Maximeliane_Rufus все записи автора Название: Пациент №1
Автор: Бельчонок-Шуша
Персонажи: Билл/Том
Бета: Smile of Cheshire
Рейтинг: R
Жанр: Romance, Angst, MPREG
Категория: Slash
Размер: Миди
Статус: в процессе
Предупреждения: однополые отношение, розовые сопли, жуткая неоригинальность идеи, мужская беременность и первый в моей жизни пассивный Том. Ага.
Размещение: только с разрешения автора
От автора: давно меня каваит идея беременного Тома, только вот как-то не решалась я за нее взяться, а тут решила попробовать. Лето, море и смена обстановки вообще навеяли радужное настроение, поэтому рассказ будет очень легким и не грузящим. Поэтому как всегда предупреждаю, что данный текст несет только РАЗВЛЕКАТЕЛЬНУЮ функцию и глубокого смысла и философских идей там искать не стоит.
Краткое содержание: молодой амбициозный врач решил сделать бросок на Нобелевскую премию. Что окажется важнее: человечность или профессионализм, любовь или честолюбие, любимая идея или любимый человек и ребенок?
Трейлер к фику

Глава 12
1 неделя

POV Bill

- Доброе утро, Томас, как ты себя чувствуешь? - уже привычным тоном спрашиваю я, заходя в палату. Мне приходилось прикладывать титанические усилия, чтобы выглядеть хотя бы капельку дружелюбным, но реакция мальчишки того стоила. За последнюю неделю, что прошла после оплодотворения, а также нашего совместного с Лекс решения (точнее, она просто отчитала меня, как ребенка, но я и сам понял, что проглупил, – пара улыбок, и я стал для него чуть ли не лучшим другом, которому он выкладывал все) об изменении моего поведения, наши отношения с ним изменились в лучшую сторону. Шрейнер уже не шарахался меня, вот и сейчас встретил такой искренней улыбкой, сидя на кровати в боксе, в котором ему предстоит находиться еще две недели, пока мы не убедимся, что оплодотворение произошло и началась беременность, что мне стало даже немного стыдно: для него это – правда, а для меня – игра, нацеленная на успешность эксперимента. Я же говорил, что готов на все ради успеха, так вот, пара наигранных улыбок – не такая уж и большая жертва.

- Доброе утро, - карие глаза просияли, - отлично чувствую, - он улыбнулся, усаживаясь на кровати поудобнее.

- Проколы уже не болят? - я устроился на стуле рядом с его кроватью и открыл лист в карте, посвященный сегодняшнему дню. Там уже были прикреплены результаты утренних анализов.

- Нет, уже давно не болят, - пожимает плечами и начинает теребить пальцами одеяло, что значит, что он хочет что-то спросить, но не решается. Удивительно, насколько заштамповано поведение у людей, ведь почти каждый жест у миллионов человек имеет одно и тоже значение, и мой подопечный исключением не стал.

- Нервозность, тошнота, головокружение, недержание?.. - начал перечислять я все проблемы, которые обычно возникали у женщин на первых месяцах беременности.

- Ничего нет, - отрицательно качает головой.

- Отлично, - киваю, записывая все в карточку, хотя на самом деле все было очень не отлично. Я бы предпочел, чтобы лучше у него гудели ноги, кружилась голова и его тошнило от слова «еда» на следующий день после операции, чем он мне тут сейчас вещал с жизнерадостной идиотской улыбкой, что у него все хорошо. - Ты хотел о чем-то спросить?

- Да… - неуверенно начал он и поднял на меня глаза, а я, вспомнив наставления Лекси, постарался натянуть на лицо улыбку. Лично мне казалось, что это напоминает перекошенную гримасу из какого-нибудь фильма ужасов, чем дружелюбный оскал, но мальчишку, видно, вдохновило, потому что его лицо снова просияло (фу, какое пошлое слово, но по-другому эту смену серьезного выражения лица на приближенное к счастливо-дебильному не назовешь). - А вы не могли бы мне снова разрешить прогулки и посещать тренажерный зал? - на меня уставились глаза размером с блюдца, полные надежды.

А я только выругался про себя.

«Билл, ему же скучно целыми сутками сидеть в боксе, ребенку надо двигаться, дышать свежим воздухом», - еще вчера вечером канючила у меня в кабинете Лекс. Вот зараза, еще и мальчишку умудрилась настропалить. А аргументы вроде тех, что наша совершенная система вентиляции всегда поставляет очищенный свежий воздух в палаты, который по составу намного чище, чем на улице, а сбалансированная диета делает занятия спортом всего лишь хобби, на нее не действовали.

- Понимаешь, Томас, - я на секунду задумался, пытаясь подобрать правильные слова, чтобы мой отказ звучал так, чтобы хотя бы отдаленно напоминал вежливость, ведь я же обещал, а просто отказ наверняка его обидит и расстроит.

Меня спас звонок мобильника. Извинившись, я захлопнул папку и вышел, на ходу доставая телефон. Странно, звонили из пятой операционной, как ее называли у нас – экстренной экспериментальной. Если что-то случалось с подопечными, задействованными в каких-либо экспериментах, то их отправляли именно туда.

- Да, - беру трубку, а внутри зарождается странное чувство предвкушения. Я любил такие неожиданные звонки оттуда, это всегда оборачивалось чем-нибудь интересным для меня как для хирурга, ведь я обождал решать нестандартные задачи, связанные с различными осложнениями.

- Герр Каулитц, - затараторил с той стороны женский голос, - герр Шульберг просит вас срочно пройти в операционную. Экстренная ситуация по проекту № 768.

- Сейчас буду, - я отключил телефон и, развернувшись на каблуках, даже не удосужившись занести папку с практически драгоценными документами, пошел в направлении пятой операционной. Сладкое чувство предвкушения заполнило меня до краев. Интересно, что там такого произошло у Штефана с только вчера оплодотворенным подопечным, что он даже вызвал меня. Я был настолько погружен в свои мысли, что не удосуживался ни с кем даже здороваться. Ничего, переживут.

- Герр Каулитц, - ко мне подлетела девушка в белом халате, едва я переступил порог приемной.

- Рассказывай, что произошло, - я отдал ей папку с документами, а сам принял из ее рук стерильный халат, перчатки и повязку, стараясь вслушаться в ее слова и наблюдая за мельтешением людей за стеклом вокруг лежащей на операционном столе фигуры.

- Вчера вечером у подопечного герра Шульберга из проекта номер 768 немного увеличились лимфоузлы…

- Какие именно? - я натягивал тонкие, но жутко плотные перчатки.

- Все, - я мысленно выругался: это было как минимум странно, - но герр Шульберг решил, что это может быть послеоперационный симптом, поэтому было принято решение ничего не предпринимать до утреннего осмотра, а в утреннем анализе крове были обнаружены соли тяжелых металлов и остатки элементов радиационного распада… - продолжала говорить девушка, а я, уже не слушая ее, влетел в операционную.

- Штефан, что за?... - обратился я коллеге, полный недоумения и возмущения. Что за халатность? Где, извините, после секса вы видели, чтобы у кого-нибудь увеличивались лимфоузлы? По всему телу? Он должен был немедленно сообщить об этом мне и перевести подопечного на режим круглосуточного наблюдения, но вместо этого они решили «подождать»! Я уже представил, что скажу ему и даже набрал воздуха, чтобы сказать, но меня прервал писк аппарата, фиксирующего сердцебиение. Я с каким-то садистским удовольствием наблюдал за жалким мельтешением медперсонала и коллегами, пытающимися реанимировать подопечного, и думал, что отстраню его от проекта за халатность.

Как я и предполагал, через пару минут стало ясно, что парня не реанимировать. Тяжело вздохнув, одна из медсестер накрыла тело простыней и народ медленно потянулся на выход, даже не переговариваясь, как это обычно бывает после успешной операции, пока в операционной не остались мы вдвоем со Штефаном: я, все еще в идеально чистой одежде, и забрызганный кровью, лимфой и еще чем-то Штефан, растерянно смотрящий на очертания тела под белой простыней.

- Подробно, - он вздрогнул от звука моего голоса и поднял на меня глаза, - расскажи мне, что произошло, - голос приобрел привычную сталь, заставляя подчиняться.

- Герр Каулитц, может, не здесь?

- Почему же? Здесь и сейчас, - я не понимал, что не дает ему озвучить причины смерти подопечного. Все равно он уже мертв, да и подслушивать тут никто не станет.

- Вчера вечером у него были чуть увеличены лимфоузлы, я списал это на постнаркозный синдром, а сегодня утром в анализе крови увидел тяжелые металлы и остатки радиоактивного распада, что, по идее, должно уже было быть выведено с помощью препаратов противорадиационного комплекса, который мы составляли для подопечных, - начал он, со звоном перебирая инструменты. Этот звук был очень зловещим и громким в тишине. - Я сразу пошел осмотреть его. Все лимфоузлы стали размером чуть ли не с яйцо и, по его словам, очень сильно болели. Мы тут же перевезли его в лабораторию и взяли образцы лимфы, как я и предполагал, узлы были наполнены жидкостью с остатками радиоактивных веществ, которые мы вводили для стимуляции роста. Мы перевезли его в операционную, чтобы вскрыть узлы и удалить жидкость, но не успели, все это уже попало в кровь и внутренние органы. Сначала у него отказали почки и печень, через две минуты – легкие, затем начала снижаться активность головного мозга и сердца. Остальное вы видели, - он поднял на меня глаза.

- Ясно. Ты отстранен от проекта за халатность. Я подам прошение о временном лишении права на практику и лицензии, - он только кивнул, прекрасно понимая, что это необходимая мера, и виной всему халатность. А мне еще хотелось врезать ему в живот, с ноги, как учили на занятиях по вольной борьбе, потому что этот чертов придурок своей халатностью угробил мне еще одного подопечного, почти готового. Да, на подходе было еще пять, уже из нового набора, но из этого остался один Шрейнер. Черт! Внизу живота появился неприятный холодок, я вспомнил, что телефон остался в приемной и тут же бросился туда, бросая напоследок Штефану:

- Здесь все уберешь, подготовь все документы и зайди ко мне в пять с ними, отчитаешься по проекту, - тут же подхватывая папку и телефон, набирая цифры телефонного номера лаборатории:

- Немедленно Томаса Шрейнера к вам и подготовьте все для множественной пункции и срочного анализа, - я по дороге закинул мешающуюся папку в кабинет и понесся в лабораторию. Организм Кристиана Кляйна был изначально слабее организма моего подопечного, поэтому реакция пошла раньше, а это значит, что сейчас у Тома в лимфоузлах тоже находятся скопления зараженной лимфы, которые могут попасть в кровь в любую минуту.
В этот раз стандартная процедура переодевания казалась мне нескончаемо долгой. Я уже видел сидящего на специальном столе недоуменно хлопающего глазами мальчишку, лаборантов, готовящих наборы стерильных шприцов со специальными длинными иглами, ту светловолосую девушку, сидящую за столом с переносным микроскопом и рядами препаратов, так быстро и точно работающую с анализами.

- Помогите ему раздеться, - бросаю, едва попадаю в помещение, и санитары тут же помогли мальчишке освободиться от одежды. Он пытался бормотать что-то вопросительно-возмущенное, но его никто не слушал. Через минуту он уже лежал полностью обнаженный на столе, ежась от прохлады и взглядов.

- Иглу, - я подошел к нему, протянул медсестре ладонь и сказал уже девушке, сидящей за микроскопом: - Лимфа, на радиоактивные вещества. Подними голову и вытяни шею, - это адресовалось уже мальчишке, - молчи. Держите его, - киваю санитарам, которые уже прекрасно поняли, что я собираюсь делать. Один тут же поднял его голову и зафиксировал в нужной мне позиции, двое других держали тело.

Обработав на шее место, где должен был располагаться надключичный лимфатический узел, я быстрым и уверенным движением воткнул иглу. Мальчишка что-то замычал и протестующее дернулся, пытаясь вывернуться, но крепкие руки санитаров удержали его на месте. По-хорошему ему следовало что-то сказать, но у меня на это не было ни времени, ни желания. Быстро набрав в шприц немного лимфы совершенно нормального на вид цвета и консистенции, я передал его медсестре, которая тут же передала ее на анализ лаборанту, пока я зажимал место прокола и быстро обрабатывал его. Следующий прокол - подключичный, следующий - затылочный, следующий - подмышечный, следующий - грудной, еще один грудной, два локтевых, селезеночный, парааортальный, брыжеечный, внутренний и внешний подвздошные, паховый поверхностный и глубокий, два бедренных. После последних двух подколенных я спокойно вздохнул и передал последний образец лаборантке. Только тогда я смог обратить внимание на мальчишку, лежащего без сознания.

- Сколько? - я настолько устал после такого количества пункций, что было даже лень адресовать вопрос кому-либо.

- 19 образцов, - раздался голос медсестры, - общее время – 127 минут, подопечный потерял сознание на 27-ой минуте первый раз, пришел в себя на 29-ой, затем отключение сознания от болевого шока проходили в регулярном режиме, не более чем на 2 минуты, - отчиталась медсестра, обрабатывая места последних проколов, а я напряженно смотрел на лаборантку, ожидая отчета по результатам.

Через пару минут она подняла на меня глаза и совершенно спокойно произнесла:

- Никаких следов радиоактивных веществ не обнаружено, состав и консистенция лимфы соответствуют норме, - отрапортовала она, вызывая во мне волну облегчения и недоумения: если у моего подопечного все нормально, то что привело к смерти Кристиана Кляйна? В этом мне предстоит еще разобраться.

Мальчишка захрипел, приходя в сознание. Махнув медсестрам, чтобы они заканчивали с ним, и раздав необходимые указания (перевязать места проколов, перевести в стерильный бокс, накормить, не давать обезболивающего), я пошел к себе.

После такого зверского количества работы мне срочно требовалось полчаса одиночества, чашка горячего чая и пара актов пьесы Шуберта из вмонтированных в стену колонок, а потом уже разбирательство.

Но отдохнуть мне не дали. Едва я устроился в кресле, как в кабинет вломилась разъяренная Лекс.

- Ты что с ним сделал?! - сверкая глазами, она подлетела к столу, а я отметил, что гнев ей совсем не идет: красные пятна на щеках делают ее похожей на больную крапивницей или краснухой.

- Стандартная процедура забора анализов, - пожимаю плечами и делаю глоток восхитительно-горячего чая.

- Множественная пункция без подготовки и наркоза? - перешла на крик она, заставив меня зажмуриться.

- Да, - пожимаю плечами, думая, что, собственно, какое ей дело до этого мальчишки, чего она его так защищает?

- Садист, - уже более спокойно сказала она, садясь напротив. - Причины? – видно, я заразил ее своей усталой лаконичностью.

- У нас умер утром второй подопечный от скопления радиоактивных веществ в лимфе. Времени медлить не было, поэтому я сразу проверил Томаса.

- Ясно, - в ее глазах мелькнули страх и понимание. - Но почему без наркоза?

- Во-первых, тебе прекрасно известно, что обычно пункции берут без наркоза, во-вторых, не забывай, в каком он у нас положении, любой препарат может принести вред, а он и так все выдержал…

Но на самом деле, Лекс, я просто так испугался, что забыл про него, но об этом никому знать не следует. Хотя за самый главный в жизни эксперимент, в котором остался всего один подопечный и которому грозит опасность, грех не испугаться…
POV Tom

Все тело горело так сильно, что по щекам текли невольные слезы, и в какую позу бы я не повернулся, всё все равно болело. Хотелось умереть. Я не знал, где было больнее – внутри или снаружи. Я думал, что он… не такой.

Но то, что случилось сегодня, выбило меня из колеи, вернее, не выбило, а только еще раз подтвердило, что мой куратор – самый настоящий палач. Когда меня схватили и куда-то повели, то я думал, что, может, он разрешил мне прогулки или тренажерный зал, но когда меня привели в лабораторию, я понял, что ошибся. Да и на прогулки и занятия меня всегда провожала Лекс, а не молчаливые санитары.

Мои щеки так сильно горели, когда меня заставили раздеваться перед этими незнакомыми людьми и укладывали, а что было потом… даже вспоминать об этом было больно. Какие-то вспышки, голоса, боль. Было очень больно. Везде. Перед глазами до сих пор стояли эти огромные иголки и холодное безразличное красивое лицо. Он мне даже ни слова не сказал, словно я и не человек вовсе, а так… рабочий материал. Слезы по щекам побежали еще сильнее.

Словно следуя какому-то внутреннему протесту, я отказался от обеда, просто молча отвернувшись лицом к стене, едва сдерживаясь, чтобы болезненно не застонать. Зачем доставлять им удовольствие наблюдать за моими муками? В том, что они занимались этим издевательством для собственного удовольствия, я не сомневался, потому что чтобы втыкать в меня столько иголок не видел других причин, ведь все и правда было хорошо, а они… палачи. Самые настоящие.

Незаметно для себя я провалился в сон, больше напоминающий вязкое забытье, и не слышал, как дверь в бокс открылась и процокали по кафельной плитке каблуки дорогих сапог из натуральной кожи, не чувствовал, как приносит облегчение дорогущее травяное обезболивающее, взятое из личных запасов и введенное в капельницу с витаминами…
Продолжение следует
Продолжение
Предыдущая часть