Изоленту
Мёртвому человеку придумала я. Мысль была такая: у его все равно не заживёт, он это знает, асептику с антисептикой разводить, здоровье беречь - тоже незачем, не воспалится, не заболит. Вот он и латает поврежденное лишь для удобства, чтобы держалось и дальше не рвалось, той же синей изолентой, которой чинит очки, инструмент и все остальное. Мне тогда показалось, что эта изолента будет, кроме прочего, иллюстрировать отношение этого существа к себе и к тому, что у него теперь вместо жизни.
На самом деле, меня с детства восхищала и завораживала регенерация. Сама мысль о том, что повреждения до какого-то предела не являются необратимыми, что глубокий порез через пару недель оставляет по себе лишь тонкую полоску шрама, что синяки под кожей не просто так перецветают, а рассасываются. Я разглядывала ссодины на руках и коленях, надеясь увидеть, как это происходит (точно так же я глазами пыталась уловить движение, с которым распускаются почки и раскрываются цветы - с тем же примерно результатом). Думаю, в детстве в реальность и неизбежность смерти трудно бывает поверить еще и потому, что все болезни в основном такие, что можно подлечить, и пройдёт, а травмы по большей части легкие, все срастётся и затянется под присказку до-свадьбы-заживёт. Потом, когда дошло, что нет, что-то так и останется с тобой до конца, и конец этот вполне внятен - любая возможность что-то зарастить стала восприниматься как маленькая победа, отсрочка. И у себя, и у других. Потому что в конечном счёте, конечно, хорошо не будет, будет плохо, но вот прямо сейчас стало лучше, и это так круто.
Помню, Бульдогу в драке продрали ухо, сквозная прореха была в полпальца длиной, и я каждый день, обрабатывая её, очень пристрастно разглядывала - стало ли меньше, чем было, срастется ли оно вообще. Срослось. У меня никогда не было специальной идеи взять сильно повреждённую тварь и восстановить её, но каждый раз, когда так выходило - с Кимом, с Корвином - в этом тоже было торжество, победа, ну и чудо тоже.
По тому же принципу мне очень нравится видеть, как пробивается щетина на выбритых лицах, как отрастают ногти и волосы, прорастают выщипанные волоски бровей. Во всем этом есть что-то настолько недвусмысленно живое, что ужасно умиляет. Или вот иногда видишь у собеседника жилку на виске, а потом вдруг доходит, что это же не просто синяя полоска, это сосуд просвечивает, он с кровью внутри, и на секунду вдруг видишь, представляешь всю эту маленькую механику целиком, и самого человека, и все то, что у него там внутри тарахтит, от перистальтики кишечника до электрических импульсов по нервам.
Вот это понимание, что живое - оно действительно живое, это каждый раз очень крутое открытие. Я эти штуки вообще довольно остро воспринимаю, не фоново. По большому счёту, я так и не отделалась полностью от детской идеи, что при таких раскладах стареть и помирать совсем неправильно, что это сбой, ошибка и так не должно быть. То есть умом я могу понимать что угодно, но весь опыт человека, который видел, что даже кости срастаются, вопит о том, что должен быть выход и способ. И каждый раз это обидно и обломно - не только в смысле потери, но и в том, что вот, опять не обошлось.
И да, мне очень нравится быть живой, ощущать себя внутри этой странной тарахтящей штуковины со всеми этими кишками и селезенками. В конечном счёте, конечно, тоже не обойдётся, скорее всего, и вдобавок я не верю ни в какое посмертие. А вот прожить столько, сколько получится - это да. В идеале лет до восьмидесяти, чтобы увидеть, как мамонтов оживят.
http://irondragonfly.livejournal.com/878112.html
tavia_, был пёс-эпоха, и эпоха закончилась вместе с ним. Много всякого успело произойти, и хорошего тоже, но это уже какой-то совсем другой отсчёт.
la_cardo и его кроткая сестра 
