Кияма_Анна все записи автора

Название: Афера
Автор: Topsyatina
Персонажи: Том/Билл; Пери/Ксави; Пери/Мира
Рейтинг: R
Категория: Slash, Het (другие герои)
Жанр: Romance, POV Wilpert, Angst, AU, Action, Detective...
Размер: миди
Статус: закончен (впроцессе выкладки)
Саммари: молодой человек получает странное письмо, в котором упоминается о его отце, которого он никогда не видел, но догадывался, что это одна знаменитая личность...
От автора: здесь написано про поиски самого себя, как обрести семью и раскрыть несколько тайн глобальной аферы, которую наблюдала вся страна...
Эта идея проторчала в моей голове всего 5 дней, а потом, посреди ночи, я проснулась и начала строчить, поняв, что терпеть уже не могу...
Размещение: За копирование, публикацию на других ресурсах и прочей ерунды - на кол посажу, обоссу и сожгу!

Предыдущая часть

«Фимоз. Это первое, что он сказал мне, когда увидел. Обнял, поцеловал и сказал это слово. Я ужаснулся – это болезнь. И, блин, не простая болезнь. Я отошёл на шаг и прикрыл рот рукой. При последней стадии фимоза нужно неполное обрезание. Крайняя плоть слишком сужена. А я не знал, какая стадия у мужа.
- Тебе было больно, когда мы занимались сексом?
- Да.
И я вновь плакал. Стал нытиком за тот месяц. Мы сидели в такси, ехали домой, я всхлипывал, облокотившись на супруга. Том уверял меня, что вылечится, что до парафимоза не дойдёт, он всё сделает, будет пользоваться мазями. У нас возобновиться половая жизнь. Дома я посмотрел на его пенис. Зрелище было не из приятных. Меня не привлекала кандидатура мужа, который не выполняет супружеский долг.
Через месяц всё было в порядке. Тома хватало на 4-5 раз за день. Мы только и делали, что трахались, потому что были лишены этого около 2-х месяцев. Лёжа в постели, я сказал ему о своём фильме, что хочу сделать, как снять. Том удивился, а потом встал, взял ноутбук и тут же начал писать сценарий. Я просто ошалел. Он взял несколько отгулов с работы, проводя все дни дома. Я всё своё время гробил на поиски студии, людей, аппаратуры для фильма. Мои помощники, кажется, меня уже ненавидели. Прошла неделя – у меня на коленях лежал готовый сценарий, который даже в поправках не нуждался.
- Почему ты решил именно так назвать его?
- Потому что, - подсаживается, обнимает и целует в висок. – Я верю в «говорящие» имена и фамилии. Мне кажется, никакое другое имя ему не подходит. Он такой же смелый, храбрый и сильный, как ты, - чмокает в щеку, а я смеюсь. – Тебе нравится?
- Да. Великолепно. Том, - смотрю на супруга, - ты понимаешь, на что подписываешься?
- Если бы мне было страшно, то я бы не поцеловал тебя тогда в подворотне и не потащил бы к себе домой.
- Тогда первый я тебя поцеловал.
- Ок, ты. Но именно я решил продолжить то безумие, что началось в тот день. Поэтому понимаю, что мне грозит. Самое главное, я буду с тобой, и мы вместе это переживём. Снимай его, Билл, и пусть мир взорвётся нахрен от твоего таланта и такой провокации. Пора показать то, чего никто не ждал, то, что будет тревожить души людей даже после твоей смерти.
- Нашей, - поправляю его, целуя»

«Толлер работал, как проклятый. Я же со своими ассистентами, менеджером и агентом делали всё для фильма. Куниберт Виллер. Именно так Том назвал нашего героя. Куни должен быть таким, каким я его придумал, и каким муж его описал. Начались просто омерзительные поиски актёров и персонала. В этой всей суматохе нам не хватало времени на себя. В один день, когда светило солнце и не было дождя, я сидел в кабинете и просматривал списки актёров, подсунутые Дорой. Девушка постучалась и вошла.
- Герр Бохнер, ваш отец звонит. 1-я линия.
Я поблагодарил её и взял телефон.
- Привет пап, а чего на мобильный не звонишь?
- Я его куда-то дел, - сказал он каким-то убитым голосом.
Всё внутри сжалось.
- Что случилось, па?
- Билли, мама умерла.
Я не помню, что было дальше. Отца уже слышно не было. Какой-то шум, крик, шорох. Слышал имя мужа, потом свою фамилию, кажется, меня звала Дора.
- Родной, родной мой...
Перед глазами появилось лицо Толлера, такое встревоженное, обеспокоенное.
- Всё нормально, он в себя пришёл.
Том взял меня на руки и пошёл прочь из офиса.
- Любимый...
- Не говори ничего. Я всё знаю, мне Норберт уже позвонил.
- Мама... мамочка...
Он положил меня в машину на заднее сидение, откуда-то достал подушку, поцеловал в губы и пошёл за руль.
- Куда мы едем?
- К твоему отцу.
Мой дом детства казался таким пустым. Из каждого угла доносился мамин запах. Её тепло бродило по этажам, кажется, что она где-то задержалась просто и сейчас спустится. Они уложили меня на диван в гостиной, дали кучу подушек. Я рыдал. Том называл папу только по полному имени – Норберт, а меня это раздражало. Папа вообще хорошо относится к нему, они дружат. Как-то помню, папа сказал, что я выбрал себе супруга, который слишком сильно похож на него. Тогда я посмеялся и ничего не сказал, а потом понял, что это правда. Они похожи по силе духа.
К вечеру я отошёл. Меня отпоили успокоительным и тёплым чаем. Я находился в объятиях супруга, когда папа рассказывал, что произошло с мамой. Приступ паники, вследствие чего последовала асфиксия. Никого из взрослых рядом не было. Она испугалась за своего подопечного. Мама любила детей. Очень любила. Я уткнулся в плечо Тома и плакал. Папа держался молодцом...»

Я положил дневник и вышел из дома, на крыльцо, потому что весь полыхал. Во-первых, мне было тяжело это читать, а во-вторых, я теперь знаю имя своего возможного деда. Норберт Бохнер. Обязательно найду его. У меня нет особо вредных привычек, но сейчас ужасно хотелось курить или что-нибудь сломать. Войдя в дом, я нашёл бутылку шнапса и налил себе целый стакан. Выпил залпом, а потом пожалел – всё внутри начало гореть, я практически задыхался. Залив алкоголь соком, я взял дневник и пошёл в гостиную, сел на диван и вновь принялся читать.

«Похороны мне дались сложно. Том держал меня за руку, скорее не поддерживая морально, а просто удерживая, чтобы я в обморок не упал и не свалился на землю. Мы купили самый красивый гроб, много цветов. Приехали родственники, коллеги мамы, друзья семьи. Я впервые увидел своего дядю. Он оказался милым старикашкой, но смотрел на нас с Толлером не так уж доброжелательно. Стереотипы – х*йня для болванов, прикрывающая их захудалые комплексы. Ненавижу стандарты в идеологическом их проявлении. Бред... Когда всё закончилось, все начали расходиться.
- Билли...
- Том, я хочу побыть с мамой.
Он всё понял. Поцеловал меня, обнял и пошёл к отцу. А я стоял, смотрел на могилу и плакал, сжимая в руках зонт.
- Видишь, мам, я могу быть элегантным.
Для того дня я купил всё новое, даже бельё.
- Том сказал, что я стал статным и изысканным, как ты и хотела когда-то. Я могу одеваться и вести себя, как подобает знатному человеку, мам. Наверное, я сейчас только похож на наследника герцогского рода, да?
Мне понадобился ещё час, чтобы попрощаться с ней. Она любила меня так же, как и я её. Мама никогда не была против моей дури. Когда я начал встречаться с Шае, она очень переживала, а потом смирилась. Том ей понравился сразу, она приняла его в нашу семью.
- Спасибо тебе, мамочка.
Я поцеловал этот холодный памятник, где такими же холодными буквами было написано: «Германа Бохнер»

«Смерть матери меня подкосила. Том всегда был рядом, когда у меня вновь случался приступ удушливых слёз. Но я не бросал работу. Сквозь боль, переживания и душевное опустошение искал того самого мужчину, который будет для меня смыслом жизни ближайшие 5 лет.
- Том, его нигде нет, - ныл я.
- Мы найдём Куни, Билли, найдём. Его не может не быть.
Мой оператор жил в Гамбурге. Я поехал туда совсем уже отчаявшись найти хоть кого-то подобного. Бальдо встретил меня. Мы засели у него дома, обсуждая сценарий. Он был в восторге. На третий день, когда мне надо было уже уезжать, он предложил мне сходить в их центральный парк. Я согласился. Парк был большим. Ходили родители с детьми, подростки и старики. Всё дышало умиротворением. Мы прошли по главной аллее, потом сели на скамейку, смотря на прохожих. Бальдо втирал мне что-то про сроки, что нужны деньги, а для этого надо задействовать спонсоров, инвесторов. Я его не слушал. Вдруг в толпе мелькнула парочка. Я встал и бросил туда взгляд. Шли мужчина и женщина, держа за руки ребёнка. Пару секунд на раздумья - и я уже рядом с ними.
- Билл, эй, Билл, ты куда?
Подойдя, я посмотрел на мужчину. Они стояли около дорожки, смотря, как дети берут листья с земли и кидают вверх, а потом бегают под искусственным листопадом. Он был хорош собой. Брюнет, с загадочной улыбкой. Красивый, чёрт бы его побрал.
- Билл, ты... – Бальдо уловил мой взгляд. – Хрена себе.
- О да...
Я подошёл к ним, вежливо извинился и уставился на мужчину.
- Да, - он посмотрел на меня.
Этот взгляд показался мне таким потрясающе идеальным и зыбким, что я чуть ли не тонул.
- О Боже, вы же Билл Бохнер, - вставила женщина.
Я бросил на неё всего один короткий взгляд. Не дурна, но и не принцесса.
- Откуда ты его знаешь?
- Это же известный режиссер.
- Слишком юный...
- Скептики, как вы все тотально тривиальны в своих суждениях, - говорю себе под нос, но все слышат.
- Билл, прошу, - Бальдо дёргает меня.
- Нет, - я выпрямляюсь. – Как вас зовут?
Мужчина слегка возмущается моей наглости, но тот факт, что перед ним стоит знаменитость, его подкупает.
- Дэвид Йост, это моя жена Стина и наш сын Магнус.
Меня вообще не волновало его потомство.
- Вы когда-нибудь играли в кино, театре или на сцене?
- В школе. Но это было очень давно.
- Сколько вам лет? - это было похоже на допрос.
- 37, - он улыбался, но в глазах читался страх.
- Что ж, - я отступаю на шаг. – Вы не хотели бы сняться в фильме?
- Билл, ты понимаешь, что делаешь? – Бальдо открыл рот. – Он не актёр, вообще не знает, как это... Билл, это безумие!
Я слушал оператора с улыбкой и смотрел на нового знакомого. Что-то мне подсказывало, что я заполучу этого мужчину. Он идеально подходил на Куни.
- Что за фильм? – заинтересовано спрашивает.
- О, очень провокационный. О вас будут говорить ещё десятки лет после его выхода.
- А не слишком ли вы амбициозны?
Я вскинул бровь.
- Спросите у жены о моих фильмах, - улыбаюсь. – Раз она меня узнала, значит и в курсе творчества. Вот мой номер, - достаю из кармана визитку. – Мне что-то подсказывает, что завтра же вы запишитесь на курсы актёрского мастерства. Звоните, я буду ждать вашего ответа, - подмигиваю, поворачиваюсь и удаляюсь.
Они остались стоять в шоке. Бальдо еле успевал за мной.
- Вези меня на вокзал. Домой хочу»

«Дэвид Йост. Я ходил и повторял это имя и фамилию сутками.
- Ты помешенный, - Том сидел за ноутом и работал над какой-то статьёй.
- И даже за это ты меня любишь.
- Вот ведь и не поспоришь же, - улыбается.
Моё нутро говорило, что он согласится, что он именно тот, кто готов, кто может и кто рискнёт всем ради идеи, как я. Через неделю Дэвид позвонил.
- Я согласен, Билл, пришлите мне, пожалуйста, сценарий.
Это был джек-пот. Толлер посмотрел на его фотографию и сам был в шоке.
- Он идеален.
- Да, я знаю.
Конечно же, Дэвид опешил, прочитав о своей роли, но его она не напугала. Я рассказал ему о последствиях, о том, что если всё закончится плохо, то ему надо будет уехать из страны. Йост всё выслушал, а потом сказал:
- Я верю вам, Билл. Если вы уверены в себе, то я уверен в вас.
Своим нравом я заполучил человека, подкупил его наглостью. Мне польстило, что он поверил мне, что не отказался. Пока шли сборы, он действительно учился на курсах. К концу года они переехали в Берлин всей семьёй. Мне очень понравился его сын. Магнусу было всего 4 года, а он уже казался умненьким мальчуганом. Как-то мы гуляли, обсуждали роль, я говорил, каким Дэвиду надо стать, перевоплотиться, чтобы зрители поверили.
- Я меняю свою жизнь, резкие перемены никем нормально не переносятся, но всё это происходит ради 2-х с половиной часов и нескольких сотен глаз, которые оценят фильм. Мой муж говорит, что я параноик, больной на голову и в этом моя сила. Я могу пожертвовать десятками лет ради одного фильма, который будет шедевром. Готовы ли вы, Дэвид, сделать то же самое?
Он долго молчал, а потом перед самым прощанием взял сына на руки, посмотрел на него и сказал:
- Да, готов. Но только, - уже взглянул на меня, - Билл, вы должны мне обещать, что на него это никак не повлияет.
- Этого я не могу сделать. Могу лишь посоветовать, как спасти вашего сына от будущих нападок.
- Как?
- Спрячьте его, Дэвид, никому не показывайте, а потом, если всё будет плохо, уедете туда, где на вас никто не обратит внимание.
Они уходили через парк, а я смотрел им вслед. Тогда я понял, что нашим детям, если они родятся, придётся так же прятаться. Я обрекаю не только себя на хаос, но и других людей. Хотя понимаю... от своей идеи никогда и ни за что не откажусь. Они верят мне, и я их не подведу»

«Придя домой, я увидел Тома на кровати. Он дремал с книгой на животе. Сев рядом, я гладил его руки, лицо, плечи.
- Ты уже пришёл.
- Да...
- И как всё прошло?
- Нормально. Томми, - смотрю на него, - я хочу вернуться к разговору о детях. Ты против или нет?
- Билл, тебе не кажется, что пока рано об этом думать?
- Нет. Сегодня я видел его сына вновь. Он такой милый, Том. Такой смешной. Его хотелось тискать, как котёнка. Я хочу, чтобы у нас было продолжение.
Мы поругались. Я бил его, плакал, бегал по квартире, орал, что он бездушный, что не любит меня ни капли, и что я уезжаю сейчас же к отцу. Толлер не сказал ни «нет», ни «да». Вот это постоянство меня бесило. В ярости я разбросал все шмотки, достал чемодан и стал собирать вещи, утирая слёзы. Том вился вокруг меня, но я был где-то не здесь. Мне казалось, что это сон. Как это так он отказал мне, точнее, ничего не сказал? Как он может быть равнодушным? Муж схватил меня и надавал по щекам.
- А ну успокойся немедленно!
Я продолжил на него орать. Он пытался угомонить меня, целовал, гладил, но всё без толку. Когда уже ничего не могло помочь, перекинул меня через плечо, понёс в спальню. Там бросил на кровать, привязал меня к поручням, чтобы не вырывался. Но я продолжал биться, брыкаться и плакать.
- Как же порой сложно под тебя подстроиться.
Он резко содрал с меня джинсы и боксеры, снял их и с себя, а потом без прелюдии, без предварительных ласк вошёл. Мне было больно, я кричал. Но Том не останавливался, он знал, что я бешеная фурия, и меня надо усмирить.
- Развяжи меня, - шиплю сквозь зубы, - развяжи.
Толлер послушался. Я вцепился ему в волосы, потом дал пощёчину, а после впился в рот. Повалив супруга, принялся насаживаться на него, трахая своей задницей. Меня было не удержать. Мы царапались, кусались, били друг другу, но ебались словно кролики, не уставали. Когда я кончил, то продолжил его трахать, скача, как сивый мерин. Мне было так приятно смотреть на него, любоваться его лицом. Когда кончил он, я ещё минут 5 нависал над ним, вглядываясь в эмоции, вонзаясь взглядом в тёплые карие глаза.
- Ты маньяк.
- Взаимно. Толлер, ты всё равно не отвертишься. У нас будут дети.
- Билли, я давно это знаю, - улыбается, гладя моё лицо ладонью. – Но я пока боюсь. Мне страшно, что я стану отцом. Боюсь не дать ребёнку то, что ему будет нужно. Мы так шатко сейчас стоим на ногах, милый. Если он родиться, и ты снимешь свой фильм, представляешь, что будет?
- Том, ты любишь меня?
- Да.
- Ты мне веришь?
- Да.
- Тогда не сомневайся.
Мы целовались, потом пошли в душ, там приласкали друг друга и легли в кровать.
- Я хочу первого сына, - начал я, лёжа на его груди. – Он должен быть такой же красивый, как ты...
- Не льсти мне, а то зазнаюсь.
- Как будто это не так? – смеюсь. – Ты высокого о себе мнения, не надо скромничать.
Мы помолчали.
- Билли, ты сам-то не боишься?
- Нет. Я знаю, чего хочу. Обещай, что никогда не усомнишься во мне.
- Обещаю, - он вновь поцеловал меня.
- Первый будет мальчик, я уверен. Он будет красивый и умный, весь в тебя и меня, но больше в тебя. А потом мы родим девочку. Красавицу, всю в меня, - смеюсь, потому что муж меня щекочет. – Она будет художницей или... короче творческий человек. Мы будем ими гордиться.
- Как ты думаешь их назвать?
- Про девочку ещё не думал. Надо подобрать такое же красивое имя...
- Ну а мальчика?
Поворачиваюсь и целую его.
- Надеюсь, ты со мной согласишься, - кивает. – Вильперт»

Мне стало не по себе. Я встал с дивана и пошёл выпить воды. О Боже... читая всё это, я будто присутствую в их жизни, но и знаю, что будет потом. Ничем хорошим это не кончится. Значит, Билл давно всё продумал. Он хотел детей и был уверен, что Том пойдёт за ним до конца. Если родился я, то, возможно, у меня и сестра есть. Я взял мобильный и позвонил другу.
- Ксави, я в каком-то странном состоянии... что мне делать?
- Вил, объясни по-человечески.
- Я прочёл про смерть матери Билла и выпил шнапса. Мне было нехорошо. А сейчас я прочёл, что они давно решили меня назвать Вильпертом. Представляешь? Может, ещё выпить?
- А ну погоди, - парень не догоняет. – Когда это они решили тебя так назвать?
- Когда меня ещё не было. Не знаю, - листаю дневник, - получается, за год до моего рождения.
- Фига себе, - присвистывает. – Получается, что твои настоящие родители - геи, которые всё продумывали заранее.
- Не смешно, твою мать. Что делать?
- Ну, можешь сейчас выпить, читать дальше дневник, а потом сдать отчёт на работу и рвануть к бабушке. Мне было бы не сладко после таких вот новостей.
- Мне как-то тоже, знаешь ли.
- Всё, Вил, прекращай ныть, пей свой шнапс и дочитывай книжку. Я приеду через 2 дня.
- Ок, спасибо.

«В студии один из павильонов освободился. Мы арендовали его на год. Я искал спонсоров, но это было проблематично. Ни одна из кинокомпаний не хотела брать этот проект. Я стал отчаиваться. В это же время мы с Томом уже начали заниматься своим потомством. Было решено сдать сперму и найти суррогатную мать. Мы купили одинаковые баночки. Их вообще было невозможно отличить.
- Ты точно не хочешь знать, кто из них будет твой, а кто мой? – спросил Том.
- Это имеет значение?
Сперму заморозили. Мы обратились в клинику, где и будет всё это осуществляться. Нам начали подыскивать девушку. В феврале, когда мой фильм переживал ступор, нам нашли её. Витта...»

- Блять... – я не мог сдержать эмоций. – Мама! Чёрт возьми... это же моя мама. Чёрт-чёрт-чёрт...
Мне стало вообще худо. Я лёг на диван, глуша шнапс и смотря в потолок. Было очень плохо. Даже непонятно, из-за чего, почему. Просто плохо. В итоге, я осушил всю бутылку и уснул.
Утро было не радужным. Мобильный разрывался точно так же, как и моя дрянная голова.
- Да, да...
- Пери, мать твою, ты с ума сошёл? – Рози была не в духе. – Где отчёт?
- В процессе.
- Нет, ты точно ничего не нюхал, не падал? Тебя уволят. Отчёт немедленно нужен. Поднимай свой красивый зад и печатай материал своими красивыми пальчиками, понял?
- Понял, Рози, понял.
Я поднялся, взявшись за голову. Опохмелился, сходил в душ и сел за ноут, краем глаза взглянув на дневник.
- Прости Билл, не сегодня.

«... она была всё-таки хороша собой. Пшеничные волосы, плавные черты лица. Я согласился. Тому она не понравилась. Мы пообщались с этой девушкой. Да, она была не глупа, но в ней не было ничего жизненного, как будто она давно умерла, только почему-то дышала до сих пор.
- Эта девушка, как камень, Билл, давай выберем другую. По ней видно, что она делает всё это ради денег, и кроме них в её жизни нет ничего.
- Том, мы не найдём никого столь утончённого.
Он поддался. Наступила уже весна... В конце апреля нам сказали, что Витта беременна. О, это было так волнительно. Я молился Богу, просил спасти ребёнка, чтоб он родился здоровеньким. Сделать так, чтобы судьба у него была не тяжелой... Я молился за них двоих, забыв о себе и Томе.
В июле удача мне улыбнулась. Кинокомпания, на которую я работал, согласилась на мой фильм. Они понимали, что это риск, но если всё удастся, то о них уже никто не забудет. Я прыгал от счастья, держа в руках подтверждение и перевод на банковский счёт. Можно было уже заняться кастингом, закупать аппаратуру и реквизит. Практически весь съёмочный процесс надо было убить на павильон, потому что его аренда ограничена, а уже потом ездить и снимать на природе и в реальных городах. Примерное время съёмок должно занять полтора года. И это без монтажа и прочей студийной ерунды.
- Ты справишься! – заверял меня Том.
Всё началось в июле. У меня была уже большая бригада. Мы нашли актёров, всё, что нужно купили. Рабочий процесс начался. Работали каждый день по 10-16 часов. Было сложно, но вполне терпимо. Тома я видел лишь вечером, когда приходил, ел, мылся и ложился спать. Естественно, секс у нас был редко, что удручало обоих. Конечно, порой я мог позволить себе явиться на съёмки на полчаса позже, только потому что моему супругу нужна была утренняя разрядка.
В целом всё шло неплохо. Витта чувствовала себя хорошо, не болела, узи показало, что у плода никаких отклонений нет, сердце бьётся ритмично, как надо, но пока было не ясно, кто родиться»

«Январь был холодным. Какая-то аномальная температура стояла в Германии. Я ходил укутанный в толстый пуховик и шаркал угами по снегу. Рождество мы встретили с семьями. Пригласили родителей Тома и моего отца в его дом. Наша квартира была маловата для такого веселья. Они друг другу понравились. Мы объявили за ужином, что Витта должна родить мальчика. Они были рады.
Новый год прошёл тихо. Мы с Толлером сидели дома, жуя чипсы и попивая пиво, смотря старые фильмы.
5-го числа нам позвонил герр Литман и сказал, что у Витты отошли воды. Мы рванули в больницу. Она уже лежала там 2 недели на сохранении. Оказалось, что её таз слишком узок для выхода плода. Я трясся, ходил туда-сюда, пока ей делала кесарево.
- Нам надо будет заплатить ей за операцию. Мы же договорились, что она родит сама, а получилось всё не так.
- Почему это?
- Том, у девушки шрам останется.
Он тоже переживал. Мы проторчали там 8 часов. Самая невыносимая пытка – ждать. Я влил в себя несколько десятков литров кофе, Том иногда дремал, потому что 3 дня работал и редко спал.
- Герр Бохнер, герр Толлер...
Мы вскочили и взялись за руки.
- У вас родился здоровый мальчик.
Мне поплохело от счастья. Том удержал меня. Нас повели по коридору, дали халаты. Это было смешно: двое парней прилипли к стеклу, за которым в своеобразной люльке лежал малыш.
- Мы пока не готовы его дать вам на руки. Проверяем на наличие отклонений и прочего, - доктор похлопал нас по плечу. – Вы можете сейчас только посмотреть на него.
Когда он ушёл, мы вновь взялись за руки.
- Он похож на тебя, - сказал муж.
- Нет, на тебя.
- На нас.
Это был самый счастливый день. Самый холодный и самый счастливый...»

Меня отвлёк таксист, сказав, что мы приехали к редакции. Я вновь увлечённо читал дневник. Теперь то, что я их сын, не вызывало сомнений. Мне даже было не интересно, кто же именно мой биологический отец. Я уже воспринимал их, как нечто единое.
- Пери, хреново выглядишь, - встретила меня Рози.
- Я писал отчёт.
- Оно и видно.
Сдав долбанную работу, я открестился от новой, сказав, что у меня семейные проблемы. Мне нужно было время, чтоб дочитать дневник и съездить к бабушке. Не важно, что эта Танна находится чёрт знает где. Меня это не пугало.

«Появление на свет Пери мы отмечали месяц. То на съёмочной площадке, то у родственников, то с друзьями. Том записался в няньки, пока я работал. Конечно, отпуск у него был не резиновый, поэтому мы хотели нанять няню, но как только Симона узнала про это решение, то наорала на обоих и примчалась из своей деревни к нам, чтобы сидеть с Пери. Они подружились. Он воспринял её очень хорошо, улыбался.
На самом деле, я не могу написать ничего примечательного по поводу большого промежутка времени. Мы работали, воспитывали сына и были счастливы. Зыбкие будни не казались нам чем-то ужасным.
Начну сразу с марта. Пери был уже год. Мы всеми мыслимыми и немыслимыми способами скрывали его от чужих глаз. Общественность не знала, что у нас есть ребёнок. Я обрёк его на это сам, задумав то, что многие отвергнут. Мы с Томом знали цену этой идеи, но ребёнка защищали. Мы не могли позволить, чтоб про него кто-нибудь узнал. Если нас постигнет неблагоприятная слава, то это никак не коснётся сына.
Так вот, в марте журналюги узнали, что я снимаю новый фильм. Вести о «Политике правды» рассосались по всем СМИ. Казалось, что может быть лучше ранней рекламы? Но я понимал, что это не есть хорошо. Пока мы снимали в бешеном темпе, потому что скоро должен истечь срок аренды павильона. Первая волна негодования пошла, когда я рассказал о чём фильм. Естественно, без подробностей. Конечно же, на меня накинулись. Я отбивался, как мог. По большому счёту, мне просто было на них плевать. Кинокомпания выкупила 2 недели на прокат фильма в следующем году. То есть, у меня оставалось всего 8 месяцев на то, чтобы сделать его.
Я отказался от семьи. Сроки поджимали. В апреле, когда мы отдали павильон и собрались в Чехию, чтобы снимать там, я поцеловал мужа и сына, пожелал им не унывать и уехал. Дома меня не было практически до зимы. Последнюю «точку» я поставил 23 ноября. Со спокойной душой вся бригада разъехалась по семьям. Настало время искусства монтажа. Как же я был рад вернуться. Том взял несколько отгулов, мы отвезли Пери Симоне, а сами устроили себе парочку секссейшенов. Что только не вытворяли... Я не знал, что трахаться на балконе, расположенном на 4-м этаже, это так возбуждающе»

«Долгожданный конец января пришёл быстро. Пери рос таким хорошеньким, уже ходил и немного говорил. Когда мне позвонили и сказали, что фильм смонтирован, я побоялся его смотреть. Так и оставил. На премьеру хотели попасть очень многие. Дэвид послушал моего совета и пришёл только с женой, оставив сына. Мы поступили так же.
- Боишься?
- Безумно.
- Не бойся, - Том вновь подбадривал меня. – Сегодня тебя назовут гением...
- И обругают.
- Это уже не важно.
Я трясся, когда прошёл по дорожке, когда вошёл в зал, когда сел. Меня колотило все 2 с половиной часа. Пошли титры... и не раздалось ни одного аплодисмента. Я повернул голову и посмотрел на людей. Некоторые рыдали, кто-то сидел с выражением ужаса на лице.
- Это провал, Том, - шепнул я супругу, - это...
И вдруг зал взорвался аплодисментами. Все повставали со своих мест, крича, благодаря меня и всех, кто участвовал в его съёмках.
- Вот видишь, трусишка, - Толлер поцеловал меня.
Они готовы были нас разорвать. Бедный Дэвид. Его хвалили, ругали, льстили, угрожали... и всё за несколько часов. На самом деле, события этого вечера слились в один коктейль. Я мало что помню конкретного.
- Бешеный день, - рухнув с этими словами на кровать, я забрался под одеяло и накрылся по уши, пытаясь защититься.
- Всё будет нормально, - Том присоединился ко мне»

«Ничего нормально не было. Как меня только не назвали! Самое ужасное, что церковь отреклась от фильма, признав его богохульным, и меня вдобавок. Это не могло не расстроить. Я плакал... Критика была иногда просто чудовищна. Сволочи... Я был абсолютно уверен, что Бог любит меня так же, как и я его. Что он признаёт творческий порыв. Я не виноват, что гей... У меня есть любимый муж и сын, есть то, ради чего я могу пожертвовать собой. А они... они просто не понимали. Они слишком узки... узколобы, что ли... Им невдомёк, что есть что-то другое, кроме этого первобытного строя, помимо политических проблем. Может же быть нечто иное, то, что не каждый поймёт, но для многих принесёт благо. Я верю в свою идею, держусь её, и мне плевать, кто бы что не сказал. В принципе, правительство особо не отреагировало на ленту, как церковнослужители. Вот им больше делать нечего, как моё кино смотреть. Бригада пребывала в панике. Дэвид подвергся критике с таким же успехом, как и я.
- Беги с семьёй из страны, иначе они съедят тебя и не дадут нормально жить.
Йост не был патриотом, как я, поэтому уехал в Америку. Со временем о нём забыли и сильно не нападали. Я стойко держался»

«Как-то мы сели и решили, что ребёнок не должен всё это наблюдать. К нам пару раз наведывались без спроса. Пери не должны были видеть. Том предложил отвести его маме, но я сказал, что и она спокойно жить не будет. С болью в сердце мы позвонили Витте и предложили много денег за то, чтобы она приняла нашего сына, потому что была его матерью. Девушка, конечно, долго ломалась. Мы повысили сумму.
- Билл, у нас таких денег нет.
- Найдём.
Она согласилась. На тот момент у меня на счету лежало 3 миллиона. Я все их отдал ей, подписав контракт, что она обязуется воспитывать Вильперта до 18-ти лет, если с нами что-то случится. Мы заверили документ у нотариуса. Свидетельствовала Симона. Витта не отвертится и ничего не сможет сделать с ребёнком. Ей придётся его воспитать.
Тома уволили с работы. Мы остались практически без денег. Это волновало мало. С сыном всё было в порядке и, слава Богу»

«Мне не хочется писать про эти 3 года. Они были самыми мерзкими в нашей жизни. Мы не жили, а существовали, перебивались, голодали, но мирились с тем, что все взъелись на нас. Я упрекал себя в том, что снял этот фильм, что вообще решился на него. Толлер говорил, что я глупости несу, мы выкарабкаемся. Нам помогал мой папа. Я, скрипя сердце, брал у него деньги, потому что выхода не оставалось. Никто не хотел с нами работать. Том стал отчаиваться вместе со мной. Если я истерил, а он был спокоен, то после года безработицы и супруг взвыл. Он уезжал в другие города, даже страны, но без толку. Раз в месяц мы виделись с Пери, украдкой, чтобы никто ничего не прознал. Он спрашивал нас, почему мы бросаем его, почему мы его не любим. Я ревел, смотря на сына, обнимая его, и говорил каждый раз, что мы заберём обязательно. Это было выше моих сил. Том твёрдо сказал, что больше нельзя к нему ездить. Это риск»

«Сейчас я пишу, сидя дома и смотря очередное выступление Барнса. Как же мы его не терпим. Сука такая... Симона передала нам через Хагена продуктов и новые 2 свитера. Папа передал немного денег. Я вновь плачу, потому что хочу увидеть сына. Мне очень тяжело. Иногда, пока Том пишет статьи и анонимно их отсылает, чтобы напечатали и перечислили на наш счёт хоть сколько-нибудь денег, я ухожу из дома и еду к детскому саду, куда Витта отдала Пери. Он уже такой взрослый. Интересно, наш малыш ещё помнит о нас? Как я хочу обнять его, как хочу сказать, что люблю. Эти гонения... они никогда не закончатся, наверное. Нас уже хотели выселить из квартиры и вышвырнуть из страны. Конечно, есть поклонники моего творчества, которые помогают. На той неделе какая-то девушка прислала нам пару кроссовок, зная, что мы ограничены в средствах. Это так мило.
Боже, я не хочу так жить. Помоги нам, пожалуйста. Я умираю в этих 4-х стенах, мне дышать тут тяжело. Но самое главное, убереги Пери от беды, Господи. Мы справимся, правда, мы сильные, а он ещё ребёнок»

«Это уже не истерика. Это что-то страшнее. Хедвиг Барнс перешёл все границы. Он лично начал угрожать нам. Том такой злой, а я ещё злее. Этот человек в скором времени нас доведёт. Толлер вообще хочет ему морду набить. Я только за. Как это смертную казнь ввести? Мы что, в 15-м веке живём? Я таких сук, как он, вообще не видел. Падла гнилая...
У меня кончается тетрадь. Если Том разрешит, то куплю новую и продолжу»

Я дочитал, закрыл дневник и пошёл в спальню. Каждый шаг отдавался болью. Чёрт возьми, что со мной? Я лёг на кровать, забрался под одеяло, сжав книжку, и заплакал. Как давно я этого не делал. Они любили меня... они не хотели меня отдавать, но... Боже ты мой, почему так вышло? Билл ведь гений! Его фильм признали культовым, его назвали лучшим режиссером современности и довели до точки. Собаки! Как они могли... А что, если он написал ещё один дневник? Я должен поехать к бабушке и спросить. Хотя бы ради этого надо собраться с духом и двинуть в Саксонию.


Поездка в Танну

* - поезда делятся по цветам. ICE – скоростной, он белый (наш Сапсап сделан по его подобию). EC, IC – полускоростные, они серые. IRE, RE, RB – региональные, красные. S – жёлтый, что-то типа электрички.

Скудный пейзаж за окном меня напрягал. Я сжимал дневник Билла в руках, вложив внутрь карандаш, подчёркивая и подмечая для себя важные имена и фамилии, даты, некоторые события. На машине до Танны можно было бы доехать за 3 часа, но я выбрал поезд, потому что машины у меня не было. Самый оптимальный – 4-х часовой. В этом крохотном городке не было даже своей железнодорожной станции, поэтому пришлось ехать до ближайшей к нему. Конечно, можно было тащиться 5 часов и с уймой пересадок, садясь с одного на другой автобус, но мой выбор был чуть проще и комфортнее. В поезде было много народу, но в ICE* я ехал только до Лейпцига. У меня было 2 пересадки и поездка на автобусе. Хотя его существование оставалось до последнего момента под вопросом. В Лейпциге пришлось тусоваться 20 минут на вокзале до своего следующего поезда. Я купил себе поесть, осмотрев вокзал. Поезд был, естественно, региональным. С недавних пор красный* цвет вызывал в моём желудке неприятное жжение, а вид крови приводил в ужас. Ехал он до Мельтойера. До конечной я читал дневник. Какие-то моменты были особо любимы мной. Только после прочтения этих откровений я начал вспоминать, что в моей жизни был кто-то помимо мамы, но эти воспоминания казались такими далёкими, кажется, из другой жизни или сна. Но образы мужчин в моей голове всё же всплывали. Я боязливо узнавал в них Билла и Тома. С каждым днём во мне боролись 2 противоречия: одно говорило, что я зря всё это затеял, попусту трачу свои деньги, силы и время, а второе, наоборот, настаивало. Оно и подсказывало, что, может быть, есть шанс... один, крохотный, такой зыбкий и полупрозрачный... ничего не значащий шансик на то, что родители живы... Ведь тел не нашли, никто не знал, как их смогли вывезти из квартиры. Внезапно в голову пришла идея. Достою мобильный и нахожу в записной книжке номер.
- Алло, Хаген, здравствуйте.
- О, Вил, здравствуй, дорогой. Ты ищешь бабушку?
- Да. Хаген, я хотел спросить, вы не подскажите, кто вёл дело родителей?
- Конечно, сейчас-сейчас, - мужчина подорвался и стал что-то искать. – Его зовут Руперт Хайм. Именно он доказал вину Барнса.
- Спасибо, - записываю в свой ежедневник. – Вы не знаете, как с ним связаться, он до сих пор работает в полиции?
- Думаю, да. Только рангом выше, полагаю, - мужчина вздохнул. – Вил, я понимаю, что ты озабочен их смертью, тебе интересно, но, сынок, ты можешь потратить на поиски ответов слишком много времени, совсем потеряв себя. Вильперт, ты готов пожертвовать столь многим из-за одной прихоти?
- Это не прихоть, Хаген. Это мой долг. Я должен знать, кто их убил или они сами покончили с собой. Где их тела. Пока не увижу, не успокоюсь.
- Бедный парень.
Мы попрощались. Я смотрел на имя, записанное мной, и понимал, что он должен знать, как пропали их тела. Честное слово, моя душа так и будет метаться, не узнав правды. А вдруг они живы? Ну мало ли... Тогда я смог бы найти их и спросить лично. Так сказать, информация из первых рук.

«Раз в месяц мы виделись с Пери, украдкой, чтобы никто ничего не прознал. Он спрашивал нас, почему мы бросаем его, почему мы его не любим. Я ревел, смотря на сына, обнимая его, и говорил каждый раз, что мы заберём обязательно. Это было выше моих сил. Том твёрдо сказал, что больше нельзя к нему ездить. Это риск»

Чёрт, они любили меня. Перечитывая эти строчки, я раз за разом убеждаю себя, что должен не отчаиваться. Если даже мне придётся ехать на край света – я поеду.
Выйдя в Мальтойере, поёжился. Прохладно. Пешком пройдя до автовокзала, посмотрел расписание. По моим данным автобус должен был выехать через 15 минут. Я перекусил, купил билет и сел в салон, где со мной было ещё 4 человека. Всё это похоже на фильм ужасов. Местность здесь мне не очень нравилась. А ещё что-то про Берлин говорят... До Ройта надо было ехать всего 10 минут. А вот там-то я и растерялся. На вокзале мне сказали, что автобусы в Танну едут только с пересадкой, а это очень долго. Я плюнул на общественный транспорт и пошёл прямо к трассе. Попутка нашлась быстро. Дядечка за рулём вызывал уважение.
- Вам куда?
- В Танну.
- О, я мимо еду, садитесь.
В салоне было тепло.
- А вы куда направляетесь?
- В Пёрич, это тут неподалёку, на озеро. Сезон открыли. А вам зачем в Танну?
- К бабушке. Она переехала. У меня вот машины пока нет, приходиться как-то так, - улыбаюсь.
Мужичок мне понравился. Он меня довёз прямо до Визенштрассе.
- Спасибо вам большое.
- Не за что, приезжайте с бабушкой на озеро, там очень хорошо.
Я шёл пешком, всё ещё сжимая в руке дневник. Перед домом 14 остановился. За забором, у крыльца, сидела девушка, моложе меня года на 2-3, она перебирала какие-то вещи в коробке.
- Простите, пожалуйста, - обратился я к ней.
Девушка встрепенулась, посмотрела на меня долгим, выжидательным взглядом, но ничего не сказала. Она была недурна собой, даже красива. Прямой нос, красивые миндалевидные глаза карего цвета, фигура изящная, тонкие руки и пухлые губы. Меня повело, я даже покачнулся. Прямо идеал.
- Здравствуйте, - говорю, подойдя чуть ближе, но из-за забора на меня срывается собачонка, брешет, чуть не задыхается.
- Что вам нужно? – сурово спрашивает.
С крутым нравом, наверное.
- Кто здесь хозяева?
- А кто вам нужен?
Всю свою жизнь думал, что немцы добрые, вежливые, пусть не гостеприимные, но всё же. А не так... с собакой и волчьим оскалом на человека.
- Я ищу Симону Каулитц. Она здесь живёт?
Девушка продолжала смотреть на меня.
- Я приехал специально из Берлина, чтобы повидать её.
- Как вас зовут? – кажется, она смягчилась.
- Вильперт. Вильперт Трюмпер.
- Миранда, - она подошла к забору, открыла калитку и впустила меня. – А ну замолчи, Мулли, замолчи, я сказала! – прикрикнула на собаку. – Чаю хотите?
Я даже офигел. Не думал, что такая холодная встреча может обернуться чаепитием.
- ... или вы блюдите немецкие нравы?
- Нет, что вы, я современный человек, - улыбаюсь.
- Я из вежливости, всё-таки вы городской, приехали в такие потёмки...
Мы зашли в дом. Он практически пуст. С мебелью была только кухня. Девушка пригласила меня туда, за стол, поставив чайник.
- Миранда...
- Можно просто Мира и на «ты».
- Мира, я приехал к Симоне, ты не знаешь, где она?
- Супруги Каулитц переехали в начале месяца. Они продали этот дом нам.
- А где они?
- Не знаю, - она села за стол, сложив руки и посмотрев в окно. – Женщина хотела поскорее уехать, поэтому сделка была произведена быстро, за пару дней буквально.
Я поник. Не успел... вот чёрт.
- Кто она тебе?
- Бабушка, - смотрю по сторонам. – Я так хотел застать её здесь.
- Она очень милая женщина. И муж у неё хороший.
- А как его зовут?
- Гордон, - девушка встала и сделала нам чаю. Я достал из портфеля шоколадку.
- О, швейцарская...
- Да, я там был на днях.
- Ты путешественник?
- Нет, всего лишь работаю в газете. Делаю репортажи.
- Это увлекательно.
Мира отломила несколько кусочков шоколада, один положив себе на язык. Никогда со мной такого не было, чтобы девушка так порабощала мою волю. Я смотрел на неё и немел. Она была очень красива.
- А ты знаешь, как твоё имя переводится с древнегерманского?
- Нет, а ты знаешь древнегерманский?
- Да, я изучаю его в университете, в Йене, - я присвистнул. – Да, знаю, я крутая, - она хохотнула.
- Не то слово. Не думал, что когда-нибудь встречу йенского студента. И как же моё имя переводиться?
- А ты никогда не интересовался?
- Да как-то не до этого было.
- Вил, значит «воля», «желание», как и на немецком. Конец немного видоизменился. Берт – «свет», «светлый». Можно так же интерпретировать, как «светлая/чистая воля».
- Ух ты, - я задумался.
- Да, оказывается, ты у нас чуть ли не воин.
Меня смутило в её речи это «у нас», но я промолчал.
- А как твоё имя переводится?
- Это уже на латыни.
- Ты и латынь изучаешь?
- Да, - отпивает чай. – Я учусь на историка, только в узкой области. Мне интересна история Франкского государства, ну или королевства, кто как привык.
- Это которое Франкония? Просто я путаю.
- Нет, Франкония – это территория на юге современной Германии, Баварии то бишь. А Франкия – государство в центральной Европе с 5-го по 9-й век.
- И тебе это интересно?
- Да, очень.
- Мы отклонились от темы... как же твоё имя с латыни-то переводится?
- Миранда означает «удивительная», «поразительная» или «достойная восхищения», - гордо поднимает голову, но потом шутливо улыбается.
- Родители твои, видимо, знали значение этого имени.
- О да. Полагаю, твои тоже.
- Я не знаю, - грустно улыбаюсь, обхватив кружку пальцами.
- То есть? – смущается.
Ну я же не могу рассказать первой встречной, кто мои родители...
- Я их не знал. Меня отдали на воспитание чужой женщине, когда я был мелким.
Не вру же, собственная мать меня даже не любила.
- О, прости... – кладёт свою ладонь на мою руку. Смотрим друг на друга. Что-то есть в её взгляде очаровательное, глубокое. – Ещё чаю хочешь?
- Да.
- Расскажи мне о себе, если можно, - Мира отошла к стойке.
- Я уже сказал, что жил с женщиной, потом уехал от неё. Симона, моя бабушка, прислала мне письмо в 18 лет, сказав, что знает родителей, но они, скорее всего, умерли. Я бы очень хотел найти хотя бы её.
- О, прости меня, что я такая любопытная... тебе, наверное, неприятно...
- Да всё в порядке. Расскажи теперь ты о себе.
- Ну, мои родители живут в Баварии. У нас прекрасные отношения. Я увлеклась историей Европы и решила поступить в университет. Они отпустили. Я часто езжу к ним.
- А этот дом... ты сказала, что его вы приобрели. С мужем?
- Господи, нет, - она села вновь за стол, подав мне чашку. – Бабушка с дедушкой. Они не хотели жить рядом с родителями, потому что папа постоянно ворчит, что мама его попрекает вечно. Вот она и решила перебраться. Дед поддержал. А я помогаю.
- И где они?
- Пока ещё в старом доме, приедут в понедельник.
- То есть, ты тут одна все выходные?
- Ну да. Мелочь всякую разбираю, - она нежно улыбнулась, потупив взгляд.
Я смотрел на неё и млел. Эта девушка с каждой минутой, с каждой секундой нравилась мне всё больше.
- Получается, ни ты, ни твои дед с бабушкой не знают, куда мои родственники могли деться?
- Нет, они не уточняли. Передали документы на дом и всё, уехали.
Наверное, я так и буду слоняться по стране, ища их.
- Не расстраивайся. Если она любит тебя, то сама будет давать о себе знать.
- Я не понимаю, зачем они бегают от меня? В чём я виноват?
- Думаю, есть причины.
Мы молчали минут 20. Я думал о своём, а Мира мне просто не мешала.
- Слушай, спасибо тебе за то, что пригласила. Я поеду домой, раз ничего не нашёл здесь.
- Постой, - девушка остановила меня, когда я встал из-за стола и пошёл в прихожую, взяв куртку и портфель. – Вил, можно так тебя называть?
- Да.
- Вил, я, конечно, могу показаться сумасшедшей, невеждой и... – она выдохнула, улыбаясь, видя, что я внимательно её слушаю. – Завтра я уезжаю в Йену. У меня есть машина. Может, ты переночуешь здесь, а завтра поедем вместе. Там я высажу тебя на вокзале. Всё лучше оттуда ехать в Берлин, чем отсюда. Да и компания мне не помешает.
Она была обаятельна, нежна, улыбчива, немного неприветлива, но обходительна. Ей хотелось верить. И я чувствовал к ней тягу... Она мне приглянулась. Уже сейчас я понимаю, что мне хочется остаться с ней подольше.
- Хорошо.
Миранда обрадовалась.
- Теперь мы сможем узнать друг друга получше. А не хочешь на катере покататься? – спрашивает, смотря на меня блестящими глазами.
- А можно?

Следующая часть