Кияма_Анна все записи автора Название: Ангельская пыль
Автор: PainAnn
Персонажи: ОМП | Билл, Том | Билл (едва-едва и вскользь)
Рейтинг: NC-17 (жестокость)
Жанр: AU, PWP (?), TWT, Psy, Cruelty, Dark, Death, Angst, Grapefruit (совсем чуть-чуть), Drama, Squick, ООС
Категория: Slash
Размер: миди
Статус: закончен
Предупреждения: Однополые | устоявшиеся отношения между героями, смерть, жестокость (!), наркотики.
Посвящение: Тем, кто осилит до конца.
Размещение: Право на размещение автор оставляет только за собой!
От автора: Мне нечего сказать. Просто захотелось. Я не жду чьей-то похвалы и чьего-то одобрения. Ничего не жду. Я даже не уверена, что это кто-то захочет читать. Некуда девать нервные клетки? Тогда... Welcome.
И ещё – 1. Я знаю, что ангельская пыль и героин – вещи разные, можете не напоминать. В любом случае, название в тексте раскрыто.
И ещё – 2. Я не гонюсь за анатомическими подробностями – у меня есть немного фантазии.
Если появятся какие-то вопросы – задавайте. Я с радостью отвечу.
Контакты с автором: 474-564-486, pain95@ bk.ru
Саундтреки: Слот - Небо; Год Змеи - Пять единиц; 30 STM - Hurricane


И чтобы никто не путался:
Курсив – воспоминания | сказка | сон.
Обычный шрифт – реальность.
Пролог и эпилог – события после всего произошедшего с героями.


П р о л о г

… А мы с тобой наполним шприц, нам на двоих – пять единиц.
И будет нам легко смотреть на смерть … (с.)

Л е т о


Симона стояла на коленях в кабинете главного врача клиники. Здесь содержались умалишенные люди, у которых нет надежд на исцеление разума и души. Говорят, когда Господь хочет наказать человека за его грехи, он отбирает именно разум. Так и произошло с младшим сыном Симоны Каулитц, с Биллом. Убитой горем матери не позволяли увидеть родного и теперь единственного сына, которого она любила, несмотря ни на что.

Сжимая маленький серебряный крестик в ладони, она роняла горькие слёзы, что уже долгое время не высыхании на её щеках. Она умоляла увидеться с сыном, просила о встрече, но безрезультатно. Она хотела посмотреть на него хотя бы издалека, хотела знать, что с ним всё хорошо, что он просто жив.

С тех пор прошли годы, но Симона каждый день вспоминает эти моменты своей жизни. Счастливые, немного печальные, горькие, а в итоге ужасные. Кажется, в тот день, когда не стало её старшего сына, она постарела в момент на десяток лет. Симона не находила себе места, её душа разрывалась на куски. И материнское сердце, любящее обоих детей, истекало кровью, но когда Билл оказался в этом заведении, тонкая ниточка призрачной надежды на новую, относительно счастливую жизнь (которой, Симона понимала, не будет), лопнула как-то тихо и незаметно. Больно уже не было, словно рану обильно обработали морфином.

- Я вас умоляю, мистер Джекман, всего одно свидание, - ловя губами воздух, сдавленным шёпотом произнесла она.

Старый психиатр лишь покачал головой. Ему было жаль милую женщину, он понимал её горе, но помочь ничем не мог. Он повторял Симоне изо дня в день одно и то же: он не может позволить матери увидеть сына, он не может позволить Биллу вернуться к истокам его боли. Какого было это слышать Симоне? Она – любящая мать, и, наверное, самая любящая в этом мире – не может защитить своего сына, который жив, не уберегла того сына, который мёртв, не смогла удержать мужа, которого тоже теперь нет – устав от постоянных срывов жены, он просто ушёл. Симона осталась одна. Совсем одна, такая хрупкая в этом жестоком мире.

А в это время Билла вывела на прогулку под летним июльским солнцем молоденькая медсестра, очень симпатичная девушка, надо сказать, Биллу раньше нравились именно такие: ухоженная, тонкая, на голову ниже него самого. Только сейчас Билл не обращал на девушку внимания. Он смотрел на солнце, режущее глаза своим светом, слушал далёкое и едва слышное пение птиц, он был спокоен сейчас, а ещё часом ранее…

- Нет! Том! Спаси меня! – надрывался его голос в истошном крике. – Том, я прошу тебя! Не-е-е-ет! Вернись! Я люблю тебя, слышишь?!

Но Том уже давно не слышал его.

Билл бил кулаками по мягким стенам комнаты, протяжно выл, словно одинокий волк на далёкую луну, шептал какие-то неразборчивые слова, как молитву или заклинание. Его взгляд был безумен в те моменты, когда к нему приходил Джон – кошмар его прошлого возвращался к Биллу часто. Он проходил сквозь стены, от него невозможно было спрятаться. Биллу всегда было страшно в его присутствии. Джон касался его щеки, расстёгивал ремни на смирительной рубашке, освобождал обессиленного Билла, и брал его так же, как и тогда, пару лет назад. Билл кричал и звал брата, просил его о помощи и умолял не бросать. Том приходил, он не мог не прийти, но когда он видел своего младшего, заплаканного, сорвавшего голос в вопле, он переводил взгляд на Джона, на его член в узкой заднице брата, и… устало качал головой.

- Ты сам виноват, братишка.

Это всё, что Билл слышал от того человека, кто ему был дороже всего героина в этом мире, а героин всегда был для Билла на первом месте, только Том затмевал его. Старший брат, почти фанатичная любовь. Такая странная и нелепая любовь. Но за героин всегда нужно было платить. Часто Билл расплачивался своей задницей, потому как денег на белый порошок у него не было, разве что изредка удавалось стянуть пару сотен из банки за холодильником, где Симона хранила свои сбережения.

Джон всегда был груб, хотя и никогда не скрывал своей нездоровой симпатии к Биллу. Это часто льстило мальчишке, но лишь по началу его бурного романа с миром пыли.

Джон приходил к Биллу часто, особенно в последнее время (честно говоря, врачи после его «визитов» недоумевали, откуда у пациента синяки, кровь, да и как он освобождался из рубашки – тоже было загадкой). Вот и сейчас Джон трахал мальчишку, запрокинув голову и закатив глаза от наслаждения его телом, которое вопило чужое имя, звало какого-то Тома. Но разве это важно, когда бедный Билли не может сопротивляться, когда у него нет на это сил? Он просто кричит, а никто его не слышит – сумасшедших попросту не слушают. Джон рвёт его, безжалостный, грязный Джон, с которым когда-то судьба (но оба в неё не верят) случайно свела мальчишку. Джону мало, ему нужно глубже, он хочет, чтобы Билл кричал громче. Пусть он кричит, что угодно, главное – громко, с чувством, с болью. И Билл кричит, он продолжает надрывать связки, продолжает звать брата. Но тот не появляется в этот раз. Кажется, братишка, его любимый братишка, ушёл навсегда, оставив ему Джона, забыв о том, что душа Билла всё ещё кровоточит, она так изранена, что не сможет зажить уже никогда.

Боль не уходит. Шрамов не будет. Кошмары никогда не покинут это тщедушное тельце обезумевшего парнишки.

* * *

В тот июльский день Симона вновь пришла в клинику. Она не теряла своей надежды увидеться с сыном, она продолжала молить Бога об этой встрече, и её мольбы всё же увенчались успехом.

Старый психиатр вовсе не сдался под её напором, нет. О встрече ребёнка и родителя не могло быть и речи, врач постоянно повторял это женщине, которая не желала слышать отказа, но силы были на пределе, спорить о чём-то уже не хотелось. Если ещё полгода назад она могла настаивать на чём-то, то сейчас она почти опустила руки, тянущиеся к солнцу, спрятанному за серыми тучами, и вот-вот в свинцовом небе грянет тяжёлый раскат грома, предвещая шторм.

Но всем мечтам суждено сбыться рано или поздно. Так произошло и с желанием Симоны, оно притворилось в жизнь. Частично.

Женщина отошла к окну, взглянув на прогулочную полянку перед зданием. Молоденькая девушка вела под руку её сына, её Билла. Она узнала его сразу, она не могла его не узнать. Всё то же хрупкое тело, всё те же жидкие волосы, спадающие по плечам. Симона улыбнулась, но в улыбке не было ничего радостного. Только боль, мука. Единственное родное, что есть в этом мире у неё, находится в этих стенах, и у неё нет шансов даже обнять сына. Хотя надежда есть всегда, но в этом случае она умерла уже давно.

Билл чувствовал чей-то чужой взгляд на своей спине. Он обернулся и посмотрел прямо на Симону, замершую в окне кабинета доктора Джекмана. Радости её не было границ, но радость была слишком горькой, чтобы выносить её стойко. Ком в глотке, солёный поток в глазах. Она не стала себя сдерживать, рассматривая родные черты осунувшегося лица. Даже таким её сын был самым лучшим и самым любимым, дорогим. Только он об этом не знал. Он об этом даже не вспоминал. Никогда.

- 1 -
Внутри или снаружи, вверху или внизу,
никогда не знаешь, что это лишь иллюзия.
Круг за кругом, снова и снова,
каждый прошедший день усиливает замешательство. (с.)

З и м а

У каждого человека в этом мире есть что-то особенное, что-то любимое и до боли в каждой клеточки тела желанное. И нет ничего приятнее и слаще того момента, когда этот предмет вожделения оказывается в твоих руках, и ты имеешь возможность ощутить всю полноту вкуса своей маленькой победы. Иной раз ты можешь пожалеть о том, что все твои мечты сбываются в одну секунду. Особенно, когда все они сводятся к одному-единственному баяну.

Билл часто жалел о выбранной им жизни, но он не особо задумывался об этом. Мальчишка знал, что ему через какое-то время будет хорошо, и этого всегда достаточно для прихода всепоглощающего чувства счастья, несравнимой ни с чем эйфории, которая захлёстывала всё, заставляла погружаться в сказочно прекрасный мир, где Билл чувствовал себя всемогущим правителем.

А сейчас Билл лежал на полу в доме Джона, единственного и неповторимого Джона Картера. Честно говоря, малыш Билли даже и не помнил, как они с Джо познакомились, мальчишке казалось, что Джон всегда находился на расстоянии вытянутой руки или ближе. Всякий раз, когда по телу Билла проходила судорога долгожданного удовольствия, этот мужчина был рядом, наблюдая за тем, как Билл закатывает глаза и закусывает губы с блаженной улыбкой, слабо стоная от приятного ощущения прохладного металла струны в вене. Джон сам вводил ему дозу, сам выбирал, в какую часть этого костлявого тела воткнётся игла в этот раз. Билл не хотел, чтобы брат узнал о его шалостях; главное, чтобы не было синяков и кратеров, - это правило он усвоил накрепко.

Смотреть на искажённое улыбкой лицо было для Джона несравнимым ни с чем удовольствием. Он улыбался вместе с Биллом, прыскал с ним от смеха и смеялся вместе с мальчишкой в голос, когда для последнего наступал тот самый пик эйфории. А когда смех был уже не слышен, и это происходило довольно быстро, Джон опускался рядом с Биллом на пол, гладил его жидкие волосы, целовал пересохшие губы, лаская податливое лёгкое тельце дрожащими отчего-то руками. Биллу никогда не нравился такой поворот, это угнетало его всякий раз, заставляло сжиматься ссохшееся сердце в ещё более хрупкий комочек из слабых мышц. Но Билл понимал: нужно платить, на всё свои тарифы. И это уже было в порядке вещей: доза – трах, доза – трах, доза – трах… И Билл вовсе не жаловался, он любил секс, хотя после кайфа его чуть ли не выворачивало от прикосновений потных ладоней к его телу. До – с радостью, во время – через силу, но после – было для него пыткой с горьким привкусом пустоты и тошнотворными криками Джона во время оргазма.

Хотя тело часто отказывалось подчиняться Биллу, и какая-то ничтожно маленькая, незначительная частичка его души, которая тогда не была разбита вдребезги на сотни острых осколков, нуждалась в Джоне. С ним было легко, хотя это, скорее всего, лишь влияние очень редких, крайне редких доз спидбола, но это не имеет ровным счётом никакого значения.

Кто такой Джонатан? Его номер появился у Билла в мобильном случайно – забил один добрый приятель, сказав, что этот извращенец за секс даёт чистяк. И, да, этого человека Билл считал своим богом, богом в мире пыли, а за его пределами Билл поклонялся любимому брату, без которого он не мыслил своей жизни. А потому младший и надеялся на чудо, ведь брат ни о чем не должен знать. Но Том же не дурак, хотя этого Билл не учёл, ставя себя божеством первой величины, то есть и выше Джона, и даже выше Тома. Близнец всегда замечал дёрганость Билла, его раскосые глаза, которые не задерживаются на одном предмете дольше пары секунд и избегают прямого зрительного контакта. Но ведь в детстве они так любили смотреть друг другу в глаза, видеть там отражения себя и своё продолжение. Где сейчас эти времена? Надо полагать, в прошлом, которое больше никогда не станет явью. Быть может, только во сне?

Биллу уже давно не снятся сны, а Том всякий раз просыпается в холодном поту. Парень каждую ночь видит кошмары, только он не догадывается о том, что все эти ужасы происходят с Биллом на самом деле. Том видит всё, он переживает за младшего, он переживает всё это вместе с младшим, ведь в этих кошмарах Том играет роль Билла, главную роль. Возможно, это и есть та самая связь между близнецами? Увы, мне этого не известно. Но каждую ночь Том, просыпаясь, плетётся в соседнюю спальню брата, где тот тихо посапывает в подушку, а если присмотреться, то можно заметить – он вовсе не спит. Открытые глаза блестят в свете одинокой луны, атласные тончайшие ниточки слёз прокладывают свою дорожку по выпирающим скулам и впалым щекам. Том не замечает этого. Том видит лишь то, что с Биллом что-то не так, что всё резко изменилось в их жизни, которая до какого-то невидимого момента была общей – одна на двоих. Что же происходит сейчас? Том не знает. Он теряется в догадках, когда подходит к кровати близнеца. Он чувствует бешеное биение своего сердца, когда убирает прядку волос, упавшую на щеку Билла, а тот резко зажмуривает усталые глаза.

- Что с тобой? – тихо шепчет старший, стараясь не разбудить брата. Он чувствует – что-то не так, что-то изменилось.

Но Билл слабо улыбается, не открывая глаз. Пусть ему и плохо, но счастье в лице Тома рядом. Он так близко, но не догадывается ни о чём. Он ложится рядом на кровать, обнимая тонкое, исколотое струнами тело, переживая, как бы что-то не произошло – внутри, на сердце было неспокойно. И Том не зря переживал, надо сказать. Но об этом немного позднее.

- Не спишь? – вяло пробормотал Билл, правдоподобно играя сонливость. Том приподнялся на руках, шепнув: «Нет». – Мама уехала, да? – тихо продолжил младший, словно доверяя какую-то сокровенную тайну своему брату. Да и, если честно, тайн у Билла было довольно много, но о них он никому не расскажет. Том – первый человек в этом чёрном списке.

- Давно, - так же тихо ответил Томас. – Ты не слышал?

- Нет, - мотнул он в ответ головой. – Я только недавно пришёл. Думал, и тебя нет.

- Решил остаться и подождать тебя, - пожал Том плечами. – Потом уснул.

- Ясно.

Билл вновь прикрыл горящие глаза. Голос брата сейчас был для него спасительным – его можно было слушать бесконечно, и не так важно в эти моменты, о чём шёл разговор. Главное – просто слышать. Они слишком давно не говорили просто так, просто по-братски: то Билл спешил к Джону, то Том убегал куда-то по своим делам. Каждый живёт своей жизнью, у каждого свои дела, заботы и свой собственный ограниченный мир, отличный от другого.

- Чем днём занимался? – как бы между прочем спросил Том.

- Да так… ничем. Прогулялся немного.

Если не вдаваться в подробности этой «прогулки», то Билл даже и не соврал – гулять пришлось действительно долго.
- С кем?

- Я на допросе? – подозрительно приподнял бровь Билл, начиная немного нервничать.

- Просто спросил. Сказал бы, с кем, и всё.

Билла уже порядком раздражало это так называемое общение. Даже такое божество, как Том, должно уметь находить тот самый золотой момент, когда нужно просто заткнуться. Том не умел молчать, в этом был его главный и, наверное, единственный недостаток.

- Какая тебе разница? – на этих словах Билл вспыхнул, словно стог сухого сена от маленькой искорки. Он резко поднялся на постели, от чего голова начала слабо кружиться, навис над Томом так низко, что между их лицами сохранялась минимальная дистанция. Билл жадно всматривался в его глаза, словно ища в них что-то. Но…

- Да ладно, успокойся, - решил отмахнуться Том, но не тут-то было…

- Ты думаешь, что я тебе вру? – вкрадчиво произнёс младший, продолжая буравить брата одним лишь взглядом.

- Эй, Билл, ты чего?

- А, может, из участка Гордона притащить детектор, а? – прошипел он в лицо старшего. – Как тебе такая мысль, ну? Или, как вариант, можно пыточную устроить! Том, как думаешь, тогда я буду говорить правду?

Безумный блеск в раскосых глазах, активная жестикуляция, несвязная и слишком громкая речь выдавали Билла с головой. А что Том? Он подумал, что у брата был тяжёлый день (который слишком сильно затянулся – такое состояние у Билла было уже давно), что он просто немного устал и ему нужно немного отдыха.

- Успокойся.

- Что? Успокойся?! – повышая интонацию голоса, повторил Билл слова близнеца. – Объясни, как? Когда ты, ты! мой собственный брат, в чём-то меня подозреваешь! И ты ещё говоришь мне…

- Я даже и не…

- Успокоиться?! – Билл полутеатрально обречённо рухнул на кровать, уставившись в скучно-белый потолок своей комнаты, сжав губы в тонкую линию и нервно покусывая их. – Как меня всё это уже зае…

Тому часто удавалось заткнуть брата поцелуем, когда тот начинал ни с того, ни с сего нести чушь. И это практиковалось уже не месяц и не полгода, а гораздо дольше, но ему этот способ казался не таким уж действенным, потому что в Билле сразу же открывалось второе дыхание, просыпалась какая-то сила и неутолимая жажда тела близнеца. Всё это явно читалось в блеклых, некогда ярко-карих глазах, которые вдобавок ко всему застилала ещё и пелена пыльной пустоты.

И так происходило сейчас, этой ночью. Лихорадочные короткие поцелуи распаляли Билла сильнее и сильнее, ему всегда хотелось быть как можно ближе к своей копии, настолько близко, чтобы хоть на долю секунды, но они стали одним целым, коим близнецы, по мнению Билла, и должны являться. Так уж вышло: волею судьбы им дано два тела на одну искалеченную душу. Ничего не поделаешь.

Никто не остановит безумия, никто о нём и не подозревает.

- 2 -

Одна капля его любви,
И моё сердце бьётся в экстазе.
А то чувство, которое ты мне даришь,
Похоже, убивает меня. (с.)


Это уже стало своеобразной традицией для Билла – оказываться рано утром в цеху рядом с заброшенным и полуразрушенным моргом, который находился неподалёку от дома Джона на окраине города. В цеху его всегда ждал сам Джонатан. Всякий раз он вспоминал свою первую встречу с мальчишкой, хотя воспоминания были слишком смутными и запутанными, обрывистыми. Когда он впервые увидел Билла, тот появился в этом месте лишь во второй раз и дерьмо брал чуть ли не за даром. Очарованный этим затравленным, запуганным взглядом и милой мордашкой, Джон наблюдал тогда за Биллом со стороны, замечая в нём что-то такое, от чего перехватывало дыхание, но это ощущение было слишком мимолётным, неуловимым. Картеру он очень понравился, но времени любоваться сгорбившимся ангелочком у Джона не было. Присвистнув, он развернулся и пошёл в направлении своего дома. Тогда ни тот, ни другой и не подозревали, что сведёт их вместе нехватка денег у Билла и один телефонный звонок, который сможет очень легко и просто решить все его проблемы.

Биллу, как человеку, который умел когда-то разбираться в людях, было не свойственно такое общество, но Джон чем-то привлекал его. Джон и сам в дальнейшем оказался похожим наркотик, в этом, Билл полагал, его сущность, из-за этого без Джона нет никакого наслаждения, он это знал наверняка.

В цеху в этот раз человек было немного, некоторых Билл знал, кого-то видел пару раз, но не помнил имени. Да и зачем запоминать? Пройдёт полгода, и Билл забудет даже самого себя, что уж говорить о других людях?

Он как обычно стоял в стороне, героин ему перепадёт всегда, Джон его без этого дерьма не оставит, он же любит мальчишку своеобразной любовью. И Билл ждал Джона у огромной железной двери, дрожа от прохлады в помещении. Его ладони постоянно были влажными в последнее время, и сейчас тоже. Переминаясь с ноги на ногу, он уже ощущал предвкушение того момента, когда Джон высыплет порошок на весло, нагреет. От нетерпения чесалось всё его тощее тело, но он, разглядывая носки своих стареньких кед, ждал Джона.

* * *

- Дай сюда, - Джон кивнул на железную ложку, которая лежала на покосившемся потрепанном столике рядом с Биллом.

Два шприца, один на двоих стеклянный стакан с пока ещё чистой водой, спирт, жгут, зажигалка, ложка – всё на месте, и мысль об этом грела их души, а на лице каждого застыло страдальческое выражение, но уже скоро его сменит подобие облегчения и забвение.

Билл передал ложку мужчине, будто бы случайно коснувшись его серой кожи. Отчего-то сейчас хотелось не столько героина, сколько его тела, но Джон был слишком занят и не обращал на Билла никакого внимания, со всей своей ответственностью и целеустремлённостью подходя к выполнению этого наиважнейшего дела – стерилизация и разбавление. Нагреть, развести бутором и всё готово. Эффект, правда, не тот – слабее, чем от чистого, но так даже лучше – останется на потом, на «чёрный» день. Мало ли, что может случиться? И, думая об этом, Джон с удвоенной сосредоточенностью склонился над поданной Биллом ложкой, стараясь не дышать, и от этого его руки тряслись ещё сильнее. Он уже ничего не слышал, ничего не видел. В этом мире остались двое: Джонатан и его заветная ложка героина. Но где-то далеко-далеко на горизонте его единения с нагретым порошком мелькала ещё и тонкая тень Билла.

- Кружку подай, - снова тихо пробормотал Джон, не отвлекаясь от своего знатного дела.

Билл послушно потянулся за указанным предметом, в котором покоились два шприца, поставил стакан перед мужчиной и отошёл подальше, разглядывая его спину и затылок. Парню всегда нравилось наблюдать за кем-то со стороны, ему это казалось интересным. Когда-то давно он мечтал о карьере фотографа, и всё бы ничего, если бы не героин. Хотя, желание стать фотографом очень помогало ему иногда приобретать наркоту – мать ежемесячно давала Биллу некоторую сумму на оплату различных курсов. Билл нервно улыбался, рассказывал о занятиях, о том, как ему интересно и сколько нового он узнал. Глаза его горели всякий раз, и горели искренним радостным огнём, вот только радость эта заключалась не в том, о чём думала мама и чему так противился отчим, который считал, что Билл может найти и лучшее занятие для себя, нежели беготня с фотокамерой. И как же он оказался прав! Только сам Гордон – ни сном, ни духом. Никто не знал о пристрастии Билла. Только Том иногда не мог закрыть по ночам усталые глаза, которые неприятно покалывало от постоянной бессонницы.

Билл понятия не имел, где Джон берёт деньги на наркоту. Пару раз он пытался заговорить с Картером на эту тему, но тот ловко увиливал от прямого внятного ответа. И Билл терялся в догадках. Быть может, Джон где-то подрабатывает? Хотя это Билл счёл маловероятным – трудно представить его дружка за кассовым аппаратом в супермаркете, к примеру. Да и любая другая сфера – это тоже не для него.

Пусть Билл ничего не знал о Картере. Обычно хватало одного укола, чтобы стало совершенно всё равно, кто есть кто.

- Готово, - победно оповестил Джон, выводя Билла из транса.

Шприцы были уже наполнены мутной жидкостью, оставалось самое малое – подать руку Джону и получить долгожданное расслабление, которое будет отдаваться приятно щекотящим покалыванием по всему телу; но, кажется, Джон и не спешил с этим.

- Деньги?

- Нет, - хрипло отвечает Каулитц, не отрывая жадного взгляда от шприцов, - нету пока.

- Ладно. Всё как обычно, - ухмыляются затуманенные белесой пеленой пустые глаза, которые с каждым днём всё больше похожи на кукольные, нарисованные дешёвой краской.

Джон уже был в предвкушении расплаты. Да, что может быть лучше? Сперва кайф, затем секс. Как любит он.

А внутри Билла всё сжималось в комок от одной лишь мысли о том, что уже совсем скоро его снова будет натягивать и рвать Джон. Иногда Билл и сам не понимал, зачем всё это? Ради некоторого времени расслабления, опустошения и подобия полного удовлетворения? Бессмыслица. Ведь потом Билл будто бы попадает в самое пекло ада, проходя через все его круги. И это происходит настолько медленно и мучительно больно, что иной раз думает, - взорвётся. Но возвращается обратно к Джону, потому что по-другому он уже не может: не может без мук, не может без спасительных доз, не может без своего ненавистного бога.

Пыльная дорога Биллом уже выбрана. Он уверен в своём выборе.

главы 3-5