-Немо- все записи автора Название: Пациент №1
Автор: Бельчонок-Шуша
Персонажи: Билл/Том
Бета: Smile of Cheshire
Рейтинг: R
Жанр: Romance, Angst, MPREG
Категория: Slash
Размер: Миди
Статус: в процессе
Предупреждения: однополые отношение, розовые сопли, жуткая неоригинальность идеи, мужская беременность и первый в моей жизни пассивный Том. Ага.
Размещение: только с разрешения автора
От автора: давно меня каваит идея беременного Тома, только вот как-то не решалась я за нее взяться, а тут решила попробовать. Лето, море и смена обстановки вообще навеяли радужное настроение, поэтому рассказ будет очень легким и не грузящим. Поэтому как всегда предупреждаю, что данный текст несет только РАЗВЛЕКАТЕЛЬНУЮ функцию и глубокого смысла и философских идей там искать не стоит.
Краткое содержание: молодой амбициозный врач решил сделать бросок на Нобелевскую премию. Что окажется важнее: человечность или профессионализм, любовь или честолюбие, любимая идея или любимый человек и ребенок?
Трейлер к фику


Глава 26
16 недель


POV Bill

- Билл, - прошептала на цыпочках вошедшая в палату Лекс.

- Без изменений, - равнодушно бросаю, даже не оборачиваясь и не отводя от бледного лица мальчишки взгляда, словно это могло сейчас помочь. А помочь сейчас уже ничто не могло – осталось только надеяться на чудо. Мы сделали все, что только могли сделать, чтобы устранить последствия действий этих коновалов. Я не понимаю, какие цели они преследовали, почему Том остался в живых и кого за это благодарить – то ли, наверное, уже больного старческим маразмом Гесселя, который вколол мало для смертельной, но много для нормальной дозы транквилизаторов, то ли идеальный организм подопечного, который боролся до последнего, то ли Бога, в которого я не верил. Эффект все равно был один – последние трое суток сердце мальчишки слабо, но билось, гоняя постепенно очищающуюся от химикатов кровь. Он уже мог бы дышать сам, но пока это было слишком рискованно – отключить его от системы жизнеобеспечения.

У почти не поврежденного плода начали расти ногти, и скоро он уже будет ощутимо толкаться. После проведенной операции ему ничего не грозило, хотя когда я вскрыл наложенные Гесселем швы двое суток назад, то мне казалось, что не удастся спасти ни Тома, ни ребенка. За те двадцать четыре, что мы пытались стабилизировать состояние подопечного, в надрезанную и небрежно зашитую матку начала попадать кровь Тома, а в организм мальчишки – околоплодные воды. А мы-то гадали, в чем заключается причина появления таких странных элементов в его крови. Ребенок захлебывался сам и травил Тома, но вовремя склеенные и прошитые надрезы, над которыми я возился больше пяти часов, наложенные скобы и литры лекарств, которые поступали в его организм, вроде бы сделали свое дело. Я не понимал даже сейчас, зачем это все делаю, ведь теперь ребенок обязательно родится с какими-нибудь отклонениями и его ни в коем случае нельзя будет предъявлять нобелевскому комитету в качестве результата и в любом случае придется ждать, когда разродится Джерт, но я все равно с упрямством твердолобого животного, называемого в миру бараном, долбился и долбился в эти пресловутые ворота, то есть делал постоянные анализы, вливал в вены мальчишки лекарства, не отходил от него ни на шаг уже трое суток. Наверное, это профессиональный азарт, когда хочется доказать себе и всем остальным, что ты сможешь, сделаешь это, несмотря ни на что. И я практически сделал это: они оба были живы, кризисное состояние миновало, в течение ближайших суток мальчишка должен открыть глаза и тогда я точно буду спокоен и смогу наконец-то поехать домой, принять контрастный душ и лечь спать на свой обожаемый ортопедический матрас, который так и не нашел в себе силы выкинуть.

- Билл, - на плечи мягко легли теплые руки, - к тебе там пришли, - тонкие женские пальчики уверенно начали разминать затекшие от долгого сидения практически в одной позе плечи.

- Скажи, что я занят, - раздраженно бросаю и, перебарывая чувство накатившей неги, сбрасываю ее руки со своих плеч.

- Это из полиции, Билл. Думаю, что тебе будет лучше всего поговорить с ними, - девушка отошла со вздохом, а на меня накатила волна раздражения: с каких это пор ей дали право приказывать мне? Что-то я расклеился совсем в последние дни, вернее, раскис, как картонка под дождем.

- Я сам знаю, что лучше, - резко отрезаю. - Ты принесла материалы для перевязки?

- Да, сейчас сменю повязки, - быстро закивала она.

- Я сам сменю, - обрываю ее и встаю.

- Но… - она снова попыталась возразить мне, - это не твои обязанности.

- Свои обязанности я прекрасно знаю, так же как ты должна знать, что, когда с тобой разговаривает твое начальство, ты должна заткнуть рот и внимать божественному глаголу, а не вставлять свои реплики. Так вот, Тома я перевяжу сам, затем пойду беседовать с полицейскими. Пока я занимаюсь этим, вымой полы в отделении, - внутри поднялась волна искреннего злорадства при виде ее возмущенно-обиженного лица.

- Но... - Лекс не была бы Лекс, если бы не попыталась еще повозмущаться.

- Вопросы есть? Вопросов нет. Труд превратил обезьяну в человека, вот и тебе пора на новую ступень эволюции, - я жадно всматривался в ее лицо, чтобы понять: удалось или нет, и по вмиг заблестевшим глазам понял, что все же удалось. Мне всегда доставляло удовольствие доводить ее до слез, не всегда, вернее, а в университете, вот и сейчас она, совсем как тогда, быстро развернулась и, мягко ступая своими туфлями на плоской подошве, на полной скорости вылетела из палаты. Так ей и надо, нечего зарываться, каждый сотрудник должен знать свое место, а то в последнее время все стали слишком самостоятельными, хотя сами не способны сделать даже простых операций и сложить два и два, и в итоге мы получаем подобные истории.

Я взял принесенный ею поднос с материалами для перевязки, который она бросила на столике у входа, и перенес его на тумбочку рядом с кроватью, затем раскрыл мальчишку, который, кроме тонкой хрустящей белой больничной простыни, был накрыт еще теплым одеялом. Я давно заметил, что он часто мерзнет, вот и сейчас мы решили потеплее укрыть его.

Мой взгляд скользнул по его телу. Он ощутимо похудел, если точнее, то на два килограмма и двести грамм, из-под тонкой кожи совсем неэстетично выпирали ребра, а заметно выступающий животик был скрыт под повязкам, зато попа вернулась в прежнее состояние. Я осторожно снял придерживаемую пластырем пропитанную мазью повязку и выкинул ее, затем смочил ватный тампон антисептиком и стал протирать швы. Меня до сих пор дрожь брала, когда я вспоминал, ЧТО тут было двое суток назад: толстые воспаленные кровоточащие жгуты разрезов, прошитые простыми черными нитками, и это когда уже нигде, даже в тюрьмах, не пользовались ничем, кроме саморастворяющихся ниток из органических материалов. Коновал, самый натуральный. Я все больше и больше не понимал, чем все так восхищались в этом человеке. Ну ладно все остальные, но как я, как я мог повестись на все это? Даже несмотря на возраст, тупая система и вбитые с детства в костный мозг рефлексы поклонения тем, кто старше.

А может, он сделал все это специально? Но для чего? На этот вопрос я не знал ответа и больше не узнаю, и мне было искренне жаль. Он слишком легко умер. Мне кажется, что даже это было частью его дьявольского плана, а может, это была просто моя паранойя, но слишком легко и просто все закончилось, так просто и быстро, что я ничего не успел почувствовать, ничего из того, о чем мечтал все эти годы, представлял перед сном.

Я аккуратно обработал перешитые порезы и со вздохом подумал, что теперь на этом животике останутся шрамы, как напоминание о моей собственной халатности. Не удержавшись, я провел пальцами по бледной, словно светящейся коже живота подопечного. Мягкая и теплая на ощупь, ее было даже приятно касаться без перчаток, и так не хотелось отрываться и разрушать эту хрупкую иллюзию гармонии и тепла, что я не удержался и повел пальцами выше и выше, пока они не остановились на выпирающем кадыке. Это словно отрезвило меня, и я с каким-то внутренним содроганием отдернул руку. Нет, ничего страшного, убеждал я себя, пропитывая новую порцию бинтов заживляющей мазью, просто я перенес слишком большой стресс и не спал почти шесть суток, ежедневно увеличивая дозы вкалываемой в вену бодрящей смеси, еще пару дней, и мой организм, не выдержав количества этой дряни, начнет рушиться, поэтому, наверное, следует после разговора с полицейскими все-таки последовать совету Лекс и поехать домой. Надеюсь, что теперь, после того разноса, что я устроил позавчера, эти умственно отсталые индивиды смогут справиться со своими обязанностями и сделать так, чтобы с моим подопечным снова чего-нибудь не случилось.

Я аккуратно наложил повязку и закрепил ее, отметив, что надо сказать Лекс, чтобы в следующий раз использовала противоаллергенный пластырь, а то от этого у мальчишки на коже началось раздражение. Прежде чем снова укрыть его, в голове вспыхнула странная мысль, а может, это все-таки было пресловутое шило в одном месте, но... Моя ладонь легла на его грудь, безошибочно найдя место, где глубоко спрятанное под кожей мелодично стучало сердце мальчишки. Минуту я просто так стоял, ощущая эти удары своей кожей, по которой пробежал холодок. Странно… Я кинул взгляд на аппарат, отмеривающий пульс. Так и есть, его сердцебиение участилось. Я с большой неохотой убрал ладонь и укрыл его, снова бросив взгляд на монитор, который показывал, что пульс снова встал на место. Крайне забавно.

Я взял телефон и папку с документами и пошел на выход. На самом деле незабываемое ощущение, особенно когда знаешь, что это сердце бьется только благодаря тебе и именно ты можешь сделать так, что оно судорожно сделает последнюю пару захлебывающихся ударов и подавится загустевший кровью, чтобы не биться больше никогда. Кажется, именно поэтому я захотел когда-то стать хирургом, ведь у меня был такой высокий балл, что я мог себе позволить любой колледж. Но медицина открывала прямую дорогу к тому, чем я всегда так жаждал обладать – властью над человеческой жизнью. И сейчас, напоследок обернувшись, чтобы посмотреть на еще бледное лицо мальчишки, я подумал, что сделал правильный выбор: у меня и правда была эта власть, каждый раз, когда я брал в руки шприц с лекарством или скальпель.

***

- Я буду давать показания только в присутствии моего адвоката, - холодно отрезаю и отпиваю чай, уставившись тяжелым взглядом на мужчину, сидящего напротив. Странно, но я думал, что все полицейские страдают как минимум первой степенью ожирения, а этот, надо же, худой, поджарый, молодой, даже черная форма на нем сидела не так плохо, как могла бы.

- Герр Каулитц, - снова начал гнуть свою линию он, - мы и так, учитывая вашу профессию и ситуацию, пошли вам на уступки, - он заправил за ухо выбившуюся из хвоста каштановую прядь.

- Герр… - я вопросительно посмотрел на него, пытаясь вспомнить фамилию, которой он представлялся. Моя память уже давно ушла в загул и обещала вернуться только после нормального отдыха.

- Листинг, - недовольно прищурившись, напомнил мужчина, и только тут я заметил обручальное кольцо на его пальце. Все понятно, вот в чем секрет его хорошей фигуры: просто жена дома не кормит, потому что готовить не умеет. Вероятно, поженились они, когда еще учились в колледже, а теперь не могли расстаться по привычке, хотя его, скорее всего, устраивают постиранные носки и рубашки, а ее – его размер, и все.

- Герр Листинг, вы понимаете, что то, что сейчас происходит, называется принуждением свидетеля к доверительной беседе? По закону я имею право отказаться, - не прикрываю зевка.

- Герр Каулитц, вы должно понимать, что то, что сейчас происходит, в ваших же интересах, а о законности рассуждать уж точно не вам, - он что, мне сейчас угрожает или хамит? Внутри поднялась волна ярости.

- Я думаю, что вам пора идти. До свидания, - я посмотрел в его равнодушные глаза и подумал, что все равно все они одинаковые.

- Герр Каулитц, вы не понимаете, какими проблемами может обернуться для вас отказ от сотрудничества, - многозначительно протянул Листинг и посмотрел на меня, но такой ерундой меня точно не проймешь.

- Я буду сотрудничать с вами только в присутствии адвоката, - холодно отрезаю. Ну уж нет, не такой я дурак, чтобы связываться с этим делом просто так, с бухты-барахты. Тут явно ничего не будет просто и все точно не закончится задержанием виновных.

- Я вас предупредил, - пожал плечами мужчина и пошел на выход, - вы сами не понимаете, во что сейчас влезли, - а вот и нет, прекрасно понимаю. И именно поэтому не скажу ни слова без адвоката, самого дорого и самого лучшего.

- Вы угрожаете мне, герр? - иронично вздергиваю бровь, стараясь не обращать внимания на появившееся внизу живота неприятное чувство, свидетельствующее о том, что я зарываюсь и от этого могут быть плохие последствия, но у меня словно сорвало тормоза.

- Что вы, нет. До скорой встречи, - издевательски улыбнулся мужчина и вышел, а я спокойно вздохнул и вернулся к своему чаю и вазочке с дорогим колотым шоколадом – организму срочно требовалась доза эндорфина, о чем он недвусмысленно напоминал мелкой дрожью пальцев рук.

***

- Билл, он приходит в себя, - вломившаяся в кабинет Лекс, которая явно позабыла за эти дни значение слова «субординация», выдернула меня из сладкой полудремы.

- Иду, - я, потягиваясь, встал с кресла и поймал на себе ее жадный взгляд. Неужели я узнал еще одну причину ее пребывания здесь?

Выходя из кабинета, я думал, что, как всегда, оказался прав, и мальчишка начал приходить в себя в указанное мной время. Я редко ошибался, наверное, потому что привык, что у моих ошибок обычно фатальные последствия. Это сейчас меня не задевали чьи-то жизни и смерти, а вот лет пять назад… Но об это мне не дали подумать.

- Вильгельм Каулитц, - окликнул меня незнакомый голос, когда я уже вышел из приемной в коридор центра.

- Мы разве с вами не обо всем поговорили? - скрещивая на груди руки, оборачиваюсь к этому копу. Ливрингу, кажется.

- Вильгельм Каулитц, вы задержаны по подозрению в организации хищения частной собственности, принуждении к совершению противозаконных действий, преступной халатности, приведшей к летальному исходу… - он еще три минуты зачитывал список того, что приписывалось мне, пока мои брови изумленно ползли вверх: вот, значит, как. - Вы имеете право хранить молчание, все сказанное может быть использовано против вас, вы имеете право на один звонок и на получение бесплатной государственной защиты, - сверкнув белозубой улыбкой, он кивнул двум полицейским, которые, наверное, были взяты на тот случай, если у меня случится приступ маразма и я начну оказывать сопротивление. Не дождешься.

- Но... - попытался вклиниться в происходящее ошалевшая Лекс.

- Тихо, не лезь. Берите у него анализы крови каждый час, еще сутки не отключайте от системы жизнеобеспечения, питание, витамины и лекарства внутривенно в той же дозировке, что и последние сутки, меняй повязки каждые два часа, если начнется зуд, то охлаждающая мазь, - инструктировал я ее, пока на меня надевали наручники, как в плохой пародии на кино, ей богу, - не давайте ему шевелиться и вставать, если будет дергаться, то скажи, что это может повредить ребенку, при малейших ухудшениях сразу звонишь мне и снова на систему жизнеобеспечения. Все ясно? - я уставился на девушку, которая ошалело хлопала глазами, но в чем плюс любого хирурга, не зависимо от пола, возраста, склада ума и специализации, - они умеют быстро соображать.

- Хорошо, - утвердительно кивнула Лекс и, развернувшись на каблуках, пошла в направлении палаты подопечного.

- Идемте, - с улыбкой киваю полицейским, словно тут я их арестовывал, а не они меня, на ходу вспоминая телефон женщины, которой сейчас хотел бы звонить меньше всего, но она профи и вытащит меня из этого дерьма, в которое я попал по милости Гесселя, как это было в прошлый раз.

Продолжение
Предыдущая часть