Александр_Кестер все записи автора Друзья, сообщники,
Здравствуйте!
Представляю на ваш взыскательный суд свой свеженький, новоиспечённый рассказ, предназначенный на открытый семинар. В качестве темы семинара предлагаю: "Я ясно выражаю свою мысль?".
Надеюсь вы понимаете, о чём идёт речь. Если нет, то с прелдложением Кирила можно ознакомиться прочитав сообщение:"ВСЕМ-ВСЕМ-ВСЕМ!" за Понедельник, 10 Сентября 2007 г. 16:59 (рули страничку ниже).
Там, в комментах, я сделал заявку на участие, но считаю необходимым получить ваше благословение или откат. Думаю, будет более живо и интересно, если разбирать два произведения.

Заранее спасибо за все критические замечания и пожелания.



День знаний.

Утро 1 сентября встретило пасмурно. С запада подтягивались низко плывущие облака, туман. К десяти утра закрапал дождь. Общий настрой это не сломило и в первом часу дня мы начали восхождение. Первая часть пути – это изнурительный, в течении сорока минут, подъём по грунтовой дороге ведущей, под углом 30-60 градусов, к отметке пятьсот десять метров над уровнем Атлантического океана. В пути нас внимательными, настороженными взглядами встречали и провожали местные обитатели - домашние животные, пасущиеся на склоне, густо покрытом зеленью. Одни из них разбредались по обе стороны дороги, замирали и терпеливо ждали пока мы пройдём. Другие наоборот, собирались вместе и уходили вглубь леса, по очереди останавливаясь и поглядывая на нас - не преследуем ли. Овцы, пасущиеся в горах – явление не вызывающее удивления, но корова… Тонна живой биологической массы, скачущая среди деревьев и кустов по заросшим мхом камням как козочка – зрелище шокирующее. Должен отметить, что для них, местных обитателей, спуски и подъёмы это, видимо, привычное, каждодневное занятие, а нам пришлось изрядно попотеть, следя за ритмом дыхания.
Идти на вершину запланировали накануне, тогда как задумано было ещё весной, как приехал в Норвегию, она мне сразу подмигнула. Причин совершить это восхождение было очень много, но именно сейчас этому способствовали возможности и намёки матушки природы на благоприятную погоду – в пятницу светило солнце.
Как то так, спонтанно, получилось, что сообразили мы это дело на троих. По возрасту, в то время, я уже приближался к сорока, был самым старшим и называли меня, соответственно, "старый". Самому молодому только минуло девятнадцать, так к нему - "малой", мы между собой и обращались. В армии он, конечно, не служил, даже среднюю школу не осилил, но приехал зарабатывать на автомобиль марки Мерседес. Всё свободное время малой сидел в Интернете, разглядывая модели машин и женщин, подбирая себе будущего железного "коня" и "даму сердца", а говоря его языком - "точилу" и "бабёнку". Третьим был парень тридцати лет, звали его Алексей. Он получил средне-специальное образование, много знал и умел по строительству, и уже успел поработать в Шотландии. Лёшка отслужил в армии, правда уже после развала Советской империи, на территории бывшей союзной республики, но ещё со старыми традициями, что и проявилось в нашем походе. Парень спортивный и на горе этой, год назад, уже бывал. Он то у нас и был проводником.
С первых же метров стало ясно, что обычная спортивная обувь для таких походов не годиться. Смотрелись мы с малым как два сельских парня. Я нацепил на себя всё, что нашёл из более менее подходящего для такого случая. Малой же, выглядел совершенно неуклюже: маленького роста, в штанах и куртке, явно на два-три размера больше него и на тоненькой подошве, в прохудившихся, потрепанных кроссовках. Куртку он свободно надел поверх рюкзака, натянул вязаную шапку до глаз и в таком виде больше походил на специалиста по дезинфекции. Проводник наш, если и не по первому классу, то экипирован был толково. Алексей работал здесь хандиманом, а проще, по нашему говоря - мастером на все случаи жизни. Малой в помощниках у него значился. Держались они вместе. Малой был взбалмошный, импульсивный, самоуверенный и контролировать себя не умел. Делал всё наспех, абы как и толком ничего не знал, что вызывало справедливые к нему нарекания по работе. Его несколько раз порывались уволить, но мастеру каждый раз удавалось малого отстоять. Что их склеило, только психологи, наверно, разберутся, а поскольку мы простые, живые люди, то лишь отметим для себя эту деталь.
Внешний вид никого не смущал.
- Ну и видон у тебя, малой, – попытался подшутить Алексей.
- Да ерунда, - в переводе на нормальный язык, матюгнулся малой, – зато не промокну и тепло.
Нет, это не значит, что он относился безразлично к тому, как выглядит: внешне был опрятен и подтянут, если не считать блатных манер. За столом же, смотреть равнодушно на то, как он ест, было не возможно. Из рук всё сыпалось по сторонам, куски пищи с вилки, каким-то мистическим образом оказывались то у него на брюках, то на столе. Малой при этом, во время трапезы, не умолкал и даже умудрялся смеяться, демонстрируя всем содержимое полости рта. Не все выдерживали это зрелище, особенно девушки. Они ему делали замечания и если малой огрызался, демонстративно уходили из-за стола,. Тогда в процесс воспитания включался Алексей, но и после этого, малого хватало минут на пять.
Пройдя первые метров сто, проводник задал нам направление и, набрав темп, на стабильной скорости стал удаляться.
- Сбавь обороты, людей подожди, - кричал ему в след малой.
Я тоже попытался скоординировать движение с дыханием, но малой, своей безудержной болтливостью, постоянно цеплял меня вопросами и сбивал с ритма. В конце концов он выдохся и продвижения его приняли вид перебежек: он останавливался отдышаться, потом бежал вверх, обгоняя меня и останавливался снова, выжидая когда я с ним поравняюсь. Некоторое время мы шли рядом. За эти несколько минут малой успевал рассказать мне несколько историй, порассуждать и задать массу вопросов. Затем начинал отставать, останавливался отдышаться и таким образом продолжалось с полчаса, пока мы не добрались до места стоянки.
Первая, взятая нами высота оказалась обитаема людьми. Дома в поселении не выглядели современно и стояли без привычных, для выходцев из городских кварталов, намёков на коммуникации. Зато, в качестве источника энергии, использовали солнечный свет - были оснащены солнечными батареями. Жилища стояли пусты, а впечатление создавалось такое, что это, говоря нашим языком – дачи. О чём, собственно, и рассказывали жители города где мы работали. Но по настоящему нас взволновало обилие черники и брусники. Как одержимые мы набросились на кусты, жадно срывая влажные от дождя красные и чёрные ягоды. Во рту эта смесь превращалась в кисло-сладкий освежающий нектар, вызывая массу положительных эмоций и утоляя жажду. Насладившись дарами флоры, мы двинулись дальше, а правильнее сказать ближе, к цели путешествия – на вершину.
Чтобы шагать по обвалившимся камням и пробираться узкими горным тропам, нам понадобились не только усилия физические и внимание, но и все четыре конечности. Тогда я и вспомнил о перчатках. Да, действительно, ведь это малой принёс их мне, когда мы собирались. Была у него такая способность: подмечать мелочи, которые в дальнейшем имели не малое значение.
- Спасибо, что перчатки подогнал. – обратился я к малому.
- Ладно, чего там. – скромно ответил он, ухватившись за верёвку.
Внешне, подъём выглядело безопасно: с одной стороны скала, с другой стена из выросших на краю обрыва деревьев и кустов. Это как ограждение на дороге, но если оно пропустит и ты, проскользнув, полетишь под откос, то никакая подушка безопасности уже не спасёт. Всё это время моросил дождь, местами усиливаясь.
Изрядно пропотев и промокнув мы достигли верха горы, откуда открылся великолепный вид. Наш городок находился километрах в двадцати от подножья горы и стоял на берегу фьорда, зажатый между хребтами. Горы эти отсюда, с высоты более тысячи метров, казались холмами, а сам городок выдавал себя лишь очертаниями рукотворных сооружений и изменённого человеческой рукой ландшафта. Внизу, прямо под нами, лежали крыши домов… да, именно лежали, поскольку ничего больше различить было не возможно. Глядя на это место - дачный посёлок - вспомнился вкус чернично-брусничного нектара. Я улыбнулся. Хотелось пить. С запада, в восточном направлении, прямо у наших ног, проплывали лёгкие перистые облака. Погода портилась, небо хмурилось. Надолго решили не останавливаться. Сделали по глотку из термоса, сменили верхнее нательное бельё на сухое и надели свитера, обезопасив себя, таким образом, от переохлаждения на ветру.
Вдоволь, во всю глотку, наоравшись так, что у меня ещё и на следующий день чувствовалась хрипотца в голосе, двинулись мы по верху горы к её пику. От низкорослых деревьев, кустарника и зарослей черники растительность плавно перешла в мох: разных тонов и форм. По дороге мы вспоминали ребят, которые ходят по горам с автоматами сегодня и знаменитый переход Суворова через Альпы: грандиозное, масштабное то было мероприятие.
- Переходили с боями, в военном обмундировании, с оружием… - подчеркнул Алексей и продолжил: - Уму не постижимо на что только способен русский солдат, чтобы усмирить врага, оградить землю, женщин своих и детей от посягательств и насилия.
- Это точно, - только и оставалось что добавить мне.
Малой шёл молча. Этот участок пути, лично для меня, оказался самым тяжёлым, психологически тяжелым. Карабкаться никуда не надо было, да и подъём, хотя и продолжительный, около трёхсот метров, был относительно плавным. Преодолевал эти метры с тяжестью в ногах и вязкой мутью в голове, на одних лишь выдержке и целеустремлённости – надо! На первом этапе финишной прямой меня почему-то стали уговаривать, что дойти надо, иначе потом жалеть буду, хотя я и не помышлял останавливаться. Выглядел я, видимо, весьма не респект.
Особенности климата на высоте на мне сказывались особенно остро. Когда в виски начинала пульсируя бить кровь и воздух вокруг меня не естественно сгущался, а грудь, как будто кто-то сдавливал, приходилось останавливаться. Симптомы эти проходили быстро, с глаз спадала пелена и я продолжал двигаться дальше. На каком-то отрезке пути я отстал и из-за поворота, впереди себя, услышал голос:
- Может оставим старого здесь?
В ответ другой голос, Алексея, сурово ответил:
- Ты чего, молодой, сейчас рыльце-то начищу, старый конь борозды не портит. Шагай давай.
Малой читал стихи Константина Симонова и, как-то попросил меня помочь ему найти, и распечатать из Интернета Шекспировского Гамлета. Он его даже начал читать, восторженно комментируя каждый прочитанный эпизод. При этом любил слушать шансон, рассуждать о жизни по ту сторону решётки и хвастать своими знакомствами с блатными. Утверждал, что много читал на эту тему. Самыми яркими его воспоминаниями, впечатлениями, которые он по поводу и без вставлял в разговор, были рассказы о том, как они с друзьями, там, у себя дом, «мутят ганджибас», что на его языке означало курят гашиш. После очередной попытки его уволить с работы и отправить домой, малой поклялся кинуть шефа на бабло, отомстить, одним словом, периодически рассказывая нам, какие он придумал способы. Трудно было разобрать насколько и что было искренне или показное. Шутки, замечания и обращения его, были порой грубыми и едкими, речь перенасыщена матом. Всё это очень обижало женскую половину нашего коллектива. На замечания он практически не реагировал, но, поскольку всё что делал, делал беззлобно, то относились к нему - снисходительно. С тех пор, как судьба свела нас на земле викингов, я всё чаще задаю себе вопрос: как он в себе это совмещает, что превалирует и что подтолкнёт его в ту или иную сторону, или… он так и останется разорванным между историей и действительностью, благородством и конкуренцией, но… ответа не нахожу.
Чтобы взобраться на пик, опять понадобились все четыре конечности. И, вот она, высота, чуть меньше тысячи трёхсот метров. Ощущение восторга. К этому времени туман и низкая облачность достигли нас, обойдя по южной стороне и полностью закрыли вид до северо-востока. За считанные минуты, пока фиксировали свои имена в гостевой книге, мы оказались над облаками. Запечатлеть эту красоту не удалось, так как фотоаппарат в таких условиях работать отказывались. Малой посмотрел на мою запись в гостевой книге и съехидничал по поводу того, что я указал своё полное имя и отчество.
- А ты что, ублюдок? – строго, с нажимом спросил Алексей.
- Ну ты чё, Леха, я чего то не догоняю, чё за наезд? – когда мастер с ним так разговаривал, взгляд у малого становился осмысленным. Меня этот взгляд скорее забавлял, чем удивлял – есть контакт!
- Ты хоть знаешь, что такое «ублюдок»? – Алексей продолжал строго на него смотреть.
Малой глупо загоготал и заёрзал на месте, всем своим видом давая понять, что ни черта он не знает, но признаться не может, чтобы не выглядеть в наших глазах лохом.
- Что у тебя, отца нет? Пальцем или в пробирке деланный? Может незаконно рожденный? – сыпал вопросами Алексей.
- Да ладно, кому это сейчас нужно. – попытался выкрутиться малой.
- Вот и дурак, если не нужно! - Алексей отвернулся и добавил: – Сегодня Глеб возвращается, он тебе объяснит… если захочешь.
- Давай не задерживаться, а то туман ещё накроет: не выберемся. – заключил наш проводник осмотревшись.
Ветер, холод: на северном склоне местами уже лежал снег, не позволили нам пировать и насладиться видами на пике и мы, опасаясь что туман закроет нам дорогу обратно, поспешили вниз. Главное сделано!
Влажность росла с немыслимой быстротой. В некоторых местах, где мы проходили пять минут назад, образовались глубокие, по щиколотку, лужи. Перед спуском с вершины, на полянке, спрятавшись от ветра среди низкорослой зелени, мы сделали привал. Съели по бутербродику с сыром и ветчиной, по братски разделили шоколадку, закусили сорванной тут же черникой и запили, заготовленным ещё дома ягодным морсом. Делали всё это молча, но без напряжения. Даже, обычно словоохотливый малой, проронил всего пару фраз относительно нашей трапезы.
Приободрившись и согревшись остатками горячего кофе, мы начали спуск. Первым пошёл я, с большой предосторожностью перебирая руками и ногами. Всё это время малой насмешливо комментировал мой спуск, нетерпеливо ожидая своей очереди. Как только я закончил и отошел в сторону, малой схватил верёвку и лихо, не глядя под ноги, устремился вниз. Наступив на влажное, покрытое мхом место он поскользнулся и, судорожно сжав руками верёвку, плюхнулся на камни, ударившись об один из них головой. От удара хватка его ослабла и он стал скатываться вниз к обрыву. Я ринулся к малому и схватил за ворот куртки его оцепеневшее, сметающее всё на своём пути тело. Малой застрял в кустах, нижняя часть его туловища была за пределами естественного зелёного ограждения, а левая нога свисала с откоса. Свободной рукой малой ухватился за торчащий из земли мощный корень сосны и отпустил верёвку. Он лежал на мокрых, примятых при падении ветках, нервно фыркая и пыхча. Пока он очухивался, спустился наш проводник, мы помогли малому подняться с земли, отряхнуться и осмотрели его.
- Как ты, прыгун, руки, ноги целы? – поинтересовался Алексей.
- Блин, зашибись, - всё, что матом, членораздельно смог пролепетать малой и не естественно заржал.
Кроме грязи и ошалевшего взгляда никаких последствий падения на нем обнаружено не было, а голову от повреждения спасла шерстяная шапка. Отдышавшись, мы стали спускаться дальше, в напряжённой тишине, лишь изредка предупреждая друг друга об опасностях. Обвалившиеся глыбы камней пошатывались, когда на них ступала наша нога, намокший мох, скользкие от влаги корни деревьев, жижа размокшей от дождя земли – всё таило в себе опасность. Падение было бы чревато серьёзной травмой. Пройдя самый сложный участок мы немного расслабились и тут же, друг за другом, почти одновременно, практически на ровном месте поскользнулись. Смех и шутки, по этому поводу, помогли эмоционально расслабиться и остаток пути был пройден с лёгким сердцем.
Выйдя на плоскогорье мы облегчённо вздохнули и пока шли среди валунов и частных домиков обсуждали виски, горячий суп, сухую одежду и рассуждали о бане. Спуск по грунтовке, ведущей вниз, к подножью горы, оказался совсем не так прост, как того хотелось бы, и требовал сноровки. Слегка присев, полу-боком, мелкими шажками сбегать было легчё, но бежать, трястись никуда совершенно не хотелось. Одеревеневшие от усталости ноги всё время пытались подломиться, кроссовки проскользнуть на мокром, сыпучем гравии, а тело хотело, просто напросто: свернуться в клубок и скатиться кубарем вниз. Приходилось их сдерживать и контролировать. Дождь прекратился. Вершина не хотела отпускать. Алексей убежал вперёд, а малой стал рассказывать как он вернётся домой, возьмёт кредит, купит точилу, немного денег отложит и будет жить.
- А дальше…, что делать собираешься? – спросил я.
- Школу надо закончить, учиться пойду, – не знакомые мне нотки проскочили в его голосе.
- В вечернюю?
- Да, в вечёрку.
- Хорошо, а бензин то в Мерс сам не потечёт, делом то каким заниматься будешь, как зарабатывать? – не унимался я.
Малой посмотрел на меня и засмеялся, давая понять, что он не дурак.
- Умею я одно дело офигенно делать, но тут ещё обмозговать надо, – уже в своей привычной манере, с матюгами, ответил он.
- Наркоту что ли, толкать? – попытался я подшутить.
- Нет, это лажа, не по мне, – серьёзно отреагировал малой.
- Тогда сутенёром, - продолжал я подтрунивать.
- Не, не, не… у нас в городе гостиничка есть, туда разные крутые с баблом приезжают, так девки в школе предлагали у них сутенёром быть. У меня в этой гостиничке друган работает, – серьёзно посмотрел на меня малой, - но я отказался. Друган сказал, что безпонтовое это занятие.
В этот момент мы подошли к повороту дороги, откуда в право уходила тропинка в лес. Там, в глубине я заметил домик:
- Вот бы также, себе домик в лесу поставить, баньку там соорудить и с друзьями по выходным приезжать париться, а…? - размечтался я, и наш разговор перетёк в обсуждение всех прелестей русской бани.
Когда мы спустились с горы и были уже почти у подножья, выглянуло солнышко. Чудно! Матушка природа нам улыбнулась. Впереди был виден Лёшка, он стоял у машины, из выхлопной трубы шёл дым. Мы стали что-то кричать ему и махать руками. Проводник стоял безмолвно, скрестив руки на гуди и глядел в нашу сторону.
Смеркалось. Мы подъехали к дому. Это была одноэтажная, деревянная, цвета не спелого персика старая постройка, со всеми удобствами, верандой и цокольным этажом. Внутри, строение состояло из пары служебных помещений, шести комнат, гостиной, кухни со всей мыслимой, но древней бытовой техникой. Под этой черепичной крышей, выделенной специально для иностранных специалистов, собрались все представители той, восточно-европейской стороны побережья Балтийского моря. Одним словом – Прибалтики. Помимо заработка, нас объединяло знание русского языка и менталитет. Мы спорили, иногда ругались, но всегда находили общий язык и понимание. Дружно жили, весело. Местные жители немало удивлялись, как мы, представители разных стран, говорим на одном языке. Нас, в свою очередь, в немалой степени удивляло, что они очень слабо представляли себе политическую географию нашего региона до начала девяностых годов. Наиболее понятным оставалось объяснение, что для нас, это такой же интернациональный язык, как для них английский.
Таким образом, спустя шесть часов после начала восхождения, мы оказались в родных стенах. Мы переодевались, мылись, кушали и параллельно дразнили остальных обитателей дома перспективой увлекательного рассказа о походе, просмотром фотографий и заряжали своей восторженностью. Вода в душе, в этот вечер, была не обычно тепла и ласкова, одежда не привычно суха и комфортна, а суп по-домашнему вкусен. Думаю, что и алкоголь, именно в такие моменты, обретает своё историческое значение. Его ценность не в «дури», которая бьёт в голову. Пара глотков хорошего виски великолепно раскручивает сжатые холодом нервы и скованные усталостью мышцы, оставляя, а скорее даже придавая новый привкус свершенному над собой усилию. Нет, усилию не физическому, а усилию воли, когда требуется подчинить тело и психику, на пути к цели.
Вернулся из отпуска Глеб. Мы его, как положено, по-дружески, встретили и устроили на веранде вечеринку. Малой разжёг камин, он это дело любил и был нашим бессменным костровым. Глебу ещё не было тридцати: рослый, крепкий, простой питерский парень. Один из тех, многих, кого перестройка разорвала на несколько частей. Одна часть оказалась в Прибалтике, где он имел сына и жил с любимой женщиной. Другая в России, где он получил образование, оставил друзей, а другая здесь, за границей, где работал поваром. Человеком он был, в своём деле, увлечённым и жизнерадостным. Глеб привёз много впечатлений, а у нас накопилось много новостей. Помимо бытовых и изменений на работе рассказали мы, что приехал новый человек, девушка из Эстонии, из «титульных», как мы таких называли, то есть с практически минимальным знанием русского языка и особым – национальным, если не сказать националистическим, взглядом на жизнь. Взгляд этот отличался тем, что если мы, между собой, на работе и с местными, всегда старались исходить из того, что в нас есть общего. Например, нас забавлял поиск сходных слов в языке: слово «швабра» или "душ", с небольшими интонационными изменениями, одинаково звучит на русском и норвежском языках, и обозначает один и тот же предмет. Эстонка же, постоянно противопоставляла себя, утверждая что мы разные, хотя бы только потому, что она эстонка. Погоды, так сказать, она в коллективе не делала, основную часть свободного времени отсиживалась у себя в комнате, поэтому все её претензии так и оставались при ней. Глеб внимательно дослушал наш рассказ о походе на гору и говорит.
- Значит, вас можно поздравить с удачным совпадением: сегодня первое сентября – день знаний и начало учебного года, – он хитро прищурился.
- Га,га,га… старый, приколи, да! – малой аж подпрыгнул, махнув рукой в мою сторону.
Почувствовав, что это не главная тема, а вступление, я не отреагировал.
- С детства я любил лошадей, - издалека начал Глеб свой рассказ, - и всегда хотел на них покататься, но как то не доводилось. А недавно знакомые решили заняться конным спортом, не для наград, а увлечения ради. Так вот, сходил я с ними раз на тренировку – получилось, и мне понравилось. Следующий раз пришёл вялый какой-то, да и засиделись мы накануне вечером долго, в общем, не в форме я был. Залез на лошадь, и чувствую, не хочет она меня слушать, брыкается, чуть не сбросила. Тренер заметила и говорит: «Собранней надо быть, собранней. Если уж я чувствую вашу неуверенность, то лошадь подавно. Ей нужны чёткие указания, но слов она не понимает», - слушаю я вас и вспоминаю тот случай. На тренировки, после этого, я больше не ходил. То ли стыдно стало, а может понял, что лошадь из детского воображения выросла, выросла в реальное, живое существо…, но дело сейчас не в этом. Подумал я, что и в жизни оно также: нету у тебя чёткого представления того откуда и куда ты идёшь, вот и спотыкаешься, цепляешься за какую-то сиюминутную блажь или идиотскую, навязанную тебе кем-то идею.
- Блин, Глебычь, чего-то цепануло тебя, может гашика покурил где-то там, втихаря, - не выдержал долгого молчания малой и, восторгаясь сам собой, гагатнул.
- Чего ты перебиваешь, послушай сперва, - цыкнул на него Алексей.
Малой поёрзал, видимо желая ещё что-то вставить в разговор, но под взглядом мастера воздержался, а Глеб продолжил:
- А вот ты, малой, знаешь куда по жизни идёшь?
- Ё, чего я то? – малой даже покраснел.
- У тебя ведь вопросы по поводу использования отчества были, вот и спрашиваю.
- Да прикололся я. Ну а чё, нигде в мире никто отчество не использует.
- Это ты сейчас лоханулся, малой. А ещё считаешь себя русским, – заметил Алексей.
- Там, где не используют, там памятники и сносят, и могилы солдат вскрывают. Живую память к людям, к культурным и историческим событиям пытаются подменить безликими, бездушными символами.
- Не красиво, – задумчиво прокомментировал Алексей, - гадко всё это было сделано, конечно: ночью, втихаря, мирных людей избивали… Прах солдата это святоё. Нельзя его тревожить.
Тема сноса памятника Неизвестному солдату в Таллинне была частой в наших разговорах. Оканчивалась она обычно тостом за тех, кто погиб и был похоронен в той братской могиле и за тех, кто пострадал выражая своё не согласие с властями Эстонии. Меня же, признаться, тогда заинтересовало обсуждение значения отчества и я попытался вернуть нас к нему, задав вопрос:
- Глеб, ты случаем не в курсе, почему в Прибалтике, да и вообще в Европе не принято использовать отчество?
- Лично меня, - рассказывал Глеб всегда обстоятельно и громко, - заинтриговала взаимосвязь истории использования отчества с правом Первой ночи – это право господ, помещиков провести первую ночь с невестой, его крепостной. В России уже во времена правления княгини Ольги, а это девятьсот сорок шестой год, право Первой ночи было заменено на налог. Выкуп перед свадьбой крестьяне платили помещику вплоть до отмены крепостного права в тысяча восемьсот шестьдесят первом году. До этой даты, даже известны случаи, когда знатных людей судили, за пользование этим правом. В Европе же, ещё в тысяча четыреста восемьдесят шестом году издавали указы, закрепляющие за господами право Первой ночи, а пользовались аж до конца семнадцатого века. Господа, между прочим, этим правом ещё и приторговывали, продавали. Кажется, если не ошибаюсь, документально зафиксированы эти случаи в католической Германии. Примечательно, что у многих народов в Европе, всё наследство переходило к младшему сыну, так как старшего не считали членом семьи. Куда тут говорить об отчестве, если не известно кто отец. А в России, я читал, отчество стали использовать раньше фамилии, привязка была по отцу.
- И в сказках, как Русских богатырей звали: Алёша Попович, Добрыня Никитич. – вспомнил Алексей
- Ну какой толк от этого отчества? - неожиданно, наверно и сам для себя, спросил малой.
- Понимание того, что ты не фекалий в проруби и не ублюдок, а что у тебя есть корни, - ответил ему мастер.
- Может это и есть жизнь вечная: – философски рассудил я, - сперва ты яблоко на дереве, потом дерево, на котором растут яблоки, а потом корень, который питает дерево.
На моё замечание никто не обратил внимания, а Глеб продолжил:
- Предположим, малой, твой отец или дед, хотели покорить небо, стремились стать лётчиками. Естественно, что по генам, тебе это передалось. Но… тебе об этом никто не рассказывал, а сам ты не интересовался. Внутренне, ты будешь постоянно чувствовать тягу к небу. Вместо этого, скажет тебе кто-нибудь, что Мерседес это круто: скорость там, девочки и все такое. Купишь ты себе Мерс, курнёшь гашиша, надавишь на гашетку и… типа в небеса улетел. Так, не разобравшись, всю жизнь и проведёшь в погоне за чьим то счастьем, оставаясь от своего по другую сторону.
- Думаю, раньше люди были не дураки, когда составляли генеалогическое дерево. – прокомментировал Алексей.
- Надеюсь понятно, что я всё упростил, это так, для примера, - подчеркнул Глеб.
- Глебычь, блин, - засуетился малой, - ты как чего-нибудь скажешь… умное. Нет, интересно, конечно, но так что мне тогда - в лётчики обязательно идти?
- Малой, не беси, - не выдержал Алексей, - соображай. Хоть стихи о небе пиши. Главное - знать, что тебе в наследство от предков досталось, тогда ты уже не «голый», вникай, а как воспользоваться – тебе решать. Чтобы не тебе впаривали, кто ты есть и чего тебе надо, а ты сам это знал.
- Не копите богатства земные, – вырвалось у меня. В этот вечер я явно был расположен пофилософствовать. Это всё высота. Оттуда, во всём своём величии предстаёт взаимосвязь и значение каждого элемента сущего под этим небом. Уберите снег с вершин гор и пожухнет зелень, замолкнут воды рек, исчезнут вкус ягод и запах сосен. Уберите тронутый осенью лист и замрёт вдохновение, питаемое сменой времён года. Сознанию моему никак не хотелось спускаться вниз, и в своём воображении я постоянно возвращался на вершину горы. Как же это мелко: грызня за права и приоритеты, погоня за идолами - язычество, хотя прошли уже десятки веков с того момента, как мир уверовал и принял единство.
Малой вскочил с места, пошевелил угли в камине, подкинул ещё дров и стал раздувать огонь. Температура там была высокая, поленья сухие и кора на них моментально вспыхнула. В свете пламени я заметил как покраснели щёки на бледном, напряженном лице паренька и взгляд, обращённый внутрь. Красный цвет на его лице играл таким образом всегда, когда малой был чем-то смущен или его что-то глубоко тронуло. В этот момент вбегает наша новенькая, эстоночка, и возмущённо, на своём языке требует тишины. Мы ей на английском отвечаем, что ещё слишком рано, чтобы требовать. Кроме того сегодня суббота. Тогда она, перейдя на английский, сказала:
- Пожалуйста, я устала и хочу спать.
И тут Глеба понесло: он стукнул кулаком по столу и русским языком, громко ответил: - Мы тоже вас просили не сносить памятник.
- Какой памятник, - на ломаном русском защебетала она, - это уважение.
- И это говорит представитель нации, - громогласно продолжал Глеб, - которая экскаваторами, лопатами и резиновыми дубинками измывалась над памятью, над горем жён и слезами матерей, над прахом погибших на войне отцов и детей. Нет вам больше уважения, и ни где на планете не будет, где русский человек есть.
- Этот памятник для многих эстонцев символ репрессий, - официальной версией попыталась защититься эстоночка.
- Русских, в те времена, - Глеб решил высказать ей всё, что думает по этому поводу, - пострадало гораздо больше, чем эстонцев, причём… а ты вообще знаешь, что Сталин, он же Иосиф Виссарионович Джугашвили, родился в Грузии в тысяча восемьсот семьдесят восьмом году, когда Грузия не была в составе России? Если ответственно к этому вопросу подойти, по существу капнуть, то: грузины захватили власть в России, оккупировали вас и подвергли репрессиям. Однако, они ваши лучшие друзья, а русских вы ненавидите. Где тут логика? Или не это важно? Важно всех поссорить, разделить чтобы властвовать?
- В Швейцарии, в Альпах Суворову памятник до сих пор стоит и никому не мешает, – добавил Алексей.
- Всё было сделано законно, - голос эстонки дрогнул. – У меня мама русская. Это просто политика.
- Ах законно… - Глеб даже привстал, - тогда… сегодня суббота, а в субботу в нашем милом городке, на берегу этого замечательного фьорда, по закону, можно праздновать до двух часов ночи.
- А потом ещё до половины третьего расходиться, - вставил я своё слово.
- Во! – Глеб указал рукой в мою сторону. - Так что… пошла вон!
- Ублюдки. – уже в след убегающей девушке выругался малой и продолжил: – Не, ну вот чё она приехала? Знала ведь, что здесь русские.
- Возможно, переоценила свои силы, – высказал я предположение.
- Да, малой, вот тебе пример: люди без отчества… - сказал угрюмо Алексей. – Политика?! Даже друг к другу уважения нет.
- Вся их новая история, - продолжил его мысль Глеб, - это способ вернуть и закрепит право пользоваться, распоряжаться имуществом - наследством, а не культура. Вот помню раньше, проходили конкурсы национальных творческих коллективов, а теперь пивные фестивали, вечеринки и карнавалы, стилизованные под фашизм, чтение Гитлера и празднование его дня рождения. И это всё при том, что и в сороковые годы русские их от фашизма освободили и в девяностых местные русские поддержали с их независимостью, а в ответ… зла на них не хватает.
- Да, ладно, что ты мне рассказываешь. У нас в Латвии то же самое, - возмутился малой. Он встал и пошёл менять диск в проигрывателе. Из динамиков послышался голос Володи Высоцкого, он пел про не покорённые вершины. «Потрясающе!»- подумал я. За всей этой развязностью, если не сказать больше - блатовством, прячется совершенно другой, чуткий человек. Малой вернулся и сел напротив мастера. Внутренним взором я осматривал ситуацию и, что-то во мне шевельнулось: я вдруг почувствовал… нет, осознал ту нить, что связывала их - малого и Лёшку – неравнодушие одного и желание, стремление другого разобраться в коллизиях дня сегодняшнего.
Остаток вечера мы провели играя в нарды, рассказывали друг другу анекдоты и никто уже не вспоминал о том всплеске эмоций. Не вспоминали и последующие дни. Эстонка наша все выходные не высовывалась из комнаты, а потом у неё случились неполадки с компьютером и ей понадобилась помощь. Девушки наши воспользовались случаем и воссоединили наш коллектив. А никто и не сопротивлялся. Ведь если посмотреть со стороны, с высоты…

А.Кестер, сентябрь 2007г.