В назначенное время подъезжаю к ресторану. Выхожу и иду внутрь.

– У Вас заказан столик? – не успеваю зайти, ко мне уже подбегает парнишка в забавной форме, похожей на наряд пингвина.

– Да, меня ждут, – отвечаю ему и он, кивнув и извинившись, исчезает, увидев очередного вошедшего. Осматриваюсь и вижу того, к кому пришел. Верней, я, конечно, ожидал увидеть другого человека, но сильно на это не надеялся, как оказалось не зря.

– Привет, Дин, – подхожу к столику, за которым меня и ожидает молодой человек с, как всегда, непонятным цветом волос. Он встает.

– Привет, – пожимает мою руку, и мы оба усаживаемся.

– Ожидал увидеть кого-то другого? – задает вопрос Дин, прекрасно зная ответ. Беру у подошедшего официанта меню.

– Я знал, что он не придет сам, – пробегаюсь по списку глазами. – Мне пока яблочный сок, – говорю официанту и отдаю меню.

– Мне то же самое, – улыбается Дин. – Все правильно, сначала дело, потом все остальное, – протягивает мне папку. – Вот здесь сценарий, список ролей и приглашенных звезд, гонорар, ну, и все, что нужно знать для принятия правильного решения, – сделав акцент на слове «правильного», объясняет Дин. Забираю у него бумаги и открываю, бегая глазами по строчкам.

– Том, это не просто выгодное для тебя предложение, это открытые двери в беззаботное будущее, много открытых дверей. Когда фильм прогремит, а по всем прогнозам он обязательно прогремит, ты станешь известной фигурой не только в танцевальном мире, – расписывает мне все плюсы моего возможного согласия.

– Я так понимаю, мою кандидатуру предложил именно он? – отрываюсь от изучения внушительных сумм, описывающих мой гонорар в случае согласия.

– Да.

– Что, так и сказал: «Я хочу, чтобы главную роль в моем фильме сыграл Листман»? – иронично усмехаюсь.

– Почти слово в слово, только вместо «Листман» было «Том».

– Да ну? Даже так? – продолжаю иронизировать.

– Том, – Дин вздыхает. – Я все понимаю, но прошло столько лет. Может, пора завязывать с этой враждой? Тем более речь идет о твоем будущем, об охренительных возможностях. Пора вам перейти хотя бы к простому человеческому общению, он делает первый шаг…

– Где? – говорю уже серьезно. – Где он его делает? Ни черта он не делает, Дин. Если б он сам сюда пришел, вот тогда это можно было б считать за шаг, а так он и пол шага не сделал.

– В этом ты ошибаешься. Знаешь, какие имена в списке возможных претендентов на эту роль? Тебя хочет видеть в фильме режиссер, это не капля в море, это реальный шанс. К тому же, мы оба понимаем, почему он хочет именно тебя. Поэтому, что бы ты ни говорил, он все же делает этот шаг, может, немного не так, как следовало бы, но делает.

– И почему же именно меня он хочет? Ему нужны мои танцевальные достижения и убийственная внешность? – опять включается ирония.

– Том, конечно, это кино, и на главную роль могут взять любого смазливого актера, а все танцевальные выкрутасы за него сделает дублер, умеющий танцевать, но нам нужен человек живущий танцем, пропитанный этим, чтоб от одного взгляда на него было понятно, что это не игра, что это его жизнь, плюс твой авторитет в танцевальной тусовке – тоже немаленький козырь, но ты же не дурак, там, где водятся такие бабки такие вопросы решаются просто. Он выбрал тебя – он в тебя верит.

– Верит? – усмехаюсь. – Он в меня? С каких это пор?

– Думаешь, он стал бы рисковать собственным детищем? Ты сам знаешь, как он относится к своей работе. Если б у него были сомнения насчет тебя или если б он считал, что есть кто-то, кто сыграет эту роль лучше тебя, он не стал бы этого тебе предлагать. Как бы тебе ни хотелось его в чем-то сейчас уличить, признай, что ты это понимаешь, он никогда не рискует и не жертвует своими проектами ради кого-либо, поэтому в том, что он уверен в тебе, сомневаться глупо. Так что ваши взаимоотношения это не единственная причина, по которой он порекомендовал тебя, хоть и очень весомая. В твоих актерских данных после тех короткометражек никто не сомневается. Тебе нужно просто согласиться, прийти на одни единственные пробы, которые, по сути, будут формальностью, так как мы все знаем, что ты справишься, и роль твоя.

– Дин, все это замечательно и заманчиво, но я не видел его шесть лет, он даже не извинился по-человечески. Он ни разу не показал, что раскаивается или жалеет, что так поступил со мной, ему было плевать, срать он хотел и на меня, и на все со мной связанное. Он никак не проявлялся шесть лет и вдруг, как снег на голову это предложение от великого Ойгена Краумана. Это что, попытка загладить вину? Или что? И опять его нет, ко мне обращаются его представители, какого хрена он от меня хочет? Что я его сердечно поблагодарю и как ни в чем ни бывало побегу сниматься в его блокбастере, отпустив ему все грехи? Где он сам? Он что, призрак? Ему в лом самому прийти и объясниться? Короче так, если я действительно ему нужен в этом его фильме, если он хочет этим предложением что-то мне сказать, пусть сам мне об этом поведает, лично, глядя в глаза, вот тогда я может, и подумаю, – заканчиваю я свою гневную тираду.

– Ну, что ж, в общем-то, я так и думал, что ты это скажешь, – улыбается Дин. – Но все же решил попробовать. Ладно, я тебя понимаю, все передам слово в слово, ничего не вырезая и не придавая цензуре.

– Вот и отлично.

– Угу… Тогда, может, наконец, поедим? Я голоден, как стая волков, – переводит тему, поняв, что дальнейшее мое уламывание бесполезно, потирает руки в предвкушении и подзывает официанта.

– А вот это хорошая идея, – поддерживаю его предложение. Заказываем себе по плотному обеду и уже собираемся приступить к трапезе, но в этот момент чувствую вибрацию мобильника в кармане. Смотрю на дисплей, и сердце как-то беспокойно ухает. Билл.

– Извини, – обращаюсь к Дину и нажимаю прием вызова. – Алле.

– Том, ты где? – голос взволнованный и, как мне показалось, даже дрожащий. Напрягаюсь.

– Билл? Что-то случилось? – отвечаю вопросом на вопрос, так как это единственное, что в данный момент меня интересует.

– Просто я пришел, а тебя нет, я думал, ты дома, – мне не показалось, голос действительно подрагивает и интонация напряженная.

– Где ты? Что случилось?

– Я у тебя… у твоего дома.

– Билл, что случилось? – мать его, да что ж он молчит-то?

– Том, ты долго? – бл*дь.

– Нет, будь там, я сейчас приеду, никуда не уходи, понял?

– Да.

– Билл, да что случилось-то? – повышаю голос.

– Операцию перенесли на неделю раньше.

Я даже, по-моему, перестал дышать, услышав слово «операцию».

– Почему?

В ответ я услышал только короткие гудки. Бл*дь.

– Дин, извини, мне надо идти, – встаю из-за стола, доставая деньги.

– Проблемы?

– Да, пока, спасибо за хлопоты, – тараторю я, быстро прощаемся, и я выскакиваю на улицу. Сажусь в машину. В голове куча мыслей и одна, черт возьми, трагичней другой. Завожу мотор, выезжаю на дорогу и вдавливаю в пол педаль газа.

По пути попадаю в пробку, но она небольшая, поэтому тормознула меня ненадолго. Но и этих двадцати минут мне хватило, чтобы надумать себе очень много всего. У подъезда я Билла не обнаружил и, надеясь увидеть его на этаже, зашел в дом. Выйдя из лифта и свернув к своей квартире, я, наконец, его вижу. Опять сидит на полу, но, заметив меня, тут же поднимается. Вид какой-то растерянный. Подхожу к нему.

– Почему перенесли, Билл? Что-то УЗИ показало? – сходу задаю главный на данный момент вопрос. Он уже открывает рот, чтобы что-то сказать, но осекается, кинув взгляд куда-то за меня. Оборачиваюсь посмотреть, что он увидел и вижу соседа сверху, спускающегося по лестнице. Быстро достаю ключи, открываю дверь, запускаю Билла в квартиру и захожу следом. Смотрю на него, все еще выжидая ответа.

– Они сказали, что там что-то развивается быстрей, чем они думали и те сроки, на которые они рассчитывали уже не подходят, – тихо говорит Билл, ковыряя камень на своем кольце. Осмысливаю услышанное.

– То есть, ничего так-то плохого не произошло? Просто операцию сделают раньше задуманного? – уточняю свои умозаключения.

– Что значит, ничего плохого не произошло? – повышает голос, негодующе вперив в меня свои огромные глазищи. – Том, она так скоро, у меня времени совсем не осталось, какая-то неделя с небольшим, понимаешь, какие-то дней десять, последних несколько дней, Том…

– Тихо-тихо, – перебиваю его тараторящую речь, грозящую вот-вот перерасти в истерику, обхватив руками его лицо. Он тут же замолкает и, часто моргая, смотрит на меня.

– Билл, ты так говоришь, будто это последние дни твоей жизни, не надо так…

– А кто знает, – нервно перебивает. – А вдруг они мне там что-нибудь не то отрежут или заденут, вдруг кровотечение или… я может, вообще не проснусь после этой операции, а если…

– Стоп, – теперь я останавливаю его, повысив голос, и притягиваю к себе, сильно прижав и запустив руку ему в волосы. Он сразу утыкается мне в плечо.

– Ну, что ты говоришь-то такое, пойдем-ка, – медленно двигаюсь в самую ближайшую комнату, которой оказывается спальня. Пячусь назад, увлекая Билла за собой, пока ноги не касаются кровати. Сажусь и тяну его к себе так, что ему ничего не остается, как расставить ноги и сесть верхом ко мне на колени. Просовываю руки под его куртку и обнимаю, снова прижимая к себе это теплое, кажущееся таким хрупким тело. Его тепло передается и мне, обдав приятной волной весь мой организм. Утыкаюсь ему в волосы, поддавшись порыву, и вдыхаю их запах.

– В той клинике, где тебя лечат, очень хорошие квалифицированные врачи, – глажу его по спине поверх тонкой ткани футболки. – Операции они не первый день делают. Все будет хорошо. И какое, к черту, «не проснусь»?! У тебя операция не на сердце, Билл, и даже в случае, как ты говоришь кровотечения это не приведет… в общем, выкинь из головы эти бредни, все пройдет хорошо.

Он медленно отстраняется и смотрит на меня. Глаза слегка влажные, но слез не видно, сдерживает?

– Я читал, бывает так, что наркоз перестает действовать раньше времени и человек просыпается прямо во время операции, – говорит уже тихо. – Я не хочу проснуться так, я этого так боюсь.

– Билли, – я вдруг только сейчас осознаю, что ведь он не только последствий боится, он боится самой этой процедуры, это же логично, почему-то до этого я об этом даже не думал. – Тебя обследуют, проверят анализы и все необходимое. Наркоз назначат такой, какой нужен будет именно тебе с расчетом твоего состояния и особенностей организма, не проснешься ты раньше времени.

– Но ведь бывает же такое, – не отступает этот упрямец и опускает голову. Беру его за подбородок и поднимаю лицо, заставив снова посмотреть на меня.

– С тобой такого не будет, – четко выделяя каждый слог в словах, говорю я. – Ты проснешься, когда все уже будет позади, в палате, где наверняка уже будут твои родители.

– А ты?

Замолкаю и пытаюсь понять, что именно он сейчас спросил.

– Что я? – все же переспрашиваю.

– Ты придешь?

– А ты хочешь?

– Да.

– Тогда приду, – улыбаюсь, чтобы разрядить обстановку. Билл снова обвивает меня руками и устраивает голову на моем плече.

– Все будет хорошо. А то, что операцию перенесли, означает только то, что ты быстрей поправишься. Больше не будет больно ходить в туалет, больше не будешь обо всем этом думать. Билл, а из друзей твоих совсем никто об операции не знает?

– Нет, мне кажется, им бы все равно не было б это так уж важно. Ну, сделали бы вид, что сожалеют или вроде того, и все, продолжили б свою жизнь, забыв об этом. Да они и не друзья, в общем-то, так, приятели, тусуемся вместе просто, а такого друга, как этот твой, например, у меня нет.

– Бас, его зовут Бастиан, – решаю напомнить имя «этого моего».

– Не важно, – бурчит Билл. Да, добрыми чувствами он к нему не проникся.

– Слушай, – аккуратно отстраняю его от себя. – Пойдем чаю попьем? У меня есть очень вкусный, китайский, с мятой. С пирожными, – добавляю для убедительности. – Или ты поесть хочешь? После больницы так и не ел?

– Нет, есть не хочу. А у тебя что, есть пирожные?

Так, кажется, он и правда их фанат.

– Нет, но если хочешь, через пять минут будут.

– Ты за ними побежишь что ли? – улыбается.

– У нас кондитерская в трех шагах, – улыбаюсь в ответ.

– Нет, не надо, лучше тогда твой фирменный сэндвич, – усмехается, чуть сощурив глаза.

– Ага, я знал, что он западет тебе в душу, – воодушевляюсь от его улыбающейся мордашки и встаю, придерживая его, чтоб не свалился на пол, а встал на него вместе со мной. – Пойдем, – направляюсь к двери. Билл снимает свою куртку, бросает ее на кровать и догоняет меня уже в прихожей.

– А мама у тебя где? – возобновляю разговор, зайдя на кухню. – Вы же вместе в больнице были, – достаю из холодильника необходимые ингредиенты.

– Ей с работы позвонили, ЧП там у них какое-то, она уехала, – садится за стол. – Кирк в командировке, так что дома сейчас никого. А тебе на работу скоро?

– Нет, у меня сегодня нет занятий, – включаю чайник и закидываю хлеб в тостер.

– Значит, ты дома будешь?

Киваю.

– Тогда я побуду у тебя, пока мама не придет, ладно?

– Конечно, – достаю готовые тосты и принимаюсь за приготовление сэндвичей.

– А где ты был сейчас? – Билл, видно, не зная, чем занять руки, начал крутить на столе блюдце, которое в свою очередь издает не очень приятные звуки, взаимодействуя с поверхностью стола.

– Встречался кое с кем.

– С кем?

– С давним знакомым.

Смотрит на меня каким-то изучающе-рентгеновским взглядом.

– Просто знакомым? – задает следующий вопрос, видно, что-то для себя приметив.

– Билл, да оставь ты в покое бедное блюдце, – не выдерживаю я. – Да, просто знакомым, – отвечаю, когда это громыхание на столе затихает.

– Это ведь необычная встреча была, да? Ведешь ты себя не так, – продолжает допытываться. Перевожу взгляд с готового сэндвича на него.

– Так-так, какие мы проницательные.

– Да что тут проницательного-то, ты об этом так сильно не хочешь говорить, что другого ничего и не подумаешь.

– На вот, сэндвич имени Тома Листмана, – отдаю ему.

– Листман? – повторяет мою фамилию с каким-то воодушевлением, будто узнал что-то невероятно важное.

– Он самый, – быстро доделываю свой сэндвич и наливаю чай нам обоим.

– Так что за встреча? Расскажи, – с набитым уже ртом возвращается к своему допросу Билл. Тоже сажусь за стол напротив него.

– Мне предлагают главную роль в одном фильме про танцора. Большие гонорары, пара известных актеров, уже утвержденных на роли, перспективы и так далее.

– Так это же круто, – вспыхивает, будто это все ему только что предложили. – И что, ты согласился ведь?

– Не все так просто, Билл. На этой встрече я ожидал увидеть другого человека, но пришел не он, а его друг… В общем, есть в этой истории подводные камни, – отставляю свой чай и просто наблюдаю за тем, как Билл уминает, вытащенный из сэндвича сыр, зачем так издеваться над «произведением искусства»?

– Что за камни? Кого ты ждал?

– Того, кто когда-то очень много для меня значил, а потом в одночасье стал чужим.

– Ну, расскажи, Том, пожалуйста, я никому не скажу, правда.

– Да в этом и нет никакого секрета, – усмехаюсь. Билл-Билл… Может и правда рассказать ему эту историю, чтоб не думал, что я стадию подростковых безумств стороной обошел и теперь осуждаю его за все про все. А, судя по всему, он именно так и думает. Да и займет свою мнительную голову заодно, чтоб всякие глупости не лезли. – Человек этот – режиссер того самого фильма, – поразмыслив еще с минуту и решив, все же рассказать, начинаю свое повествование. – И моя первая любовь, – из меня вырывается полуусмешка с небольшой долькой иронии.

Билл моментально забыл про свой чай и недоеденный сэндвич, устремив на меня взгляд с огромным неприкрытым любопытством.

– Наши родители очень хорошо дружат, – продолжаю я и сам от нечего делать начинаю медленно вертеть свою кружку. – Наша семья была частым гостем в их доме. Ойген старше меня на пять лет, и я смотрел на него снизу вверх во всех смыслах. Я им восхищался, чуть ли не боготворил, – опять еле заметно усмехаюсь. Сейчас все это кажется таким по-детски наивным и глупым. Хотя, так оно тогда и было. – С годами я стал понимать, что привлекает он меня не только как старший пример для подражания, я стал осознавать, что меня к нему тянет, что я бешусь, видя его с кем-то, а это было очень часто. Мы учились в одной школе, он меня защищал, если приходилось, оберегал, но я был ребенком, а он уже подростком, у которого как раз началась бурная половая жизнь с игрой гормонов. Короче так и фантазировал я о чем-то таком по ночам в своей комнате, не надеясь на то, что это когда-нибудь воплотится в реальности и, ненавидя себя за то, что не родился пораньше, чтобы быть его ровесником. Но вопреки моему неверию Ойген, видимо заметив мои к нему чувства, начал общаться со мной далеко не по-братски, как было до этого. Он делал много очень неприличных интимных вещей, я таял и сходил с ума, мне рвало крышу с такой силой, что я ничего не хотел больше замечать. Ойген продолжал свою бурную жизнь, меняя подружек, дружков, а я ждал, когда же он опять вспомнит обо мне и сделает что-нибудь из того, что обычно со мной делал. Но детство не вечно и оно прошло. Вот тогда я уже перестал быть глупым ребенком, выжидающим свой кусок пирога, я хотел весь пирог и не хотел делиться. Мы начали встречаться, когда мне исполнилось пятнадцать. Он как раз закончил школу. Три года мы были вместе. Конечно же, он не был верным, я всегда догадывался об этом, но доказательств у меня не было, да и я слишком был от него зависим, слишком влюблен, слишком боялся потерять, всего было слишком, иногда я просто сам закрывал глаза на какие-то вещи, предпочитая быть слепым, но рядом с ним. А когда накатывало, убеждал себя в том, что это ведь для него ничего не значит, ну перепихнулся он с кем-то, разрядился, но любит-то он меня. Так и жил в своей эйфории до того самого дня чемпионата по брейку. Я так бредил этой победой. Прошел до финала. Готовился сутками, танцевал, танцевал, танцевал. Ойген меня подбадривал, повторял, что верит в меня, что все получится. Все, действительно, получилось. Я стал чемпионом Германии в тот год. В год своего совершеннолетия. И вот стою я с этой статуэткой и ищу глазами его. Победа – не победа, если не разделить ее с ним. Для полноценного счастья мне в тот момент не хватало только его поздравления. На трибунах я его не нашел и решил, что он в раздевалках. Я знал, что он должен был быть где-то рядом. И я угадал, он был в раздевалке, но был он там не один, а с парнем, занявшим второе место. Он прижимал его к шкафчику, целовал и успокаивал, говоря, что он все равно был лучшим, что жури просто идиоты, что не оценили, что победивший парень танцевал намного хуже и выиграл незаслуженно. Я не знаю, что со мной случилось в тот момент, я даже толком не помню. Просто стало вдруг все равно, на все, на эту победу, на него, на жизнь, все просто перестало иметь какое-либо значение. Я отчетливо помню промелькнувшую тогда мысль, что жить-то, в общем-то, не за чем. Все пустое. Я подошел к ним и отдал эту чертову статуэтку, сказав, что раз я забрал ее незаслуженно, то пусть она будет у того, кто ее заслуживает. Потом просто развернулся и убежал, я уже и не помню, куда я тогда бежал и куда в итоге прибежал. Из того состояния нежелания жить я выбирался долго, а может, мне просто так показалось, потому что дни были резиновыми и бесконечно длинными.

– А он что? – подает, наконец, голос Билл, все это время сидевший тихо и внимательно слушавший меня. – Он не извинился? Не объяснил ничего? Ты с ним говорил?

– Нет, с того момента в раздевалке я его не видел. Он прислал коробочку, в которой была эта статуэтка и записка с одним словом: «Прости». Вот и все, маленький клочок бумаги – это все, на что он раскошелился после всего, что было. Потом он уехал в Америку. У него как раз был первый проект. Съемки длились чуть больше года. Мы даже случайно с ним никогда не пересекались. Я, конечно, знаю, что с ним происходит, новости о нем до меня так или  иначе доходят, осталось ведь много общих знакомых, да и родители дружить не перестали. И вот шесть лет спустя от него приходит это предложение с фильмом. И опять он не появился сам, – заканчиваю я.

– Урод он и трус, – зло выплевывает Билл. – И что он хочет этим сказать? Помириться захотел что ли? Как-то поздновато. Шесть лет, ни фига себе.

Улыбаюсь, глядя на его реакцию. Она меня даже умилила. Когда-то и я так же злился, бесился, негодовал, как же все это бессмысленно и бестолково было.

– Ты к нему еще что-нибудь чувствуешь? – спрашивает Билл.

– А ты думаешь, после всего этого, спустя шесть лет, можно еще что-то к нему чувствовать? Нет, Билл, это был урок, своего рода закалка на будущее. Так что я, выбравшись из депрессии, просто сделал выводы и повернул свою жизнь на ту дорогу, которая никогда не приведет к чему-то подобному.

– Так ты не будешь соглашаться на роль?

– Я попросил его друга передать, что подумаю, при условии, если он сам ко мне придет с этим предложением.

– Ты хочешь его увидеть? Зачем?

– Не знаю, просто хочу узнать, что он этим предложением хочет от меня добиться.

– Узнать? Я бы ему с ноги по морде, чтоб летел вместе со своим предложением, – огрызается Билл, а мне и смешно на него, такого воинственного, и как-то по-странному приятно, что он так проникся этой историей моего прошлого, этой, своего рода, частью меня. Улыбаюсь, глядя на него.

– Что? – негодует этот взъерошенный борец за справедливость. – Или ты его расцеловать хочешь?

– Нет, расцеловать я хочу кое-кого другого, – продолжаю улыбаться, не сводя с него глаз. Вся воинственность с него слетает мгновенно. Смотрит на меня, не моргая.

– И кого же?

– Иди сюда.

Неожиданно бодро встает с места и подходит, будто только и ждал, когда я это скажу. Садится ко мне на колени верхом, видно, эта поза ему пришлась по душе, и улыбается. Мои руки непроизвольно оказываются на его бедрах, скользнув к ягодицам и придвинув его ближе. Подается вперед, снова приятно меня удивляя, и прижимается своими губами к моим. Вливаюсь в поцелуй, накатившей внезапно волной возбуждения, сразу проникая внутрь его напористого ротика. Забираюсь руками под его футболку и веду ладонями по теплой худенькой спинке вверх. Билл обвивает мою шею руками, чуть прогнувшись от моих прикосновений и тесней примкнув ко мне. Глажу его спину, время от времени чуть надавливая на позвонки, вынуждая его прижиматься ко мне сильней. Билл так жадно заглатывает мои губы, так горячо и рвано дышит, что меня самого обдает жаром. Ловит мой язык и начинает его посасывать, приоткрываю рот, не мешая ему, и притягиваю его к своему паху, где уже скопилось напряжение. Он начинает ерзать на мне, обостряя мои ощущения еще больше, но не успеваю осознать степень своей эйфории от такой инициативы с его стороны, как тишину, разбиваемую только нашим шумным дыханием, взрывает стук в дверь. Билл резко отстраняется, глубоко вдыхая воздух, а мне хочется простонать от отчаяния. Бас, бл*дь, я тебе шею сверну.

– Кто это? – шепчет Билл сквозь, не совсем еще успокоившееся дыхание.

– Бас, – обреченно выдыхаю я.

– Не открывай, – говорит Билл и облизывает свои припухшие и покрасневшие от поцелуя губы. Слежу за этим действием и спускаю руки ему на попу.

– Он должен мне кое-что занести, лучше сейчас забрать, неизвестно, когда он снова нагрянет, – сжимаю его ягодицы и с еле различимым рыком встаю. – Жди здесь и смотри, не остывай, – улыбаюсь и иду открывать.

– Привет, чего тащишься как из Америки? – Басти врывается в прихожую, обдав меня ароматом своего любимого одеколона. – Вот, расписание, – протягивает мне лист бумаги.

– Привет, – забираю его. – Спасибо. Уже все дни утвердили?

– Ага. Ну, видел этого ушлёпка? – спрашивает Бас.

– Нет, пришел Дин.

– Почему я не удивлен? – иронизирует друг. – Я надеюсь, ты их послал?

– Пока нет, я сказал, чтоб он сам ко мне пришел, если так надо.

– Спятил? На кой хрен тебе с ним встречаться? – негодует Бастиан. Он видел больше всех и знает все до мелочей о моей депрессии тех дней. Как он тогда на меня, нытика не наплевал, до сих пор не понимаю.

– Просто хочу узнать, что он хочет, – пожимаю плечами. – Слушай, ты не вовремя вообще-то, я не один.

– Билл?

Киваю в знак согласия.

– Это хорошо, – изрекает Бас и идет в сторону комнаты. – Где он?

– Вообще-то на кухне, – говорю ему вдогонку, понимая, что выгнать быстро его сейчас не удастся. Друг разворачивается и направляется туда, где меня ждет Билл. Для чего он ему понадобился? Иду следом.

– Вот ты где, – бодренько говорит Бас, встав перед, сидящим возле стола, Биллом. – Хорошо, что я тебя застал, – продолжает Басти, а Билл, такое чувство, его сейчас испепелит глазами. – Не, ну, прям волком ведь смотрит, – обращается друг ко мне.

– Он еще волчонок, – усмехаюсь, глядя на, повернувшегося ко мне, Билла. Он моей реплики, кажется, не оценил.

– Слушай, малец, – Бас переходит к примирительному тону. – Знакомство наше, конечно, прошло не очень хорошо. Давай начнем все сначала.

Усмехаюсь. Семейная драма, не иначе.

– Бастиан – лучший друг, брат, местами психолог и психотерапевт, советник, правая и левая руки и ноги тоже, личный энергетик и вообще не заменимый товарищ и пожизненный крест Тома, – представляется Ферчер и протягивает руку Биллу. Тот с сомнением смотрит на него, размышляя, видимо, идти навстречу или нет. Переводит взгляд на меня. Я улыбаюсь, еле заметно кивнув, в знак того, что хотел бы, чтоб они наладили отношения. Билл снова смотрит на протянутую руку и, наконец, вкладывает в нее свою.

– Билл – любовник Тома, почти приятно, – выдает он не очень дружелюбным тоном, надеюсь, рот у меня в этот момент приоткрылся только мысленно.

– А мне вот очень приятно, – выделив слово «очень», парирует Бас, пожимая его руку. – Чего враждовать-то, будем дружно сосуществовать, м?

Билл промолчал, но стал к нему приглядываться, как мне показалось, уже не только с враждебностью, но и с неким интересом, уже что-то.

– Ладно, не буду вам мешать, – сообразив, наконец, что пришел не вовремя, продолжает Басти и берет мой сэндвич, который я лишь пару раз куснул. – Я голодный, – виновато улыбается, откусывая от него сразу половину. – Пойду… позвони мне потом, – обращается ко мне и выходит из кухни с моим перекусом. Иду следом, по пути щелкнув Билла по носу. Закрываю за Басом дверь и возвращаюсь.

– Любовник, значит, – встаю перед Биллом с полуулыбкой.

– Надо же было мне как-то себя назвать, он вон, сколько званий себе присвоил, – оправдывается, слегка смутившись, чего не наблюдалось при Басе. – А что, разве не так?

– Так, – беру его за руку и тяну вверх. Встает, плотно прижавшись ко мне, и, как мне кажется, уже рефлекторно обвивает мою шею руками. Возобновляем поцелуй, не менее жарко и жадно засасывая друг друга. Возвращаю руки к нему на попу и мгновенно завожусь, почувствовав, маленькие, мягкие ягодицы. Сжимаю их несколько раз и, прижав Билла к себе, чувствую его вполне оформившееся уже возбуждение, ух, какие мы легковоспламеняющиеся.

– Сделай что-нибудь, – шепчет мне в губы, разорвав поцелуй и обжигая их жарким дыханием.

– Что ты хочешь? – выдыхаю так же тихо. Несколько секунд собирается с духом, но так ничего и не сказав, утыкается мне в шею.

– Билл, ну не бойся, говори, – приподнимаю его немного и сажаю на стол. Отстраняюсь и смотрю на него.

– Мне не озвучить это, Том… ну догадайся сам, пожалуйста.

– Если не озвучить, тогда покажи, – снова вжимаю его пах в себя, подойдя вплотную к столу и разведя его ноги в стороны. Растерянно смотрит и неосознанно начинает тереться об меня. Вздыхаю.

– О, у меня идея, – смачно целую его в губы, притянув за затылок и отхожу к шкафам. Начинаю открывать каждый по очереди.

– Что ты ищешь? – подает голос Билл.

– Сейчас, – открываю третий по счету ящик и нахожу то, что искал. Выуживаю магнит-слоника, подаренный мамой на какой-то праздник, уже не помню на какой. Она тогда еще прочитала мне лекцию на тему того, что он приносит удачу или что-то вроде того. – Вот, – улыбаюсь и демонстрирую его Биллу. Он непонимающе смотрит то на меня, то на слона.

– Что это?

– Это твоя связь с Джином, – усмехаюсь. – Подожди, – ухожу в комнату, вырываю из блокнота пачку листочков, беру ручку и иду назад. – Билл, – подхожу к нему, все еще сидящему на столе. – Я, конечно, могу и угадать твои желания, или могу просто делать, что захочется, тебе все равно понравится, но иногда ведь нам хочется и чего-то определенного именно в тот или иной момент. И вот когда захочется, а сказать или показать не сможешь, просто напиши желание на бумаге и прикрепи ее к холодильнику, – демонстрирую этот процесс, примагнитив один листок к дверце холодильника. – Вот так, – улыбаюсь, повернувшись к Биллу. – А потом просто говоришь мне одно слово, – подхожу к нему и снова целую. – «Слоник», – шепчу ему в губы. – И все, я читаю, уничтожаю улику и исполняю твое желание. Ну, как тебе такой расклад?

Несколько секунд ошеломленно смотрит на меня и расплывается в улыбке.

– Круто, – повисает на мне, крепко сжимая. – Мне нравится, мне так нравится, Том, – чуть не пищит от переизбытка эмоций. Я гений.

– А желания все-все-все будут исполняться? – отстраняется. – Что бы я ни написал?

– Ну, если они в пределах моих возможностей, то да, все, – улыбаюсь. – Ну, так как? Сейчас мне делать, что захочу? – запускаю руку ему под футболку и поглаживаю низ живота. Билл облизывает пересохшие губы. Помогаю ему, заменяю его язык своим и облизываю его губы сам. – Или опробуем слоника? – отстраняюсь. Как же меня вставляет этот его возбужденно-растерянный, с легким румянцем на лице вид. Так бы и подмял под себя и… стоп, ему нельзя.

– Слоника, – рвано выдыхает Билл в тот момент, когда я прохожусь ладонью по небольшому бугорку между его разведенных ног.

– Ок, тогда пиши, – отхожу от него. Он делает пару вдохов-выдохов и спрыгивает со стола.

– Одно? – спрашивает, беря ручку.

– У тебя сейчас их несколько?

Показывает мне три пальца и улыбается.

– Ого, запросики у Вас, – усмехаюсь, а Билл как-то стушевался.

– Пиши все, – подхожу и мягко его целую. Он снова начинает улыбаться.

– Отвернись.

Подхожу к окну и смотрю на улицу. Слышу, как ручка скользит по бумаге, потом удар магнита об дверь холодильника и:

– Я в ванную.

Оборачиваюсь и вижу, только мелькающие пятки, рванувшего из кухни, Билла. Смеюсь и подхожу к холодильнику. Смех застревает в горле, как только пробегаюсь взглядом по написанному, и в паху мгновенно все сводит.

– Бл****дь, – сжимаю рукой член через джинсу и делаю несколько медленных вдохов, отгоняя пока картинку, вставшую перед глазами сразу после прочтения. Ведь ничего сверхъестественного не написано, а яйца мгновенно скрутило. Беру листочек и достаю зажигалку, подношу ее к нему и наблюдаю, как, сгорая, буква за буквой исчезают три, наспех написанных, желания:

1) Хочу, чтоб ты сделал мне минет

2) Потом хочу сделать его тебе

3) и душ хочу… вместе

Пока догорает оставшийся уголок листочка с желаниями, забрасываю в мойку использованную посуду и чувствую вибрацию телефона в кармане. Достаю, на дисплее незнакомый номер, но десятым чувством чувствую, чей голос сейчас могу услышать.

– Алле.

– Ну, здравствуй, Томми.

И я, конечно же, не ошибся.

– Здравствуй, Ойген.

– Я… о встрече договориться.

– Вот это да, как бы камни с неба не посыпались, – откуда-то взялась ирония.

– Когда ты сможешь? – игнорирует мою реплику.

– Точно не сегодня.

– Завтра? После девяти.

– Да, нормально.

– Тогда я приеду к тебе, до завтра, – он отключается. А повадки все те же. Сказал, что хотел и отключился, мнение кого-либо уже абсолютно не важно. Какого хера он у меня-то забыл?! Слышу, как приоткрывается дверь в ванной и, прошлепавшие в комнату, шаги. Сразу переключаюсь и, оставив телефон на кухне, иду в комнату. Захожу, Билл стоит у окна спиной к двери. Подхожу к нему, прижимаюсь к его спине, обвиваю его руками, просунув одну под его футболку и положив ее ему на живот. Билл судорожно выдыхает. Целую его в шею и спускаю вторую руку на область его ширинки. Он откидывает голову мне на плечо и берется за края своей задранной футболки. Продолжаю целовать шею, поглаживая его в месте начинающего уже увеличиваться бугорка.

– Как же ты быстро заводишься, – шепчу, улыбаясь.

– Просто… ты умеешь заводить, – такой же шепот в ответ. Расстегиваю пуговицу на его джинсах и медленно тяну «собачку» молнии вниз. Плавно разворачиваю мальчишку к себе, тягуче медленно, томно целую, смакуя и растягивая момент. Спускаю его джинсы во время поцелуя и тяну его к кровати. Билл вышагивает из свалившихся штанов, поддаваясь и следуя за мной, не разрывая поцелуя. Валю его на кровать. Он тут же двигается ближе к середине. Залезаю следом и, чуть задрав его футболку, покрываю поцелуями низ живота. Пальцем оттягиваю резинку боксеров вниз и целую уже ниже. Билл опять комкает в руках свою футболку, рвано дыша и обкусывая губы. Снимаю с него боксеры, целую внутренние стороны бедер у самого паха и улавливаю первые звуки наслаждения. Это не стоны, не хрипы, а какие-то рваные поскуливания-попискивания, но они-то как раз сносят башню гораздо сильней. Билл сгибает ноги в коленях и еще больше разводит их в стороны. Глажу его руками по бедрам, захватывая бока и целую, наконец, место скопления его напряжения у самого основания, вырвав из парня первый полу стон на выдохе. Провожу языком по всей длине его гордо выпрямившегося уже члена. Заглатываю головку и, обласкав ее языком, начинаю ритмичные движения головой, сильней сомкнув губы. Билл пытается сдержать стоны, поэтому они вырываются из него надрывными рваными звуками, но, бл*** как меня разрывает от этих звуков. Очень скоро почувствовав его приближающуюся разрядку, выпускаю член изо рта и довожу его до предела несколькими движениями руки. Билл кончает, слегка выгнувшись в спине, еще больше согнув ноги и приподняв их над кроватью. Глотать его сперму я не стал, так как он наверняка постарается от меня не отстать, а в первый раз его толкать на это я не буду. Подползаю к нему и жадно всасываю его губы. Он реагирует, вяло отвечая.

– Я сейчас, – говорит мне в губы, разорвав поцелуй. – Чуть-чуть еще, – тяжело дышит. – Спасибо, – улыбается, разглядывая мое лицо. Откидываюсь на спину рядом с ним, расстегивая свою ширинку, так как давление приносит очень неприятные ощущения. Медленно глажу себя поверх боксеров. Через пару минут Билл наваливается на меня сверху и целует уже со всей своей горячностью. Затем спускается к моим ногам, сев между ними, отводит мою руку в сторону и стаскивает с меня джинсы вместе с боксерами. Замирает и сидит, разглядывая открывшийся вид. Раньше я думал, что ничто в этом мире меня уже смутить не сможет, но сейчас, спустя минуту этого разглядывания, даже я забеспокоился.

– Билли, я, конечно, все понимаю, но ты что, пробуешь довести меня до оргазма силой мысли?

Отвлекается от своего занятия и смотрит на меня, улыбаясь.

– Просто… – снова переводит взгляд и наклоняется, наконец, вниз. – Ты такой красивый, – говорит перед тем, как приникнуть губами к головке. Бл***дь, чуть не взвыл даже от такой малости. Этот парень, ничего не предпринимая для этого, выматывает меня в сексуальном плане, как никто еще не выматывал. В чем подвох? От чего так рвет крышу? Вдруг телефон Билла взрывается каким-то тяжелым роком.

– Мама, – выдает он и лезет за своими джинсами. Закрываю глаза и пытаюсь выровнять дыхание.

– Алле.

– …

– Да, я у друга.

– …

– Ладно, сейчас приеду.

– …

– Угу, пока, – засовывает телефон обратно и возвращается на кровать. – С третьим желанием сегодня не успеем, – говорит он с неким разочарованием, снова занимает свою позицию между моих ног и продолжает начатое, как ни в чем не бывало. Проходится языком по всей головке и начинает ее посасывать, будто ему чупа-чупс дали. Иногда выпускает ее изо рта и издевается над отверстием в ней, дразня его языком. Потом опять посасывает всю головку, даже не делая попыток заглотить больше. Удерживать себя сил больше нет, сам подаюсь вперед бедрами и смотрю на Билла. Реакции я ожидал какой угодно, только не той, что последовала. Он открывает рот, впуская меня, и ничего больше не делает, как бы выжидая дальнейших моих действий. Толкаюсь сильней и офигеваю от собственной догадки – он этого хочет! Он ждет, чтоб я сам в него толкался! Все еще не веря, делаю еще один толчок, разрывающимся на части, членом внутрь этого горячего, обволакивающего с ума сводящей влагой, рта и утверждаюсь в своем предположении. Билл упирается руками в кровать по обе стороны от моих бедер и ждет! Вот тут я все-таки проявляю свою волчью натуру и, взвыв от осознания, ЧТО мне предлагается, начинаю толкаться в него, запустив руки ему в волосы. Он отлично справляется с моим натиском, впуская меня довольно глубоко. В какой-то момент у меня срывает тормоза и возбуждение оглушает и ослепляет одновременно, перекрывая все остальные чувства. После нескольких безудержных мощных толчков, резко оттягиваю голову Билла от своего паха и кончаю, чуть не отдав Богу душу. Сквозь бешеный стук своего сердца и тяжелое дыхание слышу еле уловимое покашливание, мгновенно отрезвляющее мой разум. Порываюсь к Биллу, сев на кровати.

– Черт, прости, малыш, ты как? – еле выговариваю сквозь сбивчивое дыхание и убираю прядки с его лица ему за ушко. Лицо красное, глаза слезятся. – Прости, я сорвался, у меня просто зашкалило… – замолкаю, когда он прижимается ко мне, привычно обвив мою шею руками. Обхватываю его за талию.

Предыдущая часть
Продолжение