_-_Leksi_-_ все записи автора
Название: Растрёпа
Автор: Leksi
Пейринг: Том/Билл
Рейтинг: NC-17
Категория/Жанр: slash, romance, hurt/comfort, AU, POV Tom
Размер: maxi
Статус: закончен (17.11.2011)
Краткое содержание: место действия - Берлин. Том Листман – двадцати трехлетний, вполне состоявшийся молодой человек, преподающий брейк-данс и зарабатывающий на жизнь исключительно уличными танцами. У парня свои, оформившиеся уже, принципы и убеждения, но все меняется в его жизни, когда в ней появляется семнадцатилетний парнишка, за странным поведением которого явно что-то скрывается...
Предупреждения: нецензурная лексика, подробное описание постельных сцен.
Дисклеймер: никаких прав, кроме авторских, не имею. Прошу прощения у известных лиц за использование их имен и образов в данном фанфике.
Все события вымышлены, любое совпадение – чистая случайность.
Посвящение: данный фик я посвящаю всем своим читателям, я безумно благодарна каждому из вас за поддержку, терпение и понимание!
От автора: отдельное огромное спасибо хочется сказать:
Морковке и Molnya.
Дашик, Марго, за все, что вы для меня сделали! Так хочется сделать что-нибудь для вас, поблагодарить больше, чем на словах, но кроме своего скромного творчества ничего предложить не могу. Но мое творчество идет от души, поэтому, хочется верить, что это немало)
-Nice_Girl-.
Верушкин, тебе за такое трепетное отношение к данной истории, к ее персонажам, за постоянную поддержку, за рисунки. Для меня все это очень важно!
Gadjik.
Просто за то, что полгода назад попалась мне на глаза в контакте... или это я тебе попалась)) не столь важно, думаю, ты поняла мою мысль)
Размещение: если хотите разместить данный фанфик на других ресурсах, убедительная просьба поставить меня в известность.
— Вон она, Том, — вскрик Билла заставил меня подпрыгнуть на сиденьи, и я нисколько не преувеличиваю! Уже минуты три мы едем в полной тишине и вдруг такой бурный всплеск эмоций. Быстро сообразив, на что так среагировал мой пассажир, я начал присматриваться к тому месту, куда он не менее эмоцианально тычет пальцем. В первый момент я не увидел ничего кроме знакомых нам сосен, но присмотревшись узрел-таки, что ряд деревьев там действительно нарушен. Сбрасываю скорость еще больше, в конце концов, остановившись совсем.
— Ты уверен, что нам туда? — с великим сомнением в голосе спрашиваю я, рассматривая эту узкую дорогу, уходящую куда-то в лесные дебри.
— Да, вот смотри, — Билл наклоняется ко мне вместе со своей картой.
Ну, ты погляди, не один я, значит, учусь на ошибках.
— Вот, нам надо сюда, мы сейчас здесь. Если повернем сейчас, эта дорога, как раз, проведет нас через лес и выведет на дорогу к ручью. А там уже рукой подать, — повозив по линиям своим длинным симпатичным пальчиком, разъяснил мне Билл дальнейший путь.
— Ладно, поехали, — изрекаю я и все же сворачиваю на эти неглубокие колеи, названные дорогой.
Нас практически сразу окружают деревья, и у меня такое впечатление, что со всех сторон. Медленно едем вперед, всматриваясь в лобовое стекло и надеясь на то, что просвет вот-вот покажется. Но лес заканчиваться не спешит.
— Сейчас вылезут какие-нибудь лесные отшельники, питающиеся человечинкой и прощай белый свет, — выдаю я то, что начинает крутиться в голове. А что? В наше время и не такое бывает.
— Да иди ты, какие отшельники? — смеется Билл.
Улыбаюсь. Как же я теперь люблю его смех.
— Вон уже и конец леса, — воодушевляется, снова начиная мучить свою карту.
Как только мы выехали из сосновых зарослей, перед нами раскинулось еще одно поле. Уходит оно куда-то вниз по склону, и я искренне надеюсь, что нам не в ту сторону.
— Теперь налево, там должен быть ручей, — говорит Билл, и я сворачиваю, не смотря на то, что дорога уходит прямо. Почва здесь твердая, машина идет мягко и никаких претензий нам не предъявляет, по крайней мере, пока.
До ручья мы доехали быстро и без проблем. Осталось немного проехать вдоль него и будет нам счастье. Если Виланд ничего в своей карте не перепутал, конечно. Ну, если и перепутал, теперь-то уж найдем, где осесть.
Что ж, придется признать — шатен не подвел. Вскоре мы, действительно, выезжаем на небольшую разноцветную поляну, с которой открывается великолепный вид на горы с одной стороны и на темно-зеленый лес — с другой. Поляну я назвал разноцветной потому что трава здесь пестрит цветастым разнообразием — желтый, красный с многочисленными его вариациями, рыжий. Глядя на такие вот пейзажи, как раз, и осознаешь истинный смысл словосочетания «золотая осень». И это при том, что всего в паре часов езды отсюда уже практически зима. Все-таки горы — это что-то невероятное.
Я остановил машину, и мы, не медля, вылезли из нее. Слов у меня в данный момент нет. И, судя по молчанию Билла, любующегося, открывшимся перед нами, ландшавтом, у него они тоже отсутствуют. Это и не передать словами, это надо видеть и чувствовать. Эти великаны с белыми вершинами, переходящими в темные оттенки и заканчивающиеся внизу густыми зелеными скоплениями елей, этот свежий прохладный горный воздух с примесью каких-то влажных запахов, вероятно, из-за нашего весело журчащего ручья и реки, которую мы пока не видим, но знаем, что она должна быть недалеко. Грудная клетка будто становится больше при вдохах, ее словно распирает от переизбытка кислорода, такого чистого, что начинает кружиться голова. Странно, но вверху, у коттеджа воздух совсем другой, не менее чистый, но другой.
— Том, ты пока палатку думай, где пристроить, а я пойду речку поищу, — выдает Билл.
— Даже не мечтай. Никуда ты один не пойдешь, — безапелляционно говорю я, подходя к машине и открывая заднюю дверь. — Сейчас вместе сходим, а потом решим вопрос с палаткой.
— Боишься, что заблужусь? Или того, что меня отшельники съедят? — усмехается, подойдя сзади ко мне и прижавшись к спине. Сразу забываю, зачем полез в сумку на заднем сиденьи и оборачиваюсь к нему, заключая в объятия.
— И того, и другого, — выдыхаю ему в губы, которые он поспешно облизывает, предвкушая поцелуй. Не заставляю его ждать и с огромным удовольствием накрываю приветливый теплый ротик губами.
Реку мы нашли сразу. Она протекает прямо через перелесок, расположенный слева от нашего укромного местечка, и устремляется куда-то к подножиям гор. Правда, рекой ее назвать трудно, скорей уж речушка. Ручей, который бежит по нашей поляне, как раз, впадает в нее, образуя в месте слияния небольшой бурлящий порожек.
Здесь просто офигенно, честное слово, просто офигенно!
После того, как облазили берег реки, мы преступили к своему обустройству на, рекомендованной Виландом, поляне. Место для этого кто-то выбрал уже до нас, так как в нескольких метрах от ручья мы обнаружили кострище, сооруженное из булыжников. Изобретать велосипед мы не стали и развернули лагерь на этом же месте. Палатки до этого момента я не устанавливал ни разу. Конечно, в детстве вылазки на природу были, но тогда я выступал в качестве «принеси, подай и подержи», а вот чтобы возвести эту имитацию жилища самостоятельно, такого еще не случалось. Дело это оказалось посложнее, чем мне думалось, но я, естественно, справился, причем, в одиночку! На землю внутри я вывалил все листья и ветки, которые мы насобирали пока шли от реки, и накрыл все это теплым мягким одеялом. Просто перина получилась. Стою теперь и горжусь собой, глядя на столь замечательное деяние рук своих.
Разворачиваюсь, чтобы услышать похвалу еще и от Билла, но рядом его не обнаруживаю. Ни у машины, ни у ручья, ни вообще где-либо в пределах видимости его нет. Ну, и куда он смылся? А если бы мне понадобилась помощь?
— Билл, — кричу не очень громко, так как привлечь внимание какого-нибудь случайного путешественника, например, в мои планы не входит.
Реакции никакой не последовало, поэтому отправляюсь на поиски сам. Понятно, что он у реки или в перелеске на пути к ней — больше здесь скрыться из виду негде. Успеваю пройти пару метров, как мальчишка сам появляется, выйдя из обозначенного мной ранее леса. Тааак, а вот это выражение лица меня настораживает. Я уже очень хорошо с ним знаком. Выражение лица человека, понимающего, что виноват, но готового отстаивать свою невиновность не смотря ни на что и любыми методами. Подхожу к нему и все понимаю мгновенно.
— Только не говори, что тебе стало жарко и ты решил искупнуться, но одежду, вот досада, снять не подумал, — сразу нападаю я, повышая голос.
Нет, ну, а как еще-то реагировать? Он промок до костей в ледяной воде!
— Не начинай вот только сейчас мне парить, что я ходячая катастрофа, — Билл, ясное дело, тут же ощетинился и тоже перешел на повышенные тона. — Я же не специально упал, там камни очень скользкие.
— А какого черта ты вообще полез на эти камни?!
— Я не полез, я вступил на один только.
— И какого черта ты на него вступил? Куда тебя вообще без меня понесло?
— Не ори на меня! Можно подумать, ты бы успел меня от падения уберечь.
— Я бы тебя элементарно не пустил на потенциально опасные участки, сам же ты, судя по всему, не видишь ничерта. Давай шуруй в палатку быстро, снимай все с себя, и не дай Боже тебе заболеть. Еще не ори на него, поогрызайся мне еще, — подталкиваю его к палатке и иду к машине за полотенцем, одеялом и сухой одеждой.
Нет, ну, надо! Я тут, значит, корячусь, стараюсь, дом строю, а ему только бы неприятности учинять.
Беру из машины все необходимое и иду в палатку. Забираюсь внутрь. Билл уже стащил штаны с боксерами и выпутывается теперь из кофты. Откладываю принесенные вещи в сторону и помогаю ему.
— Мать твою, Билл, ты же ледяной весь, — обтираю его полотенцем, беру в руки одну ногу и начинаю растирать ступню уже руками. — Вот чего тебе со мной не сиделось?
Ничего не отвечает, только зубами стучит. Бл*дь. Начинаю раздеваться сам — единственное, что пришло в голову для скорейшего его согрева. Стаскиваю с себя всю одежду кроме трусов, разворачиваю одеяло и, закутывая нас обоих, ложусь на него.
— Ну, не злись, — обнимает меня своими холоднющими руками, прижимаясь сильней.
— Не злюсь я, Билл, но если заболеешь, придушу раньше, чем меня придушит Кристель и закопает Кирк.
Смеется, и все нервы, как по волшебству, улетучиваются. Присасываюсь к его губам, вовлекая в поцелуй, и растираю, дрожащее под собой, тело.
— Согреваешься? — отрываюсь.
— Да. Чего ты так набросился-то?
— Ну, так, Билл! Мы твое здоровье практически выгрызаем, а ты тут такое устраиваешь. Еще не хватало, чтобы ты там себе что-нибудь отморозил ко всем нашим неприятностям вдогонку.
— Не отморозил я ничего, не бойся, я же сразу к тебе пошел и из воды вылез быстро… вроде.
— Засранец, — рычу беззлобно, впившись в его шею губами.
Билл опять начинает смеяться и обхватывает мои бедра ногами. Отмечаю, что он и правда уже не такой ледяной и продолжаю покрывать нежную кожу поцелуями. Руки свои я уже почти не контролирую. Просто глажу его везде, где достаю, мну мышцы, разгоняя кровь по венам, а добираясь до ягодиц, еще и пошлепываю.
Постепенно его тело отогревается все больше, и я отчетливо чувствую эти изменения температуры под собой. Не имея ни сил, ни желания отрываться от него, продолжаю целовать длинную шею, плечи и ключицы, иногда возвращаясь к губам и засасывая их в жадные поцелуи.
— Том, — вдруг выдыхает Билл во время одного из таких поцелуев и разрывает его.
Фокусирую взгляд на нем, чуть приподняв голову. Взгляд у него шальной, дышит тяжело и очень рвано, постоянно перескакивая с выдохов на вдохи.
— Том, — повторяет, ожидая, видимо, моего ответа, но я не понимаю, в чем дело.
— Что?
Он резко вжимается в меня бедрами, и я сам задыхаюсь, подавившись воздухом. Билл начинает тереться об меня своим, без всяких сомнений, твердым, на все готовым членом, расплываясь в широченной улыбке.
— Билл, — теперь я выдыхаю его имя и запускаю руку между нашими телами, чтобы еще раз убедиться в реальности происходящего. Обхватываю его плоть, чувствую ее напряжение, каждую неровность своей ладонью и, отзеркалив улыбку Билла, безудержно впиваюсь в любимые губы. Целую его со всей, накатившей в одно мгновение, страстью, надрачивая эрегированный член.
— Том, — Билл снова отрывается от моих губ.
— М? — а я не вспомнил ни одного слова, лишь промычав в ответ.
— Давай сейчас…
— Что?
— До конца…
— Уверен? Ты точно этого хочешь сейчас? — ну, а как не уточнить? Я не хочу повторения того раза, когда он совсем не был к этому готов.
— Да, очень хочу, правда. К тому же, кто знает, когда еще все получится, давай, Том, пожалуйста, — он нервно облизывает губы, и я больше не трачу на раздумия ни секунды. Снова вовлекаю его в поцелуй и тут же перехожу на шею. Билл, поняв, что я согласен, начинает стаскивать с меня последний предмет одежды. Стягивает трусы с бедер, и мне приходится от него оторваться, чтобы выпутаться из этого куска материи окончательно.
С пущим рвением, принимаюсь покрывать его тело поцелуями, постепенно осознавая, что сейчас произойдет. После всего, что было, после стольких дней ожидания и надежд, это кажется таким невероятным, что и поверить-то сложно.
— Том, давай уже, я не смогу долго, я чувствую, — сипло шепчет Билл и пытается оторвать меня от своего соска, к которому я присосался.
— Угу, — киваю, поднимаясь к нему и в очередной раз целуя припухшие уже губы. Но тут до меня доходит одно обстоятельство:
— Бл*дь.
— Что? — испуганно шепчет Билл.
— Смазка в машине, — озвучиваю я причину своей досады.
— Плевать на нее, можно ведь и без нее, да? Слюной… можно ведь? — тараторит Билл.
— Можно, но не в этом случае, нет, Билл, я ее принесу, я быстро, — начинаю выбираться из-под одеяла.
— Нет, Том, какое принесу, ты спятил? А если он опадет, пока ты ходишь? — продолжает кипишить Билл.
— Я ему опаду, — беру его руку и кладу на член. — Дрочи, — выскакиваю из палатки и несусь к машине, устанавливая спринтерские рекорды. Открываю дверь и начинаю шарить по сумкам в поисках заветного тюбика. Где-то на задворках сознания понимаю, как должен сейчас выглядеть с выставленной из машины голой задницей, но разве ж сейчас до этого?! Нашел. К черту все. Хватаю гель с презервативом — последнее на всякий случай, — высовываюсь из салона и, захлопнув дверь, бегу обратно. Какой тут, бл*дь, имидж, когда у нас стоит!
Заскакиваю в палатку и замираю. Билл, разрумянившийся, со сбитым дыханием, самозабвенно наглаживает себя, то и дело прикрывая глаза и облизывая губы. Волна возбуждения так резко ударяет по мозгам, что приходится тряхнуть головой, чтобы не утратить способность ясно мыслить. Отпихиваю одеяло. Накрываю его собой, с налету целуя податливые, раскрывшиеся навстречу, губы.
— Том, давай же, быстрей, — разрывает поцелуй Билл.
— Тшш, — беру его лицо в ладони. — Успокойся, ладно? Расслабься. Я хочу, чтобы ты осознал, что происходит. Это ведь наш первый раз, Билл.
— Второй, — возражает, в очередной раз облизнув свои губы.
— Нет первый. Сейчас он, действительно, наш. Мы оба осознаем чувства друг друга…
— Я и тогда осознавал, — перебивает Билл. — Я влюбился в тебя еще тогда, после клуба.
— Но я-то этого не знал, — улыбаюсь, исцеловывая его, уже покрывшееся испариной, лицо.
— Сегодня ты это делаешь потому что любишь, а не потому что я заставил, — наконец, доходит до него моя мысль, и он тоже улыбается.
Заглядываю ему в глаза и вижу именно то, что так хотелось в них сейчас увидеть. Вот это другое дело. Аккуратно определяю его ноги к себе на плечи. Открываю тюбик с гелем и, обмазав пальцы, начинаю потихоньку массировать колечко мышц. Билл замирает, но не сжимается и не делает попыток отстраниться.
— Боишься? — шепчу ему в губы и на мгновение прихватываю верхнюю.
— Нет… только волнуюсь, вдруг получится так же, как в тот раз, — одной рукой он продолжает себя гладить, а второй крепко держится за мое предплечье.
— Как в тот раз не будет, ты уже более искушен в этом вопросе, — улыбаюсь, лизнув его в нос, и осторожно проникаю в него одним пальцем. На какое-то мгновение он сжимает меня, но довольно быстро расслабляет мышцы.
— Не больно… — выдыхает чуть слышно. — Том, совсем-совсем не больно, только странно, — с каким-то внезапно возникшим волнением выпаливает Билл, глядя мне в глаза удивленно-радостным взглядом.
— А тогда было больно? — аккуратно двигаю пальцем, разминая податливые, но тугие мышцы.
— Да.
— Потому что был напряжен и недостаточно мне доверял, — объясняю ему, добавляя второй палец и внимательно следя за реакцией.
Билл все так же смотрит на меня, прислушиваясь к ощущениям и все так же удачно расслабляя мышцы под моим натиском. С вторжением третьего пальца, начинает хмуриться. Целую его, предотвращая напряжение.
— Все хорошо, — выдыхаю, нащупывая простату, и начинаю мягко ее массировать.
Билла выгибает подо мной и изо рта вырывается первый стон. Приникаю к его шее губами, целуя, вылизывая и покусывая влажную разгоряченную кожу, дурея от запаха его тела, его возбужденного тела.
Вынимаю пальцы только тогда, когда чувствую относительную свободу их передвижения внутри тугого пульсирующего кольца мышц.
— Билл, я без презерватива, ты как? — не спешу пока смазывать свою рвущуюся в бой плоть, глядя на мальчишку.
— Хорошо, — шепчет Билл, и по тому, как он на меня при этом смотрит, я понимаю, что он полностью доверяет мне, что бы я ни предложил ему сейчас, он без тени сомнения согласится.
— Я проверялся после последнего партнера, тебе ничего не грозит, — решаю все же объясниться, так спокойней.
— Я верю, — кивает он, притягивая меня к себе и вовлекая в очередной уже жадный, напористый поцелуй.
Вот теперь обильно смазываю член лубрикантом и чуть приподняв его бедра плавно, но с напором толкаюсь внутрь. Билл сдавленно охает сквозь поцелуй и отрывается от моих губ. Осторожно ввожу член на половину длины и торможу, давая время расслабиться. Исцеловываю его шею и правое ухо, попутно шепча в него все, что приходит в голову.
Войдя до конца, я снова замираю. Билл часто дышит, хмурит брови, сжимая мою руку своими цепкими длинными пальцами и изо всех сил старается свыкнуться с, несомненно болезненными ощущениями и расслабиться не смотря на них.
— Давай, Том, давай, — нетерпеливо, даже как-то лихорадочно выдает спустя несколько мгновений, — Я тебя чувствую… больно… но так классно, я так тебя чувствую, Том! — шепчет, сбиваясь с дыхания еще больше. — Двигайся, я хочу больше, двигайся.
Упрашивать меня долго не приходится. После такого эмоционального, полного наиприятнейших открытий и неудержимого желания монолога, выполняю его просьбу и начинаю движения, постепенно теряя связь с внешним миром.
С каждым погружением, каждым толчком в это податливое горячее тело, принадлежащее моему мальчишке… мальчишке, который так нагло ворвался в мою жизнь и заполонил собой все вокруг, который так изрядно уже потрепал мою нервную систему и без которого уже, кажется, просто не выжить, меня всего прошибает чем-то таким, невыносимо острым, но эта невыносимость из разряда того, от чего сдохнешь, но не откажешься. Я уже и забыл, как это бывает, когда отдаешь и берешь не только тело. Билл хрипло постанывает, цепляясь за меня и, кажется, реально наслаждается той болью, что доставляет ему мой каменный член, врываясь в горячую тесноту. Ему еще больно, я вижу, чувствую по степени сопротивляемости мышц. Но он подается мне навстречу, насаживаясь глубже, смотрит абсолютно расфокусированным, но таким благодарно-счастливым взглядом, что я выполняю каждое его неозвученное желание, набирая темп, но двигаясь по-прежнему плавно. Хочу прочувствовать эти ощущения, когда каждый миллиметр скольжения внутри эластичного кольца мышц отдается судорогой удовольствия по всему телу, заставляя крупно дрожать и покрываться горячей испариной, когда с каждым таким миллиметром короткие ногти до боли впиваются в предплечья, оставляя канавки на коже, и хочется еще, сильней, больше, ярче, острей, чтобы всю душу перевернуло и мозг вышибло.
— Тоо..м, — почти беззвучно выдыхает Билл, запрокинув голову назад и в очередной раз выгнувшись в пояснице.
— Что? — не удержавшись от открывшегося соблазна, начинаю жадно покрывать его шею поцелуями.
— Как… хо… хорошо… я… ум…ру…
— Только попробуй, — выдавливаю из себя на полувыдохе и, чуть приподнявшись, ловлю его губы, рвано, но с чувством целуя.
Он весь дрожит подо мной, выгибается, покрывается мурашками, скользит по одеялу, сбивая его с настила из веток, отвечает на каждое мое движение, каждую ласку. Мой мальчик нисколько не изменился, все такой же горячий и чувствительный. И к чертям все болячки. Куда им до него. Как же ж, бл*дь, меня разрывает от всего этого, как накрывает.
Билл кончает первым, расцарапав-таки мне руку и что-то неразборчиво крикнув. Отпускаю себя, вгоняя в обмякшее тело свой член и, кажется, отключаюсь на какое-то мгновение, так как улетаю капитально, абсолютно ни в чем не ориентируясь.
Когда же сознание возвращается, обнаруживаю себя лежащим рядом с Биллом. То есть каким-то клочком разума все же соображал и мальчишку своей достаточно тяжелой тушой не придавил.
Билл начинает шевелиться и, вжавшись в меня, стискивает в объятиях мою шею.
— Я тебя так люблю, Том, мне это даже словами не выразить, так люблю, — надрывно шепчет мне на ухо, еще теснее прижимаясь.
Обхватываю его руками, одной зарываясь в спутанные волосы.
— Ты слышишь хоть меня? — продолжает выплескивать эмоции Билл.
— Слышу… и не только ушами, — тоже в полголоса говорю я, массируя пальцами его голову.
Он утыкается носом в мою шею, и больше мы ничего не говорим. Больше, кажется, ничего и не надо. Приятная усталость наваливается с такой силой, что в голове не остается ни одной связной мысли, напряжение последних суток, да и не только суток, покинуло разум и тело, глаза становятся тяжелыми и сознание опять стремится куда-то уплыть. Нащупываю одеяло, натягиваю его на нас обоих и, крепко прижав уже сопящего мальчишку к себе, тоже отключаюсь.
Я не знаю, сколько времени мы проспали, но, открыв глаза, понимаю, что на улице уже начинает темнеть.
— Проснулся, — передо мной возникает светящаяся, улыбающаяся мордаха и, не дав мне собой полюбоваться, начинает влажно исцеловывать все, до чего дотягиваются губы. Ловлю их своими, окунаясь в ленивый, такой сладкий поцелуй, что хочется заскулить или застонать или хоть как-нибудь выразить то, что распирает сейчас грудь и создает стаю мелких буянящих смерчей в животе.
— Давно не спишь? Как ты? — прикусываю напоследок его нижнюю губу.
— Нет, недавно проснулся. Я лучше всех, — улыбка с его лица не сходит ни на секунду, он, кажется, и целовался, улыбаясь. — Только болит… — прислушивается к ощущениям, — не знаю что, но пофиг на это, — отмахивается, чуть сморщив нос. — Мы сделали это, Том, ты хоть понимаешь, что произошло?! Я не спал, а у нас все получилось, и кончил я не через секунду, — волнение с новой силой накатывает на Билла, отчего он даже с дыхания сбивается.
— Еще бы мне не понимать, — усмехаюсь, глядя на него, и даже моргать не хочется, чтобы не упустить ни мгновения этого счастливого блеска в глазах. — Я же тебе говорил, что надо подождать немного.
— Это было так… так… совсем не так, как тогда, вообще не так.
— И это я тебе говорил тогда, что надо повременить, — продолжаю умничать.
Обычно он на такое мое поведение недовольно цокает, фыркает и язвит, но сейчас он, кажется, и не замечает ничего. Весь на своей волне впечатлений.
— Кстати, приеду домой, обязательно облазаю все видео сайты, — резко меняет тему, состроив серьезное выражение лица.
— Зачем? — хм, порнушки, что ли мало насмотрел за последнее время?
— Наверняка твой голый зад на фоне гор кто-нибудь успел заснять, — начинает смеяться, а я запечатываю его в одеяло, засранец. — Блин, надо было не дрочить, а высунуться посмотреть на это, — продолжает хохотать, высвобождаясь из моего захвата. — Пробежка со стояком в сердце дикой природы, Тарзан от зависти удавился, наверно, — так заразительно и от души хохочет, что я не выдерживаю и начинаю смеяться вместе с ним. И даже не на себя, бегающего голозадым по просторам Рупольдинга, а просто потому, что это сейчас так легко рвется наружу — просто смех, как выплеск скопившихся положительных эмоций.
— Сейчас я тебя из палатки выгоню, порадую охотников за сенсациями еще одним сюжетом, без стояка, правда, но тоже вполне сойдешь, — лохмачу его уже порядком отросшую шевелюру.
— Не выгонишь, вдруг я замерзну? Отморожу чего, м? — щурит свои шаловливые глазки и, внезапно подавшись вперед, впивается в мои губы.
Заваливаюсь на спину, утаскивая его с собой, и с готовностью отвечаю на этот эмоциональный напор.
— Надо нам выбираться, костер соорудить, пока совсем не стемнело, — говорю я, поглаживая спину, утихомирившегося, наконец, Билла.
Он лежит на мне и размеренно дышит мне в шею, пальцами выводя щекочущие узоры на моем плече. Судя по всему, ему понравилось вот так валяться на моем теле, используя его в качестве матраса.
— И есть очень хочется, — поддакивает. — Тебе нет?
— Хочется, причем зверски, так что давай вылезать, — целую его макушку, и мы оба, лениво, еле-еле выкарабкиваемся из своей самодельной кровати.
Одеваемся тоже кое-как, учитывая не очень большие размеры нашего временного жилища. Толкаясь, переругиваясь, но, не забывая при этом и целоваться, мы все-таки упаковываемся и выбираемся на улицу. Кожу сразу обволакивает прохладным воздухом, я бы даже сказал слегка морозным, после палатки-то, где мы нагрели его своим дыханием. Очень приятное ощущение. Я даже глаза прикрыл, наслаждаясь моментом.
— Смотри не кончи, а то подам на развод за измену, — усмехается мелочь, дефилируя к машине.
Мне кажется, или он, действительно, виляет задом при ходьбе? Это еще что за финты. Не, ну, если он этим хотел переманить на себя мое внимание, то у него получилось, еще как получилось! Иду теперь за ним, пожирая тощую фигуру голодным взглядом. И я сейчас не о традиционном голоде говорю.
— Сейчас посмотрим, что наши мамы нам приготовили, — голосом, полным предвкушения проговаривает Билл и лезет в рюкзак с продуктами.
Вытаскивает пару контейнеров, открывает один из них и, ткнувшись носом, чуть ли не в саму еду, жадно втягивает воздух.
— Ммм, как вкусно пахнет, — чуть не урчит, передавая один контейнер мне.
— Что там? — осведомляюсь, умиляясь на его довольный вид, и вскрываю свой ужин.
— Спагетти с фрикадельками, — уже набив рот, судя по всему, как раз, парой таких фрикаделек, отвечает Билл. — И даже еще теплые!
Достаю пластмассовую вилку из набора и тоже пробую данное лакомство. Действительно, теплые, не подвела чудо-сумка, значит.
Ужин мы оплели за считанные минуты. Аппетит, оказывается, разыгрался не шуточный. В общем, не удивительно, с утра же не ели ничего, плюс потеря энергии… такая приятная потеря, что живот свело, стоило вспомнить. Все заново прикрыли, прибрали и отправились в перелесок за начинкой для костра.
— Надеюсь, поскальзываться, запинаться и падать не вошло у тебя в привычку? — не удерживаю себя от подколки. — И перед собой тоже смотри, здесь ветки!
Билл одаривает меня крайне недовольным взглядом, наклонившись за сухой палкой перед собой, и идет дальше. Усмехаюсь и, убедившись в том, что он не собирается запустить эту палку в меня, отвлекаюсь, тоже сосредотачиваясь на сборе дровишек.
Набираю целый ворох и поворачиваю назад. Билла поблизости не вижу. Вот куда опять ушкандыбал?
Почти выхожу к нашей поляне, когда за меня хватаются чьи-то руки, нет, чьи это руки я, конечно же, понимаю, но от неожиданности роняю весь свой собранный сушняк на землю. Билл резко дергает меня назад и разворачивает к себе, впиваясь в губы страстным поцелуем. Не успеваю ничего сообразить, но моему, незамедлительно среагировавшему, телу на это абсолютно наплевать, как и Биллу, судя по тому, как он решительно жмется ко мне, потираясь пахом о мое бедро и, не побоюсь этого слова, властно сминая мои губы своими. Такого поведения я за ним давно не замечал… да какое давно, вообще не замечал, поэтому просто тихо херею от происходящего, почти никак не реагируя.
Билл пробирается своими почему-то опять ледяными руками под мои одежды и сминает пальцами бока, впиваясь в кожу острыми ногтями. Шиплю от этих холодных прикосновений к теплой коже и, наконец, придя в себя, с рыком вжимаю этого сексуального маньяка в первое, попавшееся на пути, дерево. Вдавливаю его в наверняка не сильно комфортную для спины поверхность, от чего он стонет мне в рот и с силой прикусывает нижнюю губу. Снова рычу сквозь поцелуй и тут же ощущаю, как его восставшая плоть упирается в меня. Бл*****дь. Кажется, я еще долго буду полукончать только от одного этого ощущения.
Билл начинает улыбаться мне в губы, широко, буквально светясь изнутри, и до меня доходит-таки суть происходящего — это проверка, он хотел убедиться еще раз. Мой вечно сомневающийся, нетерпеливый, уставший от разочарований и страхов мальчишка просто в очередной раз убеждает себя в том, что у него все в порядке. Чуть отстраняюсь, облегчая существование его спине, прижатой к коре дерева, и обхватываю его лицо руками, сцеловывая эту улыбку, запоминая ее вкус.
Одна рука соскальзывает вниз, расстегивает его ремень и все остальные препятствия, пробираясь к причине всех наших умерших нервных клеток. Накрываю ладонью эрегированный член и чуть сжимаю его, покачнув почву под ногами. Да, все реально, малыш, вот он, просто красавчик. Начинаю медленно поглаживать твердую плоть, вводя нас обоих в одурение. Билл тяжело дышит, глядя на меня, и снова улыбается. Кажется, он сейчас не сможет прекратить это делать, даже если очень захочет. Вот теперь он, действительно, счастлив, весь его вид в данный момент просто кричит об этом. О том, что он отпустил сейчас свои самые большие страхи.
Я прислоняюсь лбом к его лбу, смотрю в светящиеся, не смотря на уже проявляющуюся пелену удовольствия, глаза и точно так же улыбаюсь. Не контролируемо, почти до боли лицевых мышц широко, по-настоящему, от всей души, которая сейчас не помещается в теле и рвется вырваться на волю, чтобы иметь возможность вихрем носиться в безграничном пространстве и истошно вопить, как ей хорошо. И я в данный момент отдал бы все, что могу отдать за то, чтобы продлить это, за то, чтобы, как можно дольше любоваться тем, что вижу в эту минуту, чтобы чувствовать эту бешенную позитивную энергию, волны которой от него исходят, вышибая воздух из легких. И мне абсолютно плевать, что мы так и не успеем разжечь костер до темноты, что на улице холодает и изо рта уже начинает вырываться пар, что у самого в штанах уже колом стоит член в ожидании своей порции удовольствия. Еще чуть-чуть, хочу убедиться, что и эту свою мечту я, наконец, осуществил. Еще совсем немножко…
— Ты хотел знать, когда сбудется моя мечта, — выдыхаю на грани слышимости.
— Сбылась? — одними губами.
— Не уверен.
— Ты хотел, чтобы я выздоровел?
— Я хотел, чтобы ты был абсолютно… безоговорочно… счастлив.
Билл продолжает, молча смотреть мне в глаза, и совсем не спешит развеять мою неуверенность. Чувствую лишь, как дрожащие пальцы, расстегнув мой ремень, тоже пробираются к заждавшейся плоти. Как прохладная ладонь скользит по ней, выгоняя из головы остатки разума. Вижу, как самые вкусные губы в мире приближаются к моим, опаляя кожу горячим дыханием. И только спустя мгновение, сквозь пелену стремительно накрывающей нирваны до сознания доносится его тихое:
— Значит, сбылась…
Конец.