A_S_S_A все записи автора

Название: Мир в ореховой скорлупке
Автор: Иманка
Бета: ~Cinnamon pie~, Мисана Аоно(Балсара)
Персонажи: Билл/Том, Билл/ОМП
Рейтинг: NC-17
Жанр: Angst, AU, Mary Sue, OOC, Original сharacter
Категория: Slash, Twincest
Размер: Макси
Статус: Закончен

Краткое содержание:
So it would appear
I left my heart here
And it would be fair to say
I've been swept away
For you I wrote this song
Yes I’m a fool
And this fool will never be with you
Oh yeah I know
Wonderful © Adam Lambert
"В общем, все умерли" (с) Моя бабушка

Как говорит наш Мастер в Лите: «Идеи в воздухе, просто иногда надо открыть глаза, чтобы их увидеть».
Все совпадения случайны, герои вымышлены, мне надо переболеть, умереть и возродиться. Умрем вместе?

Глава 1

Если бы я мог, я бы выколол себе глаза, чтобы больше никогда тебя не слышать. Если бы я мог, я бы залил себе уши воском, чтобы больше никогда тебя не видеть. Я бы выжег твое имя каленым железом из моей памяти. Я бы выцарапал твое имя ногтями на своей груди, чтобы забыть его. Я бы вырвал свое сердце и кинул его в бездну, чтобы оно замолчало. Марк сказал, что теперь знает, как звучит боль. Говорит, я кричал. Пронзительно. Дико. Кричал и никак не мог остановиться. Всё кричал… Кричал… Потом выл. Марк хватал меня за руки, пытался что-то сказать. Я не помню. Я кричал. Хотя сначала я не поверил. Даже усмехнулся и послал голос к черту. Потому что такого не может быть. Он настаивал. Сказал, что твои документы… косички… вещи… А потом ничего не помню. Марк сказал, что я закричал, и он сразу всё понял…
Всем занимался Марк. Я сидел в нашей спальне без единой мысли в голове, смотрел на твою фотографию и задавался всего одним вопросом: «Как ты мог так подло поступить со мной?» Еще в машине, когда мы ехали туда, я смутно надеялся, что это чья-то дурная шутка. Ты не мог. Ты же не такой подлец, чтобы сделать со мной такое. Казалось, что сейчас я войду, ты посмотришь за реакцией откуда-нибудь из-за угла, а потом выйдешь, и я закачу истерику. Может быть, даже ударю тебя. Ты оказался хуже. Ты всегда удивлял меня своим циничными и мерзкими выпадами. И эта шутка в твоем духе. Сволочь! Как ты мог? За что ты так со мной? Ты тварь! Нет, ты хуже твари! Ты ублюдок! Хренов урод! Они что-то хотели. Я не помню. Что-то говорили, что-то просили. Я всего лишь моргнул, и всё исчезло. И только в груди разливалась чудовищная пустота. Разливалась, сжимаясь в пиксель. Меня рвало на части. На маленькие части… Помнишь, однажды в школе нам показывали фильм о вреде абортов? Помнишь, там вакуумной трубкой высасывали ребенка? Этот пиксель так же засасывал меня живьем, разрывая плоть и разум на маленькие части. Я хочу порвать свою кожу, чтобы было не так мучительно больно. Я хочу вопить на весь мир о своем горе. Я хочу, чтобы ты почувствовал хотя бы маленькую толику того, что сейчас чувствую я! Я ненавижу тебя! Ненавижу всей душой, всем существом! Ты не мог поступить со мной так жестоко! Вернись, умоляю тебя, вернись! Я же так тебя люблю!!! Марк обо всем договорился. Наверное, ты думаешь, что я рыдал? Нет. Я смотрел на красивый черный гроб и думал, что он слишком блестит под светом слишком ярких светильников, что он слишком шикарный, тебе бы не понравилось. Слишком изящные ручки, ты всегда любил простоту. Слишком кружавчатый атлас, ты всегда смеялся над пафосом. Слишком красные цветы, они не подходят под цвет, да и ты не выносишь розы. Слишком классическая музыка. Ты такую не слушаешь. Тебя там нет. Это не ты. Тут все слишком… Ты вот-вот выйдешь откуда-нибудь, может быть даже откроешь крышку и будешь смеяться. Ты красиво смеешься. Заливисто, солнечно. Выйди!!! Ну, выйди же!!! Появись!!! — кричал я тебе, а Марк снова хватал меня за руки, потому что я хотел сорвать крышку и набить тебе морду — шутка затянулась, дурак! Выйди же, придурок сраный! Выйди, умоляю тебя… Марк сказал, что это нормально, я и так держался несколько дней. Я не помню…
— Билл, надо поесть, — Марк сел на колени между мной и тобой.
Я отстраненно кивнул и лег на твою подушку. Она больше не пахла тобой. Она пахла Марком. Одеяло пахло Марком. Простынь… Наша постель пахла Марком. Ты сам так решил. Еще, сука, спрашивал, пользуюсь ли я презервативами, когда трахаюсь с ним? А то подцеплю какую-нибудь смертельную дрянь. И кто еще из нас первым сдох? Ты, сволочь, всегда ты первый. Первым вылез на свет, первым начал ходить и говорить, первым трахнулся, первым… Я ненавижу тебя за то, что ты разбил мой мир на части! Ну и убирайся в свою преисподнюю, тварь!
— Билл, давай хотя бы немного. Твой любимый йогурт, а хочешь, я тебе овощей сварю? Сделаю, как ты любишь, на пару?
Марк сел рядом с кроватью на пол. Откинул голову назад, попав затылком мне на руку, закрыл глаза.
— Послушай, я говорил с друзьями, мне посоветовали отвести тебя к психотерапевту. Хочешь, я найду клинику, полежишь там, попьешь таблетки? Билл, надо как-то жить дальше, понимаешь? Тому бы не понравилось, что ты такой.
Наверное, он ждал от меня какого-то ответа. Я смотрел на тебя и ненавидел. Ты бросил меня. Я совершенно один. Тебе плевать, как мне плохо сейчас, тебе нет дела до того, насколько я одинок сейчас, тебе все равно, что я буду медленно загибаться без тебя сейчас, потому что я не умею жить без тебя, не умею дышать, не могу чувствовать, разучился говорить. Сейчас больше не существует. Завтра тоже. Лишь вчера.
— Билл, мне завтра на работу. Я не могу оставить тебя одного. Я не знаю, что делать…
Не важно… Мне было бы не важно, где ты ходишь. Мне было бы не важно, с кем ты проводишь дни. Мне было бы неважно, с кем ты спишь, кого целуешь и кому признаешься в любви. Мне было бы неважно… Тебя нет, и не важно…
— Пойми, жизнь не останавливается на этом. Ты нужен мне, я люблю тебя, я нуждаюсь в тебе. Я знаю, как сильно ты был привязан к брату,
Не знаешь.
— понимаю, что ты чувствуешь,
Не понимаешь.
— но ты должен быть сильным,
Я никому ничего не должен.
— чтобы пережить это,
Зачем?
— а я постараюсь тебе помочь.
Я хочу к Тому…
— Обещай мне,
Я хочу к Тому.
— что ты не будешь дурить.
Я. Хочу. К. Тому.
— В конце концов,
Я хочу к Тому!
— Тому бы это не понравилось.
— Я ХОЧУ К ТОМУ!!!
— Тссс, — Марк схватил меня и прижал к себе, пока я вырывался и кричал. Я так хочу к Тому…
Я знаю, чем прогневал Бога. Я слишком грешен. Может быть, это и есть его кара? Но за что? Я же старался всё исправить. Ну, как мог, так и старался. Я причинял брату боль, зная, как сильно он меня любит. По крайней мере, я старался думать, что он меня любит, находил какие-то доказательства и подтверждения, провоцировал его, дразнил. Но в последнее время он стал невыносим. Его всё не устраивало. Я хотел гулять, он оставался дома. Я хотел развлекаться, он слишком уставал, орал, что делает это ради меня, что хочет снять другой дом, уехать от суеты, поселиться на природе. Я и природа! Абсурднее мысль и представить нельзя. В какой-то момент мы устали друг от друга. Такое бывает. Меня бесили его посиделки у телевизора и любовь к тупым фильмам. Я хотел жить, а не лежать вечерами на диване с бутылкой пива в одной руке и сигаретой в другой. Хотел гулять и развлекаться. Обыденность — может ли быть слово страшнее? Так в моей жизни появился Марк. Нас познакомила моя подружка Петра, с которой я любил ходить по магазинам, выбирать одежду, обсуждать последние сплетни. Она говорила, что Марк влюбился в меня с первого взгляда. Мне нравилось нравиться ему. Он красиво ухаживал. Дарил подарки, которые приходилось тщательно прятать от Тома. Он сладко целовал и ласкал меня. Не как Том. С Томом никто не может сравниться. Он стал чем-то другим. Я с нетерпением ждал, когда Том уйдет на работу, чтобы собраться и приехать к Марку. Мы вместе обедали, иногда ходили в кино, ездили в парк и просто гуляли, взявшись за руки. Марк пожирал меня глазами, страстно сжимал в объятиях, а потом с неохотой отпускал. К Тому. И я несся домой, потому что надо было приготовить ужин, сказать, как я устал и уйти спать пораньше, потому что для хорошего цвета лица нужен полноценный сон. И пока Том висел в Интернете, я, отключив звук у телефона, переписывался с Марком, представляя, как завтра снова приеду к нему на работу и мы пойдем обедать в наш любимый ресторан. Мне хотелось, чтобы Том заметил мои отношения с другим, чтобы как-то отреагировал, наорал, мы бы с ним подрались. Я бы знал, что я ему не безразличен, что он любит меня, что все так же страстно хочет. Но Том был слеп, как крот. Он приходил домой, ужинал, смотрел новости, иногда мы трахались, а потом он вылезал из нашей постели и шел в свой гребаный интернет, когда думал, что я уже сплю. А я лежал с закрытыми глазами и мечтал, что вот так из меня будет вытекать сперма Марка, и ляжки будут вот такие скользкие от нашего пота и смазки, и живот будет липким от моей спермы, и тело будет так приятно ныть под тяжестью его тела. Я представлял, как выгибаюсь под ним и кричу его имя… Том так и не заметил, когда мы впервые переспали. На нашей кровати. И подушка Тома пахла Марком, и простынь Тома впитывала чужую сперму и пот. Я не хотел менять белье. Я хотел наслаждаться его запахом. А потом вечером… Это был самый лучший секс в моей жизни. Том словно заявлял на меня свои права в наш первый раз с Марком, а я позволял ему меня наказывать…
— Привет, Билл, Марк попросил меня побыть с тобой. Хочешь, прогуляемся по магазинам? Купим что-нибудь? Можно зайти в салон, сделать маникюр или подстричься. А хочешь…
Не хочу.
— Брось, парень, тебе надо подышать свежим воздухом. Давай пройдемся по городу.
Не хочу.
— Билл, Тома не вернешь.
Отвали.
— Пойми, от того, что ты будешь лежать целыми днями на кровати немытый, нечесаный, весь из себя несчастный, ты сделаешь хуже только себе. Тому вряд ли понравилось бы, что ты так опустился.
— Я хочу к Тому.
Петра села рядом со мной на кровать. Погладила меня по руке.
— Том в раю. А суицидники попадают в ад. Придет твое время, пойдешь к Тому. Не надо торопиться. Если ты себя убьешь, все равно не попадешь к Тому. Из этого мира еще можно попытаться попасть к нему, а из ада вряд ли тебя отпустят.
— Том договорится.
— А если нет? Надо жить дальше, Билл. Всему свое время.
— Я хочу к Тому. Ты не понимаешь… Мы же близнецы, мы всю жизнь были вместе. А сейчас у меня вообще никого не осталось.
— У тебя есть Марк. Он любит тебя. У тебя есть я, я тоже люблю тебя.
Я посмотрел в ее подведенные кошачьи глаза — кружочки киви с вкраплениями апельсинового сока, я никогда прежде не видел таких изумительных глаз. Высокие скулы, пухлые губы, нежно-шоколадная кожа и волосы цвета черничного варенья. Невыносимо красива.
— Петра, иди домой. Я хочу остаться один.
Она покачала головой и улыбнулась.
— Марк приедет, тогда уйду. А сейчас я хочу, чтобы ты встал, вымылся, позавтракал и помог мне купить платье на фуршет к шефу.
— Я не хочу.
— Зато я хочу.
Петра сдернула с меня одеяло и потянула за руку, пытаясь поднять. Я нехотя встал. Сколько я не ел? Какое сегодня число? Какой день недели?
— Поедем на кладбище…
Петра грустно улыбнулась и кивнула.
— Сигареты есть?
Протянула мне пачку. Я сел обратно на кровать, закурил и обхватил голову обеими руками. Как я буду жить без тебя совсем один? Дым неприятно щекотал ноздри и обжигал легкие. Меня подташнивало.
— Я сделаю тебе зеленый чай и тосты. Пожарить яичницу или омлет?
— Ничего не хочу.
Петра вышла из комнаты. У меня никого не осталось. Когда погибли родители, ты стал центром моей вселенной. А сейчас я совершенно один.
— Тварь, — посмотрел я на фотографию. — Всегда думал только о себе. А на меня плевать? — Рвано выдохнул. В голове шумит. Иногда мне кажется, что я забыл как жить. Сижу, смотрю на твою фотографию, а потом понимаю, что не вижу ее, что взгляд затуманен, в голове пустота, внутри холод. Даже сфокусировать взгляд ни на чем не могу, просто сижу и смотрю в сторону твоей фотографии, и не дышу. Вообще не дышу. И не тянет. Сигарета обожгла пальцы. Я и не заметил, как она истлела.
Петра подняла меня и за руку повела в ванную.
— Надо жить, понимаешь? Надо жить, — сказала, прежде чем оставить меня одного.
Я включил воду. Я не хочу жить без него. Уперся руками по краям раковины, рассматривая собственно отражение в зеркале. Ужасно. Просто ужасно. Под глазами синяки, глаза блестят, как у больного, да и сам я похож на человека, который болеет чумой. В стакане стояло три зубных щетки. Моя. Тома. Марка. Две пены для бритья. Наша и Марка. Три станка. Мой. Твой. Марка. Мои крема и маски для лица и волос. Гелевый шампунь и салфетки для брайдов Тома. Дезодорант и крем после бритья Марка. Я грустно ухмыльнулся. Все бритвенные принадлежности Марка стояли широко и вольготно. А мои жались к твоим, словно спрашивая, кто этот чужак. Я смотрел на щетки. Твоя и моя. И Марка. Почему-то стало ужасно обидно, что моя щетка стоит рядом с щеткой Марка, а твоя как будто в стороне. Почему это твоя щетка в стороне? Кто позволил Марку занять место рядом с моей щеткой? Что за черт побери?! Да откуда он вообще взялся в моей жизни, что отодвину мою щетку от твоей?! В раковину закапали слезы обиды. Я поднял взгляд. Из зеркала на меня смотрел ты. И улыбался. Это ты отодвинул мою щетку, да? Это ты кинул меня, да? Это ты отдал меня Марку, да? Я ненавижу тебя! Убирайся вон! Ты мразь и подлец! Ты подонок! Как ты смел бросить меня? Я убью тебя, слышишь! Как мог оставить совсем одного? Я же так нуждаюсь в тебе!!! Я убью тебя, тварь!
Петра перехватила мою руку. Оттолкнула от раковины. Я заметил, что все вокруг залито чем-то красным. Зеркало разбито. Нет больше и полочки. Щетки разбросаны по полу, баллончики с кремами… А я сжимаю в руке разбитый стакан. И по предплечью тонкими струйками бегут красные ручейки, крупные, тяжелые капли капают на пол… Кап. Кап. Кап… Это сделал я?
Мой мир казался таким цельным, таким правильным с ним. Том — всегда сомневающийся, но принимающий правильные решения. Он немного трусоват по жизни. Нет, не трусоват, осторожен. Я бы назвал его теленком. Он шел, куда его вели, пусть даже поначалу и сопротивлялся. Очень правильный. Я знал, как добиться от него чего-то. И с успехом этого добивался. Еще в детстве я научился им манипулировать, играя на его долге старшего брата — защитника униженных и оскорбленных. У нас было не все гладко в отношениях. Меня бесили его регулярные откаты в каких-то вопросах, его излишняя осторожность там, где надо было проявить твердость и настоять. Он мог откровенно спасовать в конфликтной ситуации или вдруг стать принципиальным по какому-то ничтожному поводу. Я всегда был резким, импульсивным, мне надо здесь и сейчас, причем немедленно. Я сначала несся вперед, потом спрашивал, туда ли мы едем. Я — человек действия. Если я что-то хотел, то всегда это получал. А после смерти родителей, Том стал для меня и братом, и отцом, и матерью, и… мужем… Он стал для меня всем. Иногда я ради развлечения изменял ему. Иногда он узнавал об этом, чаще нет. У нас были настоящие бои до синяков и крови, бурный и агрессивный секс. Марк всего лишь один из них. Только им я увлекся. А Том вместо того, чтобы вернуть меня, тупо струсил и, поджав хвост, свалил в кусты. Он объяснил это «нежеланием разрушать мое счастье». Идиот, господи, какой же он идиот.
— Скажи, а зачем Том поехал в Берлин на автобусе? Почему не на поезде? — Мы стояли перед колумбарием. Я рассматривал табличку, которую установил Марк.
— Вот он, — кивнул я в сторону таблички, отходя от стены на пару шагов и неловко закуривая очередную, наверное, уже сотую сигарету за сегодня. Рука перебинтована, пальцам неудобно и больно двигаться. — У него и спроси.
— Что произошло в тот вечер? Он узнал о вас с Марком?
О нас с Марком Том узнал месяца четыре назад.
— Билл, ты такой, какой есть. Мне очень жаль, что твой брат так и не смог тебя принять.
О, да, Том так и не смог принять Марка. Еще бы он его принял!
— Марк говорил, что твой брат вел себя ужасно в последние дни. Он видел ненависть в его глазах, хоть Том и пытался быть приличным. Марк старался объяснить ему, что твоя ориентация — это еще не конец света.
— Петра, — заткнись, ради всего святого, дура. — Ты рядом с могилой моего брата.
— Прости. Я просто не хочу, чтобы ты винил себя в произошедшем.
— Мне надо было его остановить. Я думал, что вот он перебесится сейчас, а потом мы сможем нормально поговорить. Он в тот вечер словно выжил из ума.
— Потому что ты сказал, что переезжаешь к Марку?
— Да. Но он знал, что я хочу уехать. — Даже узнав, что у меня другой, и я переезжаю, он продолжал тупо сидеть в интернете, словно ничего не произошло, словно я его брат, который нашел удачную партию, словно он больше меня не любит и ему все равно.
— Сегодня в больнице умер еще один пострадавший. Их уже двадцать восемь…
— Мне от этого не легче. — Следователь сказал, что водитель бензовоза заснул за рулем. Его вынесло на встречку. Удар пришелся в тот бок, где сидел Том. Автобус вспыхнул, как спичечный коробок. Выжило всего семеро. Теперь минус один. У сумки Тома лишь молнии оплавились и одежда провоняла гарью.
Мы медленно брели по кладбищу. Под ногами чавкал подтаявший на солнце снег. Синицы и воробьи перелетали с ветки на ветку, громко чирикали. Пасмурное небо затянуто бесконечными тучами. Огромный черный пес вылез откуда-то и, вильнув нам хвостом, потрусил дальше. Рука болит, пальцы онемели.
— Петра, я домой поеду. Чего-то мне нехорошо. Тошнит целый день.
— Ты сегодня кроме сигаретного дыма ничего не ел. Думаю, что и вчера ничего не ел, и позавчера, и неделю назад.
— Ел, — вяло отнекивался я, вспоминая, что позавчера съел маленький стаканчик йогурта. Или позапозавчера…
— Что ты ел? Давай в кафе посидим, чтобы я смогла убедиться, что ты действительно поел.
Я больше не чувствую вкуса пищи. Петра что-то постоянно говорила, рассказывала, я не слушал. Мне было все равно, что она закажет, все равно, что я засуну в рот, все равно, что проглочу. Я шел за ней, делал, что она говорила, иногда даже улыбался. Хотелось побыть в одиночестве. И я боялся остаться в одиночестве.
Вечером, пока Марк смотрел кино, я разбирал вещи Тома, решая, что с ними делать. Выкинуть их я не мог, это означало бы выкинуть память о нем, признать его гибель. А последнее я не мог признать вообще. Но и хранить их было как-то глупо… К чему мне его вещи? Решил оставить. Когда смогу, тогда уберу.
— Билл, я бы хотел, чтобы ты переехал ко мне. Надо расторгнуть договор с хозяином, забрать залог…
Я осмотрелся. В этом доме мы с братом прожили несколько лет. Здесь все напоминало о нем, все пропитано им. Все вещи, мебель, даже подоконник в гостиной. Диван, на котором лежал Марк несколько минут назад, — на нем спал Том последние месяцы, категорически отказываясь ложиться в нашу постель.
— Я не готов.
— Билл, ты же хотел переехать. Тебе надо сменить обстановку…
— Не надо. Я не готов. Дай мне время.
Марк подошел ко мне и нежно обнял, заскользив руками по впалому животу.
— Конечно, любимый. — Поцелуй в шею. — Я дам тебе время. — Мое лицо у него в ладонях. — Зато теперь ты можешь жить так, как тебе хочется, без гомофобских нападок и унижений своего брата.
— Я готов терпеть от него все нападки, лишь бы он был жив!!! — завопил я, с силой отталкивая его. Эта безумная игра и тупой флирт не должны были так закончиться! Верните мне моего брата! Верните! Сжальтесь надо мной! Или заберите меня к нему! Я хочу к Тому.
— Билл, успокойся, я не то имел ввиду, — Марк снова обнял меня. — Просто я не могу жить тут. Ты же знаешь, у меня большой дом, а в вашей конуре мне тесно.
— Это моя квартира, если что.
— Черт, ну, ты прав, да. Это ваша квартира. Я хочу забрать тебя отсюда, понимаешь? Не хочу, чтобы ты сошел с ума.
— Можно переехать, можно сбежать, можно сделать всё, что угодно, но невозможно вытащить то, что сидит у тебя в голове. Дай мне время.
Марк вздохнул и поцеловал меня в губы. Язык проник в рот. Я не хотел ему отвечать. Отвернулся. Теперь всё вокруг выглядело так ужасно. Этого не должно было произойти. Когда я заигрался? Когда перепутал любовь с увлечением? Когда предал брата?
Марк спал, тихо посапывая. Я любил смотреть на спящего Тома. Ресницы подрагивали. Рот иногда приоткрыт. А потом он так чмокал смешно и отворачивался, словно не хотел, чтобы я видел его таким… красивым? Марк тоже был красивым. Только он не был Томом. Я запутался… Я так сильно люблю Тома, и так сильно люблю Марка, что хотел бы жить с ними вместе. Как раньше. С Марком встречаться днем, а с Томом просыпаться по утрам. С Томом скучать по Марку, а с Марком думать о Томе. Больше мне не о ком думать…
Я достал ноут Тома из сумки. Наверное, не будет работать, все-таки побывал в аварии, перепад температур… Нет, брат у меня решительно дурак. Взял две пары штанов, две толстовки, три банданы и ноут. Как он жить собирался? Главное, ноут не забыл со своим гребаным интернетом! Ни трусов, ни носков, ни зубную щетку… Может быть, он планировал вернуться? Зачем тогда поехал в этот чертов Берлин? Ноут мигнул и тяжело загудел, словно обожравшийся шмель. Интересно, сгорит или нет? Наверное, лучше его выключить и забрать материнку, попробовать снять с нее информацию. Или с чего там информация снимается?
Я лазил по папкам, рассматривал фотографии. Вот Том на работе, празднует с мужиками чей-то день рождения. Вот опять они пьют в пабе. Какие-то телки висят на нем гроздьями. Идиотский галстучек и толстая сигара. Какая-то дурацкая шляпа, где только нарыл такую… Черт, она же женская! А Том-то хорош уже, глазки блестят и щеки красные… Тоскливо смотрю на фотографии, чувствуя, как ком замирает в глотке. Вернись, а… Я очень тебя прошу, вернись… Надо сказать его друзьям, что Том… что Тома… Том…
Открыл его почтовый ящик. Десять писем почти за две недели. Не густо. Подписка с обновлениями с машинного форума. Подписка с музыкального форума. Спам. Несколько писем с работы. Вся жизнь моего брата.

«Том, мы не можем до тебя дозвониться. Что случилось? Горит проект. Ты сошел с ума? Шеф тебя убьет!»

Ответить.
Том умер.
Стер.
Тома больше нет.
Стер.
Том
Стер.

«Том ушел».

Да. Так лучше. Он не умер. Он со мной. Он просто ушел.
Отправить.
И скоро вернется.
Следующее.

«Том Каулитц, добрый день!
Нам очень жаль, мы пытались с вами связаться. Но…»

Короче.

«…вы уволены.

С уважением,
Начальник отдела по работе с персоналом
Steuer GmbH Printing Technology

Франц Зедельмайер»
Ответить.
Пошел на х*й.
Нет. Стереть.

«Боюсь, что моего брата ваши проблемы уже не интересуют.

С уважением, Билл Каулитц».

Отправить.
Какой-то Маленький Принц.

«Я соскучился по тебе. Ты совсем меня не вспоминаешь?»

Интересно… Соскучился? Не вспоминаешь? Ты кто?
Вот еще одно. Том его читал.

«Я представляю, как сильно ты сжимаешь меня в объятиях. Да-да, мой сладкий, будь со мной дерзким!»

Я несколько раз ошарашено перечитал ЭТО. Что за бред? Том, что это за чмо?

«Я хотел бы узнать тебя лучше. Понять, о чем ты думаешь, узнать, о чем мечтаешь? Хотел бы просыпаться с тобой и засыпать. Хотел бы быть каплей дождя, чтобы упасть на твою щеку и сползти к твоим губам».

Тьфу, господи, какая гадкая пошлость. Ты это пишешь моему брату, гандон штопанный?!
Отправленные.
Вот оно.

«Иногда лучше оставить всё так, как есть».

Н-да, братик, с романтикой у тебя всегда были напряги. Что там про объятия-то?

«Как ты любишь? Я буду таким, как ты хочешь».

Твою мать… И это мой святой брат? И это он мне тут закатывал истерики, что я его обманываю? Смотрю на дату — начало февраля. Это ты, типа, мне мстил за Марка? Всё, на что тебя хватило, — это секс по интернету? Хоть бы уж изменял нормально, а то с каким-то Принцем! Маленьким! Да ему никто не дает, вот он по интернету и сношается. У него же маленький! Урод! Нет, ну какой урод! То есть я шлюха, которая всем дает, я — бл*дь, я — подстилка и х*есос, а ты, ублюдок, святой — ни капли в рот, ни сантиметра в жопу? И ты мне доказывал, что это я — сука с вечным недотрахом? Я, который как приличный привел Марка в дом знакомиться с тобой, это я бл*дь? А то, что ты сосешься по интернету с каким-то чмом, это нормально? Нет! Вы видели его, этого сексуального героя! У нас новая фича — сосаться по интернету! Вживую макаронина уже не пашет, да? Таблеточек попей! И я еще собрался хранить вещи этого сраного кобеля? В моем доме? Ну уж нет! Черта с два тебе, ублюдок! Я сорвался с места и распахнул окно. Сгреб все его шмотки из шкафа и выкинул со второго этажа. Ни одной вещи твоей в моем доме не будет! Изменять мне, своему брату, с каким-то Принцем-с-маленьким?! Гори в аду, урод! И щетку свою забирай! И шампунь! И не х*й мне со стола улыбаться! И… И… И я еще сейчас что-нибудь выкину, только найду что… Я бы и твою постель выкинул, если бы Марк на ней не спал! Выметайся из моей жизни, тварь! Я упал на пол у подоконника и тихо заплакал, спрятав лицо в ладонях. Как же так? Ну, зачем ты так со мной? Я же тебя люблю. А ты с каким-то уродцем связался. Да еще как… То есть пока я спал, ты там надрачивал с ним, да? В нашей гостиной? На нашем диване? Том, это так низко и унизительно для меня. Я бы простил, если бы ты с кем-то просто встречался, ну, перепихнулся и перепихнулся, черт с тобой, но ты же… Интересно, а когда ты трахал меня, ты думал о своем с-маленьким? Том, как ты мог… А какой он?
С фотографии на меня смотрел симпатичный щуплый юноша. Белобрысый, с короткой стрижкой, с мелированием. Глаза, как у коровы, которую доят. Урод какой-то. Тому не может понравиться такое чмо. Тьфу, даже хочется вымыться, какой противный. Ты пока что побудешь в неведенье, Принц-с-маленьким. Я с тобой отдельно пообщаюсь. Мне надо знать, как далеко зашли твои отношения с моим братом. А то, то есть, я, значит, блудливая бл*дь, а ты святоша? Я посмотрел на пустой шкаф. Нет, я пока не готов. Вернись домой, Том. Ну, пожалуйста, вернись домой… Взял пакеты и спустился вниз. Медленно распихивал его вещи, стараясь ничего не упустить в темноте. Нашел фотографию. Стекло разбилось и рамка сломалась. Главное, что ты мне все так же улыбаешься, как и раньше. Прости меня, Томми. Я так тебя люблю. Не знаю, что на меня нашло. Мне очень тебя не хватает. Я живу в каком-то тумане, из которого никак не могу выйти, лишь натыкаюсь на какие-то коряги, падаю в ямы, разбиваюсь в кровь, кричу, зову тебя, а ты не слышишь. Забери меня, умоляю, спаси от этого безумия. У меня же никого не осталось, кроме тебя. Я же не выживу один. Не смогу, погибну. Еще щетка твоя куда-то завалилась… Хоть щетку мне отдай. Тебе-то она зачем?
Эту папку я оставил на вкусное. Там были только письма от некой Амели Эдер, если верить названию ее ящика, в количестве три тысячи шестьсот семьдесят одно. Четыре непрочитанных. Последнее пришло около недели назад. Без темы. Открыть.

«Это мое последнее письмо. Я хочу попрощаться. У меня для тебя есть два подарка. Один в прикрепленном файле, второй ты получишь в день рождения.
Ты спрашивал, почему тебя называют садистом? Теперь я могу ответить на этот вопрос действительно честно, не боясь, что ты опять закатишь истерику и начнешь хлопать дверями. Ты не ценишь людей, с которыми общаешься, не ценишь отношения, не ценишь их любовь и дружбу. Ты разбрасываешься людьми так, словно у тебя три десятка любимых и близких друзей. Ты всем своим поведением даешь понять, что человек тебе не нужен. Ты унижаешь, походя, непроизвольно, случайными фразами, безразличием. Тебе говоришь, как ты дорог и как ценно твое общество, а через час ты из-за какого-то глупого пустяка закатываешь истерику, парой фраз делая безумно больно, и уходишь так, словно тебе только что нанесли смертельную обиду. Тебе нравится, когда тебя упрашивают, вымаливают твое расположение, признают все ошибки, даже те, которые человек не совершал, лишь бы ты успокоился, да? Ты не понимаешь, что это унижает и выматывает, это неприятно, но самое ужасное в какой-то момент это ставит под сомнение ценность общения с тобой. Начинаешь думать, а как он вот тут отреагирует, а как вот тут, а как на это, начинаешь циклиться на том, как сказать, чтобы не спровоцировать скандал, вместо того, чтобы легкомысленно щебетать о пустяках и не дергаться, что твою фразу переврут, перевернут и тебя же ею по голове огреют. Если ты общался с Биллом так же, как общался последние четыре месяца со мной, то я не удивлена, что он от тебя сбежал. Людей надо любить, Том. Им надо говорить, как они дороги тебе и нужны. Нет ничего хуже, чем чувствовать себя ненужным, понимать, что ты безразличен дорогому тебе человеку. Как часто ты говорил ему, что любишь его и нуждаешься в нем? Как часто восхищался им и делал ему комплименты? Вспомни, когда ты говорил мне в последний раз, что я нужна тебе? Никогда. Скажи, а я действительно никогда не была нужна тебе, да? Любовь, Том, как черепаха. Она не умирает мгновенно. Это длительный незаметный под панцирем процесс, когда важно не упустить начало болезни или хотя бы успеть вовремя спохватиться, когда еще что-то можно исправить, пусть долго, пусть нудно, пусть трудно, но исправить. Надо ценить отношение друзей к себе, их преданность, быть снисходительным к ошибкам и каким-то глупостям, сделанных в эмоциональном порыве, прощать так же, как люди прощают тебя, закрывают глаза на твоих тараканов, грубость, плохое настроение и обидные промахи в разговоре. Тогда не придется кусать локти, что у тебя было столько шансов, столько возможностей, а ты все думал, что так будет всегда, с садистским удовольствием втаптывая в грязь чужие чувства и любовь, пинками отгоняя от себя любящих тебя людей и наблюдая, как они приползут обратно и будут умолять простить не важно за что, лишь бы простил. От тебя ушел любимый человек, теперь ты потерял близкого друга, который изо всех сил старался сделать твою жизнь хотя бы чуточку ярче, поддерживал тебя и радовался вместе с тобой. Впрочем, у тебя ведь так много близких друзей, что одним меньше, одним больше, ну и черт с ним, правда? Ведь это такая маленькая и незначительная потеря, да…
Спасибо, что ты был в моей жизни эти два года.

Береги людей и прощай.

PS. Наверное об этом тоже надо сказать, потому что случая больше не представится. Я обманула тебя. Ты действительно был для меня гораздо больше, чем просто друг. Но ведь для тебя и это не важно, да?»

В груди неприятно тянуло, а в глазах стояли слезы. Да, он давно не говорил, что любит меня. Да, он тысячу лет не делал мне комплиментов. Казалось, что он вообще никогда этого не делал. Я связался с Марком только потому, что хотел как-то оживить наши отношения, вызвать ревность, реакцию. Вместо этого ты опустил руки, заполз под корягу и посоветовал мне пользоваться презервативами. Я назло тебе стал таскать его в наш дом и заглядывать ему в глаза, ты мило скалился Марку и пожимал ему руку. Четыре месяца? Да, четыре месяца назад ты узнал, что у меня с Марком роман. А она знала?

«Том, отзовись, я прошу тебя. Хватит дурить. Ты же взрослый мужчина, что за дебелизм?»

Следующее.

«Том! Том! Том! Томтомтомтом! Я буду писать тебе, пока ты не отзовешься!»

Следующее.

«У тебя мозга вообще нет?»

Ой, вот так с моим братом не надо. Мозг для него такое же священное слово, как член. Обидеть его мозг, значит обидеть его член.

«Ну что ты злишься? Это же песня. Простая песня. Не я же ее написала! А ты орешь так, словно я тут выступила автором, продюсером и исполнителем в одном лице и проплатила все эфиры на центральных каналах тебе назло!»

Что за песня?
Следующее.

«Я не думаю, что он сказал, что-то обидное для тебя лично. Все-таки мне кажется, что вы, геи, слишком выпячиваете свое гейство и делаете гору из кротовины. Проще надо быть, понимаешь? Если я начну обижаться всякий раз на слово женщина в свой адрес, то не перестану вылезать из судов, мне тогда лучше вообще не выходить из дома! Послушай, я еще над этой песней смеялась».

Я нажал на ссылку. Загрузилось видео. В клипе несколько блонди изображали из себя лесбиянок, мотивируя это тем, что мужчин вокруг не осталось. Я помнил его. Клип смешной, текст дурацкий, шуточный, без какого-либо намека на стеб. Странно, что Том так на него отреагировал. Я посмотрел на дату. Потом открыл календарь. Суббота… Именно в ту субботу я сказал Тому, что Марк хочет, чтобы я переехал на следующей неделе. Ты просто попала под горячую руку, Амели Эдер.
Следующее.

«Том, я не знаю, что делать… Поговори с ним, скажи, что любишь, попроси не уезжать. Я боюсь за тебя. Не хочу, чтобы ты опять ушел в загул с запоем, как тогда. Сделай же что-нибудь!»

Отправленные. Быстрей же, черт подери! Вот!

«Что я могу сделать? Он любит его. Я же вижу, чувствую это! Не могу больше так. Он жмется по углам, не расстается с телефоном. У него глаза горят! Я не буду разрушать его счастья. Давай о другом поговорим. Слышала, что премьер-министр учудил? Сказал, что мы — как вас там! Ну какая сволочь, а! В обществе и так сложное отношение к геям, а этот на высшем уровне называет нас “как вас там”!»

Я перечитал. На языке крутился всего один вопрос: у тебя мозга вообще нет? Кретин! Какой же ты кретин, Том Каулитц!
Ответить.

«Привет! Я хотел бы с тобой завтра встретиться? Вроде бы суббота… Если ты свободна, конечно. Давай в пять в ресторане Rive на Van-der-Smissen-Strabe? Там неплохая кухня и приятный вид на гавань. Я буду тебя ждать». Амели Эдер. Билл.
Отправить.
Я буду ждать тебя, Амели.

Глава 2