Кияма_Анна все записи автора Название: Aschenbilla (Замарашка)
Автор: Beyond
Переводчик: Атия
Бета: Jekil
Персонажи: Том/Билл
Рейтинг: NC-17
Жанр: AU
Категория: Slash, Twincest
Размер: миди
Статус: закончен
Разрешение на перевод: есть
Ссылка на оригинал: http://www.fiction.tokiohotelfiction.com/viewstory.php?sid=4415
Саммари: Замарашка Билл влачит весьма жалкое и опостылевшее существование. От того, чтобы утопиться в деревенском колодце, его удерживает лишь доброта Андреа, жены местного кузнеца. Но с приходом в селение менестреля в душе Билла затеплится огонек надежды.
Предупреждения: Кроссдрессинг. Неоднозначные образы Токов и Йоста. Вас может сквикнуть.


1. Луна.

- Девчонка! Неси яйца!

Билл заторопился. Сперва он собирался проверить вылупившихся цыплят – хотя бы убедиться, что их не утащила лиса. Но если промедлит, Густав удостоит его пинков, а Георг - болезненных щипков. И следы, как всегда, скроет платье. Было дело, за пощечину Биллу отец и самого Георга как следует приложил. «Не по лицу», - пояснил он тогда свой урок.

Билл поспешил набрать яиц, хотя по-прежнему боялся петуха, крылатого исчадия, норовившего исклевать и руки, и лодыжки. Но лучше встретиться с разъяренным петухом, чем с голодным отцом и братьями.

И у Билла когда-то была мать. До девяти лет она даже научила его читать и писать немного, но потом умерла, и уже с десяти отчим заставлял его одеваться девчонкой, делать всю женскую работу по дому, а кроме того – приманивать и завлекать злосчастных путешественников. Больше никто не звал его настоящим именем, только «девчонка» и «эй, ты!» А когда гости интересовались, как его зовут, он должен был называться Розали.

Конечно, Билл знал, что он не девушка и, по крайней мере, несколько селян, живших ближе всего к отцовскому постоялому двору, тоже должны были знать это, но местные, если у них была голова на плечах, как чумы избегали их заведения.

Иногда Билл задавался вопросом, почему их отчим, Дэвид, так явно благоволит Густаву с Георгом, а ему - нет. Ведь он не был настоящим отцом никому из них троих. Его черты, несмотря на разгульную буйную юность, все еще хранили следы привлекательности, тогда как Георг был уродлив, по мнению Билла, и не только потому что отвратительно запущен. Густав же был невысок и плотен, а еще силен и вспыльчив. Когда он чистил и затачивал свой топор, с этим шальным блеском в глазах, Билл был готов забиться в любую щель.

Но Густава и Георга родила одна и та же женщина, которая потом сошлась с Дэвидом, а у Билла до шести лет был другой отец, которого он едва ли помнил. А еще бог наказал его лицом, больше похожим на женское, нежели мужское. Или благословил, как говорил ему отец.

Билл отнес яйца и снова вышел из дома, к ягодному кусту, чтобы намазать губы соком. Зимой он использовал для этого вино, но свежие ягоды были лучше, а он не хотел снова остаться без завтрака, если отец увидит его не накрашенным.

Билл должен был вставать на заре, растирать до золы древесный уголь и втирать его в волосы, потом чернить веки и брови. Это тоже была отцовская идея: он считал, что в местности, где большинство жителей светловолосы, путешественников проще будет привлечь размалеванной и доступной служанкой-брюнеткой. Билл не любил свою внешность: ни карие глаза, ни черты лица, - но древесный уголь, по крайней мере, каким-то образом уберегал его волосы от вшей, и глазные болезни его миновали, приходилось ценить уже это.

Билл вздохнул, понадеялся, что сегодня сюда не принесет ни одного странника, и вернулся в дом. Завтрак для него был оставлен в маленькой, потрескавшейся деревянной плошке. Еды было втрое меньше, чем поглощали отец и братья, зато она была еще теплой и сытной. Билл поел второпях, пока снова не получил попрек от отца, что чересчур вымахал и становится слишком высок для обычной девки из таверны, что не должна вызывать подозрений.

Теперь он был уже выше их, всех троих, но гораздо тоньше, и по возможности сутулился в их присутствии, чтобы не привлекать лишнего внимания к этому обстоятельству. По непонятной для Билла причине, чем выше он рос, тем Георг хуже к нему относился, а Густав пугал все сильнее. И почему бы это? Разве был у Билла шанс стать чуть больше похожим на мужчину, каким выглядел любой из них?

Путешественники не заезжали уже три недели, и вечный узел стыда и вины, сжимавший внутренности Билла, даже стал немного ослабевать, но тут вновь принесло одного, и Билл снова вынужден был переживать ужас бессчетных убийств, которые совершали его отец и братья. Ведь убивали они только с его помощью. Впервые Билл заметил приближение незнакомца, когда шел вылить ночные горшки и, вернувшись, принялся грызть ногти, стараясь не заплакать.

Обгрызание ногтей всегда помогало ему настроиться для предстоящего, а отец в добавок прошептал:

- Ты будешь хорошей девочкой сейчас. Или берегись.

Билл поспешно кивнул. «Или берегись». Его кости, без сомнения, упокоятся рядом с останками всех тех людей, кого он завлек в ловушку и напоил отравленным яблочным сидром, там, где темными ночами Густав с Георгом хоронят тела. Других активных занятий у них не было, если не считать рубки деревьев. Всю работу по дому и хозяйству делал Билл, а отец занимался приготовлением пищи.

Впрочем, когда гостей не было, работы было не так уж много: никаких тебе кровавых пятен, которые нужно оттереть. Уже два года Билл делал собственное ягодное вино – тогда он мог быть уверен, что зимой смажет губы не отравой. Его братья знали об этом его занятии и любили в присутствии Билла порассуждать о том, что могли бы его повесить – ведь женщинам изготовление вин запрещено законом.

Путешественник вошел, его тут же встретил Дэвид, который прикидывал, богатым ли будет улов. Потом он принимался разными околичностями выяснять у путника, знает ли кто-нибудь, куда тот направился и смогут ли связать его исчезновение с посещением их постоялого двора. Бывало, что посетитель был достаточно удачлив, чтобы пережить ночевку у них, но если нет…

Этот как раз не был, понял Билл, когда отец подал ему сигнал принести сидра и попотчевать им гостя, напевая и игриво крутясь рядом, чтобы мужчина имел возможность его огладить или шлепнуть.

В тот же момент, когда путник увидел Билла в скудном освещении их таверны, он проникся к нему симпатией. Билл знал, что здесь, внутри здания, никто бы не смог предположить, что он вовсе не брюнет, и к тому же мальчик, учитывая, что великоватая нижняя рубашка свободной складкой нависала над краем туго зашнурованного корсажа платья, которое Дэвид заставлял его носить, а обнаженные плечи и выступающие ключицы оставались выставлены на обозрение.

Платье было уже изрядно оборвано. Всего их было два: одно на лето, другое на зиму, и меняли их только тогда, когда он окончательно вырастал из них – приблизительно раз в два года. Когда Биллу случалось постирать платье, чтобы ненадолго избавиться от сажи, покрывавшей спину и рукава, то, пока оно сохло, приходилось одеваться не по сезону. То, что было на нем сейчас, стало уже слишком коротким, ступни и лодыжки оно не скрывало и, хотя Билл постоянно беспокоился о размере своей ноги, предательски большом для девушки, никто из заезжих путников не обращал на это внимания.

Дэвид был хитер как лис, никогда не оставлял ничего из легко опознаваемых вещей своих жертв и впадал в бешенство, если обнаруживал, что Георг и Густав опять припрятали у себя какие-нибудь безделушки или украшения. Билл не хотел ничего из добычи для себя и, как мог, старался не провоцировать Дэвида показывать его худшую сторону, и немного гордился тем, что ему это по большей части удавалось.

Гость с аппетитом навалился на принесенный Дэвидом обед, успевая грязными замасленными пальцами совать Биллу в ладонь монеты одну за другой, в обмен на расплывчатое обещание явиться позже в его комнату. Как только Билл оказывался за стойкой прилавка, он отдавал монеты Дэвиду. Все, что ему было нужно – оставаться в живых, для чего стоило постараться не лишиться милости Дэвида.

Гость накачивался элем и отказывался попробовать яблочного сидра все те пару раз, когда Билл предлагал. Он стал распускать руки, а Дэвид велел Биллу спеть ему зазывную песню, и Билл не избегал прикосновений, потому что как угодно должен был уломать его отведать сидра. Бывало, постояльцы соглашались отведать напиток только с его алых губок, и Билл шел даже на это, стараясь не выказывать своего омерзения. Позже он бежал прополоскать как следует рот, боясь, что отрава одолеет и его, но яд был не слишком силен, он чаще делал жертв вялыми и сонными, нежели убивал их.

Непосредственно убийство было работой Густава. Он уделывал их топором: в номере, если жертвы не спали, или на улице, если они были уже в отключке, - и он наслаждался этим. Георгу же доставляло отдельную радость, что убийство на глазах Билла по-прежнему заставляло того кричать и в ужасе подвывать.

Когда все происходило в комнатах, было хуже, ведь перед тем он должен был оставаться наедине с жертвой. Что, если они поймут, что он мальчишка до того, как придет Густав? А что, если поймут, и им будет без разницы? А если Густав с Георгом напились и заснули, Дэвид просто забыл - и совсем никто не придет? Билл отчаянно мечтал увернуться от рук, что нагло шарили под его юбкой и вот-вот могли раскрыть его секрет, и от слюнявых губ, припавших к вырезу его платья – скоро их обладатель поймет, что никаких округлостей под корсажем и рубашкой нет.

Потом дверь распахнулась, и Билл оттолкнул мужика изо всех сил. Густав посмеивался, помахивая топором, позади него, в коридоре, стоял ухмыляющийся Георг.

Еще содрогаясь и всхлипывая после того, как Густав размозжил голову постояльца обухом топора, Билл сменил окровавленное платье на другое, зимнее, и вернулся в номер, чтобы снять постельное белье и дешевый гобелен со стены - на него тоже попала кровь. Георг уволок труп в подвал, под покровом ночи они похоронят его, пока Билл будет занят стиркой в задней комнате. Дэвид велел Биллу пошевеливаться, а сам принялся пересчитывать деньги убитого.

Скрывая опухшее от слез лицо за завесой длинных темных волос, Билл с коромыслом и двумя ведрами направился к деревенскому колодцу за водой.

Когда он был младше, Билл воображал что это колодец желаний, иногда бросал туда медяки и загадывал скромные пожелания. Ни одно из них не сбылось. А теперь, когда он сообщник банды убийц, Билл знал, что не имеет права желать чего-либо вовсе. Он зачерпнул ведро воды, потянул и опять заплакал, пока поднимал его.

Минуту спустя он услышал чьи-то шаги и поспешно отер слезы подолом. Билл заторопился и потянул наверх второе ведро, желая скорее вернуться домой, поскольку мог понять селян, которые не хотели бы, чтобы рядом с колодцем ошивался кто-то вроде него. Биллу было неприятно сознавать, что честные люди вынуждены пользоваться тем же колодцем, что и он, убийца. Но плеча его коснулась знакомая рука. Он выдохнул и, закрыв глаза, затих в дружеском объятии.

Андреа была женой кузнеца Саки, который привез ее из Ютландии. Саки был огромный и здоровый как медведь, в родной местности невесту он подобрать не смог. Женщины и девушки умирали здесь слишком часто, от частых родов и плохого питания. Как и в большинстве деревень, здесь было больше мужчин, стариков и маленьких детей, женщин же брачного возраста не хватало. Андреа была ростом подстать Саки, на голову выше Билла, некрасива, но привлекала своей простотой, и была единственной, кому Билл доверял всем сердцем.

Когда впервые она встретила Билла, плачущего у колодца, Андреа хотела угостить его яблоком. Но Билла воротило от одного только запаха яблок. Позже, где только он ее не встречал, у нее всегда были в кармане юбки кусочки сушеных абрикосов, а если она пекла в тот день – даже сдобные булочки, и она всегда его угощала, приговаривая, что щеки его ввалились как у старой карги, и нужно это исправить.

И сейчас она достала одну, и даже несмотря на только что пережитый ужас, Билл жадно проглотил булочку. У Андреа всегда была удачная выпечка, возможно, лучшая во всей деревне, но она говорила, что ее булочки хороши лишь потому, что мельник Тобиас был другом Саки и снабжал их только лучшей мукой.

Еще жуя, Билл присмотрелся к подруге и заметил, как округлился ее живот. Распахнув глаза, он спросил:

- Андреа, ты беременна?

- Да. Мы уже пытались, двоих я потеряла, не выносив. Но бог любит троицу. Я очень на это надеюсь.

- Я так рада за тебя!

- Спасибо, золотце. Когда появится ребенок, нам будет нужна помощница по дому. Ты будешь в безопасности, хорошо покормлена и одета лучше, чем сейчас.

Билл поблагодарил ее за щедрое предложение, обнял крепко, не надавливая на живот, и сказал, что с ним все будет в порядке. Она уже не в первый раз предлагала ему укрыться в своем доме, когда отец и братья становились жестоки с ним, но он не мог согласиться. Ведь Андреа не подозревала, на что способны его родственники. На что был способен сам Билл, что он делал и сделает снова, в чем он пособничал родне. Он был соучастником всех совершаемых ими убийств.

2. Солнце.

Осенью ребенок Андреа и Саки появился на свет. Крошечный мальчик, пухленький как Саки, симпатичный как Андреа и милый как Билл, - так она шутила. Ребенок унаследовал спокойный нрав родителей, и его улыбка освещала жизнь Билла.

В памяти всплывали песни, что пела ему мать и, чтобы укачивать ребенка под колыбельную, пока Андреа пекла, Билл стал чаще ускользать с постоялого двора. Он знал, что навлекает на себе гнев отчима, который скоро обрушит его на голову Билла. Но причины оставаться дома, если не было гостей, он не видел. Одним ртом меньше, Дэвид не должен на это жаловаться, - так считал Билл.

И он был дома, когда появился новый постоялец, после целых пяти недель без единого проезжающего. Гость этот отличался от всех других, что бывали у них. Менестрели забредали и раньше, но обычно Дэвид с ними не церемонился, тут же выпроваживал, ведь за душой у них не было ни гроша. Но этот не был бородатым балагуром в причудливом тряпье, кишащем блохами, из тех, что предлагали оплатить ночевку исполнением пары песен и игрой на своих разбитых инструментах. Его лютня была новой и позолоченной, а манеры - и того лучше.

Билл смотрел, открыв рот, как новый постоялец откидывает капюшон, являя взгляду красивое лицо с карими глазами, смотревшими уверенно, и длинные золотые волосы, сплетенные целыми прядями наподобие веревок, спускавшиеся на плечи и спину. Уверенность, должно быть, не то слово, но Билл, полностью поглощенный зрелищем, не смог бы подобрать сейчас другого. Менестрель был юн, высок так же, как Билл, но крепче сбит и, несмотря на явную физическую силу, двигался весьма изящно. Дэвид вышел из-за прилавка ухмыляясь, потирая руки и тут же дал знак Биллу предложить гостю яблочного сидра, спеть – и пошевеливаться.

Но, как и многие до него, менестрель отверг сидр и заказал эля. Он был настолько же великолепен, насколько чист – чище всех, кого Билл когда-либо видел, и он отступил назад после того, как поставил на стол кубок, опасаясь, что стряхнет на гостя сажу со своих волос. Он заметил, что скромный на вид темно-зеленый шерстяной плащ гостя был подбит красивым красным шелком, а его туника, рубаха, бриджи и башмаки совсем не ношены, и таких ярких цветов, каких у них никто не носит. Может быть, он придворный менестрель? Но что привело его в такой медвежий угол?

- Этот кубок достаточно чист? – спросил менестрель, поймав взгляд Билла.

Напуганный, Билл снова подхватил посудину со стола, вылил эль и отполировал чашу тряпицей, пока она не заблестела. Воды в доме не было, Дэвид обходился тем, что из всей посуды оттирал песком лишь горшки и кубки. Билл наполнил бокал снова и принес назад, осторожно ставя перед гостем. Он ссутулился и едва не запнулся на ровном месте, пока возвращался за стойку.
Билл знал, что должен был остаться рядом и заигрывать с постояльцем, но был слишком смущен, и даже больше - испытывал благоговейный трепет, не будучи уверен, что на него нашло. Впервые он не мог оторвать от кого-то глаз, дрожал, в груди что-то сжалось, щеки заалели.

Дэвид ругал его, понуждая вернуться и вновь предложить яблочного сидра, потому что их эль имел слишком слабый вкус, чтобы скрыть присутствие яда, но Билл просто не мог. Нельзя так с этим менестрелем, он самый красивый человек на свете, и не должен гнить в земле со всеми другими жертвами.
Это неправильно, и он этого не сделает. Билл понял, что предпочтет лучше умереть. Неизвестно почему он это чувствовал – возможно, длительное общение с Андреа и ребенком сделали свое дело, целыми часами он был счастлив и спокоен, и в конце концов, это изменило его взгляд на мир. Один-единственный раз он мог выбрать сам, он не станет частью этого убийства. И более того, он сделает все, чтобы его предотвратить.

Впервые по собственной воле прикасаясь к Дэвиду, да еще и так нахально, Билл положил ладонь на его руку, заглянул в его глаза и сказал:

- Я не думаю, что он тот, за кого себя выдает.

И впервые он испытывал на нем женские уловки, которые вынужден был перенять. Кажется, это сработало.

Дэвид посмотрел на него и, помедлив, кивнул.

- Тогда убедись, что он останется, а завтра посмотрим. Я решу, что с ним делать.

Билл кивнул. Он надеялся, что все получится. Немного побудет в компании менестреля, а потом убедится, что он благополучно ушел. Он сбегал в подвал и принес немного своего ягодного вина. Билл угощал им только Андреа, и ей понравилось, но кто знает - она могла сказать это, чтобы сделать ему приятное. Все же надеясь на лучшее, Билл вернулся к столу и спросил:

- Наш эль слабоват, сидр вам не нравится, не изволите ли попробовать нашего вина?

Менестрель смотрел, как Билл наполняет опустевший кубок, потом поднял и протянул его Биллу:

- Сначала ты.

Билл принял кубок и отпил достаточно, чтобы менестрель видел, что вино не отравлено. Потом он вернул бокал и облизнул губы, а менестрель перед тем, как пить, развернул кубок так, чтобы не прикладываться там, где касались губы Билла, которого это задело. Этот менестрель был совсем не похож на пьянчуг, которые хотели пить с губ Билла, но разве удивительно? Когда гость улыбнулся, Билл подумал, что и женщина не отказалась бы от такого лица. Оно было строгим, но прекрасным.

- Хорошее вино.

- Я сама сделала, - пробормотал Билл и тут же застыдился. Какая разница? Кого могут интересовать его способности в виноделии больше, чем его обкусанные ногти? Он спрятал руки за спиной, сделал книксен и почувствовал себя дураком за то, что иногда держал руки в кислом молоке, чтобы кожа оставалась нежной, боролся с вездесущей сажей, - так что он снова поспешил в свое убежище за стойкой, где дожидался момента, когда сможет накрыть для менестреля приготовленный Дэвидом ужин.
Пока постоялец ел, Билл крутился рядом, украдкой бросая на него взгляды. Когда менестрель поймал его взгляд, Билл пробормотал:

- Какой хороший инструмент, - и указал на лютню. Потом опустил руку и взгляд, неловко затеребил юбку.

- Как твое имя? – спросил менестрель.

- Розали, - едва выдавил Билл. Он не хотел врать, но и правду сказать не мог.

- Розали? Кто бы мог подумать. Сейчас доем и сыграю тебе, Розали, в обмен на еще один кубок твоего вина.

Билл кивнул и поспешил за вином в подвал. Он понял, что улыбается и прикрыл рот ладонью. Не дай бог, заметят Георг с Густавом – они постараются, чтобы Билл перестал улыбаться, ему точно придется несладко.

Билл затих и смотрел, как ест менестрель, радуясь уже тому, что не нужно пытаться его обольщать и предлагать непристойности. Радуясь не только потому, что ненавидел, когда мужчины распускали руки, но и тому, что этому менестрелю он мог бы все позволить сам – и попасться.
Постоялец облизал замасленные пальцы, взглянул на Билла из-под длинных ресниц и спросил:

- Какая твоя любимая песня, Розали?

В тоне его сквозила насмешка, но Билла это не заботило.

- У меня ее нет, - ответил он застенчиво. – А как мне вас называть?

Мгновение гость смотрел на него так, будто не мог поверить в такую дерзость, но потом ответил:

- Том. Менестрель Том.

- Менестрель Том, - тихо повторил Билл. Почему-то ему казалось, что звучит это неправильно.

Том подхватил лютню, заиграл на ней, а потом и запел глубоким голосом, скорее душевно, нежели искусно, и пел он «У моей любимой волосы как черный шелк». Билл знал, что над ним подтрунивают, и все же чувствовал вину за то, что на самом деле не брюнет. С другой стороны, он ведь и не любим певцом - на это нет даже шанса. Он был очень рад, что в таверне настолько тусклое освещение, и Том не может видеть его румянец, появившийся одновременно оттого, что он впервые переживал подобные чувства и потому, что не верил, что может считаться кому-то достойной компанией.

Когда песня закончилась, Билл захлопал в ладоши, впервые в жизни он был счастлив на постоялом дворе своего отца, и улыбался теперь как идиот. Он прикрыл руками лицо, надеясь, что не делает из себя большего дурака, чем уже показался гостю. Впрочем, он и есть деревенский дурачок, так что какая разница.

- Твоя очередь, - сказал менестрель.

Билл огляделся, чтобы убедиться, что Дэвида нет рядом, и приблизился к Тому. Он опустился на пол рядом со скамьей, на которой сидел Том, устроился на коленях, посмотрел вверх и негромко запел балладу о жестокосердных братьях, так, чтобы ни Дэвид, ни Густав с Георгом не услышали. Всю песню Том смотрел в его глаза, почти не мигая, и ближе к ее концу Билл уже просто хотел умереть, прямо здесь и сейчас, оттого, что был невыразимо счастлив.

Том ничего не сказал по окончании песни. Билл встал, отряхнул с юбки песок и вернулся за стойку, в печали, что момент прошел безвозвратно. Дэвид вернулся и оповестил, что комната гостя готова, и если ночью ему нужны будут дополнительные услуги и комфорт, он может без раздумий звать девчонку.

Билл уткнулся взглядом в свою серую юбку. Да какие услуги кто-то настолько великолепный захочет получить от такого, как он? К тому же, с чего Дэвид это предложил? К гостям, которых не собирались убивать, Билл не ходил. Если только пройдет слух, что на их нечестивом постоялом дворе под видом женщины предлагает свои услуги мальчик, их всех сожгут на костре.

Встревожившись, он сделал вид, что идет спать, но скоро вернулся, стараясь не скрипнуть ни единой половицей. И действительно, с одобрения Дэвида, Густав с Георгом обсуждали убийство менестреля. Билл поспешил подняться к номерам, чтобы предупредить его, он собирался помочь Тому спастись, и если придется встретить лицом к лицу ярость вооруженного топором Густава, Билл сделает это. Ради того, чтобы Том остался жив.

Без стука он вошел в темную комнату – и тут же почувствовал край холодного стального лезвия, прижавшегося к горлу. Билл содрогнулся. Зажегся фонарь, и он увидел солдата, сабля которого и ткнулась в его шею.

- Какая-то девка, ваше высочество, - сказал солдат.

- Опусти оружие, капитан, - голос принадлежал Тому, и Билл снова смог вдохнуть.

У окна он заметил второго солдата, потом третьего за кроватью, на которой, широко расставив ноги, сидел Том. И выглядел он как король, подумал Билл.

- Они собираются убить тебя, - пробормотал Билл, обращаясь к нему, и снова почувствовал себя дураком. Разве сможет шальной Густав с топором противостоять трем вооруженным солдатам? К тому же, и Том под своим длинным плащом явно скрывал оружие. Он осмотрел его фигуру и заметил выпуклость по форме рукоятки кинжала, выглядывающую из-за пояса.

Том хмыкнул:

- Благодарю за предупреждение. Посмотри в окно.

В сопровождении того, кого Том назвал капитаном, Билл прошел к окну, прижав сцепленные ладони к груди, и увидел, что весь их постоялый двор окружен солдатами с факелами и шашками наголо, и несколько из них уже входили через главную дверь.
Билл закрыл глаза. Всю их преступную шайку убьют, он знал это.
Раздался стук в дверь. Билл обернулся, боясь, что это Густав, но вошел еще один солдат.

- Капитан Наварро?

- Докладывай!

- Местность осмотрена, все безопасно. Мы оповестили всех мужчин этой деревни.

- Том? – робко позвал Билл, оборачиваясь к «менестрелю».
Капитан Наварро, кажется, готов был снова пустить в ход свою саблю в ответ на эту дерзость.

- Лорд Томас, кронпринц, наследник короны, - отчеканил он. – и его подданным следовало бы это знать, для своего же благополучия.

- Оставь ее, - коротко приказал Том, встал и направился вниз, к своим людям.

Когда все вышли из комнаты, ноги Билла подкосились и он осел на пол. Их семейка собиралась убить кронпринца. Если бы это произошло, должно быть, камня на камне не осталось бы от всей деревни.

Звуков расправы, между тем, не донеслось, Билл встал, спустился и обнаружил, что и Дэвид, и Георг с Густавом пытаются найти достаточно кубков, чтобы хватило всем солдатам, что оказались королевской гвардией. Дэвид отправил Билла собирать опустевшие кубки. В этой толчее Билл тут же почувствовал, как чьи-то руки то и дело хватают его за ляжки, и старался не заплакать. С охапкой посуды в руках он не мог отпихивать их.
Но Том на другом конце комнаты встал на лавку и потребовал:

- Наварро, призови своих людей к порядку!

Капитан немедленно подчинился и грозно выкрикнул:
- Вы королевская гвардия или свиньи?! – и смазал по лицу солдата, который нагло лапал Билла.

Биллу стало только хуже. Замарашка, девка из таверны, приученная не сопротивляться приставаниям мужчин, - вот кем он был. Больше не способный это выносить, он убежал на кухню и принялся лущить горох, чтобы чем-то себя занять, пока Дэвид не нашел его там.

- Ты знал, что он принц? – спросил он тихо, но кипя от ярости.

- Нет, я…

Но Дэвид ударил его по лицу, и так сильно, что пол заходил ходуном перед заслезившимися глазами. Билл надеялся, что не лишился от удара зубов. Он поднялся, спотыкаясь, вышел через заднюю дверь, и побежал к деревне, глотая кровь, стекавшую в рот из разбитой губы. Он припоминал, как солдат рапортовал о том, что все мужчины из деревни для чего-то скоро соберутся вместе, но он к ним не относился, и поблизости не останется.
Когда Билл добрался до Андреа и упал ей на руки, щека уже распухла.

Главы 3-4