Maximeliane_Rufus все записи автора Название: Misunderstanding / Непонимание
Автор: ДарьяИвлева (Benzin)
Персонажи: Том/Билл
Рейтинг: G
Жанр: AU, Fluff, Romance, Humor, POV Gustav
Категория: Slash
Размер: Макси
Статус: Закончен
Краткое содержание: Том - 16-летний весельчак и раздолбай, прогуливает уроки, дерется и дерзит взрослым. Но когда в классе появляется новичок, милый и тихий Билли, все меняется. Первые сомнения, первые чувства, первая любовь - разве это не прекрасно? Но лишь один человек никак не может этого понять... Он-то и расскажет нам эту простую и романтическую историю, отношения Тома и Билла глазами лучшего друга Тома - занудного ботана Густава.
От автора: Легкий школьный фик без особой смысловой нагрузки и с каноническими персонажами.


Сейчас взобью подушку повыше и лягу спать. Здоровый сон – лучшее лекарство от дневной суеты. Надо принять перед сном успокоительное, а то опять всю ночь будут блестки на буферах сниться… Где там мой пустырничек?
- Густи! – Вдруг раздается стук в дверь.
А-а, сука! Вздрагиваю и роняю флакон на пол, зелененькие таблетки с прямо-таки восторженным треском рассыпаются по полу. И что я такой неуклюжий последнее время? И почему меня все так раздражает?
- Чего тебе, мама? – Нервно говорю я, оглядывая масштабы трагедии.
- Том звонит, просит тебя срочно прийти к нему.
- Время десять вечера, чего ему надо так поздно?
- Густи, он сказал, что это очень-очень важно.
- Тьфу ты. – Стаскиваю пижаму и натягиваю брюки, попутно ругая Каулитца всеми известными ругательствами. – Мам, я потом приду и уберу здесь.
Вышел из дома и уже дошел до проезжей части, как заметил, что шагаю в тапочках. Так, пора взяться за себя и следить за речью, слишком много в ней стало нецензурщины. Вернулся, обул ботинки на голые ноги и снова направился к этому неугомонному полуночнику.
Ну да, а кто же еще может внести переполох в мою размеренную и спокойную жизнь? В комнате Тома помимо самого хозяина, растерянного и взъерошенного, сидел Билл, весь зареванный и измазанный в косметике.
- Что у вас? – Спросил я, давая понять, что надолго задерживаться не намерен.
- Совет нужен, - ответил Том. Я удивился и уселся в кресло.
- По какому поводу?
Каулитц тронул поникшего Билла за плечо, тот поднял голову и протяжно затянул, всхлипывая:
- Моей маме понравились эскизы фрау Каулитц, и она решила их себе присво-оить. Я сказал ей, что так нельзя, и что у них есть свой автор. Она меня не послушала-а! Сказала, что все равно использует их как свои, потому что они хоро-ошие! А я сказал, что если она так сделает, то я уйду из дома! А она тогда заперла меня в моей комнате и уехала в Гамбург на выставку. И я сидел там и плакал, пока вечером сестра не пришла и не выпустила меня. И вот я здесь.
- Э-э-э… и какой совет я должен дать? – Уточнил я, замечая в углу сумку с вещами.
- Что мне теперь делать? – Взвыл Билл, драматично всплескивая руками.
Я почесал в затылке.
- Ну-у, фрау Каулитц может подать на твою мать в суд, например, за нарушение авторских прав. Или…
- Да нет, Густ, моя мама уже в курсе, и она не в обиде. Наоборот, порадовалась, что хотя бы ее рисунки известными станут.
Я открыл рот, поражаясь безразличию Симоны к своему труду и достоинству.
- Так я-то какой совет дать должен?
- Где я буду жить теперь? У меня много вещей, - проныл Билл.
Я пожал плечами.
- Понятия не имею.
- Билл, а оставайся пока у меня! – Заявил Том. – Поживешь пока у меня, а там посмотрим, что с твоей мамой решить. Твои вещи потом тоже перевезем.
- Ой, а можно?
- Конечно! Ты же мой парень, можешь оставаться сколько хочешь.
- О, Томми! – Билл благодарно прижался щекой к груди Каулитца, примостившегося рядом с ним на подлокотнике. Хныканья прекратились, но теперь зареветь готов был я.
Я до последнего сохранял надежду, что, может быть, родители Тома возмутятся по поводу нового жильца, или хотя бы позудят из-за эгоистичной и наглой выходки его матери, но Гордон и Симона будто только и ждали, когда Билл вселится в комнату к их сыну. Глядя на волокущего из ниши раскладную кровать отчима, я спросил Тома:
- Ты что, будешь спать на раскладушке?
- Ну да.
- У тебя же кровать есть своя!
- На ней будет спать Билл.
- Не понял, почему бы его на раскладушку не положить? Это твоя комната, ты в ней хозяин, и кровать твоя.
- Ох, Густ, ну вот была бы у тебя девушка – ты ее на пол положил бы, если бы она у тебя ночевать осталась?
- Э-э, нет. Но то девушка, а Билл парень, чем он лучше тебя?
- Ой, замолкни, Густ! – Оглянувшись на Гордона, Том зашептал мне на ухо. – Это для отвода глаз, я все равно ночью к Биллу присоединюсь. – И, отстранившись, хитро подмигнул мне.
- Пойду домой, - не выдержал я. – В жопу вас всех.
- Иди, - поддакнул Том. – Завтра утром за нами только зайди. Будем ждать тебя в жопе.

Утром я встал невыспавшийся, сердитый. Настроение упало вообще до нуля, когда я увидел чертову россыпь из таблеток по комнате, которую вчера убрать у меня просто не было сил. Насилу затолкнув в глотку завтрак, я побрел к Тому, ненавидя его всем своим существом. И, конечно же, у этой сволочи было превосходное настроение, он даже вскочил с петухами и к моему приходу успел сварить кофе, хотя раньше таланта к этому у него не наблюдалось. Увидев мою недовольную физиономию в дверном проеме, засранец доверчиво сообщил, будто мне это интересно больше всего:
- Билли в ванной, скоро будет.
Я сел за стол и подпер голову руками.
- Где твои родаки?
- Спят еще. Густ, я тут подумал над твоим вчерашним вопросом… ну, у тебя в комнате, перед тем, как я ушел. И я могу дать ответ.
- Ну, давай, обрадуй меня… - Да-да, сейчас он скажет, что все это фигня, что он заигрался, что переезд Билла открыл ему глаза. Том налил себе кофе и, грея руки о кружку, медленно заговорил, глядя перед собой словно в никуда.
- Сегодня утром я проснулся, когда мне в глаза солнце светить стало. Я решил зашторить окно, чтобы оно Билла не разбудило. И когда потянулся к занавеске, посмотрел на него. Ты знаешь, я впервые увидел его без раскраски. Он спал, такой милый и… и хорошенький… беззащитный. На моей руке спал. И я тогда понял, как на твой вопрос ответить. Я его люблю.
Я поперхнулся, и кофе пошло носом, капая на одежду. Хорошо, что у меня черный свитер.
- Я люблю Билла, Густ.
- Да слышал я…
- И я хочу ему об этом сказать на нашем юбилее, мы с ним в кафе идем. Только я хочу все обустроить, чтобы романтично было, не так, как в первый раз.
- Угу.
- Только это… Густ, ты ведь не обидишься? Я хочу, чтобы этот момент особенным был. Я хочу ему это наедине сказать. Без тебя.
Рука с салфеткой замерла, не дойдя до пятна на брюках. Внутри что-то неприятно заворочалось, будто это что-то мирно спало, а его потыкали палкой. В этот момент на кухню вплыл Билл со свежим макияжем и солнечной улыбкой. Поздоровавшись со мной, он сел за стол, принимая из рук Тома чашку кофе и глядя на того своим кошачьим взглядом.
Вот и настал тот момент, когда я стал ненужным своему другу.

Чем бы вечер занять? Уроки все сделаны, параграф к истории выучен, до сих пор на языке вертится. Журналы все я пролистал, записал свежие номера в картотеку. Прочел в Интернете статью о развитии ракетостроения. Помог матери вымыть посуду. Приехал отец, выслушал его, помог написать протокол к заседанию. Почти ничем не занимался, грубо говоря. Скучно. Надо дополнительное хобби завести, а то еще привыкну лениться – черта с два отучишь потом. Сходить куда, что ли. Блин, а у меня и знакомых-то, кроме Каулитца, никаких нет. То есть знакомые есть, но вряд ли они меня с собой возьмут. Может, Стелле позвонить?.. Не-ет, чего это я? Вот еще. Еще я о колготках не беседовал. Черт, скучно-то как! Все потому, что сегодня Том свалил на свой фигов юбилей, повел в кафе зазнобушку свою ненаглядную. В любви признаваться будет… Пи*арасы…
Ох… Переворачиваюсь на другой бок. Отлежал себе руку, валяясь на кровати, скомкал все покрывало. В руке неприятно колет и тянет. Позвонил бы хоть, сказал, что у него там! Я его знаю, ляпнет какую-нибудь чушь, а потом оправдываться будет, заикаясь, и выдаст еще большую чушь. А если Билл его отошьет? Нет, мне-то это, конечно, все равно и даже на руку будет. А вот Каулитц расстроится. Вдруг он пойдет и с моста кинется? Он на всякое способен, он эмоционально неустойчивый. Ну, не должен, что ж он – совсем кретин? Погорюет и перестанет, и все станет, как прежде. Да… Желанный поворот событий. Я даже готов терпеть его кислую мину, если потом все вернется на круги своя.
Как по заказу телефон оповещает о приходе сообщения. Встаю и медленно, с подозрением беру телефон, разминая параллельно затекшую ногу. Сейчас прочту что-то типа в духе «Моя жизнь разбита!» или «Густи, я умираю!». И потом мне придется ехать за ним и выслушивать его жалобы и клятвы больше никогда не влюбляться. Ну и пусть, я согласен. Да, вот такой я гадкий. Ухмыляюсь и открываю сообщение. Большими красными буквами по белому фону написано:
«Я счастлив». И штук десять танцующих смайликов.

Наверное, это был коварный план по устранению меня. Придумали эту типа любовь, чтобы меня сплавить, а самим всякими извращениями заниматься. Я уже третий вечер дома один. Том вплотную занялся своими отношениями с Биллом. Я его почти не вижу вне школы, да и то только на уроках. Они используют каждую свободную минуту, чтобы где-нибудь уединиться и предаваться своим слюнявым нежностям. А после школы едут к Тому и сидят там целыми вечерами. Мамаша Билла еще в разъездах, поэтому загнать его домой некому. Иногда я вижу в окно, как Том с Биллом гуляют по улице и под ручку проходят мимо моего дома. Оба такие довольные… раздражают. Но больше всего меня раздражают постоянно приходящие от Тома сообщения – «Я самый счастливый человек на земле!», «Мой Биби просто чудо», «Густи, это любовь»… Бывает, что он мне звонит, тогда мне приходится все это еще и слушать.

Но сегодня ему от меня не избавиться, только не сегодня, в такой день. От этого события Том отказаться не сможет, он просто не имеет права. Иначе это будет предательством нашей дружбы, а он и так ее в последнее время не жалует. Я уже оделся и готов, чтобы сразу выйти из дома. Правда, сначала надо было позвонить, а то вдруг пошлет меня куда подальше. Ну ладно, потом разденусь, если что. Решительно набираю номер Тома – если он забыл про этот день, ух, я ему задам!
- Да, Густ? – Отвечает бодрый голос Каулитца.
- Я надеюсь, ты не забыл, какой сегодня день? – Вкрадчиво спрашиваю.
- Обижаешь. Я-то помню, только понять не могу, почему ты еще не у меня.
- Сейчас буду. - Кладу трубку и делаю «йес».
Через пять минут я у Тома. Он открывает дверь с заговорщическим выражением лица и семенит на кухню.
- А что это ты даже не спросил «Кто там?».
- Зачем? – Непонимающе смотрит Каулитц.
- Ну, я думал, ты забыл, как я выгляжу.
- Густ, ты как моя бабушка, она тоже мне постоянно это говорит, - фыркает он.
- А что? Когда ты последний раз ко мне заходил?
- Точно – бабуля. Тебе еще не хватает очков и старой драной кофты с большим карманом, в который она всякую фигню складывает. Давай еще неблагодарным сорванцом меня назови.
- Ладно, проехали. Ты нарыл?
- Конечно! Еще позавчера! Я про такие вещи не забываю, нечего тут.
- Здорово! – Я предвкушающе потер ладони. – Приступим?
- Сейчас, подождем Билла…
- Что? – Я тут же расстроился. – Зачем он-то, это наш праздник!
- Густ, ну, не вредничай. Билл теперь в нашей компании, теперь это и его праздник.
- Нифига! Кому он здесь друг? Тебе он друг? Нет.
- Почему это он мне не друг?
- Потому что он твоя подруга.
- Ну, да, в общем-то. А тебе он разве не друг?
- Мне – нет. У меня есть один друг, это ты. А Билл мне не друг.
Том промолчал, скривив рот и глядя на меня из-под козырька.
- Все равно, я его уже пригласил, и он будет участвовать, - обиженно буркнул он и отвернулся, начав шелестеть пакетами.
- А вот и я! Привет, Густав!
Я поворачиваюсь и вижу в дверях какого-то пацана в оранжевом спортивном костюме. При более внимательном рассмотрении пацан оказывается Биллом. До меня не сразу доходит, что это именно Билл, без косметики он выглядит как нормальный человек.
- Что? Что ты на меня уставился? – Спрашивает он. – Ну да, я в спортивной одежде. Просто Томми сказал, что у нас будут какие-то соревнования, вот я и оделся так. А вы что как обычно?
- Потому что это не спортивные соревнования, - ответил я.
- Биби, проходи, я сейчас тебе объясню! Присаживайся. Видишь ли, у нас с Густом есть традиция. Каждый год в октябре у нас вроде как праздник. Мы типа отмечаем, что мы друзья и все такое.
- О, это так мило! – Запищал Билл, хлопая в ладоши, как дите малое.
- Во-от. А поскольку мы с ним оба те еще придурки…
- Не обобщай, - возразил я. Том махнул на меня рукой.
- А поскольку мы с ним придурки, то и праздник у нас идиотский. Мы проводим мини-соревнования. Раньше никто до них, кроме нас, не допускался, но для тебя, как для моего любимого человечка… - Каулитц наклонился к Биллу, и они, глупо улыбаясь, потерлись носами. Меня чуть не стошнило. - …я сделал исключение!
- Ну, и какие же у вас соревнования? – Спросил Билл, ерзая на стуле. Мы с Каулитцем переглянулись, кивнули друг другу, и он, вытащив из-под стола большой пакет, высыпал на стол кучу неочищенного, грязного от земли чеснока. Кухня тут же наполнилась его густым запахом и запахом сухой земли.
- История этих соревнований насчитывает шесть лет, - нараспев начал рассказывать Том, пока мы с ним на пару перебирали чеснок.
- Семь, - поправил я.
- Точно, сегодня седьмые. Родаки Густа как-то задарили моим гору чеснока, а мои взяли и посадили нас с Густом его чистить. Ну, мы стали прикалываться, а потом, на следующий год, нам опять приволокли чеснок, и мы решили сделать этот прикол ежегодным. А потом еще решили, что это будет таким обозначением… что мы кореша на всю жизнь и типа того.
- Это, конечно, все очень здорово и романтично, - сказал Билл. – И все же в чем заключаются эти ваши чесночные соревнования?
- Будет несколько конкурсов, - ответил я. – В конце подсчитываются баллы и выявляется победитель.
- И что он получает, какой приз?
- Никакой. Просто он молодец, и все.
- Но так же неинтересно!
- Почему же?
- Да ну… Подождите-ка! Томми! Зачем это вы разложили чеснок в тарелки? Только не говори, что его надо жрать!
- Ну… Хорошо, не скажу.
- Минуточку… Ой, фу! – Билл брезгливо замахал руками на тарелку с чесноком, которую поставил перед ним Том. – Я ненавижу чеснок! Я вообще его не ем, и лук тоже! Томми!
- Да, Биби, я слушаю тебя, - деловито отозвался Каулитц, усаживаясь перед своей тарелкой.
- Ты что, собираешься есть этот чеснок? – Визжал Билл, тыча в тарелку пальцем.
- Не просто есть, а есть на время. Сейчас мы засечем на таймере минуту, и тот, кто сожрет за минуту больше чеснока, чем остальные, победитель. Чеснока у всех поровну, так что все честно.
- Да мне плевать, честно или нет! Я не хочу жрать чеснок! Это же мерзко, Томми, он воняет! Ты знаешь, как долго этот запах держится?
- Билл, не нервничай, - сказал я, меня здорово веселила эта ситуация. – Мы все вонять будем. И не только вонять, в позапрошлом году у Тома вообще гастрит начался. И ничего.
Билл в ужасе мотал головой.
- Нет-нет-нет, я отказываюсь участвовать в этом! Дисквалифицируйте меня со своих дебильных соревнований!
- Да ладно, будем просто считать, что ты проиграл. – Я уже был рад тому, что Том уговорил Билла участвовать.
- Томми, я не буду с тобой целоваться! – Прибегнул Билл к своему последнему аргументу. – Сожрешь хоть одну штучку, и я тебя неделю не поцелую! Месяц не поцелую тебя! Том!
- Все, Билл, сиди тихо, - отрезал Том. – Не хочешь – не ешь, но и не мешай нам. Будешь, значит, время засекать. Итак… Седьмые ежегодные чесночные соревнования объявляются открытыми!
Я картинно зааплодировал.
- Первый конкурс – «Сладкий поцелуй»!
Каулитц сунул Биллу в руки мобильник с таймером и навис над тарелкой.
- Я тебя сделаю в этот раз.
- Даже и не мечтай.
- Ох… Ну ладно… П*здец… - Скулил Билл. – Приготовьтесь. Три, два, один!
Мы накинулись на тарелки. Зубчики чеснока надо было сначала разделить и очистить, а потом быстро сжевать. Некоторые удавалось проглотить, не разжевывая. В результате я чуть не подавился, но лидерство сохранялось за мной. Глаза стали слезиться, во рту все горело, пищевод жгло. Мы с Томом напоминали тех идиотов из программы «Jackass», которые делают всякие глупости или едят разный мусор, а потом дружно блюют в камеру. Вот и я того гляди вывалю обратно на тарелку все, что в себя запихал. Мне кажется, минута уже вышла давно… Чего Билл молчит?
- Время! – Крикнул Билл. Облегченно застонав, я бросил обратно на тарелку зажатый в кулак чеснок. Том, весь красный и мокрый, отвернулся в сторону и выплюнул на пол отвратительного вида кашицу. Вытерев слюну с подбородка, он икнул и сказал:
- Ну что, кто выиграл?
- Подсчитаем, сколько осталось чеснока… У меня четыре.
- Шесть. Блин, опять ты первый! Вот сучара, а? Монстр!
- Двигать челюстями быстрее надо.
- Я двигаю! Бл*, так нечестно, чего ты все время выигрываешь в этом конкурсе? Сидишь, наверное, тренируешься целыми днями…
- А как же, делать мне больше нечего. Билл, пометь там на бумажке: Густав – два, Том – один, себе ноль нарисуй.
- Вы оба просто психи, - скривился Билл, черкая на листке. – Меня сейчас вырвет.
- Меня тоже. – Каулитц налил себе и мне воды и присосался к стакану. – Не волнуйся, Биби, это был самый сложный конкурс, остальные не такие уродские.
- Ага, конечно! Все, я вам не доверяю!
- Ну и ладно. – Напившись воды, я сладостно выдохнул. – Погнали дальше.
- Биби, в следующем конкурсе ты можешь участвовать, мы чеснок вообще трогать не будем. Итак, второй конкурс называется «Тупое быдло»! Кто дольше будет ржать над выражением «головка чеснока»! Три, два, поехали!
Мы синхронно покатились, взвизгивая и похрюкивая. Обычно в этом конкурсе Том меня обставлял, но сегодня у меня была дополнительная фора – лицо Билла с глазами навыкате и разинутым ртом. Он вертел головой от меня к Тому, и я был уверен, что у него в глазах читалась безграничная жалость к нам. Посмеялся я на славу, но выиграл все равно опять Том.
Следующий конкурс заключался в том, чтобы раскрутить над головой чеснок за зеленые перья и бросить точно в цель. Целью был старый таз, повешенный на дереве на заднем дворе Каулитцев. Тут Том опять лидировал, сила размаха и броска у него была выше, чем моя.
- Это потому что ты не развиваешь мышцы! – Говорил Том, щупая меня за предплечье. – Смотри, сколько мяса! Занялся бы спортом – у тебя бы сейчас такие банки были!
- Не хочу, спорт отупляет, - ответил я, выбирая чеснок с перьями покрепче.
- Ну, тогда музыкой. Барабанами, например. У меня знакомый ударник есть, у него руки каменные!
В этом конкурсе нас поддержать решил и Билл. Брезгливо морщась и фыркая, он брал чеснок двумя пальцами и практически без размаха бросал. И, естественно, чеснок не долетал до цели и половины пути, либо вообще улетал куда-нибудь за ограду или за голову. Ругаясь и топая ногами, он вскоре позабыл о кривляниях, злобно хватал чеснок из корзины и с воплями швырял его в таз, но так ни разу и не попал.
После Билл совсем втянулся в игру и даже выиграл конкурс на плетение косичек из чесночных перьев.
- Чесночины надо брать такие, чтобы были не очень сочные, потому что ломаются в пальцах, но и не слишком гнилые, а то рвутся. Нужны такие, чтобы средней лежалости, - пояснял Том. Билл кивал и заворачивал одну косичку за другой.
- Теперь последнее задание, - объявил я. – Творческий конкурс на лучшую чесночную фигурку. Но в этом году, Том, я требую запретить изготовление тобой чесночных человечков, достали уже. Пора проявить фантазию.
- Но у меня не работает фантазия, я только человечков умею!
- Не заливай, пошурупишь мозгом и придумаешь что-нибудь. Можно использовать как зубчики, там и перья, можно и головки. – Том снова захихикал, будто не наржался во время конкурса. – Билл, тебе понятно?
Билл кивнул и почесал нос рукой в зеленых и серых разводах. Я сгреб себе чеснок и стал составлять фигурки – брал головки и ставил на них зубчики в виде треугольника. Получалось плохо, все постоянно разваливалось. Но дела у меня шли лучше, чем у Каулитца, тот просто сидел за столом и ковырялся в зубах.
Через пятнадцать минут я объявил сдачу работ.
- Представляем. У меня чесночные домики. Вот основание, вот крыша. Билл, что у тебя?
- У меня картина. Чесночные лодочки плывут по чесночной реке.
Я придирчиво оценил зубчики, расставленные вдоль изогнутых перьев.
- Ну, допустим. Том, что у тебя? Ты что, ничего не сделал?
- Почему не сделал? Сделал.
- И что это, по-твоему? - Перед Томом на столе лежал сваленный в небольшую груду чеснок.
- Чесночная собака.
- И где она? Что-то я не вижу.
- Потому что она уже убежала.
- А это что лежит?
- А это чесночная куча, которую навалила чесночная собака! – Безаппеляционно заявил Том и расхохотался. – Густ, я же сказал, я только человечков умею!
- Хрен с тобой. Запишем выигрыш Биллу, у него все равно меньше всех баллов.
- Ребята, а мне понравилось! Только из одного чеснока неинтересно и неудобно. Давайте из разных овощей делать? У вас есть еще овощи? – Сказал Билл.
- Есть, полно, и фрукты тоже. Я за! Густ, что скажешь?
Я замялся, глядя на время, был уже вечер. Но, поймав просительный взгляд Билла, почему-то не смог отказать.
- Тащи свой огород.
Уже поздним вечером, когда из поездки вернулись родители Тома, на кухне их встретила разноцветная выставка «достижений генной инженерии». В основном «шедевры» принадлежали авторству Билла. Был и перцово-маслинный человечек, и помидорный снеговик, и огуречно-спичечный кактус. Я наваял шикарного робота из картошки и ягод. Посреди этого всего находилось и произведение воспаленного гения Каулитца – составленные вместе внушительных размеров баклажан и пара киви, любовно окрещенные автором «Причиндалы негра». Симона долго и вроде бы даже на полном серьезе все это рассматривала и хвалила, в то время как Гордон держался за живот и крутил пальцем у виска.
- У меня есть идея! – Захлебывался потоком собственных слов Билл, когда они с Томом провожали меня домой. – На Хеллоуин будем делать тыквенные головы и украшать их! У меня дома книжка есть с классными идеями, я ее привезу. Думаю, втроем справимся, Густав, ты придумаешь, как туда лампочку вставлять, чтобы подсветка была!
Я пожал Тому руку и, захватив с собой своего картофельного робота, грязный и воняющий чесноком, отправился домой.

Не могу понять, что происходит. Который день уже пытаюсь обмозговать, но не могу найти, за что зацепиться. Вроде все и нормально, а вроде и не нормально. Что-то не так в этой дурацкой паре, ну, помимо того, что они два педика. Присматриваюсь, присматриваюсь… блин, что ж мне не нравится-то?
После чесночного праздника наше общение с Томом восстановилось почти в полной мере, мы почти так же занятно и конструктивно проводили время вместе, учитывая, конечно, ощутимую помеху в лице Билла. Каждое наше дело он сначала разносил в пух и прах своей неаргументированной критикой, потом вносил в него свои коррективы, а потом и вовсе брал всю инициативу на себя. В итоге получалось совершенно другое, не то, что задумывалось изначально. Руководить - самая большая его страсть, как я заметил, переплюнуть ее способна разве что страсть к высказыванию своего «фе». «Фе» порой разрасталось до размеров визгливых ультиматумов прекратить то или иное занятие. Я понял, что мне не нравится. Билл стал слишком доминировать, не только в общем досуге, но и в отношениях с Томом. А Том, имея все возможности, чтобы указать Биллу, где его место, опять вернулся к своей тухлой тактике молчания в тряпочку. Это и настораживало. Билл будто бы намеренно подавлял моего друга, только зачем?
Странно, после чесночных боев мне казалось, что мы сможем мирно сосуществовать, на взаимовыгодных условиях. Но условие ходить подневольным у Билла меня не устраивает. Я в марионетки к психически нестабильным личностям не записывался. И не позволю записать в них лучшего друга. Надо поговорить с Томом и выяснить, почему он позволяет Биллу командовать собой.
Улучив момент, когда комнатный тиран отошел поговорить по телефону с разъяренной матерью, я подсел к Тому, пялящемуся в телевизор, по которому мы по желанию Билла смотрели какую-то унылую передачу о полезных свойствах йогуртовой маски. Взяв с журнального столика пульт, я переключил эту лажу на боевик с участием Дольфа Лундгрена. Взгляд Тома стал более осмысленным, и он повернулся ко мне.
- Густ, зачем переключил? Включи обратно, Билл сейчас придет и будет ругаться.
- Пусть ругается. Я хочу смотреть фильм.
- Ты же не любишь боевики!
- Не люблю, но ты любишь. Я думаю, это гораздо интереснее, чем про косметику.
Том покосился на экран.
- Переключи, Густ. Билл ту программу смотрит.
- Обойдется. Сейчас он вернется, и ты ему скажи, что будешь смотреть кино.
- Густ, я уже видел этот фильм и не один раз. Включи, пусть Билл смотрит про свой йогурт.
- Том, но это же неинтересно тебе!
- Это интересно Биллу.
- А вы когда-нибудь делаете то, что интересно тебе?
- Делаем. – Том мечтательно улыбнулся, закатывая глаза. Я тоже закатил глаза, но уже от негодования.
Билл вбежал в комнату и устроился подле Тома, грызя ногти.
- Ну что? – Спросил Том.
- Мама узнала, что я убежал из дома, и сказала, что через два дня приедет и выпорет меня, - невнятно проговорил Билл, запихивая в рот сразу все свои пальцы.
- А ты что?
- Ну, я такой ей – «Ха! Найди меня сначала!»… Ой-ой-ой, Томми, ты ведь меня спрячешь, да?
- Разумеется.
- Вот еще, чтобы и Тому влетело? – Возмутился я. – Сам со своей матерью разбирайся, фрау Каулитц она уже оскорбила, а с Томом вообще церемониться не будет.
Билл медленно вынул изо рта пальцы и злобно прошипел:
- Ты зачем это сейчас вспомнил? Да, моя мама карьеристка, но она не зверь, каким ты ее выставляешь!
- Все, тихо, Билли, если что, я с твоей мамой поговорю.
Надутый Билл уставился в телевизор.
- Томми! Это не то, что я смотрел! – Заявил он по прошествии нескольких минут. – Что это за отстой, переключи обратно! Я ненавижу стрелялки!
- Том хочет смотреть этот фильм, - сказал я.
- Но я первый сел смотреть! Томми!
- Все в порядке, Биби, сейчас переключу. – Том потянулся к пульту. Я нагнулся и первым его забрал.
- Я тоже хочу смотреть этот фильм. Нас двое, а ты один, Билл.
- Но я не хочу смотреть этот фильм, - пожал плечами Каулитц.
- Вот видишь, Густав, теперь нас двое! Включи мою программу!
- Потом посмотришь свою идиотскую передачу!
- Это ты потом посмотришь свой гребаный фильм! Его можно на диске найти!
- Ну, конечно, это ты вон пойди, достань из холодильника йогурт и намажься весь с ног до головы!
- Что? Томми!
- Том!
Том вздохнул.
- Густ, включи Биллу программу, я тебе потом этот фильм из Интернета скачаю.
Билл улыбнулся и победоносно посмотрел на меня. Я переключил канал и бросил пульт на стол. Мне нафиг был не нужен этот глупый фильм. Так же как и Биллу, я уверен, было наплевать на его передачу. Дело было в принципе. Билл, ухмыляясь, устроился у Тома на груди, насмешливо на меня посматривая. Ах, так? Ну, хорошо, я принимаю вызов. Густав Клаус Вольфганг Шаффер никому не проигрывает.

Состязаться с Биллом за внимание Тома было сложно, предугадать его действия еще сложнее, но я по возможности старался быть на шаг впереди. Благо стимул у меня был – мне нужен был мой старый друг, а не безвольная тряпка-зомби, безропотно подчиняющаяся, едва завидев голубые трусики с кружевами. Чего бы мне это не стоило, но я втолкую Тому, что между ног у него до сих пор яйца, а не вагина.
- Том, передай, пожалуйста, соль!
- Возьми сам, не видишь – Том ест.
- Но у меня руки в жире!
- У него тоже.
- Густ, ну, передай ты тогда, у тебя чистые.
- Я вообще-то тоже ем, повторяю – встань и возьми сам.
- Густ, не вредничай, передай Биллу соль, тебе сложно? – Вмешивается Том. Чертыхаюсь про себя и пододвигаю Биллу соль, нарочно рассыпав по дороге.

- Томми, пойдем погуляем сегодня? – Поет Билл, притираясь к боку Каулитца.
- Можно…
- А, Том, забыл сказать, я новый ужастик скачал, говорят – ну очень кровавый, - тут же как бы между прочим вспоминаю я, памятуя о любви Тома к триллерам и хоррорам. Вижу, как Том загорается.
- О, правда? Биби, сходим посмотрим?
- Но мы же гулять хотели!
- Потом погуляем после фильма. Посмотрим, ладно?
Билл обиженно дует губы, кривясь в мою сторону. Вместо трогательной прогулки парни идут ко мне домой смотреть ужасы. Я выключаю свет в комнате, и все устраиваются на моей кровати перед монитором.
При первых же пугающих кадрах Билл начинает визжать, как резаный, закрывать глаза руками и требовать выключить. Я стараюсь не обращать на это внимания, но от очередного пронзительного вопля у меня начинает звенеть в ушах.
- Ты заткнешься или нет? – Не выдерживаю я.
- Мне страшно! – Жалуется Билл. – Фу! И противно! Почему я должен смотреть это?
- Не смотри. Отвернись в сторону.
- О-ох… Я не могу… А-а-а-а, Томми, он его режет, режет!
- Билл, мы не слепые, мы видим. Не надо комментировать, - говорю я и оборачиваюсь. Каулитц лишь посмеивается, жует чипсы и спокойно таращится в монитор, не обращая на Билла никакого внимания. Не мешает ему, что ли?
- Фу-у, Томми, как ты можешь есть при этом? Тебя не тошнит?
- Не-а.
- О, боже. Ах, там кишки, смотрите, кишки! Господи, я сейчас в обморок грохнусь!
- Было бы неплохо, шуму поменьше будет.
- Мне плохо. – Билл машет на себя руками и часто моргает.
- Билли, тебе, правда, плохо? – Участливо спрашивает Том.
- Да притворяется он.
- Я не притворяюсь! Томми…
- Ну, все, все. – Том оставляет чипсы и укладывает Билла на спину под себя. – Успокойся. Дыши глубже. Вот так. Это всего лишь страшилки. Все хорошо.
Каулитц гладит Билла по голове и лицу, приговаривая разный бред. А потом наклоняется и начинает целовать этого истерика.
- Эй, вам здесь не последний ряд! – Я раздражаюсь и бросаю в них пакетом из-под чипсов. – Не смейте осквернять мою кровать!
Том отстраняется от Билла, и я в красных отсветах фильма на их лицах вижу, как повисает, а затем лопается между их ртами тонкая слюнка. Отворачиваюсь и с огромным наслаждением наблюдаю, как на экране какое-то страшилище распиливает парня пополам. После того, что я видел, мне никакие ужасы не страшны. По сравнению с этими отвратительными чавканиями у меня за спиной предсмертные крики людей и грозные рычания монстров кажутся просто чудесной музыкой.
- Так, Густ, нам пора! – Вдруг сипло объявил Каулитц, вскакивая с кровати.
- Куда это вы? – Не понял я. – До конца фильма еще далеко.
- А мы в следующий раз досмотрим, - так же торопливо и как-то нервно рассмеялся Билл, отползая от меня по кровати.
- Да, мы вспомнили, что у нас дома есть одно дело, незаконченное, да. Созвонимся, Густ, пока, не скучай.
Выдав эту скороговорку, Том схватил Билла за руку и вылетел из комнаты. Я пожал плечами и вернулся к фильму.
Эх, разучились снимать по-настоящему леденящие душу триллеры. Зря только время потратил на эту картину, чуть челюсть не свело от зевоты. Правильно парни сделали, что не остались. Кстати, а что это вдруг за дела у них внезапно появились? Лежали себе спокойно, обменивались слюнями – и тут подорвались, как смешанные в неправильной пропорции химические реактивы. Странно. Ну и х*й с ними, с этими придурками. Пусть сегодня расслабятся, а уж завтра я им спуску не дам.

Утром я проснулся в каком-то предчувствии, но не мог понять какого оно характера. Попытки не обращать внимания ни к чему не привели, беспокойство только разжигалось. А я ведь привык доверять своей интуиции! За то время, пока я умывался, одевался и завтракал, уровень допустимой иррациональной тревоги уже зашкаливал, пока не вылился, наконец, в высшее проявление моей нервозности – я начал икать. И ничуть не удивился, когда увидел у себя на пороге бледного Каулитца.
- А где прицеп? – Спросил я, пропуская его на кухню.
- Собирает вещи. Он возвращается домой. Когда в школу поедем, он по дороге их занесет.
- Мать, что ли, велела?
- Нет. – Том вытянул по столу руки и положил на них голову. – Мы поругались.
- Ну након… то есть… как? – Быстро поправился я, сдерживая себя, чтобы не запрыгать от радости.
Том покачал головой, болезненно жмурясь.
- Да ладно тебе, мы ж друзья. Давай, расскажи, что там у вас стряслось. Вчера же все было хорошо, вы мне всю комнату своими любовными флюидами испоганили.
- Это неважно. Ты все равно не поймешь.
- Когда это я тебя не понимал? - Каулитц усмехнулся. – Все равно расскажи, выговориться-то надо.
- Ну хорошо… Только не перебивай и не возникай. - Том поднял голову и протер глаза. – Вчера мы так быстро ушли от тебя, потому что мы от поцелуя оба сильно возбудились. Вот только не надо такие рожи строить! Мы побежали ко мне, я думал, что мы наконец-то переспим. Это должен был быть наш первый раз. Мы закрылись у меня в комнате, стали целоваться и раздевать друг друга…
Я сидел и мечтал о том, чтобы оглохнуть. Уши горели, как намазанные горчицей, даже шевелиться было стыдно. Чувствовал себя этаким бесстыжим мальчишкой, который подглядывает за взрослыми женщинами в щелку в сауне.
- … все шло поначалу хорошо, я даже успел достать из тайника смазку. А потом… все закончилось.
- Что, родители зашли? – Ужаснулся я.
- Да нет, их не было дома вообще.
- Тогда, значит, ты не вытерпел и эякулировал раньше времени?
- Не-ет! – Протянул Том, снова роняя голову, толи со смехом, то ли с плачем.
- А что тогда? Билл заломался и не стал с тобой спать?
- Вроде того, Густ. Он не захотел быть снизу.
- Чего?
- Ну, дать мне, отдаться.
- А-а… Стандартная отмазка типа «еще рано, мы мало знакомы»?
- Он захотел, чтобы я ему дал! – Выкрикнул Том, стукнув кулаком по столу. – Представляешь?
Я опешил, едва не свалившись со стула.
- Он ох*ел? Он соображает вообще? – Заорал я, как только задвигался разинутый рот. – Чтобы ты, парень, ему подставился, как какой-нибудь… Не-е, я этого не скажу… Он кем себя считает? Сам бы подставился!
- Густ, он тоже парень.
- Какой он парень, Том? Что ты говоришь такое? Он и выглядит, как девчонка, и ведет себя также. Девчонки должны давать!
- Он не девчонка.
- Он гомик!
- Я тоже.
- Ты не гомик! Я тебе уже объяснял, почему.
- Неважно, я все равно не готов к тому, чтобы меня поставили раком и отымели. Я Билла люблю и хочу трахаться с ним, но я думал, что хотя бы в наш первый раз он будет снизу.
- И это справедливо, из вас двоих ты больше на мужчину смахиваешь.
- Ну, спасибо, друг. Смахиваю я…
- Не за что. Любит он Билла… А Билл-то твой любит тебя, а?
- Да. Он постоянно говорил мне это.
- Что-то не похоже, знаешь ли! Вот по тебе, дебилу, видно, что ты влюблен. А по нему не скажешь.
- Я не хочу обсуждать это. Я хочу понять, как дальше поступить. Билл сказал, что у нас не будет секса, пока я первый ему не дам.
- Ничего себе, заявление!
- Он говорит, что устал от того, что все считают, будто именно он должен быть пассивом, «женщиной», соской. Говорит, что не хочет, чтобы я воспринимал его как свою очередную дырку. Я стал его убеждать, что никогда не буду его таким считать, потому что люблю его и хочу быть с ним долго. Тогда Билл сказал – «Если ты меня любишь, уступи мне право быть мужчиной в наш первый раз».
- Это ты ему должен таким образом свою любовь доказать?
- Да, чтобы в дальнейшем у нас было равноправие и… и… и вот. Что мне делать? Он сейчас уедет, а когда мы сможем встретиться в следующий раз, не знаю. Вдруг мать запрет его дома?
- Так, дружище, во-первых, не вздумай ему давать. Это просто недопустимо. Если ты ему сейчас дашь, ты ему так и будешь давать. Во-вторых, настаивай на своем. Прояви себя мужиком в конце концов! Кто делал первые шаги? Ты. Кто устраивал ваши свидания? Ты, за редким исключением. Кто ухаживает за другим? Ты. Билл лишь принимает ухаживания. Поэтому он и должен быть в вашей паре «женщиной». Ясно? А в-третьих, что это за равноправие такое? Феминист, блин, нашелся! Том, я, может, в любовных отношениях не разбираюсь, но одно тебе сказать могу – когда человека любят и искренне хотят ему добра, не кривляются и не строят из себя непонятно кого, а делают все, чтобы ему было хорошо!
Закончив свою тираду, я откинулся на спинку стула, гордо сложив руки на груди. Том задумчиво жевал губы, смотря в одну точку перед собой, и я отчаянно надеялся, что сумел достучаться до его тупой головы, и что Том примет верное решение. Я верил в своего друга, не может же он быть совсем сумасшедшим.
Том выпрямился и глубоко вдохнул и выдохнул.
- Да, - уверенно сказал он. – Да. Ты прав, Густ. Ты прав, черт возьми. Когда любят – делают все. Да.
- Вот видишь, стоит прислушиваться ко мне почаще, - довольно подтвердил я, страшно обрадовавшись.
- Ты прав, Густи! Как же ты мне помог! Спасибо тебе, дружище!
Том вскочил, сжал меня в судорожных объятиях и вылетел из дома.
- В школу меня не жди! – Только и слышал я.
Я убрал посуду и поехал на учебу. Под мерный гул автобуса в мою душу вернулось такое желанное и долгожданное умиротворение. Конечно, с таким другом, как Том, спокойным быть нельзя ни минуту, но он мне таким и нравится. И когда я вернусь вечером с уроков, меня встретит мой старый друг-оболтус, будет снова просить у меня списать домашнюю работу. А то ему Билл, видите ли, делал ее.
Эх, обмануло меня мое предчувствие!

Еле дождавшись окончания уроков, я бегу на остановку и запрыгиваю в автобус. У меня настолько хорошее настроение, что его не испортил даже тот факт, что автобусы я перепутал и уехал черт знает куда. Еще через пару часов, добравшись до дома, я лезу на антресоли и достаю коробку с новым кожаным мячом. Этот мяч мне подарила бабушка на тринадцатилетие, и я берег его, ни разу не играл. Вот представился случай, ради такого случая я даже уроки сейчас делать не сяду.
- Том? – Говорю я в трубку, прижимая ее к уху плечом и открывая коробку. – Что, погоняем мяч? Только ты старайся не попадать по окнам, как в прошлый раз.
- Густ, - слышится в ответ приглушенный голос Каулитца. – Давай завтра, ладно? Я сейчас реально не могу, мне нужно закончить… одно дело. Завтра приходи ко мне, ладно?
- Ладно, - соглашаюсь я и кладу трубку. Пожалуй, я знаю, о чем он говорил – сидит, наверное, сейчас, переживает разрыв с Биллом. Ничего, пусть поплачет, выпустит пар, а завтра я его приведу в чувство. И вот после этого пусть не говорит, что я его не понимаю! Прекрасно понимаю, и мои советы всегда приносят пользу. Разве не так? И вовсе не обязательно иметь опыт в таких делах, чтобы смыслить в человеческих взаимоотношениях, мне достаточно исходить из знания характера Тома. Умный человек умен во всем. Хм, это я теперь могу и на психологический поступать?

Не видел Каулитца всего сутки, а уже страшно соскучился по его бессмысленной болтовне и забавной физиономии. И только воспитание и врожденное достоинство не позволяют мне бежать сломя голову сейчас по улице до его дома. Ведь утро, люди идут на работу – а тут я мимо пронесусь. Это же неуважительно.
Названиваю и стучу в дверь около десяти минут, пока Том не открывает мне. Видок у него, мягко говоря, потрепанный. Каулитц зябко запахивается толстовку и идет в гостиную. При виде его походки у меня из головы тут же вылетают все заготовленные слова и вопросы. Том идет медленно, переваливаясь с ноги на ногу и обняв себя руками, да еще и покряхтывая при каждом шаге.
- Э, ты чего? Заболел, что ли?
- А? Я нет. – Том долго стоит перед диваном, а затем, весь скривившись, забирается на него с ногами и садится на колени. Глядя на него, я догадываюсь, почему он так себя ведет.
- Это Билл тебя так отделал перед уходом? Небось, между ног целился? Такие, как он, запросто дадут по шарам и не подумают.
Прохожу в гостиную, сажусь рядом с Каулитцем и тут же замечаю сумку Билла, стоящую в углу.
- Не понял. Билл не уехал, что ли?
- Нет, - качает головой Том.
- Почему?
- А почему он должен был? Я его не отпустил.
- Но он же требовал, чтоб ты… - Я внезапно осекаюсь и перевожу взгляд на скрюченную позу Тома. В животе мгновенно все начинает бурлить и подниматься к горлу. – Том? Том, ты что… Ты что наделал?
Том вымученно улыбается и неопределенно пожимает плечами.
- Нет-нет-нет, Каулитц, ты только не говори… Только не говори, что ты ему дал! Ты что, позволил ему себя поиметь? – Взвизгиваю я, сдерживая себя, чтобы не взорваться.
- Вообще-то мы попробовали и так, и так, - довольно отвечает Том. – Но ты не беспокойся, нам обоим больше понравилось, когда я сверху.
Слова Тома не успокоили меня ни на йоту. Я весь трясся, испытывая такое чувство разочарования и ярости, что аж задыхался, меня мутило от осознания того, ЧТО мой лучший друг позволил с собой сделать. Я даже ощутил рвотные позывы и наклонился вперед, опуская голову, чтобы не протошниться.
- Густ, да что с тобой такое? Ты же сам мне вчера сказал, что когда любят, делают все для другого. Разве ты не это имел в виду?
- Нет! – Рявкнул я так, что Том подпрыгнул. – Как ты мог подумать, что я такое советую, кретин ты тупорылый! Мне и в голову такая гадость прийти не могла! Я имел в виду, чтобы ты бросил Билла к чертям собачьим, бросил его, а не еб*лся с ним!
Каулитц заткнулся и, побледнев, сглотнул. Я посмотрел на его усеянную синяками шею и почувствовал прилив просто неконтролируемой злости. Вскочив с дивана, я был готов помчаться к Биллу, чтобы вытрясти из него его поганую душонку. Ходить далеко не пришлось, Билл сам нарисовался в дверях, сияя и цветя. Я направился к нему, видя, как с каждым моим шагом выражение его глупого лица меняется.
- Ах ты, мерзкая дрянь, - выплюнул я. – Доволен ты теперь, а? Доволен, спрашиваю!
- О чем это ты? – Пролепетал Билл, поглядывая на Тома через мое плечо.
- Чего ты добивался, Билл? Хотел унизить моего друга, втоптать его в грязь? У тебя получилось, радуйся! Только не думай, что это сойдет тебе с рук, сраный трансвестит! Я тебя на изнанку выверну, ты понял меня? В порошок сотру!
- Томми, почему он оскорбляет меня? – Губы Билла затряслись, а из глаз потекли слезы. Но я знал, что все это – лишь умелый спектакль, не больше.
- Густ, ты что, охренел совсем? – Взвился Том, с усилием поднимаясь с дивана. – Какого хрена ты орешь на Билла? Я сам ему отдался, это мой выбор был!
- Да разуй ты глаза, х*ев Ромео! – Крикнул я, с размаху швыряя свой рюкзак на пол. – Не видишь, ты нах*р не нужен этому уроду, срал он на тебя и на твою любовь! Плевал он на все твои жертвы, он лишь самоутверждался за твой счет все это время! Ты для него – ступенька, которую надо перешагнуть! Вот он и перешагнул, ты сам ему это разрешил!
- Да что ты несешь, сволочь жирная! – Билл больно толкнул меня в плечо, разворачивая к себе. – Ты ни черта не знаешь, о чем говоришь! Кто дал тебе право меня оскорблять? Я люблю Тома, я ради него на край света пойду, какие ступеньки, мать твою?
- Хватит из себя невинную овечку строить! Я тебя сразу раскусил, существо! Ты не любишь Тома, ты его лишь подавляешь, он лишь тренажер… - Я набрал побольше воздуха в легкие. - … для удовлетворения твоих амбиций! И своих грязных! Половых! Утех!
- Закрой рот! Закрой рот! Закрой! Пока я не вцепился в твою паршивую рожу! – Надрывно кричал мне в лицо почерневший от туши Билл. – Я тебя ненавижу! Это ты ведешь себя как последний эгоист и собственник! Это тебе плевать на Тома и его чувства! Это ты не хочешь ему счастья! Потому что если он будет со мной, то некому будет с тобой нянчиться! Ведь ты пустое место, ты никто, ты без Тома – ноль, куча дерьма!
- Это я-то ноль? Это ты ноль! Ты сам скулил, что никто тебя не любит и не понимает! Ну что, получил от Тома любовь свою? И что теперь? Я знаю, что! Бросишь его, как ненужную вещь, и пойдешь искать любовь дальше! Кто сколько даст! Чем больше любви, тем лучше, да, Билл? Сколько таких любовей у тебя было уже до Тома? Я догадываюсь!
- Засунь себе куда подальше свои догадки, они не стоят ровным счетом ничего! У меня не было, нет и не будет никого, кроме моего любимого Тома! А у тебя вообще никого не будет, потому что у тебя нет сердца! Ты робот, Густав, робот! Без чувств и понимания! Ты никому не нужен!
Я задохнулся от такого хамства.
- Мне все это надоело. Том, выбирай – или я, или это чучело.
- Да, Том, выбери, либо ты со мной, либо со своим никчемным другом.
Мы повернулись к Тому. Друг стоял, покачиваясь, и сжимал голову руками. Когда он поднял на нас глаза, я увидел, что он плачет.
- Что? – Тихо спросил он. – Что? Нет. Вы не можете… вы не можете так со мной поступить. Вы не можете ставить мне такой выбор.
- Том, - позвали мы одновременно с Биллом. Он мотнул головой и, хромая, быстро прошел мимо нас в коридор. Схватив куртку, он обернулся и сказал:
- Я уйду, и уйду один. А когда я вернусь, вас обоих не должно быть в моем доме.
Дверь за Томом захлопнулась. И стало пусто, и вокруг, и во мне. Злость тут же ушла без следа, как вода в ванне, если затычку выдернуть. Осталось только все усиливающееся и гложущее чувство вины и невероятный стыд. Почему-то только оставшись здесь, между закрытой за другом дверью и плачущим Биллом, я будто увидел себя со стороны, всего полностью, с ревностью к Биллу, с завистью к их с Томом отношениям и собственной неправотой.

Ни о какой школе речь и не было. Мы слышали, что нам сказал Том, но продолжали ждать его, сидя на крыльце его дома. Но Том не вернулся ни через час, ни через два, не вернулся он и тогда, когда вечером пришел автобус из Магдебурга. Вовсю дул холодный осенний ветер, руки и ноги заледенели, продутые уши болели. Но это все было незначительной ерундой. Мы обидели Тома, и простуда была наименьшим из тех наказаний, что мы заслужили.
- Конечно же, Том выберет тебя, - нарушил молчание Билл. – Ведь ты ему друг с самого детства. А я так просто, увлечение. У Тома таких как я еще целый вагон будет.
- Нет, скорее всего, он выберет тебя. Я ему уже надоел, ему со мной скучно. У нас все меньше общих интересов. Боюсь, в дальнейшем наши дороги и вовсе разойдутся.
- Ты сам виноват, ты его не понимал. Зачем ты постоянно указывал ему на то, как плохо быть геем, зачем говорил, что мы играем только? Мы ведь правда друг друга любили. Я Тома не смогу забыть… - Билл снова заревел.
- Просто я не хотел, чтобы он потерял в ваших отношениях свою индивидуальность. Ты его слишком зажимал, он смотрел то, что ты хочешь, делал то, что ты хочешь. Меру знать надо в своем влиянии на близкого человека.
- Что теперь это обсуждать? Томми все равно нет. А вдруг он сделал что-то плохое с собой? – Билл вскочил с крыльца.
- Да нет, он на такое не способен. Он очень любит жизнь. Любил, по крайней мере, до сегодняшнего дня.
Проведя на крыльце еще один бесполезный час ожидания, мы решили расходиться. Билл забрал свои вещи, и я по привычке проводил его до остановки, закрыв перед этим дом Каулитцей и положив ключ в условное место под трубой. Билл уехал, и я пошел домой, параллельно высматривая в каждом прохожем Тома.

Мы с Томом не разговаривали уже несколько дней. Я звонил ему, но он не брал трубку. Когда я приходил к нему домой, его дома не оказывалось. Симона и Гордон постоянно говорили, что он либо занят, либо отсутствует. У Билла была та же ситуация, так что в этом мы с ним были равны. Когда я изредка видел Тома на улице, он всегда сворачивал в другую сторону, чтобы не встречаться со мной. В школу он не ходил, и мне приходилось врать, что он болеет. Стремительно приближался день защиты проектов, Рита то и дело подбегала ко мне выяснять, где Каулитц, и появится ли он вообще. От нечего делать и мы с Биллом вплотную занялись подготовкой, постоянно созванивались, в основном для того, чтобы выяснить, не связывался ли Том хотя бы с одним из нас. Мы не могли понять, хочет ли он нас проучить таким способом или правда больше не желает иметь с нами ничего общего.
Я старался проводить дни как обычно, занимался своими обычными делами. Но выполнение домашней работы превратилось из прямой обязанности в утомительную скуку, игры и увлечения не приносили удовольствия, отдых свелся к тому, чтобы дрыхнуть на диване. Из новостей Билла было только то, что приехавшая из командировки мать, видя его удрученное состояние, не стала наказывать за побег из дома. Эскизы Симоны она использовала, но совесть все-таки проснулась, и она указала, чьи они. Но Биллу и это было безразлично.
Без Тома все было не так. А он не хотел нас прощать.

В день презентации я не чувствовал ни волнения перед выступлением, ни предвкушения того, как здорово я выступлю. А когда нас с Биллом позвали выступать, неожиданно охватила какая-то апатия, полное безразличие и к тому, какую оценку нам поставят, и к тому, слушает ли нас кто-нибудь. А нас слушали и поражались. Ведь обычно из своих ответов я старался сделать интересную и познавательную лекцию. А сегодня мы с Биллом безо всяких эмоций и выражения тупо выдавали зазубренный текст, что-то показывали невпопад на ватмане, путали последовательность в абзацах, голос срывался, давая петуха. Пробурчав последнюю строку, Билл уставился в окно отсутствующим взглядом. Кабинет погрузился в тишину, одноклассники смотрели на нас, кто-то деликатно покашливал, черкая что-то в тетрадях. Училка сняла очки и долго в упор разглядывала меня.
- Шаффер, я вас не узнаю, - наконец, сказала она. – Что это с вами сегодня? Я могу предположить, что для Трюмпера это первый подобный эксперимент, но для вас! Я просто не знаю, как мне сейчас поступить. Я, безусловно, ставлю вам высший балл, ведь материал как всегда на уровне, да и в счет ваших прошлых заслуг. И все же я хотела бы поговорить с вами после занятий относительно выступления.
- Простите, - только и смог выдавить я. – Неважно себя чувствую.
- Садитесь. Так, а где у нас Рита и Каулитц? Репетируют выступление?
Билл на этих словах занервничал и начал стучать ногтями по парте, бросая беспокойные взгляды на дверь. Поддавшись его настроению, я тоже распсиховался, дергаясь на стуле.
- Ну, ладно, тогда вместо них мы послушаем презентацию…
Договорить биологичка не успела, в кабинет вихрем ворвался Том, а за ним перепуганная ботанка. Том со стуком шлепнул на парту свернутый в рулон плакат и заявил:
- Мы готовы выступать!
- Э-э-э, хорошо, - хлопая глазами, протянула училка. – Слушаем вас.
Рита, пытаясь справиться с нежелающим разворачиваться ватманом, затянула писклявым дрожащим голоском:
- Тема нашей беседы – «Непонимание л…»
- Да! – Тут же оборвал ее Том. – Тема нашей беседы – непонимание! Непонимание нас самыми родными нам людьми. Непонимание того, что нам жизненно необходимы как друзья, так и любимые. Непонимание того, что мы не можем прожить без кого-либо из них, что они оба одинаково дороги и нужны, хоть и чувства к ним разные. Непонимание того, что когда эти двое ругаются, выливая друг на друга кучи грязи, они выливают эту грязь на меня! Что мне больно и неприятно видеть это, знать, что они друг друга ненавидят. И тем хуже бывает то, что после небольшого перемирия, меня ждут еще большие скандалы и проблемы. Что придется терпеть это и ломать голову, где же я сам ошибся!
Том кричал, размахивая руками, а я с каждым его словом вжимал голову в плечи, готовый провалиться сквозь землю. Остальные ребята во главе с по-рыбьи открывающей рот биологичкой таращили глаза, и спрашивали друг и друга, что происходит.
- А теперь практическая часть. Кто скажет, что мне теперь делать? Эти два эгоистичных и самовлюбленных козла заявили мне – выбирай, Томми! Да это все равно, что выбирать между правой и левой рукой! Бл*ть!
- Каулитц, не выражайтесь! – Пикнула биологичка.
- Прощу прощения, я уже ухожу. Я просто уже так не могу. Всем спасибо за внимание. Если у кого-то возникнут дополнительные вопросы, жду вас в коридоре. До свиданья.
Том так же шумно вышел из кабинета, хлопнув дверью.
- Томми! – Выпрыгнул со своего места Билл. – Подожди нас! Вставай, Густ!
Ухватив меня за плечо, Билл выдернул меня из-за парты и потащил к выходу, не обращая внимания на возмущенные вопли училки и на то, что впился ногтищами мне в руку до крови.
Том стоял в самом конце коридора, у окна, сложив руки на груди. Билл побежал к нему, волоча меня за собой.
- Томми, прости нас! Смотри, мы друзья с Густавом! Смотри, мы ладим!
- Том, правда, прости, мы вели себя как последние идиоты, - добавил я, потирая оцарапанное плечо. – Мы действительно перегнули палку.
- Вы ее не перегнули, вы ее сломали.
- Ну, давай тогда выкинем эту палку и возьмем новую! – Причитал Билл. – Мы тебя очень-очень-очень любим, Томми, нам без тебя очень плохо. Пожалуйста, не игнорируй нас больше!
Я отпихнул снова разведшего мокроту Билла.
- Том, мы все поняли и усвоили урок. Мы больше не будем ссориться и делить тебя, даю слово. Мы готовы начать все сначала, если ты захочешь, конечно.
- Хм… Если я захочу? Дайте-ка подумать.
Мы замерли, ожидая его решения, словно приговора. Том был серьезен и сосредоточен, и вполне вероятно, что кому-то из нас двоих или сразу обоим сейчас придется разворачиваться и отправляться восвояси. Том опустил руки и грустно улыбнулся.
- Ну, чего напряглись? Конечно, я согласен, куда же я денусь от вас!
Билл радостно завизжал и повис у Каулитца на шее. Я выдохнул, от облегчения даже чуть подкосились ноги.
- Томми, Томми, Томми! – Повторял Билл между обчмокиванием лица Тома. Том жмурился, по-хозяйски обнимая подпрыгивающего пискуна за талию. А я почти не испытывал отвращения, глядя на их нежности. Почти. Немного подташнивало. Но я уже это не покажу.
- Давайте все вместе обнимемся, - сказал Том, и я не успел опомниться, как оказался зажатым в хихикающих с одной стороны и пахнущих сигаретами с другой объятиях. – И давайте еще договоримся, что с этой минуты будем одной командой и больше не будем ссориться. Ты, Билли, больше не пытаешься переделать все по-своему и не возмущаешься, если Густ тусуется с нами. А ты, Густ, больше не умничаешь по поводу гомосексуализма и всего такого и не пытаешься настроить меня против Билла. А я в свою очередь вас обоих люблю и провожу с вами обоими время. Идет?
- Идет, - с готовностью согласился Билл.
- Идет, Густ?
- Да.
- Ты ведь не будешь больше стрематься того, чем мы с Биллом вдвоем занимаемся.
- Нет.
- Точно? Ты считаешь, что Билли хорошая пара?
- Я считаю, что Билл может быть неплохим другом, - уклончиво ответил я.
- Вот ведь вреднятина! Ну ладно, и так сойдет, - сказал Билл, смеясь и липнув к Тому.
Я вывернулся из объятий и отошел в сторону, давая им возможность посюсюкаться вдоволь. Придется запихнуть свою брезгливость куда подальше. Я согласен на то, чтобы Том встречался с Биллом, согласен даже признать, что может существовать такая любовь. Но все же с какого перепугу она случается – все равно не понимаю.

*****

Какая в наступившем году снежная зима, это совсем нетипично для нашего климата. Снег всегда укрывал землю от силы сантиметровым слоем, который мгновенно таял. А в этот раз мало того, что сугробы по затылок, так еще и холод собачий. Укутанные по самые глаза в шарфы и куртки мы с Каулитцем бежим в школу, в первый раз после зимних каникул. На пороге к нам присоединяется красноносый Билл, и Том тут же принимается лобызать его, хотя расстались они только вчера, когда Билл уезжал домой от Каулитцей, у которых провел все праздничные дни.
- Сучий холод, - ругаюсь я, выкладывая на парту принадлежности. – Сучья литература. Сучья потекшая ручка!
- Густи, ну что ты какой злой? – Говорит Билл, переехавший за парту, стоящую перед нашей. – Смотри, какой сегодня прекрасный день!
- Ужасный день.
- Замечательное начало года!
- Отвратительное начало года.
Том с Биллом хитро переглядываются и расплываются в улыбке.
- Чего лыбитесь?
- Густи, мы думаем, что в этом году у тебя обязательно случится что-то хорошее.
- С чего это вдруг? – Пугаюсь я.
- Мы с Томми в рождественскую ночь загадали желание на падающую звезду, чтобы ты в наступающем году нашел свою любовь.
- Ну и придурки.
Том ржет, утыкаясь козырьком в поверхность парты, а Билл недовольно хмурится.
- Почему это мы придурки? Я вот верю в то, что в Рождество случаются чудеса. На прошлое Рождество я тоже себе любовь загадал и встретил Томми. И ты встретишь.
Я машу на Билла рукой, давай понять, что разговор окончен, тем более что в это время в кабинете появляется наша любимая чокнутая литераторша и директор.
- Как отдохнули? Все в сборе? Отлично. Тогда вперед в новое полугодие за знаниями! А прежде чем я передам вас в руки фрау Хаберманн, я хочу представить вам вашего нового ученика и друга. Он остался на второй год и поэтому будет тянуть лямку вместе с вами.
Слава богу, начало пытки оттягивается. Я уткнулся в свой еженедельник, аккуратно переписывая с листка расписание уроков. Вот зачем надо ходить и здороваться со всеми лично, если можно было просто громко представиться, а уже потом в процессе совместной учебы знакомиться? Чем раньше мы начнем, тем раньше эта дура в красной шляпе нас отпустит.
Судя по дружелюбным возгласам Билла и Тома, новичок добрался и до нас. Я оторвался от дела, чтобы по-быстрому ответить на приветствие, и тут же перед моим носом появилась пятерня.
- Привет, - сказал парень. – Я Георг.
Ладонь была широкой и шершавой, лицо у парня было кругловатым и гладким на вид. Он едва улыбался одними губами, скорее даже глазами, и хотя прищур у них был плутоватый, взгляд был открытым и добрым, взгляд умного и спокойного человека. Я пожал его руку и отнял свою, сжимая в кулак мигом отогревшиеся в его тепле пальцы. Парень прошел вперед и сел на то место, где раньше сидел Билл. Устроившись, он встряхнул головой, убирая назад длинные волосы, и глянул на меня из-за плеча.
И в этот момент я наконец-то понял Тома.

The end.
Предыдущая часть