишь по-дружески поинтересовался, не хочет ли Джо Карпентер поделиться своим тайным знанием, а он, обычно всегда любитель поболтать, подпрыгнул в испуге, словно, я уронил ему на ногу кузнечный молоток. Прямо скукожился весь. Вжал голову в плечи и поспешил прочь под предлогом срочной работы на другом конце города. Он отпрянул от меня с таким порывом, что из прорехи в его сумке просыпались кровельные гвозди. Их тут же склевали слетевшие с баобаба огненные фениксы. Джо, завидев их, припустил так, что только пятки засверкали. Даже башмаки сбросил, не пожалел.

Не лучшим образом повёл себя и Бил Эшли. Зря я вообще к нему обратился. Стоило мне только заикнуться о волшебном лесе, как Эшли выронил из рук трость и дико шарахнулся от меня. Впопыхах он чуть было не попал на рога оленю, обнюхивавшему из-за спины карманы его штанов. Вряд ли там было что-то стоящее для златорогого оленя. Ума не приложу, чем уж ему приглянулись карманы Эшли?

Ни от кого не добиться правды. Все лгут, все. И чопорные домохозяйки не исключение.

Во время разговора со мной Джульетта Олифило с улицы Вязов делала вид, что не замечает, как прямо на наших глазах появившаяся из её палисадника вереница маленьких грифонов, забавно переваливаясь, неспешно перешла дорогу и скрылась на другой стороне в зарослях цветущего папоротника. Я открыл рот от удивления, а эта старая лгунья даже глазом не моргнула. И я должен был поверить, что она ни сном, ни духом не ведает о волшебном лесе! А бойкая на язык Николь Пайк, притормозившая на своём «харлее», чтобы пропустить грифонят, едва не окосела ото лжи, когда принялась неистово отрицать, что знает что-либо о существовании «заколдованного леса, или как там его». В попытке одурачить меня, она преднамеренно путала слова, это несомненно.

Мистер и миссис Авидентс притворно пожимали плечами, якобы в недоумении, в то время как рядом с террасой, на которой они потчевали меня ильмширским пудингом, их пятилетняя внучка Сюзан играла на лужайке с единорогом. Из-под чудесных копыт то и дело вспыхивали и устремлялись ввысь радужные столбы света, отчего лужайка становилась похожей то на сказочную рощу, то на цирковую арену в лучах прожекторов.

А сколько раз я приходил в автомастерскую Штольца! Я убеждал его, что я кремень, что мне можно доверить тайну волшебного леса. И однажды Френки сделал вид, что готов наконец-то раскрыть секрет. И что же? С хитрым прищуром он наговорил мне кучу баек, в которых не было ни слова правды. Ему пришлось бездарно выдумывать на ходу сущий бред, чтобы только отвлечь моё внимание от дракона, с которым я застукал его в гараже.

Я звал Мери Ларсон пройтись со мной. «Зачем?» — игриво удивилась она. — «Чтобы вместе покормить голубей в парке или уток на пруду», — игриво ответил я. — «Всякой скотины мне хватает и дома», — хмыкнула она, сразу потеряв ко мне интерес. Да, так она сказала. Ну, разумеется! Кто бы сомневался, ведь по вечерам у себя на заднем дворе она встречается с кентавром.

Мне тошно от поголовного притворства.

При моём появлении начинают звенеть склянки на полках и в шкафах аптечной лавки. Биджи Сингх, хозяйка аптеки, наивно думает, будто я не знаю, что у неё за ширмой прячется розовый слон. А вот слон знает, что я о нём знаю. У этого слона отличное чутьё, он издали слышит мои шаги. Нет, мне-то что, мне нет до него дела, хоть слон в аптеке и нарушение закона. Нет, я не собираюсь сообщать о нём блюстителям порядка. Но сестрица Биджи в благодарность за моё умение держать язык за зубами могла бы раскрыть секрет волшебного леса. Однако она, как и все, не доверяет мне.

А кто, по-вашему, на самом деле крутит восхитительные лососево-креветочные роллы, которыми славится харчевня «Шанхайский тигр»? Ну, кто? Нет, не тигр. Вам, конечно же, скажут, что это кулинарный секрет семейства Ли, хотя прекрасно известно, что вкуснейшие роллы стряпает тётушка ляо Шунг. Не подумайте, что человек — это большая панда из бамбуковой чащи волшебного леса. Да-да!

Дженкинс, владелец пивной «Весёлый Гарри», злится на меня, а преподобный отец, наоборот, смотрит ласково и с сочувствием. Отец Аарен думает, что я не вижу, как он украдкой осеняет меня крестным знаменем. Подозреваю, это после моих настырных расспросов местные парни перестали засиживаться в рюмочной и, к радости своих матерей и жён, исправно посещают церковь. Что не мешает им всем скрывать от меня тайну волшебного леса. И с этими лицемерами мне приходится жить в одном городе!

Но я всё равно выведу их на чистую воду. Всех до одного! Дайте лишь срок. Я кое-что придумал… Я близок к разгадке!

(с) VVL, 28.08.2018

https://mirnaiznanku.livejournal.com/1303475.html


Метки:  

Дикарь

Четверг, 23 Августа 2018 г. 11:50 + в цитатник
Двое — толстый и долговязый — замешкались у границы запретной зоны.
— Ты точно знаешь, что это не фейк?
— Он существует. 100%.
— И что, вот прям здесь?
— Не прям здесь, а в Чаще.
— Уверен?
— Да. У меня надёжная информация.
— И почему же тогда его до сих пор не поймали? Поисковое спецоснащение сейчас, сам знаешь, какое! И дроны.
— С дронами и тостер смог бы. Только зачем? Матёрый он — вот почему. В совершенстве владеет приёмами маскировки. И осторожный. Просто так к себе не подпустит.
— Матёрый, говоришь? Если что, мне страховку не оплатят…
— Мне тоже.
— Рискуем!
— Дело того стоит. Я же тебе показывал ориентировку. Редчайший экземпляр. Неограниченное вознаграждение.
— Это хорошо. Но глянь...
— Что?
— Здесь грязно.
— Не преувеличивай. Это не грязь, просто грунт. Сухой.
— Пыль вредна не меньше. Вакуумная чистка обойдётся в кругленькую сумму! А если ещё и дезактивацию придётся делать?
— Спокойно, без паники. Радиационный фон в норме, я проверил.
— Ну а если всё-таки не найдём его? Как быть тогда?
— Всё получится. Главное — действовать, как договорились.
— А почему мне только треть дохода?
— Ну сколько можно об этом? Я же объяснял: информатору тоже причитается.
— Вот пусть бы этот информатор сам и лез в эту Чащу!
— Так! Зря я с тобой связался. Похоже, ты раздумал. Из-за тебя такой шанс упускаю! Скоро здесь будет толпа охотников за раритетами. С дронами. Все планы насмарку.
Толстый резко крутнулся и направился в обратную сторону.
— Погоди. Ты куда? — Долговязый растерялся.
Толстый не ответил.
— Ну, стой же! Ладно, веди дальше.
Толстый вернулся, ещё раз быстро проанализировал обстановку, и они пересекли границу.
На всём протяжении пути соблюдали режим молчания. Триангуляцию отключили ещё раньше, что уже само по себе было серьёзным нарушением, придётся как-то объясняться… А затеянное дело было и вовсе запрещённым. За такое… Впрочем, об этом теперь лучше было не думать.
Долговязый поначалу шарахался от каждого куста и каждой ветки, но вскоре освоился и уже двигался по тайному маршруту, не отставая.
Заросли становились всё гуще, в сумраке пришлось включить прожекторы. И тут они увидели его!
Дикарь! Он лежал у массивной коряги. Почуяв опасность, задрожал, резко дёрнулся и тут же обречённо опустил свои ободранные алюминиевые рога. Лопнувшая, с рыжими подпалинами коррозии цепь одним концом валялась на земле, другим безжизненно свисала с корневища.
— Пришли всё-таки… — простонал дикарь.
— Замри, — предупредил толстый. — А то будет только хуже.
Долговязый тем временем проявил недюжинную сноровку. Засуетился, ловко подхватил цепь. Спрыснув и хорошо промыв её специальным антикоррозийным раствором, с ювелирной точностью починил лазерной сваркой порванное звено. Затем, убедившись, что у цепи нет других, скрытых, дефектов, сделал по всей её длине защитное нанонапыление. Клацнул магнитным замком, жужжа сервоприводом, выдвинул большой универсальный манипулятор, жёсткой хваткой зафиксировал раму, выровнял её. Попутно малым манипулятором впрыснул в рулевую колонку графитную смазку повышенной стойкости. И, наконец, накинул цепь на зубья звёздочек, к тому времени уже тщательно обработанных напарником. Поинтересовался:
— Покраска точно не нужна?
— Нет, это лишнее, — ответил толстый напарник.
— А вот шины обновить было бы неплохо… — Дикарь мечтательно подмигнул треснувшим зеркальцем. — А?
— Такого уговора не было, — скупо прокоммуницировал толстый робот. — Нам только 3D-принтера тут ещё не хватало! Могу отрегулировать давление в шинах. В качестве бонуса.
— Тогда уж и спицы подтяни, что ли.
— Хорошо, — согласился толстый робот.
— Ну и на том спасибо, — ответил повеселевший велосипед.
— Мы сюда не за твоим «спасибо» добирались. Выкладывай обещанный гонорар.
— Вот, бери.
Из брезентового подсумка с мелодичным звоном выпал бронзовый велосипедный звонок — редчайший экземпляр. Музей политехнической старины давал за него уйму элитных опций: профилактическое обслуживание, ремонт по бессрочной гарантии, безлимитную зарядку, мощную оперативку, внеочередное обновление — всё, что хочешь, в любое время, по высшему приоритету и сверх нормативов. Не надо экономить каждый квант энергии! А главное — VIP-статус в реестре Технополиса!
Толстый поднял звонок, тренькнул бронзовым язычком, оценил тональность и поспешно засунул драгоценность в боковой контейнер с ветошью.
— Ну, бывай здоров! С нашей профилактикой ещё сто лет побегаешь. Держись только подальше от коряг.
Долговязый, будто совершая торжественный ритуал, сложил свой большой белый манипулятор, элегантно втянул телескопическую штангу, деликатно клацнул замком и тоже напутствовал дикаря на прощание:
— И дронов остерегайся. Удачи тебе, дружище.
— Спасибо, парни! Уж выручили, так выручили.
Прежде чем снова скрыться в Чаще, старый экстремал ещё постоял недолго, провожая суетливых роботов мудрым взглядом. Во всей его величественной позе чувствовалась первобытная мощь. Глядя на него, верилось, что он многое повидал. Может быть, даже людей…
-----------

https://mirnaiznanku.livejournal.com/1303189.html


Метки:  

Совершенно всё равно

Вторник, 07 Августа 2018 г. 17:50 + в цитатник
Крымский был налоговым консультантом. От бога, как принято говорить. К нему приходили люди, приносили кипы бумаг, смотрели отчаянным и растерянным взглядом, и молили: помоги. Крымский брал в руки калькулятор, чего-то считал, пересчитывал, грыз ручку, смотрел безумным взглядом куда-то вдаль, и выдавал аккуратно заполненные декларации, но не только. В процессе Крымский напоминал сумасшедшего профессора -- такого, какими их рисуют в комиксах: всклокоченная шевелюра, ручка во рту, безумный взгляд; процесс увлекал его полностью, втягивал в себя как в болото. Он получал удовольствие от того, что для большинства людей было сущей мукой. В общем, Крымский был гением в своём деле, впрочем, многие считали, что не только в нём.

Липа любила Крымского. Они жили вместе уже много лет, она постепенно привыкла к его странностям; когда Крымский, сверкая глазами, рассказывал очередную историю, Липа внимательно слушала и не могла оторваться. С Крымским было интересно и не скучно, это перевешивало почти все его недостатки. Крымский любил хорошо выглядеть, несмотря на давно официально провозглашённое -- мне всё равно. Он говорил, что ему всё равно, но Липа помнила как когда-то, когда он только начал за ней ухаживать, он пригласил её к себе выпить кофе. Жил он один, в небольшой квартире. В квартире был практически идеальный порядок, за исключением горы одежды на кровати. Создавалось ощущение, словно он что-то искал в шкафу, для чего ему пришлось достать из него практически всё, что там лежало, а положить назад не успел, очень торопился к Липе. Липа тогда удивлённо смотрела на гору одежды, но вопросов не задавала, ни к чему, если что -- потом разберётся. Уже потом, спустя несколько лет, когда они уже жили вместе, Липа поняла откуда взялась та гора одежды, с которой началось её знакомство с настоящим Крымским. Крымский готовился к свиданию с ней. Он и сейчас, когда предстояла важная встреча, доставал из шкафа рубашку за рубашкой, всё примерял, пытаясь понять доволен он или нет, провозглашая при этом, что ему совершенно всё равно. После его ухода Липа, вздохнув, раскладывала образовавшуюся на кровати гору одежды по местам и напевала насмешливо -- ему всё равно, ему всё равно.

Крымский любил свои вещи. Каждой подошедшей вещи он радовался как ребёнок, но как ребёнок же ни за что не соглашался с ней расставаться даже тогда, когда вещь приходила в полную негодность. Впервые Липа с этим столкнулась на заре знакомства, когда всегда хорошо одетый Крымский, раз за разом представал перед ней в старых, рваных кроссовках, которые давно просились на помойку. Почему ты не купишь новые? -- аккуратно спросила тогда Липа. Потому что, -- обстоятельно начал Крымский, -- таких больше нет! Он подробно объяснил ей как тяжело находить удобную и хорошую обувь, как он долго искал именно такие кроссовки, как он их надел и они оказались идеальными, и, главное, объяснил, что таких больше не выпускают и не будут выпускать никогда. Он мужественно подклеивал то носы, то пятки, и всё сетовал на современную индустрию, производящую халтуру, которую не хватает не только на века, но даже на какую-то несчастную декаду. Он горько вздыхал, подклеивал опять и опять, но никак не поддавался на уговоры пойти и попробовать купить новые. Как же сложно с гениями, -- в глубине души вздыхала Липа, но верила в то, что победит в этой нелёгкой борьбе. Тогда, в самом начале, Крымский был влюблён как мальчишка и даже согласился, скрепя сердце и скрипя зубами, пойти по магазинам и посмотреть что там предлагают. Но только посмотреть, -- твёрдо сказал Крымский, помолчал и добавил, -- так как, я точно знаю, ничего подобного мы не найдём, таких больше не выпускают, все остальные неудобные и ужасные, поэтому, душа моя, если честно, я вообще не понимаю для чего нам идти. Липа не поддалась на провокацию и повела его в тяжёлый поход.

Липе очень повезло. Буквально во втором по счёту магазине они вдруг нашли кроссовки, практически не уступающие этим подклеенным. Это случайно, -- бурчал Крымский, -- это одна пара на свете, нам очень повезло. Они немедленно их купили, Липа потратила ещё несколько месяцев на уговоры и убеждения, но ей воздалось за старания -- Крымский согласился, наконец, снести старые кроссовки на помойку. Далось ему это нелегко, прощался он с ними словно с дитём малым и всё расстраивался -- ведь если их ещё раз подклеить, убеждал он Липу, то их вполне ещё можно носить! Липа не успела ответить, Крымский добавил задумчиво: а можно, между прочим, не клеить, а подвязать вот здесь и здесь верёвочкой и будет держаться лучше любого клея! Так может, -- умоляюще посмотрел он на Липу, -- пока оставим? Липа посмотрела взглядом, в котором читалось очень многое. Там был целый роман. Дочитав этот роман до середины, Крымский вздохнул и торжественно выбросил данный уникальный предмет гардероба.

С тех пор прошло много лет. Липа научилась справляться. Всё оказалось относительно просто. Надо было раз за разом покупать то, что уже сносилось, и тихо заменять, выбрасывая сношенное. Это касалось любого предмета. Но всякий раз Липе было страшно -- вдруг теперь это больше не выпускают и тогда придётся всё начинать сначала. Тогда опять надо будет идти, искать, выбирать. Липа думала об этом с содроганием -- сегодня Крымский её любил, но не был пылко влюблён, а это, особенно в таких важных вопросах, является тем самым краеугольным камнем. Пылко влюблённый Крымский был готов пойти за Липой почти куда угодно, даже в магазин, даже за кроссовками. Спокойно любящий Крымский, может и пошёл бы, но это бы стоило нескольких лет жизни и нескольких тысяч седых волос. Липа легко могла представить себе это обсуждение. Он бы сказал -- у меня работа, у меня дела, моё время стоит дорого, для чего мне его тратить на какие-то дурацкие кроссовки, тем более, что мне совершенно всё равно, совершенно! Она бы ласково уговаривала -- дорогой, но тебе же очень нужны новые кроссовки (рубашка, брюки), тебе даже делать почти ничего не надо, только поехать, зайти в пару магазинов, примерить и всё. На это он, конечно же, пробурчал бы -- ничего себе только! это же целый день угрохать, а у меня работа, у меня декларации, сейчас самое сложное время года! Самое сложное время года было, почему-то, особенно когда это касалось таких вопросов, каждый день в году, за исключением выходных и праздников, в которые либо были закрыты магазины, либо ему требовалось отдохнуть от самого тяжёлого времени в году. Липа наизусть знала все эти диалоги, она могла их проговорить от начала и до конца сама, присутствие Крымского совершенно не требовалось. Но пока ей везло. Пока исправно выпускали те (или очень похожие) ботинки, брюки, рубашки, рюкзаки и прочие, необходимые для жизни, предметы. Липа покупала новое, незаметно избавлялось от старого и благодарила небеса за то, что Крымский, хоть и замечал всё, не спорил, но напротив -- благодарно смотрел на неё, хотя и бурчал для порядка: я мог эти носки носить ещё год, я всего два раза их штопал! -- сообщал Крымский, надевая новые, практически такие же носки, а Липа соглашалась, конечно, -- мог бы, теоретически, но практически, прости, дорогой, старые я уже выбросила. Если хочешь, -- ласково, практически без видимого сарказма, смотрела она на него, -- можешь попробовать извлечь их из помойного ведра.

В какой-то момент Липа освоила покупки в сети и жизнь стала проще. Липа осмелела. Она просматривала сотни картинок и заказывала то, что, на её взгляд, как минимум не раздражало бы, но желательно действительно пришлось по душе. Иногда она покупала то же самое, но другого цвета и тогда Крымский считал, что у него появилась вещь, не похожая ни на что из имеющегося. Липа так наловчилась, что практически не ошибалась. Крымский благодарно смотрел на неё (она была для него сущим ангелом, избавившим его от ненавистного процесса выбора и покупки вещей), но привычно бурчал -- спасибо, конечно, но ты же знаешь, мне совершенно всё равно! Большей благодарности ждать было бессмысленно, это был тот максимум, на который он был вообще способен.

В один из дней Крымский собирался на работу. В тот день планировалось очередное важное совещание и Липа приготовилась раскладывать гору забракованной одежды. Крымский надевал очередные брюки и бурчал -- это ужасно, у меня нет ни одной пары брюк, ни одной! Посмотри, -- обратился Крымский к молча наблюдающей Липе, -- они все с меня спадают, все! Я не могу всё это носить, не могу! Липа улыбалась, -- давай мы купим тебе брюки, -- она всегда предпочитала конструктивные решения, но была готова к следующей тираде, которая не заставила себя долго ждать. Мне невозможно купить брюки, -- сердился Крымский, затягивая ремень, -- на меня не шьют брюки, все эти брюки никуда не годятся! Вот раньше, до революции, шили такие брюки, загляденье! Крымский оседлал любимого конька и если бы ему не надо было срочно уходить, он бы ещё долго рассуждал о том, какие прекрасные вещи производились всего каких-то сто лет назад.

Как только захлопнулась дверь, Липа села за компьютер. Ей была поставлена сложная задача. Во-первых, брюки должны выглядеть элегантно, во-вторых, тем не менее, они должны быть на резинке, чтобы не спадали и для пущей верности на верёвочке. В-третьих, они должны быть красивыми. Были ещё в-четвёртых, в-пятых и прочее, но Липа была человеком дела и решила начать с во-первых и во-вторых. Он просматривала сайт за сайтом, от брюк рябило в глазах, время от времени она вставала, наливала себе очередную чашку кофе, разминала затёкшую спину и садилась опять. Липа была упрямой и упорной. Просмотрев несколько тысяч картинок, Липа составила список из десяти наиболее подходящих и отправила его Крымскому -- дорогой, писала она ласково и непринуждённо, я немного посмотрела, посмотри, пожалуйста, на эти, вдруг тебе что-то понравится. Крымский позвонил через пару часов. Спасибо большое, -- начал он вежливо, но Липа поняла, что всё, что будет сказано дальше, ей не понравится, -- я посмотрел одним глазом, -- одним, мысленно взревела Липа, одним! у меня спина уже отваливается, а он посмотрел одним глазом! интересно, ехидно подумала Липа, он второй в этот момент рукой прикрывал или ещё чем? -- нет, оно мне всё не нравится. Но, -- быстро продолжил Крымский миролюбиво, -- я тебе сейчас точно скажу что мне надо. Ты помнишь мои любимые серые брюки? Ещё бы Липа их не помнила, она их сама купила, когда Крымский, в очередной раз перемерив все брюки, пришёл к выводу, что у него нет ни одной нормальной пары. Тогда она тоже провела три дня за компьютером, она их нашла, но принёс их Крымскому дед мороз. Если что -- всегда есть кого винить. Ничего этого Липа вслух говорить не стала, но только кивнула -- помню. Так вот, -- довольно продолжил Крымский, -- я хочу точно такие же, но только из другого материала, другого фасона и другого цвета. В остальном -- точно такие же. Поняла? -- спросил он, явно довольный самим собой. Хм, -- откашлялась Липа, -- сейчас посмотрим поняла ли. Правильно ли я понимаю, что -- медленно проговаривая каждое слово, начала Липа, -- ты хочешь точь-в-точь такие же, как серые, но другого цвета, другого фасона и из другого материала? Ей казалось, что если она проговорит эту фразу достаточно медленно, то Крымский услышит её точно так же, как слышит её она. Да! -- радостно подтвердил Крымский.

Липа закончила разговор и задумалась. Точно такие же, -- медленно проговаривала она себе ещё и ещё, -- но, во-первых, другого цвета, во-вторых, другого фасона, в-третьих, из другого материала. Она вздохнула -- ничего, и не с таким справлялись. С гением жить, ко всему привыкнешь. Липа погрузилась в пучину интернета. Она твёрдо решила потратить весь остаток выходных на поиск правильных брюк. Крымский улетел в командировку. Липа послала ему короткий список своих находок. Список должен быть коротким, твёрдо сказала себе Липа, иначе он скажет, что слишком много выбора и вообще не будет смотреть. Дорогой, -- писала она ласково и непринуждённо, -- посмотри, пожалуйста,.... хотя бы одним глазом! Крымский ответил на следующий день. Прости, дорогая, -- писал он, -- пока не было времени, скоро выберу время и обязательно посмотрю! Подождав ещё сутки, Липа написала ещё более ласково -- дорогой, -- писала она, -- сумел ли твой прекрасный глаз лицезреть те брюки, которые я послала? Крымский не отвечал. Это какой-то кошмар, -- жаловалась Липа подруге, -- у нормальных людей как: жена просит мужа купить ей, к примеру, соболиную шубу. Или бриллиантовую диадему. А у нас что? Я умоляю Крымского купить ему же брюки, в которых он, по его же собственному утверждению, нуждается! Подруга истерически хохотала и отказывалась сочувствовать. Послушай, -- отвечала подруга, -- это же его брюки, отстань ты от него! Я и не пристаю, -- вздыхала Липа, -- но это же я, бедная, слушаю изо дня в день как ему не в чем ходить, я больше не могу этого слышать! Всё, -- решительно заявила Липа, -- если не посмотрит в ближайшее время, пойду на самую страшную меру.

Крымский вернулся из командировки и ласково поцеловал и обнял жену. Они не виделись неделю, Крымский соскучился. После потрясающего часа в постели (талантливый человек талантлив во всём, любила думать Липа), Липа, одеваясь, решительно завела разговор про брюки. Ты посмотрел? -- строго спросила она. У меня не было времени, у меня работа, у меня сумасшедший дом! -- завёл свою обычную песню Крымский. Значит так, дорогой, -- решительно повернулась Липа, -- либо ты сегодня же выбираешь себе брюки, либо... -- она набрала полную грудь воздуха и выпалила, -- либо секс отменяется! На месяц, -- быстро добавила она, чтобы добавить серьёзности. Крымский растерялся. Секс? Отменяется? На месяц? Из-за брюк?! Он смотрел на Липу так жалостно, что Липа почти сдалась, но тут вспомнила про бесконечные жалобы, идущие рука об руку с декларациями о том, что ему всё равно, и безжалостно кивнула -- да, на месяц! Если это не поможет, смеясь про себя подумала Липа, то ничего не поможет. Ты что, действительно сказала, что отменяется секс? -- смеялась подруга в телефон. Да, сказала, -- кивала Липа, -- что мне прикажете делать, когда вот так?! Невозможно же!

На следующий день Крымский прислал ей короткое письмо. Вот эти, пожалуйста, -- писал он вежливо и аккуратно, но Липа почувствовала, что Крымский расстроен, словно мышь, попавшая в капкан. Вечером, когда Крымский вернулся с работы, Липа подошла к нему и погладила по плечу -- не расстраивайся, дорогой, если они не подойдут, мы их всегда можем вернуть. Хорошо, -- обречённо вздохнул Крымский, -- спасибо тебе большое за всё, но ты понимаешь, мне действительно подходит всё, что угодно, мне совершенно всё равно!

https://mirnaiznanku.livejournal.com/1302824.html


Метки:  

Без заголовка

Вторник, 26 Июня 2018 г. 22:56 + в цитатник
Доктор Ливси прошёлся по каюте, стуча по полу отобранным у Сильвера костылём. Потом остановился у иллюминатора, опрокинул в рот горсть таблеток, и заговорил:
– Итак, джентльмены! Наш сегодняшний пациент – Бенджамин Ганн. Пол – мужской, возраст – неопределённый, род занятий – сомнительный. Доставлен к нам с острой сырной недостаточностью. Капитан, что вы думаете по этому поводу?
– Сэр! Мне не нравится этот пациент! Мне не нравятся эти симптомы! Да! Нет! Мне вообще ничего здесь не нравится!
– Сквайр, вы обыскали его жилище?
– Да сэр. Я обнаружил там трёхгодичный запас козлятины, полбутылки рома, и двадцать тонн драгметаллов.
– Джим, запиши новые симптомы: ситомания в острой форме, прогрессирующий алкоголизм, и хроническая клептомания. Как вы думаете, что всё это вместе может означать?
– Эээ… может золотая лихорадка?
– Вы идиоты! Надо было поговорить с пациентом! Он же сам говорил, что все оттого, что он смолоду ходил играть на кладбище! У него орлянка!

https://mirnaiznanku.livejournal.com/1302746.html


Метки:  

Рекомендация

Понедельник, 12 Марта 2018 г. 07:30 + в цитатник
Друг наш pomarki написал блистательный рассказ. Получил бронзу на конкурсе "Сюрноунейм", но это несерьезно: я посмотрел первое и второе место, они не идут в сравнение. Всем рекомендую без малейшего сомнения: Гоголь, Булгаков и Липскеров позавидовали бы. Это еще сильнее, чем его последние работы в Массаракше.

P.S. Тема конкурса была "Цой ни жив, ни мертв".

https://mirnaiznanku.livejournal.com/1302479.html


Добрая подушка.

Среда, 29 Ноября 2017 г. 21:39 + в цитатник
Второй.

Веревочный ловец снов из сувенирной лавки болтается на зеркале заднего вида как чертов талисман. Кто бы мог подумать, что наш Старшой так суеверен. Начальственная сволочь вместо крепкого вояки подсунула нам желторотого салагу, и сегодня его первый выезд. Может поэтому, а может и еще по какой причине Старшой просит подкрепления у высших сил. Вот только они не помогут.

Ловец снов – капризная штука, иногда это мощный оберег, но чаще просто бесполезная безделушка, забавная игрушка для девочек, впервые попробовавших спиритизм. И я бы первый бил в ладоши, аплодируя иронии Старшого, если бы не сегодняшний выезд. Дело должно быть пустяковым, но Старшой повесил на зеркало заднего вида ловца снов. И мне как-то неспокойно. И еще этот салага.

Город просыпался медленно. Позевывая, почесываясь, лениво перекатываясь с боку на бок. Он не любил ранние подъемы, придуманная за каким-то лешим необходимость продирать глаза и еще до рассвета заступать на вахту его не просто раздражала, приводила в ярость. Эта злость, это глухое бешенство будили почище крепкого, но довольно дрянного кофе, единственного напитка, доступного тощему карману этой гребаной помойки.

Город был слаб, уязвим и беден. Его душили долги. Поганые крысы из муниципалитета старались выжать из него все досуха, заставляя подниматься ни свет ни заря и трудиться до поздней ночи за жалкие гроши. И у этого города не было ни сил, ни умений, ни возможности сопротивляться навязанным ему порядкам. Подумать только, пара десятков ловкачей, крыс и подонков заставляла ишачить на них целый город, и так ловко, так умело им манипулировала, что у местных крепких мужиков не возникало даже мысли о возможности вырваться из этой кабалы.

Шайка бюрократов, жуликов и рвачей крепко держала город за яйца. И это, как ни странно, облегчало нашу работу. Там, где кошельки настолько худы, что недоедающие африканские дети объявляют в их поддержку кампанию по сбору гуманитарной помощи, народ падок на халяву и распродажи. А наше предложение было и тем, и другим, и даже третьим. «Добрая подушка – принеси свою старую подушку и получи две новые взамен». Просто аттракцион невиданной щедрости. Вот только этот чертов ловец снов на зеркале заднего вида. И мне как-то неспокойно. И еще этот салага.

Свекровь.

-Маша! Маша! Маша, ну, я ж просила. Маша, я же за неделю предупредила. Маша! Как ты вообще живешь, если вот простого расписания не придерживаешься? Маша! Автобус скоро будет, а у тебя подушки не расфасованы, Маша! Говорила я Мишеньке, не торопись, сыночка, не торопись. Приглядись, подумай. Мало ли вертихвосток вокруг. Вот, у Катерины Ивановны какая хорошая невестка. И полы то раз в два дня моет, и окошки каждую неделю. Чистоту наводит – глаз не отвесть! А как Катерину Ивановну то уважает. Мама, присядьте, вот чай. Мама, я вам пирожок вкусный испекла. Мама, по первому сейчас любимый сериал ваш, посмотрите. Маша! Ты вот вчера этого, бывшего Малахова смотрела? Вот там как раз про подушки эти говорили. И что сон – это энергия особая, она в подушку потом утечь может. И что там скапливается всякий негатив. Что вот сны нехорошие – это не сны совсем, это нас облучают так, а облучение это потом в подушке остается. Слышишь ты меня, нет, Маша? Мне надо все подушки эти отдать. Пусть они их там заберут. А мне потом выдадут новые. Катерина Ивановна говорит – чистый пух. Она в местных новостях видела, а там врать не станут. Там люди порядочные сидят. И Мишенькину подушку сложи. Пусть сыночка мой на новых спит. Без негатива всякого. А то от тебя разве дождешься хорошего. У мальчика голова болит, сны плохие, а ты подушки собрать не можешь. Вон, автобус уже во двор въехал. Не успеем, сейчас налетят и подушки новые расхватают. Собрала? Идем уже, Катерина Ивановна с утра нам место держит!

Старшой.

Бля.

Второй.

Обычный двор спального района. Серые девятиэтажки с трансформаторной будкой посреди пустыря. Тысячи таких домов подпирают низкое свинцовое небо нашей необъятной родины. Иногда мне кажется, что если бы не эти уродливые монстры, наше серое бетонное небо давно бы рухнуло, похоронив все, чем мы были, под собой. И не было бы ни этих проклятых ранних выездов, ни тряски по убогим дорогам, ни ловца снов на зеркале заднего вида.

Во дворе нас уже поджидали. Целая очередь из скучающих старух, мамаш с разновозрастными детьми, пара маргиналов со своим гнильем и обязательно местная звезда. Знаменитость районного масштаба, зазывала, запевала и всезнайка. Она и очередь организует, и, если надо, превратит мирное стояние за халявой в русский бунт, бессмысленный и беспощадный. Ее энергии хватит на то, чтобы круглосуточно освещать небольшой городок в течение года. Но она ее тратит на склоки, дворовые сплетни и организацию очереди за новыми подушками. Она первой подает голос, и последней уходит со двора. Любит шумные тусовки.

Вот и сейчас, первой включилась мелкая старуха в цветастом платке и синей болоньевой куртке. Распределила очередь, проверила, кто за кем стоял, и громко объявила, что она тут кое-кому занимала, и он первыми пойдут, так как там ветеран, инвалид и хороший человек, ее нельзя задерживать, у нее давление. Но в этот раз все как-то очень быстро вышло из-под контроля, а все одна не в меру деятельная дамочка, вернее, еще одна бабка. Но была та бабка таран и огонь. Орда Чингисхана. А очередь к нашему автобусу ее задержала не дольше, чем Рязань Удэгея. Таран-баба шустро миновала кордон в виде Синей Куртки и забарабанила в дверь нашего автобуса:
-Эй, открывай уже. Которые ночь не спали, все вас ждут! Открывай, нам тут срочно!

И тут началось.

Старшой.

Бля. Началось.

Тетя Катя.

Тетя Катя с удовольствием, заметным с орбиты Сатурна, орудовала во дворе. Заняв для себя место еще затемно, она по праву считала себя распорядителем очереди, о чем громогласно сообщала как томящимся в ожидании автобуса «Доброй подушки», так и вновь прибывающим. Энтузиазма тети Кати хватало на все, особых возражений не было, разве что из третьего подъезда молоденькая мамашка с коляской пару раз шикнула, что ребенок спит, а так все соседи спокойно распределялись в очереди, принимая тетьКатин энтузиазм за должное.

-Ну, что вы толпитесь, вы кучкуйтесь! Мужчина, вам после вон той дамочки в сером, а вы, девушка, не торопитесь, вам за КонстантинСергеичем, вон, старичка с палочкой видите? Вот вам туда, подсобите ему заодно. Мамочка, да не шипите вы! Ребенки в этом возрасте спят крепко, мой Санька-остолоп, помню, спал – пушкой не разбудишь. Главное – сиську вовремя дать. Вы своему дайте, и он крепко спать будет. Ну, и что, что очередь? Чай не впервой грудь видим, да и не срам, чтоб отворачиваться!

Очередь ворчала, но повиновалась. Где-то всхрюкивали, пару раз загалдели, мол, вас тут не стояло. Но в целом ожидание автобуса проходило мирно. Неожиданно голос подал круглый низенький мужичок из шестого подъезда.
-Да ни в раз не поверю, что можно вот за так сдать одну старую подушку, а получить две новых, – фыркнул толстячок, - да еще каких-то особенных!.
-Вы же из сто седьмой квартиры, да? – поинтересовалась тетя Катя.
-Ну, - подтвердил толстячок.
-Сосед Ироиды Изольдовны? – продолжала допытываться тетя Катя.
-Ейный, - снова подтвердил мужчина.
-Столько лет с мудрой женщиной соседствуете, а ума так и не набрались! - резюмировала тетя Катя и, не давая толстячку опомниться, продолжила, - надо поспрошать соседей было! Ироида Изольдовна у прошлой неделе три подушки за раз за одну получила. А эти из автобуса радовались ее подушке, как футболисты после гола. И чтобы вы там себе не говорили, а спит она теперь замечательно. И похорошела.
Обескураженный натиском, мужчина хрюкнул и замолчал.

Меж тем старенький, видавший виды ПАЗик «Доброй подушки» въехал во двор. Очередь заволновалась, дернулась вперед, но организаторские умения тети Кати не дали ей рассыпаться. Чихнув пару раз мотором, «Добрая подушка» притормозила аккурат возле очереди. Народ подался на пару шагов назад, и в этот момент сзади раздалось:
-Еще как стояла! А мне надо! Кто без очереди? Я ветеран! Двинь тазом, пучеглазый.
Через секунды три в поле зрения показалась обладательница голоса – дородная баба лет пятидесяти с большущим тюком из которого торчали подушки. Этим тюком она орудовала как тараном, сметая с пути недовольных. Не устояла и тетя Катя, сбитая с ног бешеным напором неожиданной нарушительницы порядка.
Бабка с тюком шустро добралась до автобуса и забарабанила в дверь.
Тетя Катя быстро пришла в себя и с криком: «Эй, а что это началось то?!» бросилась к нахалке.

Салага.

Спасибо, сука, дядя. Удружил. Нет, я ж просил помочь, работенка чтоб не пыльная. Ну, офис там какой, курьером можно еще. А он сунул в какую-то бригаду, подушки чистить, да еще вставать хрен знает во сколько. Башка трещит. Второй чет пялится постойняк. А он не педик случаем? Чет больно внимательно разглядывает. Свезло, блять, с работенкой. Пидары кругом одни. Чего здесь так воняет то? Че за хуйня в углу? Печка что ли? И нахера нам Старшой ножи выдал? На бойню поедем что ли? Или это прикрытие для бандюков? Будем долги с коммерсов вышибать? Тогда мы подразделение боевых пидарасов. Не, если так, то норм, хотя обидно быть пидарасом, хоть и боевым. Надо потом у начальника ихнего спросить, чо тут за хуйня вообще.

Второй.

Старшой сразу сообразил, что к чему. У него на них особое чутье. Тут не пуховик, тут целая колония. И баба не простая, наш клиент. Похоже, в этот раз пуховики не стали ждать, пока мы придем за ними, а решили действовать. Требовательные удары потихоньку превращались в чувствительные, и сила их увеличивалась. Третий или четвертый удар оставил в двери приличную вмятину. На пятом дверь автобуса застонала и прогнулась внутрь. Старшой сорвал с зеркала заднего вида ловца снов, кинул салаге, и приказал надеть. Потом велел мне достать нож и приготовиться. Удары стихли лишь на пару секунд, когда бабу отвлекла Синяя Куртка, но после повторились с утроенной силой. Дверь выдержала еще пару ударов, а затем с металлическим скрежетом сдалась, куском рваного железа повиснув на петле.

Баба ворвалась внутрь, тюк в ее руках резко увеличился в размерах, грозя заполнить все пространство. Да и сама баба угрожающе выросла, побелела, нижняя челюсть отвисла, губы стали черными и тонкими, обнажив ряд белых, острых как бритва зубов. Не так я собирался начинать день, видит бог, не так. У меня не было ни малейшего желания умирать за этот поганый городишко и его обитателей, но раз уж ты вызвался на эту службу, стой свою вахту до конца, не давай всякой мрази стать сильнее, жрать людские сны, а после и души. Бей эту сволочь, режь, жги, погибай, но стой до конца, даже в такой сточной канаве, как этот город. Дай бой всякой мерзости, но не пропусти ее в свои сны.

На миг бабу пуховика притормозил дверной поручень. Старшой у нас боевитый, многое повидал. Ему хватило пары секунд, чтобы выхватить нож и несколько раз полоснуть сначала тюк в руках бабы-пуховика, а после и саму бабу. Баба-пуховик выплюнула целое облако пуха, ослепляя, затрудняя дыхание, затем кинулась на Старшого, придавливая того к полу, тюк с подушками раскрылся и выстрелил в меня пучком острых и тяжелых, точно арбалетные болты, перьев. Одно обожгло щеку, второе оцарапало плечо. Остальные прошли мимо, зацокав по жестяному салону автобуса. Сзади закричал салага.

Тетя Катя.

Тетя Катя не сразу сообразила, что произошло, а когда пришла в себя, было уже поздно. Стоял такой гвалт, что расслышать что-то, тем более урезонить соседей не было никакой возможности. Давешний толстячок тряс за грудки Толика, тихого алкаша с девятого этажа. Сначала они просто орали друг на друга, а после сцепились и покатились по земле. Люди вокруг кричали, хватали друг друга за воротники, капюшоны, полы курток. Очередь моментально превратилась в свалку. В середине сошлись несколько теток, мутузя друг друга в основном подушками. Громче всех орала мамашка, перекрикивая и дерущуюся очередь, и проснувшегося ребенка.

Тетя Катя беспомощно огляделась. Как так вышло то? Вот нахалка колотит в двери автобуса, вот тетя Катя хватает хамку за рукав. Что дальше то? Батюшки святы, да она ж мне пухом из подушки в лицо плюнула! И сказала еще что-то. И все вдруг ополоумели. Соседка со второго этажа со всей дури заехала тете Кате подушкой по затылку. В глазах резко потемнело, тетя Катя упала и поползла к автобусу.

А меж тем соседи перешли в рукопашную. Сосед совал соседу кулаком в лицо, охаживал ногами, а где уже один душил другого подушкой. Вся эта свалка из человеческих тел копошилась, орала, боролась, крепко схватившись друг с другом. Тетя Катя ползла к автобусу. Пару раз кто-то огрел ее подушкой, один раз на спину наступили, еще пару – пнули ногой под ребра, но тетя Катя ползла, упорно, не замечая ударов и оскорблений, она была абсолютно уверена – доберись она до автобуса, все станет по-прежнему. Будет мир, порядок и спокойствие. И никто не посмеет пролезть без очереди.

Второй.

Старшой остервенело бил бабу ножом, та выла, теряла пух, но продолжала давить, стремясь размазать Старшого по полу автобуса. Тюк с подушками скакал вокруг, исторгая из себя новые порции перьев. Большая часть пролетала мимо, но пара чувствительно ударила в грудь, хвала небесам, не пробив черепаху, но одна вонзилась в руку, а вторая застряла в ноге. И они вибрировали, мать их, вибрировали, доставляя адскую боль.

Салага продолжал кричать, но мне было не до него. Я бросился на помощь Старшому. Тюк кинулся мне в ноги, продолжая выплевывать в мою сторону перья. Пара перьев ударила в грудь, сбив дыхание, но я успел дотянуться до бабы и распороть ей бочину. Баба соскочила со Старшого и, теряя пух, двинулась на меня. Старшой перекатился на бок и заорал:
-Салага! Салага! Открой печь! Открой печь!

Баба подхватила тюк и со всей дури влепила им Старшому по голове. Я прыгнул ей на спину, продолжая наносить удары ножом, распарывая ее плоть. Надо чтобы она потеряла как можно больше пуха, тогда эта тварь ослабнет, правда надеяться на победу, пока на улице идет потасовка, дело гиблое. Старшой выставил перед собой нож и, держась за разбитую голову, прохрипел:
-Салага. Просто открой печь! Печь! Сука! Печь!

Салага, наконец-то заткнулся и дополз до печки. Баба продолжала орудовать тюком как молотом, вбивая Старшого в пол салона.
-Дверцу открой! – отбиваясь хрипел Старшой, - дверцу!
Со второго раза салага все-таки справился с защелкой печной дверцы и широко открыл ее.
-Второй! – завопил Старшой, - давай!
-Может, сами справимся? – ответил я, продолжая вспарывать бабу.
-Не слышишь что ли? –Старшой кивнул в сторону улицы, - Они там сейчас порвут друг друга! Выпускай!
-Черт, Старшой, - я покрепче вцепился в бабу и завопил, - салага, пригнись!
-Что? – переспросил тот.
-Пригнись, говорю! Халява! Халява, выходи!

Черное осклизлое червеобразное тело медленно выползло из открытой печной дверцы, повертело вытянутой мордой с щупальцами на конце и на секунду замерло, прислушиваясь. Баба-пуховик тоже остановилась, повернула рожу к Халяве и медленно подняла тюк с подушками. И перед тем, как длинное черное тело Халявы врезалось в мягкую перину Пуховика, я услышал испуганное:
-Ой, ты, батюшки святы.
Это Синяя Куртка все-таки доползла до нашего автобуса.

Салага.

Там сука, такое началось. Эта черная хуйня зашипела и как въебет той дуре с подушками. А та ее стрелами этими, из тюка, а потом чот так звонко ебнуло, у меня в ушах зазвенело и стекла лопнули, и осколок в рожу попал. А эти двое ниче, нормальные пацаны оказались. Были пидарасы - ссыкнули бы точняк. А они эту бабу с перьями айда на куски резать. А та черная хуйня вокруг нее обвилась как этот, как удав что ли, и потащила в печку. И они прям съежились обе, типа мелкие стали, что пиздец, и Старшой за ними дверку раз, на защелку и Второму орет, поджигай давай, хули стоишь. Ну, а тот спичкой чирк. А кругом пиздец, старуха эта еще в дверях в обмороке валяется, а потом в печке полыхнуло и все, бля. Тишина. И на улице тоже. И старуха чота застонала. И ну, нахуй, работу такую. Пиздец, кому расскажешь – ебанутым посчитают и в дурку определят. В пизду это чо ваще?

Старшой.

Справились.

Второй.

Пуховики. Мелкий инопланетный паразит, что питается людским страхом. Это они причина всех наших ночных кошмаров и неожиданных смертей во сне. Некоторые еще называют такие смерти мирными. Черта с два. Перед смертью человек испытывает неописуемый ужас. Это одна из самых страшных, самых мучительных смертей. И виной этому внеземной паразит, что живет в твоей подушке и питается твоим страхом. И растет, пухнет, становится ненасытнее. И однажды он убьет тебя, но перед этим – сожрет твою душу.

Раньше мы успевали их отлавливать и просто сжигали, но теперь, теперь все изменится. Пуховик кое-чему научился, стал организованнее, крепче, создал колонии, целые сообщества паразитов. Но пока мы живы, мы не дадим этот городок в обиду. Должно же быть у жителей этой дыры хоть что-то светлое, хотя бы сны.

Свекровь.

-Маша! Вот провозилась. Говорила, не возись! А ты провозилась! Все! Уехали. Все раздали, у всех все забрали и уехали. Даже Толику две новые подушки достались, а мама теперь будет на старых спать! Сны нехорошие видеть! И Мишенька мой тоже. Послал же бог невестку недотепу. Горюшко…чайник что ли поставь, сейчас Катерина Ивановна зайдет. Сказала, интересное расскажет.

Второй.

А ловец снов пригодился.

https://mirnaiznanku.livejournal.com/1302163.html


Метки:  

Библиотечный коллектор

Среда, 23 Августа 2017 г. 16:08 + в цитатник
Телефонный звонок разбудил Петю в шесть утра. Мать была в ночной смене, отца срочно вызвали по тревоге. Пришлось вылезать из тёплой кровати и топать босыми ногами по холодному полу в коридор.
- Тупилин Пётр? - строгий голос заставил вспомнить седую очкастую ведьму из отдела детской литературы. - Это из районной библиотеки звонят. Напоминаем вам, что сегодня последний срок сдачи книги "Три мушкетёра".
- Я ещё не дочитал, - зевнул школьник и поёжился от холода.
- Мальчик, у нас очередь на эту книгу. Мы и так уже дважды пошли тебе навстречу.
- А можно ещё разочек продлить? - ребёнок подумал, что надо было в одеяло завернуться. И тапочки из-под шкафа достать.
- Нет! - рявкнула трубка. - Учтите, Тупилин, в случае несвоевременного возврата книги мы будем вынуждены принять меры.
Петя положил трубку и хмыкнул:
- Меры? Интересно, какие? "Пару" в формуляр влепят? Или родителей в библиотеку вызовут?
Школьник вернулся в кровать, накрылся одеялом и провалился в сон.
Однако за весь день ему так и не удалось взять в руки книгу. "Завтра дочитаю и верну", подумал Петя, ложась спать.


В шесть утра зазвенел телефон. Трубку взяла мать.
- Сынок, это тебя, - растолкала она Петю.
- Кто там ещё? - недовольно пробурчал Тупилин, совершенно не желая вылезать из-под одеяла. До подъёма - целый час!
- Не знаю, кто-то из ребят, наверное. Говорит, дело срочное!
Петя завернулся в одеяло, сунул ноги в тапочки и пошёл в коридор.
- Петька, ты? - Весёлый мальчишеский голос в трубке был незнаком.
- Ну я, - ответил Петя. - А ты кто? И чего так рано?
Детский голос сменился строгим голосом библиотекарши:
- Уважаемый Пётр Тупилин. Настоятельно рекомендую вам вернуть книгу в наш отдел. Вы просрочили уже один день.
- Совсем с ума посходили! - воскликнул школьник. - Из-за какой-то книги так рано будить.
- Мы вам говорили, что примем меры, - продолжила библиотекарь. - Считайте это первым предупреждением.
"Звонки - это не страшно", подумал Петя, кладя трубку.
- Мам, если утром будут меня спрашивать, узнай, что им надо, но не буди, - сказал Тупилин и побрёл к кровати.


Днём, в школьной библиотеке, ему отказались выдать "Героя нашего времени" Лермонтова.
- У вас плохая история возврата книг, - ответила благообразная старушка, работавшая в библиотеке ещё когда отец Тупилина ходил в эту же школу.
- Но нам по литературе задали взять! - возразил Петя. - Сочинение писать.
- Будьте так добры, верните те книги, что вы взяли в районной библиотеке. - Библиотекарь была непреклонна.
- Вы что, списками должников меняетесь? - удивился школьник.
На следующей перемене он специально наткнулся на Ваську Задорина, знаменитого на всю школу хулигана. Тот моментально набычился.
- Ты когда-нибудь забывал книги в библиотеку возвращать? - внезапно спросил Петя.
В ответ хулиган мгновенно потерял свой грозный вид, оглянулся, нервно сглотнул и отрицательно помотал головой.
- А что, - шепнул Васька, - ты теперь на коллектор работаешь?
Петя не знал, о чём речь, но разубеждать не стал:
- Хочу, вот, попробовать. Предложили, но пока не решил.
- Молоток! - восхищённо протянул Задорин. - Меня не взяли, сказали, что слишком добрый. Это я-то?! - Васька гордо расправил плечи.
- А куда ты ходил? Не в библиотеку же?
- Да нет, - отмахнулся хулиган. - Говорю же, в коллектор библиотечный. А что, - подозрительно покосился Задорин, - разве сам не знаешь, раз спрашиваешь?
От ответа Тупилина спас внезапный звонок на урок.


После школы Петя зашёл на местный переговорный пункт и попросил разрешения посмотреть справочник местных организаций. Потом позвонил из телефонной будки напротив пункта.
- Библиотечный коллектор, - скучным голосом отозвалась трубка.
- Я по поводу работы с должниками, - сказал Тупилин басом. - Куда мне подойти?
Скучный голос назвал адрес и в трубке раздались короткие гудки.
Выйдя на конечной троллейбуса, Петя сверился с адресом и уверенно пошёл в сторону двухэтажного здания из серого бетона. Вывеска возле двери подтверждала: "Библиотечный коллектор". Но Тупилин не стал входить внутрь, а просто обошёл здание в поисках запасного выхода. Как обычно и бывает, дверь была не заперта. Внутри обнаружилась бетонная лестница с обшарпанными перилами, ведущая на второй этаж.
Петя и сам не знал, что именно ищет. Он просто поднялся на второй этаж, где обнаружился длинный пустой коридор со множеством дверей. Из некоторых кабинетов доносились голоса. Внезапно, за одной из дверей школьник услышал голос того самого мальчишки, который его утром разбудил. Петя прислушался.
- Алло, а Сенька выйдет гулять? Как - в деревне?! На неделю? А что за деревня? Да меня тоже хотят отправить, возможно, мы в одну деревню поедем. Седьмой километр Южного шоссе? Нет, не знаю. Передайте, что одноклассник звонил, спросить, когда он книгу вернёт. Спасибо, а то меня отец ругает.
Тупилин тихонько открыл дверь. В кабинете без окон царил полумрак. Спиной к двери за письменным столом сидел, нет, не школьник. Вполне взрослый юноша, возможно, что студент. При свете настольной лампы он что-то писал в тонкой зелёной тетрадке. По обе стороны стола высились стопки подобных тетрадок. Рядом гудела телефонная трубка, шнур от которой вёл к небольшому пульту с дисковым номеронабирателем и несколькими разноцветными кнопками.
Подкравшись поближе к стулу и, перехватив покрепче тяжёлый ранец, Петя со всей силы огрел сидевшего по голове. Юноша издал какой-то звук и ткнулся носом в письменный стол. Его правая рука медленно сползла со стола и на пол упала красивая шариковая ручка. Не удержавшись, школьник поднял ручку. Посередине белого корпуса была нарисована девушка в закрытом купальнике. Петя перевернул ручку и купальник медленно начал исчезать. Покраснев, Петя бросил письменный прибор на стол и вытащил тетрадку из-под головы "студента". На обложке значилось "Сорокин Семён, 7б", а также адрес и домашний телефон. Взгляд упал на строки "Отбыл на неделю в дер. Николаевка, 70 км Юж.ш. Напомнить 12 октября".


Тяжёлый том "Трёх мушкетёров" шлёпнулся на библиотечную стойку. Сверху лёг читательский билет. Седовласая библиотекарь поджала губы и посмотрела на Тупилина поверх серых пластмассовых очков с толстыми стёклами:
- Вы просрочили два дня, молодой человек. - Она сверилась с каким-то списком. - Штраф за просрочку - двадцать копеек.
Петя молча отсчитал мелочь, расписался в формуляре и пошёл от стойки прочь. Но неожиданно столкнулся с Задориным. Тот шёл к стойке, размахивая какой-то бумажкой. "Список обязательного чтения", догадался Тупилин. В другой руке Василий держал красивую шариковую ручку с девушкой в купальнике.
- Привет, Петруха! - У Задорина было отличное настроение. - Гляди, чего есть! - Он перевернул ручку.
- Вещь! - выдохнул Петя. - Заграничная, поди? - Эту ручку он собственноручно подкинул в портфель Задорину во время физкультуры.
- А то! - не моргнув глазом соврал Васька. - Дядя из-за бугра привёз. Кстати, - он перешёл на шёпот, - ты так и не ответил, зачем спрашивал адрес, если знаешь.
- Да кто знал, что надо в сам коллектор идти! Ко мне-то в школе всё время подходили, а потом перестали, - пожаловался Тупилин тоже шёпотом. - И вообще, ну их! Лучше на заправку пойду или машины мыть, нервов меньше.
- Это правильно! - весомо сказал Василий. - Ещё побить могут. Мне тут пацаны шепнули, кто-то к ним залез вчера. Каратист какой-то. Вырубил всех ударом ноги и унёс все дела должников по книгам.
- Врёшь! - поморщился Петя. - У меня папа милиционер, он бы сказал.
- Так они не заявляли, - пояснил Задорин. - У них своя охрана есть. Ищут теперь. Ладно, бывай!
Василий прошествовал до стойки, протянул библиотекарю список и билет и, как бы невзначай, стал вертеть шариковой ручкой. Взгляд старой дамы упал на картинку. Она взяла список с читательским билетом, отошла за книжный шкаф. Флегматично подняла трубку телефона, набрала "ноль" и сказала:
- Ирина Степановна, я по поводу книги, что вы заказывали. Да, "Приговор". Пришла, у меня на стойке лежит.

https://mirnaiznanku.livejournal.com/1301980.html


Метки:  

Библиотечный коллектор

Среда, 23 Августа 2017 г. 16:08 + в цитатник
Телефонный звонок разбудил Петю в шесть утра. Мать была в ночной смене, отца срочно вызвали по тревоге. Пришлось вылезать из тёплой кровати и топать босыми ногами по холодному полу в коридор.
- Тупилин Пётр? - строгий голос заставил вспомнить седую очкастую ведьму из отдела детской литературы. - Это из районной библиотеки звонят. Напоминаем вам, что сегодня последний срок сдачи книги "Три мушкетёра".
- Я ещё не дочитал, - зевнул школьник и поёжился от холода.
- Мальчик, у нас очередь на эту книгу. Мы и так уже дважды пошли тебе навстречу.
- А можно ещё разочек продлить? - ребёнок подумал, что надо было в одеяло завернуться. И тапочки из-под шкафа достать.
- Нет! - рявкнула трубка. - Учтите, Тупилин, в случае несвоевременного возврата книги мы будем вынуждены принять меры.
Петя положил трубку и хмыкнул:
- Меры? Интересно, какие? "Пару" в формуляр влепят? Или родителей в библиотеку вызовут?
Школьник вернулся в кровать, накрылся одеялом и провалился в сон.
Однако за весь день ему так и не удалось взять в руки книгу. "Завтра дочитаю и верну", подумал Петя, ложась спать.


В шесть утра зазвенел телефон. Трубку взяла мать.
- Сынок, это тебя, - растолкала она Петю.
- Кто там ещё? - недовольно пробурчал Тупилин, совершенно не желая вылезать из-под одеяла. До подъёма - целый час!
- Не знаю, кто-то из ребят, наверное. Говорит, дело срочное!
Петя завернулся в одеяло, сунул ноги в тапочки и пошёл в коридор.
- Петька, ты? - Весёлый мальчишеский голос в трубке был незнаком.
- Ну я, - ответил Петя. - А ты кто? И чего так рано?
Детский голос сменился строгим голосом библиотекарши:
- Уважаемый Пётр Тупилин. Настоятельно рекомендую вам вернуть книгу в наш отдел. Вы просрочили уже один день.
- Совсем с ума посходили! - воскликнул школьник. - Из-за какой-то книги так рано будить.
- Мы вам говорили, что примем меры, - продолжила библиотекарь. - Считайте это первым предупреждением.
"Звонки - это не страшно", подумал Петя, кладя трубку.
- Мам, если утром будут меня спрашивать, узнай, что им надо, но не буди, - сказал Тупилин и побрёл к кровати.


Днём, в школьной библиотеке, ему отказались выдать "Героя нашего времени" Лермонтова.
- У вас плохая история возврата книг, - ответила благообразная старушка, работавшая в библиотеке ещё когда отец Тупилина ходил в эту же школу.
- Но нам по литературе задали взять! - возразил Петя. - Сочинение писать.
- Будьте так добры, верните те книги, что вы взяли в районной библиотеке. - Библиотекарь была непреклонна.
- Вы что, списками должников меняетесь? - удивился школьник.
На следующей перемене он специально наткнулся на Ваську Задорина, знаменитого на всю школу хулигана. Тот моментально набычился.
- Ты когда-нибудь забывал книги в библиотеку возвращать? - внезапно спросил Петя.
В ответ хулиган мгновенно потерял свой грозный вид, оглянулся, нервно сглотнул и отрицательно помотал головой.
- А что, - шепнул Васька, - ты теперь на коллектор работаешь?
Петя не знал, о чём речь, но разубеждать не стал:
- Хочу, вот, попробовать. Предложили, но пока не решил.
- Молоток! - восхищённо протянул Задорин. - Меня не взяли, сказали, что слишком добрый. Это я-то?! - Васька гордо расправил плечи.
- А куда ты ходил? Не в библиотеку же?
- Да нет, - отмахнулся хулиган. - Говорю же, в коллектор библиотечный. А что, - подозрительно покосился Задорин, - разве сам не знаешь, раз спрашиваешь?
От ответа Тупилина спас внезапный звонок на урок.


После школы Петя зашёл на местный переговорный пункт и попросил разрешения посмотреть справочник местных организаций. Потом позвонил из телефонной будки напротив пункта.
- Библиотечный коллектор, - скучным голосом отозвалась трубка.
- Я по поводу работы с должниками, - сказал Тупилин басом. - Куда мне подойти?
Скучный голос назвал адрес и в трубке раздались короткие гудки.
Выйдя на конечной троллейбуса, Петя сверился с адресом и уверенно пошёл в сторону двухэтажного здания из серого бетона. Вывеска возле двери подтверждала: "Библиотечный коллектор". Но Тупилин не стал входить внутрь, а просто обошёл здание в поисках запасного выхода. Как обычно и бывает, дверь была не заперта. Внутри обнаружилась бетонная лестница с обшарпанными перилами, ведущая на второй этаж.
Петя и сам не знал, что именно ищет. Он просто поднялся на второй этаж, где обнаружился длинный пустой коридор со множеством дверей. Из некоторых кабинетов доносились голоса. Внезапно, за одной из дверей школьник услышал голос того самого мальчишки, который его утром разбудил. Петя прислушался.
- Алло, а Сенька выйдет гулять? Как - в деревне?! На неделю? А что за деревня? Да меня тоже хотят отправить, возможно, мы в одну деревню поедем. Седьмой километр Южного шоссе? Нет, не знаю. Передайте, что одноклассник звонил, спросить, когда он книгу вернёт. Спасибо, а то меня отец ругает.
Тупилин тихонько открыл дверь. В кабинете без окон царил полумрак. Спиной к двери за письменным столом сидел, нет, не школьник. Вполне взрослый юноша, возможно, что студент. При свете настольной лампы он что-то писал в тонкой зелёной тетрадке. По обе стороны стола высились стопки подобных тетрадок. Рядом гудела телефонная трубка, шнур от которой вёл к небольшому пульту с дисковым номеронабирателем и несколькими разноцветными кнопками.
Подкравшись поближе к стулу и, перехватив покрепче тяжёлый ранец, Петя со всей силы огрел сидевшего по голове. Юноша издал какой-то звук и ткнулся носом в письменный стол. Его правая рука медленно сползла со стола и на пол упала красивая шариковая ручка. Не удержавшись, школьник поднял ручку. Посередине белого корпуса была нарисована девушка в закрытом купальнике. Петя перевернул ручку и купальник медленно начал исчезать. Покраснев, Петя бросил письменный прибор на стол и вытащил тетрадку из-под головы "студента". На обложке значилось "Сорокин Семён, 7б", а также адрес и домашний телефон. Взгляд упал на строки "Отбыл на неделю в дер. Николаевка, 70 км Юж.ш. Напомнить 12 октября".


Тяжёлый том "Трёх мушкетёров" шлёпнулся на библиотечную стойку. Сверху лёг читательский билет. Седовласая библиотекарь поджала губы и посмотрела на Тупилина поверх серых пластмассовых очков с толстыми стёклами:
- Вы просрочили два дня, молодой человек. - Она сверилась с каким-то списком. - Штраф за просрочку - двадцать копеек.
Петя молча отсчитал мелочь, расписался в формуляре и пошёл от стойки прочь. Но неожиданно столкнулся с Задориным. Тот шёл к стойке, размахивая какой-то бумажкой. "Список обязательного чтения", догадался Тупилин. В другой руке Василий держал красивую шариковую ручку с девушкой в купальнике.
- Привет, Петруха! - У Задорина было отличное настроение. - Гляди, чего есть! - Он перевернул ручку.
- Вещь! - выдохнул Петя. - Заграничная, поди? - Эту ручку он собственноручно подкинул в портфель Задорину во время физкультуры.
- А то! - не моргнув глазом соврал Васька. - Дядя из-за бугра привёз. Кстати, - он перешёл на шёпот, - ты так и не ответил, зачем спрашивал адрес, если знаешь.
- Да кто знал, что надо в сам коллектор идти! Ко мне-то в школе всё время подходили, а потом перестали, - пожаловался Тупилин тоже шёпотом. - И вообще, ну их! Лучше на заправку пойду или машины мыть, нервов меньше.
- Это правильно! - весомо сказал Василий. - Ещё побить могут. Мне тут пацаны шепнули, кто-то к ним залез вчера. Каратист какой-то. Вырубил всех ударом ноги и унёс все дела должников по книгам.
- Врёшь! - поморщился Петя. - У меня папа милиционер, он бы сказал.
- Так они не заявляли, - пояснил Задорин. - У них своя охрана есть. Ищут теперь. Ладно, бывай!
Василий прошествовал до стойки, протянул библиотекарю список и билет и, как бы невзначай, стал вертеть шариковой ручкой. Взгляд старой дамы упал на картинку. Она взяла список с читательским билетом, отошла за книжный шкаф. Флегматично подняла трубку телефона, набрала "ноль" и сказала:
- Ирина Степановна, я по поводу книги, что вы заказывали. Да, "Приговор". Пришла, у меня на стойке лежит.

http://mirnaiznanku.livejournal.com/1301980.html


Метки:  

Последний шанс

Пятница, 11 Августа 2017 г. 21:51 + в цитатник
Дорогие модераторы! Простите, совсем забыла, что уже помещала этот текст. Могу удалить, простите, ошиблась.



Вот говорят: рожать надо в двадцать лет и обязательно девочку. Потому что оно сначала тяжело, да (господи, вот за что мне это всё, ну почему, ну как? я хочу в кабак, пива хочу, хочу юбку вот эту надеть -- ни черта она на меня не лезет; я выспаться хочу, господи, мне всего двадцать лет, за что? не слушай меня, господи, я сама не знаю что я такое говорю, счастье, конечно, счастье, да, только выспаться, ничего не надо, выспаться бы и с ума не сойти. хоть бы юбка опять налезла.)

А потом всё ещё не легче, но приятно

-- Это Ваш ребёнок? Вы уверены, да? Может, всё-таки сестра или там племянница? С ума сойти -- Вы во сколько её вообще рожали, небось в школе ещё. Вот молодёжь пошла, мы такими не были -- мы сначала школа, потом институт, на ноги встать, а им бы только сразу секс-шмекс и вот на тебе -- ну как Вы в такой вот юбке, когда дочь такая огромная? Не стыдно, а?

Потом, конечно, опять совершенно невыносимо -- просто выть хочется

-- Что ты вообще понимаешь?! Тебе когда-нибудь вообще было шестнадцать? Не понимаешь ты ничего! Я из дома уйду -- клянусь, уйду!

А тебе шестнадцать было конечно -- вот, буквально вчера, было. И ты кричала, что она ничего не понимает, бессильно хлопала дверью, плакала в подушку и клялась всеми богами и дьяволами, что ты никогда, ни за что такой не будешь -- ты будешь всё понимать, потому что всё будешь помнить. Но у тебя по-другому было вообще. Да и, в конечном итоге, она права была -- не полностью, конечно, но ведь и не бывает так, чтобы полностью. Но обидно было тогда -- ужасно. Ничего, у неё тоже пройдёт.

И вот уже совсем скоро прекрасно просто. Потому что, вы сидите в кафе, курите одну на двоих, кофе пьёте. И она рассказывает про Лёшку, а Лёшка прекрасный -- он тебе очень нравится (чёрт, ведь права была тогда, но не признается же). И диссертация у неё практически закончена, хоть и не понимаешь ты вообще ни одного слова -- что-то там с нуклеозидами (с чем их едят вообще?) и ингибированием (даже в словарь лезть страшно -- уже заранее страшно). Но гордишься, да -- куда тебе с твоей литературой.

А потом уже, говорят, тебе будет восемьдесят, а ей всего только шестьдесят. И у тебя протезы, а у неё только три коронки слева сверху -- повезло, не твои гены, точно. И она приходит, приносит полную сумку продуктов -- мамочка, как дела? Тебе гулять надо побольше, давай пойдём, пройдёмся. И почему-то плакать хочется. Сидишь, смотришь в окно и думаешь -- как же повезло-то, господи.

А кто сказал, что вообще доживёшь до этого? Ну вот кто?!

Вот, говорят, тебе уже тридцать почти. Рожай, говорят, скорее. Ты что, хочешь, чтобы все думали, что это внучка? Ты вообще потом не сможешь. И хочется ответить, ужасно хочется, но опять ведь скажут, что хамишь. И отвечаешь только про себя -- может, и надо, но от кого ж рожать-то, от кактуса? И что получится от кактуса? Отстаньте от меня, пожалуйста, мне нравится моя жизнь. Может, и не всегда, и не очень, но ребёнок -- только потому, что уже пора?

На дороге плакат рекламный. Ужасный совсем. Там девушка, а вместо тела у неё огромный будильник и упирается кнопочка прямо в подбородок (больно, наверное -- как же она вот так упирается). Глаза красивые и больше ничего -- только будильник. И посреди будильника размашистым почерком -- твои биологические часы уже тикают, торопись, мы тебе поможем! Не надо мне помогать, какой плакат кошмарный, руки бы творцу сего оторвать.

В тридцать же -- всё только начинается. Подумаешь -- всего-то десять лет. Зато уже успела сколько, можно год дома сидеть (ни за что не буду, конечно, но можно же). Ну и ладно -- ей будет двадцать пять, а мне всего-то пятьдесят пять. Времена другие теперь -- в пятьдесят пять девочка же совсем. Всё так же будет -- и кафе, и диссертация и ещё что-нибудь. Вот только выспаться бы, выспаться. Вот уже совсем скоро получится. Лет через пять. Или шесть. Или шестнадцать. Но звонит телефон -- где ты была, почему не отвечала, я чуть с ума не сошла! И понимаешь тогда -- нет, выспаться не удастся, это уже навсегда. До самого конца.

А потом говорят: ну слушай, тебе же уже сорок почти, это вообще последний шанс, ты понимаешь это или нет? Последний! И глазами страшно шевелят, будто если вот ты прямо сейчас не произведёшь на свет нечто, тебя хватит удар (как его -- апоплексический, кажется) и умрёшь прямо на месте, не успев доесть эти дурацкие чипсы (зачем я их вообще купила? дрянь редкая, и толстею как на дрожжах -- как от них теперь избавиться? Ни за что не умру, пока не похудею! Умирать -- так стройной и красивой, а то, как дура, буду лежать в этом гробу и все, кому не лень, будут говорить -- даже похудеть не успела, как жалко). Да не хватит меня удар, не хватит. И почему последний-то? Может он предпоследний. Вот лет пять назад же уже говорили, что последний. И сейчас опять -- последний. Сколько же их таких последних, а? А потом сидишь над этим трёхкилограммовым клубком и вообще не понимаешь -- что с ним делать? Я вообще не понимаю -- такая старая и такая дурная. Я его пришибу, к чёртовой матери, кто-нибудь -- что с этим делают вообще? Клубок потягивается, улыбается и сразу понимаешь -- хорошо, да. Если бы не было, тоже, наверное, неплохо. Но вот сейчас -- хорошо. Ну и что, что не в двадцать, подумаешь -- тоже мне забота. Может, и не молодая, но самая стильная. Видела я всех этих на площадке -- ха! Я им сто раз фору дам; всё равно я лучше.

Иногда думаешь -- может, не хотела, а? Ведь если бы хотела -- сделала бы. Ведь всё остальное же сделала -- вон, диссертация, муж, любовник, работа, подчинённые. Любовника уже даже вышвырнула -- муж лучше, по крайней мере, сейчас. Книга вон пятая выходит. Всё сделала, да. Наверное, не хотела. Или тогда был последний шанс. Чёрт возьми, для чего я вообще об этом думаю. В мире вон война, люди от эболы как мухи мрут -- им бы мои проблемы. Какая ужасная девушка на плакате. И никак из головы не выбросить. Неужели они тикали? Сидишь, пьёшь с мамой кофе, куришь в сторону (когда же ты бросишь, а? ну вредно же) и хорошо, да. И она тебе вдруг -- ну послушай, ведь есть же ещё самый последний шанс, попробуй, а? Удивительно -- сколько же этих самых. Последних. А потом самых последних. Ладно, сейчас докурю -- и обязательно попробую. Только кофе допью и докурю, хорошо?

https://mirnaiznanku.livejournal.com/1301659.html


Метки:  

Последний шанс

Пятница, 11 Августа 2017 г. 21:51 + в цитатник
Дорогие модераторы! Простите, совсем забыла, что уже помещала этот текст. Могу удалить, простите, ошиблась.



Вот говорят: рожать надо в двадцать лет и обязательно девочку. Потому что оно сначала тяжело, да (господи, вот за что мне это всё, ну почему, ну как? я хочу в кабак, пива хочу, хочу юбку вот эту надеть -- ни черта она на меня не лезет; я выспаться хочу, господи, мне всего двадцать лет, за что? не слушай меня, господи, я сама не знаю что я такое говорю, счастье, конечно, счастье, да, только выспаться, ничего не надо, выспаться бы и с ума не сойти. хоть бы юбка опять налезла.)

А потом всё ещё не легче, но приятно

-- Это Ваш ребёнок? Вы уверены, да? Может, всё-таки сестра или там племянница? С ума сойти -- Вы во сколько её вообще рожали, небось в школе ещё. Вот молодёжь пошла, мы такими не были -- мы сначала школа, потом институт, на ноги встать, а им бы только сразу секс-шмекс и вот на тебе -- ну как Вы в такой вот юбке, когда дочь такая огромная? Не стыдно, а?

Потом, конечно, опять совершенно невыносимо -- просто выть хочется

-- Что ты вообще понимаешь?! Тебе когда-нибудь вообще было шестнадцать? Не понимаешь ты ничего! Я из дома уйду -- клянусь, уйду!

А тебе шестнадцать было конечно -- вот, буквально вчера, было. И ты кричала, что она ничего не понимает, бессильно хлопала дверью, плакала в подушку и клялась всеми богами и дьяволами, что ты никогда, ни за что такой не будешь -- ты будешь всё понимать, потому что всё будешь помнить. Но у тебя по-другому было вообще. Да и, в конечном итоге, она права была -- не полностью, конечно, но ведь и не бывает так, чтобы полностью. Но обидно было тогда -- ужасно. Ничего, у неё тоже пройдёт.

И вот уже совсем скоро прекрасно просто. Потому что, вы сидите в кафе, курите одну на двоих, кофе пьёте. И она рассказывает про Лёшку, а Лёшка прекрасный -- он тебе очень нравится (чёрт, ведь права была тогда, но не признается же). И диссертация у неё практически закончена, хоть и не понимаешь ты вообще ни одного слова -- что-то там с нуклеозидами (с чем их едят вообще?) и ингибированием (даже в словарь лезть страшно -- уже заранее страшно). Но гордишься, да -- куда тебе с твоей литературой.

А потом уже, говорят, тебе будет восемьдесят, а ей всего только шестьдесят. И у тебя протезы, а у неё только три коронки слева сверху -- повезло, не твои гены, точно. И она приходит, приносит полную сумку продуктов -- мамочка, как дела? Тебе гулять надо побольше, давай пойдём, пройдёмся. И почему-то плакать хочется. Сидишь, смотришь в окно и думаешь -- как же повезло-то, господи.

А кто сказал, что вообще доживёшь до этого? Ну вот кто?!

Вот, говорят, тебе уже тридцать почти. Рожай, говорят, скорее. Ты что, хочешь, чтобы все думали, что это внучка? Ты вообще потом не сможешь. И хочется ответить, ужасно хочется, но опять ведь скажут, что хамишь. И отвечаешь только про себя -- может, и надо, но от кого ж рожать-то, от кактуса? И что получится от кактуса? Отстаньте от меня, пожалуйста, мне нравится моя жизнь. Может, и не всегда, и не очень, но ребёнок -- только потому, что уже пора?

На дороге плакат рекламный. Ужасный совсем. Там девушка, а вместо тела у неё огромный будильник и упирается кнопочка прямо в подбородок (больно, наверное -- как же она вот так упирается). Глаза красивые и больше ничего -- только будильник. И посреди будильника размашистым почерком -- твои биологические часы уже тикают, торопись, мы тебе поможем! Не надо мне помогать, какой плакат кошмарный, руки бы творцу сего оторвать.

В тридцать же -- всё только начинается. Подумаешь -- всего-то десять лет. Зато уже успела сколько, можно год дома сидеть (ни за что не буду, конечно, но можно же). Ну и ладно -- ей будет двадцать пять, а мне всего-то пятьдесят пять. Времена другие теперь -- в пятьдесят пять девочка же совсем. Всё так же будет -- и кафе, и диссертация и ещё что-нибудь. Вот только выспаться бы, выспаться. Вот уже совсем скоро получится. Лет через пять. Или шесть. Или шестнадцать. Но звонит телефон -- где ты была, почему не отвечала, я чуть с ума не сошла! И понимаешь тогда -- нет, выспаться не удастся, это уже навсегда. До самого конца.

А потом говорят: ну слушай, тебе же уже сорок почти, это вообще последний шанс, ты понимаешь это или нет? Последний! И глазами страшно шевелят, будто если вот ты прямо сейчас не произведёшь на свет нечто, тебя хватит удар (как его -- апоплексический, кажется) и умрёшь прямо на месте, не успев доесть эти дурацкие чипсы (зачем я их вообще купила? дрянь редкая, и толстею как на дрожжах -- как от них теперь избавиться? Ни за что не умру, пока не похудею! Умирать -- так стройной и красивой, а то, как дура, буду лежать в этом гробу и все, кому не лень, будут говорить -- даже похудеть не успела, как жалко). Да не хватит меня удар, не хватит. И почему последний-то? Может он предпоследний. Вот лет пять назад же уже говорили, что последний. И сейчас опять -- последний. Сколько же их таких последних, а? А потом сидишь над этим трёхкилограммовым клубком и вообще не понимаешь -- что с ним делать? Я вообще не понимаю -- такая старая и такая дурная. Я его пришибу, к чёртовой матери, кто-нибудь -- что с этим делают вообще? Клубок потягивается, улыбается и сразу понимаешь -- хорошо, да. Если бы не было, тоже, наверное, неплохо. Но вот сейчас -- хорошо. Ну и что, что не в двадцать, подумаешь -- тоже мне забота. Может, и не молодая, но самая стильная. Видела я всех этих на площадке -- ха! Я им сто раз фору дам; всё равно я лучше.

Иногда думаешь -- может, не хотела, а? Ведь если бы хотела -- сделала бы. Ведь всё остальное же сделала -- вон, диссертация, муж, любовник, работа, подчинённые. Любовника уже даже вышвырнула -- муж лучше, по крайней мере, сейчас. Книга вон пятая выходит. Всё сделала, да. Наверное, не хотела. Или тогда был последний шанс. Чёрт возьми, для чего я вообще об этом думаю. В мире вон война, люди от эболы как мухи мрут -- им бы мои проблемы. Какая ужасная девушка на плакате. И никак из головы не выбросить. Неужели они тикали? Сидишь, пьёшь с мамой кофе, куришь в сторону (когда же ты бросишь, а? ну вредно же) и хорошо, да. И она тебе вдруг -- ну послушай, ведь есть же ещё самый последний шанс, попробуй, а? Удивительно -- сколько же этих самых. Последних. А потом самых последних. Ладно, сейчас докурю -- и обязательно попробую. Только кофе допью и докурю, хорошо?

http://mirnaiznanku.livejournal.com/1301659.html


Метки:  

Марла

Пятница, 28 Июля 2017 г. 12:40 + в цитатник
Мысли о смерти занимали меня с детства. Мне казалось это удивительным и парадоксальным. Вот он я. Я есть. Мне пять лет. Я живу с мамой и папой в большой квартире с удобствами во дворе. Сплю на диване в самом сердце мира. Засыпаю под уютное тиканье огромного металлического будильника и мерное гудение газовой горелки в печи. Я есть. Я спать. Я слушать будильник. Я живой. А потом мертвый. И меня нет. Нет будильника, противного лампового света темным зимним утром, чада дровяной печи, ледяного деревянного пола на кухне. Нет даже будильника. Металлического. С расцарапанным боком и небольшой трещиной на стекле. Меня нет ни в своей постели, ни в зале под столом, где я изображаю танкиста. Ни во дворе, где мы с отцом пилим двуручной пилой толстые липовые бревна на удобные для колки чурбачки. Меня нет нигде. Вообще. Разве это ни странно?

С возрастом эти мысли отошли на задний план, выдавленные текущими неурядицами, задачами и радостями. Но всегда оставались где-то рядом. Маячили на границе бокового зрения, чтобы вернуться в самый неожиданный момент, застав меня в институтском коридоре с бутылкой пива в руках. Смерть принес странный гонец. Разгоряченный бегом, запыхавшийся Пыж, толстый парень с параллели, которого толком то и не знал никто. Он рассказал нам о ней. Вернее о нем. Так и сказал. Все. Чуча все. В лесу нашли. С запиской: "Я в тупике". И больше ни слова.

Надо быть честным, меня никак не задела эта новость. Удивила, но не задела. Судя по фильмам, телесериалам и прочим произведениям масс-искусства, принято эмоционально реагировать, сожалеть, взывать к небесам, восклицать. Я не могу поверить, он был такой жизнерадостный! Я же вот только вчера с ним говорил, и ничего не предвещало! Он ведь не подавал виду, может он не сам? Вот ведь он недавно тут стоял, анекдоты травил. Не может быть, мы бы почувствовали. Я никак не возьму в толк, и как бы вы почувствовали? Чем? И что бы сделали? Я тоже для порядка посожалел, но на похороны не пошел. Знаю, что с дерева его снимали пожарные. Я не видел тела, говорят, висельники весьма неприглядны.

С тех пор эта мысль непостижимым для иного здравомыслящего человека образом, оказалась, что называется next door. А попросту - по соседству. Я говорю о самоубийстве. Наверное, в этот момент я сделал для себя удивительное открытие, что понимаю самоубийц. Не одобряю. Нет. И не поощряю. Просто понимаю. Уверен, что верующие в царствие небесное просто обязаны проклясть меня, даже больше – спалить на костре ко всем чертям. Но вот ведь какая штука, Бог не управляет нами.

Да. Именно так. Он для того и дал нам свободу воли, чтобы дальше "сама-сама". Но мы, отчего то, все еще уповаем на него. Верим в провидение, в божий промысел. У нас каждый раз либо экстаз, либо пиздец. И это все - божья воля. А Творец сотворил. Все. Больше ему не интересно. Ну, разве что иногда понаблюдать, как за аквариумными рыбками. Бог явно занят чем-то иным. Переключился на сотворение новых вселенных, иных смыслов. Нафига ему возиться с двуногими безрогими? А мы не верим. Ищем его. Уповаем. Нам бы костыль в виде всепрощения. Оправдать себя. Знал бы творец, что свобода воли для нас тяжкий дар, оставил бы Адама глиняной статуэткой. Умирая, мы взываем к нему, а он лишь отмахивается, да нет у меня времени на вас. И места нет. Куда я вас буду складировать? И вот тут как нельзя кстати - та сторона. Бездна, сотворенная нами. Ждущая нас. Но не каждый может стоять на краю мира. И я не смог. Потому что не могу умереть.

Да, я не могу умереть. Я стоял у края мира. Я видел, как воды его низвергались в бездну. Я ходил босиком по льдам той стороны. Но не чувствовал холода. Мои ступни погружались в ледяную крошку, мою плоть рвали на куски ледяные иглы, но я не чувствовал боли. На той стороне нет ничего. Нет ни льда, ни холода, нет плоти, нет смерти. Та сторона - великое ничто, оживающее лишь при помощи нашей веры. Или нашей фантазии.

Бесплотное чудище, бестелесный дух, бездушная тьма, в этом ничто нет ни объема, ни плотности, ни глубины. В нем нельзя задохнуться. Его нельзя почувствовать. Оно не живо. Не осязаемо. Безвкусно. Но это ничто заглатывает тебя целиком, материализуясь вокруг силой твоей веры. Ты создаешь ее сам. И она становится реальной. Живой и всеобъемлющей. Она просачивается в тебя, чтобы протечь сквозь тебя.

Ты становишься един с ней, но не целым. Не дополненным ею. Оставляя твою оболочку невредимой, она разлагает тебя на протоны. Ты - она. И она - ты. Миллионы тебя. Каждая клетка. Каждая молекула. Каждый атом. Тебя нет. И ты есть. И нет ничего. У той стороны нет ничего для тебя. Она - пустой подвал, который ты пришел благоустроить. Кинуть пару проводов, вкрутить несколько лампочек, повесить полку, и поставить кресло посередине. Ты пришел обживаться. И она пришла в тебя. Жить. Теперь где-то меж твоих ребер стоит ее винтажное кресло, обтянутое красной кожей. Местами протертое до обивки, но еще крепкое, и такое уютное. Теперь ты ее лофт. Она стала реальной, как только ты пришел.

Для меня она даже не сгусток тьмы в пустом подвале, она просто - та сторона. Но не поэтому я не могу умереть. Да, во мне нет ни веры в пустоту, ни места для нее. Я всего лишь маленький мальчик с карманным фонариком в поисках папы, что ушел в темный лес. И там, где я осветил себе дорогу, родился свет. Не разогнал тьму, не наполнил собою пустоту, а просто осветил мне путь, не родив противоположности. Борьбы света и тьмы не случилось. Драматическое произведение вышло бесконфликтным. Да и без кризисным, если честно. А все потому, что у меня была Марла.

Есть только один вечный и великий абсолют, являющийся причиной всего на свете - секс. Только секс дает возможность появиться чему-то из, пусть и приятного, но нелепого ничто. И потому Марла – моя жизненная необходимость. Она сможет родить мне абсолют. И смысл. И вину. И ответственность. И ненависть. И станет в тягость. И погубит.
Я долгоискал свою Марлу. Мою Марлу звали Ольга. И Лера. И Стася. И Ника. И Дарья. И даже Амина, которую я звал Иди. За диктаторские замашки. Может за ней и людоедство водилось. С ее характером тихого деспота всякое было возможно. Но мыла при мне она не варила и мясом сомнительного происхождения не угощала. Если не считать склонность к кровавой тирании, она была милейшим существом, умевшим при помощи языка и анального секса быть одновременно рабыней и свирепым угнетателем. Не оттого ли эта история закончилась глупо?

Все истории с сексом заканчиваются глупо. Или плохо. Но глупость проще. Поэтому ею закончить легче. Чтобы все закончилось по-настоящему плохо, надо постараться. Потому тысячи Тайлеров так и не находят выход, оставаясь запертыми в кинопроекторской каморке, способные лишь на то, чтобы вклеить пару порно картинок в счастливо-карамельный видеоряд детской киносказки. Может, оно и к лучшему. Иначе, сколько унылых Рассказчиков перестанут рвать жилы ради навязанных им стереотипов потребления? Сколько провинциальных клуш вдруг обретут себя в саморазрушении? Тайлер должен оставаться легендой, символом, сраным Че Геваррой на майке. Тогда его можно будет продать тому же Рассказчику, лишив бунтарской привлекательности. Не потому ли пару лет назад я остро почувствовал это?

Это чувство не застало меня врасплох. Ведь я уже понимал самоубийц. Но сделать это самому было для меня абсолютно немыслимым. Я хотел случайностей, однако трусливо избегал насильственной смерти. Это должна была быть, скажем, катастрофа. Признаться, я не желал глобальных катаклизмов. Смерть в одиночестве прельщала меня больше массовой. Да и очередь к божьему престолу в таком случае не растянется недели на три. Длительное ожидание не в моей натуре.

И вот я сижу в такси и в красках представляю себе аварию, что покончит со мной. Вот перед нами выскакивает девятка, водитель которой компенсирует убожество своего автомобиля неоправданным лихачеством. Вот мой водитель выкручивает руль, уходя от столкновения. Выезжает на соседнюю полосу, по которой на огромной скорости несется большегруз. Он таранит нас в бок, мы закручиваемся, боковые стекла взрываются тысячью осколков, иссекая нам руки и лицо, наполняя нам стеклянной крошкой рты, глаза. Вот наша машина подпрыгивает. И водитель уже не пытается вырулить, а только пронзительно и протяжно визжит. Нас несколько раз подбрасывает и переворачивает, мы перелетаем через бордюр и насаживаемся на столбики ограждения. Железные прутья пробивают наши тела. Мой водитель умирает на месте. Я же еще долго цепляюсь за жизнь. Хватаю ртом воздух, пытаюсь пошевелиться, чтобы начать как-то выбираться наружу, но вскоре захлебываюсь кровью и умираю. Но умереть не могу. Та сторона, вы же помните. Абонент вне зоны действия сети.

Правда иногда мизантроп во мне побеждал, и я представлял себе катастрофу в метро. Все эти истерзанные тела, тонны покореженного железа, бетон перекрытий, паутина из вывернутой наизнанку арматуры. Я ехал, прислонившись к двери, и наблюдал. Они все погружены в себя. Каждый подключен тонким белыми проводом к модному гаджету. Они не видят того, что вижу я. Не чувствуют. Их подкорка не бунтует, интуиция молчит. Внутренний подросток не бьется в окна вагона, истошно вопя о скорой смерти. Они просто слушают музыку. Но слушая, не кивают головой в такт.

Я могу предположить, что у парочки меломанов нет чувства ритма. Один мог потянуть мышцы, и любое кивание вызывает у него нестерпимую всесокрушающую боль, заставляющую падать на колени и целовать пол вагона, в надежде хоть так отвлечь синапсы от болевого шока. Возможно, вон тот высокий дрищ в маминой кофте и вовсе несгибаем. Именно такие тощие задохлики чаще всего оказываются крепче иного супермена. Из таких раньше делали гвозди и фанатиков. Но остальные полвагона? Пенсионеров в расчет не берем, они наполняют злобой и сожалениями автобусы, им не до музыки, у них борьба.

Каждый день они бьются насмерть с желанием умереть. И это странное противоречие придает смысл их существованию. Не доживать, а проживать. Бороться, чтобы победить. Потому что в конечном итоге их жизнь приведет каждого к победе в виде смерти. А как они победят? Какими придут к финишу? В этом смысл борьбы пенсионеров со старостью. Сдаться и умереть или биться до конца и все равно умереть. Борьба и единство противоположностей. Вечный Инь и Янь в бесконечной борьбе-соитии. И потому суровые неулыбчивые пенсионеры не слушают музыку, не кивают в такт головой, не пританцовывают. Борьба занимает их существо целиком.

Умереть проще, чем кажется. Это не обстоятельства, не случайность, это решение. И тогда запросто обнаружить себя в гнилом чумном бараке или посреди вымороженной степи под трех метровым сугробом. Принятое решение не всегда толкает на быстрые способы сведения счетов с миром. Иногда ты просто лежишь в своей постели, захлебываясь ночами собственной мокротой, не в силах даже сглотнуть слюну. И мысль о той стороне кажется не такой уж дикой.

Нет ничего хуже длительного разложения. Умирать по уши в собственном дерьме - удел доживших. Скорее даже выживших. Конец известен. Но либо они, либо их мстительные родственнички намеренно оттягивают неизбежное. Не потому ли мы так любим рок-н-ролльных идолов, быстро сгоревших в атмосфере нашего обожания? Звезда - это хорошо. Звезда сегодня, звезда завтра. Светит и светит. Мало кто из них в принципе способен взорваться сверхновой, чтобы смертью затмить иные жизни. Сгори быстро. Оставь вечный яркий росчерк на небосводе нашей любви. Будь каждому из нас Марлой. Бесшабашной, всегда полной жизни, вечно молодой.

Марла. Глупая толстая Марла. Где ты сейчас? Чья горячая сперма наполняет твой рот? Роди мне моего Тайлера. Я устал от этих смыслов. Хочу другие. Марла. Подставь еще раз свой плотный зад, раздразни, прими, опустоши. Раздвинь ножки. Стройной колонной я двинусь в тебя, сметая на пути все барьеры. К черту устои! Мир устал от беззубых символов, он хочет кровавых жертв. Он верит в них так, как верили в избавление от дождя древние люди, сжигавшие девственницу на жертвенном костре. Роди мне новый смысл. Поработи меня по взаимному согласию. Что лучше секса с тобой? Лишь секс без тебя. Ты мой парадокс. Моя жертва и мой контейнер. Моя страсть и пустое место. Ты - чистый лист и тлен. У меня есть ты, только ты. И поэтому, только поэтому я не могу умереть. Только поэтому та сторона не примет меня. Только поэтому самоубийство так и останется ненавязчивым мотивчиком, иногда звучащим по моему внутреннему радио. У меня есть только ты.

Я люблю тебя, Марла.

https://mirnaiznanku.livejournal.com/1301473.html


Метки:  

Марла

Пятница, 28 Июля 2017 г. 12:40 + в цитатник
Мысли о смерти занимали меня с детства. Мне казалось это удивительным и парадоксальным. Вот он я. Я есть. Мне пять лет. Я живу с мамой и папой в большой квартире с удобствами во дворе. Сплю на диване в самом сердце мира. Засыпаю под уютное тиканье огромного металлического будильника и мерное гудение газовой горелки в печи. Я есть. Я спать. Я слушать будильник. Я живой. А потом мертвый. И меня нет. Нет будильника, противного лампового света темным зимним утром, чада дровяной печи, ледяного деревянного пола на кухне. Нет даже будильника. Металлического. С расцарапанным боком и небольшой трещиной на стекле. Меня нет ни в своей постели, ни в зале под столом, где я изображаю танкиста. Ни во дворе, где мы с отцом пилим двуручной пилой толстые липовые бревна на удобные для колки чурбачки. Меня нет нигде. Вообще. Разве это ни странно?

С возрастом эти мысли отошли на задний план, выдавленные текущими неурядицами, задачами и радостями. Но всегда оставались где-то рядом. Маячили на границе бокового зрения, чтобы вернуться в самый неожиданный момент, застав меня в институтском коридоре с бутылкой пива в руках. Смерть принес странный гонец. Разгоряченный бегом, запыхавшийся Пыж, толстый парень с параллели, которого толком то и не знал никто. Он рассказал нам о ней. Вернее о нем. Так и сказал. Все. Чуча все. В лесу нашли. С запиской: "Я в тупике". И больше ни слова.

Надо быть честным, меня никак не задела эта новость. Удивила, но не задела. Судя по фильмам, телесериалам и прочим произведениям масс-искусства, принято эмоционально реагировать, сожалеть, взывать к небесам, восклицать. Я не могу поверить, он был такой жизнерадостный! Я же вот только вчера с ним говорил, и ничего не предвещало! Он ведь не подавал виду, может он не сам? Вот ведь он недавно тут стоял, анекдоты травил. Не может быть, мы бы почувствовали. Я никак не возьму в толк, и как бы вы почувствовали? Чем? И что бы сделали? Я тоже для порядка посожалел, но на похороны не пошел. Знаю, что с дерева его снимали пожарные. Я не видел тела, говорят, висельники весьма неприглядны.

С тех пор эта мысль непостижимым для иного здравомыслящего человека образом, оказалась, что называется next door. А попросту - по соседству. Я говорю о самоубийстве. Наверное, в этот момент я сделал для себя удивительное открытие, что понимаю самоубийц. Не одобряю. Нет. И не поощряю. Просто понимаю. Уверен, что верующие в царствие небесное просто обязаны проклясть меня, даже больше – спалить на костре ко всем чертям. Но вот ведь какая штука, Бог не управляет нами.

Да. Именно так. Он для того и дал нам свободу воли, чтобы дальше "сама-сама". Но мы, отчего то, все еще уповаем на него. Верим в провидение, в божий промысел. У нас каждый раз либо экстаз, либо пиздец. И это все - божья воля. А Творец сотворил. Все. Больше ему не интересно. Ну, разве что иногда понаблюдать, как за аквариумными рыбками. Бог явно занят чем-то иным. Переключился на сотворение новых вселенных, иных смыслов. Нафига ему возиться с двуногими безрогими? А мы не верим. Ищем его. Уповаем. Нам бы костыль в виде всепрощения. Оправдать себя. Знал бы творец, что свобода воли для нас тяжкий дар, оставил бы Адама глиняной статуэткой. Умирая, мы взываем к нему, а он лишь отмахивается, да нет у меня времени на вас. И места нет. Куда я вас буду складировать? И вот тут как нельзя кстати - та сторона. Бездна, сотворенная нами. Ждущая нас. Но не каждый может стоять на краю мира. И я не смог. Потому что не могу умереть.

Да, я не могу умереть. Я стоял у края мира. Я видел, как воды его низвергались в бездну. Я ходил босиком по льдам той стороны. Но не чувствовал холода. Мои ступни погружались в ледяную крошку, мою плоть рвали на куски ледяные иглы, но я не чувствовал боли. На той стороне нет ничего. Нет ни льда, ни холода, нет плоти, нет смерти. Та сторона - великое ничто, оживающее лишь при помощи нашей веры. Или нашей фантазии.

Бесплотное чудище, бестелесный дух, бездушная тьма, в этом ничто нет ни объема, ни плотности, ни глубины. В нем нельзя задохнуться. Его нельзя почувствовать. Оно не живо. Не осязаемо. Безвкусно. Но это ничто заглатывает тебя целиком, материализуясь вокруг силой твоей веры. Ты создаешь ее сам. И она становится реальной. Живой и всеобъемлющей. Она просачивается в тебя, чтобы протечь сквозь тебя.

Ты становишься един с ней, но не целым. Не дополненным ею. Оставляя твою оболочку невредимой, она разлагает тебя на протоны. Ты - она. И она - ты. Миллионы тебя. Каждая клетка. Каждая молекула. Каждый атом. Тебя нет. И ты есть. И нет ничего. У той стороны нет ничего для тебя. Она - пустой подвал, который ты пришел благоустроить. Кинуть пару проводов, вкрутить несколько лампочек, повесить полку, и поставить кресло посередине. Ты пришел обживаться. И она пришла в тебя. Жить. Теперь где-то меж твоих ребер стоит ее винтажное кресло, обтянутое красной кожей. Местами протертое до обивки, но еще крепкое, и такое уютное. Теперь ты ее лофт. Она стала реальной, как только ты пришел.

Для меня она даже не сгусток тьмы в пустом подвале, она просто - та сторона. Но не поэтому я не могу умереть. Да, во мне нет ни веры в пустоту, ни места для нее. Я всего лишь маленький мальчик с карманным фонариком в поисках папы, что ушел в темный лес. И там, где я осветил себе дорогу, родился свет. Не разогнал тьму, не наполнил собою пустоту, а просто осветил мне путь, не родив противоположности. Борьбы света и тьмы не случилось. Драматическое произведение вышло бесконфликтным. Да и без кризисным, если честно. А все потому, что у меня была Марла.

Есть только один вечный и великий абсолют, являющийся причиной всего на свете - секс. Только секс дает возможность появиться чему-то из, пусть и приятного, но нелепого ничто. И потому Марла – моя жизненная необходимость. Она сможет родить мне абсолют. И смысл. И вину. И ответственность. И ненависть. И станет в тягость. И погубит.
Я долгоискал свою Марлу. Мою Марлу звали Ольга. И Лера. И Стася. И Ника. И Дарья. И даже Амина, которую я звал Иди. За диктаторские замашки. Может за ней и людоедство водилось. С ее характером тихого деспота всякое было возможно. Но мыла при мне она не варила и мясом сомнительного происхождения не угощала. Если не считать склонность к кровавой тирании, она была милейшим существом, умевшим при помощи языка и анального секса быть одновременно рабыней и свирепым угнетателем. Не оттого ли эта история закончилась глупо?

Все истории с сексом заканчиваются глупо. Или плохо. Но глупость проще. Поэтому ею закончить легче. Чтобы все закончилось по-настоящему плохо, надо постараться. Потому тысячи Тайлеров так и не находят выход, оставаясь запертыми в кинопроекторской каморке, способные лишь на то, чтобы вклеить пару порно картинок в счастливо-карамельный видеоряд детской киносказки. Может, оно и к лучшему. Иначе, сколько унылых Рассказчиков перестанут рвать жилы ради навязанных им стереотипов потребления? Сколько провинциальных клуш вдруг обретут себя в саморазрушении? Тайлер должен оставаться легендой, символом, сраным Че Геваррой на майке. Тогда его можно будет продать тому же Рассказчику, лишив бунтарской привлекательности. Не потому ли пару лет назад я остро почувствовал это?

Это чувство не застало меня врасплох. Ведь я уже понимал самоубийц. Но сделать это самому было для меня абсолютно немыслимым. Я хотел случайностей, однако трусливо избегал насильственной смерти. Это должна была быть, скажем, катастрофа. Признаться, я не желал глобальных катаклизмов. Смерть в одиночестве прельщала меня больше массовой. Да и очередь к божьему престолу в таком случае не растянется недели на три. Длительное ожидание не в моей натуре.

И вот я сижу в такси и в красках представляю себе аварию, что покончит со мной. Вот перед нами выскакивает девятка, водитель которой компенсирует убожество своего автомобиля неоправданным лихачеством. Вот мой водитель выкручивает руль, уходя от столкновения. Выезжает на соседнюю полосу, по которой на огромной скорости несется большегруз. Он таранит нас в бок, мы закручиваемся, боковые стекла взрываются тысячью осколков, иссекая нам руки и лицо, наполняя нам стеклянной крошкой рты, глаза. Вот наша машина подпрыгивает. И водитель уже не пытается вырулить, а только пронзительно и протяжно визжит. Нас несколько раз подбрасывает и переворачивает, мы перелетаем через бордюр и насаживаемся на столбики ограждения. Железные прутья пробивают наши тела. Мой водитель умирает на месте. Я же еще долго цепляюсь за жизнь. Хватаю ртом воздух, пытаюсь пошевелиться, чтобы начать как-то выбираться наружу, но вскоре захлебываюсь кровью и умираю. Но умереть не могу. Та сторона, вы же помните. Абонент вне зоны действия сети.

Правда иногда мизантроп во мне побеждал, и я представлял себе катастрофу в метро. Все эти истерзанные тела, тонны покореженного железа, бетон перекрытий, паутина из вывернутой наизнанку арматуры. Я ехал, прислонившись к двери, и наблюдал. Они все погружены в себя. Каждый подключен тонким белыми проводом к модному гаджету. Они не видят того, что вижу я. Не чувствуют. Их подкорка не бунтует, интуиция молчит. Внутренний подросток не бьется в окна вагона, истошно вопя о скорой смерти. Они просто слушают музыку. Но слушая, не кивают головой в такт.

Я могу предположить, что у парочки меломанов нет чувства ритма. Один мог потянуть мышцы, и любое кивание вызывает у него нестерпимую всесокрушающую боль, заставляющую падать на колени и целовать пол вагона, в надежде хоть так отвлечь синапсы от болевого шока. Возможно, вон тот высокий дрищ в маминой кофте и вовсе несгибаем. Именно такие тощие задохлики чаще всего оказываются крепче иного супермена. Из таких раньше делали гвозди и фанатиков. Но остальные полвагона? Пенсионеров в расчет не берем, они наполняют злобой и сожалениями автобусы, им не до музыки, у них борьба.

Каждый день они бьются насмерть с желанием умереть. И это странное противоречие придает смысл их существованию. Не доживать, а проживать. Бороться, чтобы победить. Потому что в конечном итоге их жизнь приведет каждого к победе в виде смерти. А как они победят? Какими придут к финишу? В этом смысл борьбы пенсионеров со старостью. Сдаться и умереть или биться до конца и все равно умереть. Борьба и единство противоположностей. Вечный Инь и Янь в бесконечной борьбе-соитии. И потому суровые неулыбчивые пенсионеры не слушают музыку, не кивают в такт головой, не пританцовывают. Борьба занимает их существо целиком.

Умереть проще, чем кажется. Это не обстоятельства, не случайность, это решение. И тогда запросто обнаружить себя в гнилом чумном бараке или посреди вымороженной степи под трех метровым сугробом. Принятое решение не всегда толкает на быстрые способы сведения счетов с миром. Иногда ты просто лежишь в своей постели, захлебываясь ночами собственной мокротой, не в силах даже сглотнуть слюну. И мысль о той стороне кажется не такой уж дикой.

Нет ничего хуже длительного разложения. Умирать по уши в собственном дерьме - удел доживших. Скорее даже выживших. Конец известен. Но либо они, либо их мстительные родственнички намеренно оттягивают неизбежное. Не потому ли мы так любим рок-н-ролльных идолов, быстро сгоревших в атмосфере нашего обожания? Звезда - это хорошо. Звезда сегодня, звезда завтра. Светит и светит. Мало кто из них в принципе способен взорваться сверхновой, чтобы смертью затмить иные жизни. Сгори быстро. Оставь вечный яркий росчерк на небосводе нашей любви. Будь каждому из нас Марлой. Бесшабашной, всегда полной жизни, вечно молодой.

Марла. Глупая толстая Марла. Где ты сейчас? Чья горячая сперма наполняет твой рот? Роди мне моего Тайлера. Я устал от этих смыслов. Хочу другие. Марла. Подставь еще раз свой плотный зад, раздразни, прими, опустоши. Раздвинь ножки. Стройной колонной я двинусь в тебя, сметая на пути все барьеры. К черту устои! Мир устал от беззубых символов, он хочет кровавых жертв. Он верит в них так, как верили в избавление от дождя древние люди, сжигавшие девственницу на жертвенном костре. Роди мне новый смысл. Поработи меня по взаимному согласию. Что лучше секса с тобой? Лишь секс без тебя. Ты мой парадокс. Моя жертва и мой контейнер. Моя страсть и пустое место. Ты - чистый лист и тлен. У меня есть ты, только ты. И поэтому, только поэтому я не могу умереть. Только поэтому та сторона не примет меня. Только поэтому самоубийство так и останется ненавязчивым мотивчиком, иногда звучащим по моему внутреннему радио. У меня есть только ты.

Я люблю тебя, Марла.

http://mirnaiznanku.livejournal.com/1301473.html


Метки:  

Осторожно, мошенники!

Понедельник, 05 Июня 2017 г. 17:22 + в цитатник
- Итак, в эфире снова Злодейское Радио с экстренными новостями. В последнее время участились случаи, когда мошенник попадается на удочку жертвы. Рассмотрим несколько примеров.
На вашу "горячую линию" звонит пенсионерка и не споря, заказывает все лечебное фуфло, что вы впарите?
Женщина по телефону готова выложить всю сумму, чтобы "отмазать" несуществующего сына от уголовной статьи?
Владелец карты, не спрашивая, сразу диктует цифры с другой стороны кредитки?
Лох сразу вручает деньги курьеру, не требуя никаких гарантий?
Мошенники, будьте осторожны! Это стопроцентная подстава. Не важно, попали ли вы в полицейскую разработку или опять ушлые журналисты пытаются снять передачу-разоблачение. Может быть, родственники лоха пытаются выйти на тех, кто его обманул.
Просто бегите. Всё бросайте и бегите. Деньги преходящи, а жизнь одна.
И помните...

В эфире раздался громкий хлопок, похожий на выстрел, после чего вещание пиратской радиостанции прервалось.

https://mirnaiznanku.livejournal.com/1301084.html


Метки:  

Поиск сообщений в lj_mirnaiznanku
Страницы: 20 19 [18] 17 16 ..
.. 1 Календарь