Maximeliane_Rufus все записи автора Название: «Ночи без сна»
Автор: Sweet Sacrifice
Персонажи: Билл, Том, Дэн, Сид, Тилль, Роксана, Марк, Анжелика, Клара и т.д.
Рейтинг: NC-17
Жанр: AU, Hard-Psy, Philosophy, Cruelty, Drama, Lemon, OOC
Категория: Slash, Het, RPS,
Размер: Миди
Статус: Закончен
Саммари: Саморазрушение.
От Автора: Идея грызла автора с середины прошлого лета. Автор не смог написать её должным образом, оттого пишет сейчас. Манера повествования совершено циничная и не похожа на автора. Прежде чем углубляться дальше, хорошо подумайте.
От Автора 2: автор пьяный.
Посвящение: pure_sin — потому что иначе нельзя. Потому что знаю, ты меня здесь увидишь и поймёшь лучше всех.
Предупреждения: Гомосексуальные постельные сцены в большом количестве и порой жестокие, мат.
Саундтрек: На каждый день буду писать трек.
Welcome: Конструктивная критика и комментарии;
Дисклаймер: Денег от написания как не было, так и не будет.

Пролог

Интересно, если пустить сквозь меня ультразвук, я его услышу или звучание тишины и тупой пустоты так и будут преследовать меня пока я не сдохну? Чёрт его знает. Глядя на очередную бутылку противного до ужаса вина, я очень хочу захлебнуться этим пойлом и не дышать более. Кто-то из присутствующих сейчас здесь может попросту назвать меня пафосным страдальцем, а мне как-то плевать на вас всех. Я люблю свою боль, потому что кроме неё мне любить больше нечего. Я начинаю плавный отсчёт своей гнилой жизни. Без Него. Да, я — грёбаный пид*рас, и ты можешь смело меня осуждать, но в ответ я покажу тебе лишь «фак» или попросту пошлю на х*й. Меня крайне достало это всё, чтобы зацикливаться на подобных придурках как ты. Ах, тебе стало интересно и тебе нравятся светло-синие мальчики? Ну, что ж, тогда будем переживать с тобой эти ночи вместе. Я скажу лишь своё имя — Билл, остальное тебе знать совсем не обязательно. Скажи, а зачем ты пришёл сюда? Посмотреть на меня с жалостью и сказать, что всё будет хорошо? Вот, знаешь, не надо этого ничего. Если я и сижу сейчас в своей опустевше-безобразной квартире совершенно один, то это не повод гладить меня по голове и шептать слова о светлом будущем. Я этому попросту не поверю. Моё будущее давно перешагнуло порог этой злосчастной комнаты. Да и не особо страдаю из-за этой потери. Б*я, кому я лгу? Меня же всего выворачивает наизнанку как мокрое полотенце. Хочешь сказать, тебе интересно, что у меня произошло? Тогда живи со мной эти бессонные дни. Будет ли тебе больно? Конечно, потому что больно мне. Видишь эти тонкие чёрные волосы у меня в ладонях? Они мои. И да, я улыбаюсь как последний псих, но мне глубоко насрать, как это выглядит со стороны. Я просто такой и всё. Даже какой-нибудь господь бог не изменит этого. Один фиг мне назначена встреча с этим рогатым козлом дьяволом, так чего скромничать. Ах, да, я забыл сказать тебе, мой неизвестный друг, что история моя совсем не лёгкая. Уверен, что хочешь её слушать? Точно? Ну, тогда запихивай в себя миллион таблеток успокоительного. Я сейчас взгляну на крышу соседнего дома и расскажу тебе о себе. Тут холодно — я уже десять дней не закрываю окна. Сумасшедший ли я? Нет. Просто псих.

Ночь первая.
Portishead — Undenied

Ты когда-нибудь пробовал надрезать кожу лезвием и пытаться разорвать её как тряпку? Я пробовал. Ни черта не получилось. Пришлось только кровь останавливать и орать от боли. Хотя ведь именно она и делает меня живым. Сегодня тринадцатое сентября. Никогда не верил в то, что эта цифра дьявольская. Даже если и так, мне нет резона её бояться. Страхи людей порой так ничтожны и тупы, что мне хочется рассмеяться им в лицо и сказать о том, какие они моральные уроды. Чего можно страшиться? Себя. И только. Порой душа может изрядно подосрать тебе всю жизнь, и ты будешь мучиться, корить себя за слабость, которую кто-то придумал за тебя, жить ею, и забывать о том, кто ты на самом деле. Знаешь, я забыл. И никакая мелочь в этом мире не сможет напомнить мне о том, что я когда-то был счастлив. Никто. Убивает ли меня сей факт? Ни хрена подобного.

А я сижу сейчас на нашей с Ним кровати и провожу ладонями по смятой постели, в которой Он с удовольствием трахал меня, заставлял стонать своё имя и упивался этим. Я никогда не был против. Его тело устраивало меня полностью, оттого я и не возмущался, когда Он взял меня в подсобке того клуба в первый раз. Ты даже не представляешь, как мне было приятно чувствовать весь его член и двигаться навстречу, дышать вместе с ним, орать как мне хорошо. И никакая охрана не смогла бы разогнать нас. Бл*дь, как же он был хорош в сексе. Сейчас мне безумно хочется всё повторить, да вот только вылезает одна маленькая проблема — Том, сука, исчез. Просто испарился, словно его и не было, при этом, не сказав мне ни слова, не позвонив, не написав. Он просто ублюдок, которого я умудрился полюбить и на которого др*чу сейчас как последний извращенец. И мне плевать, что через окно-панораму видны мои раздвинутые ноги и примитивные движения рук туда-сюда. Мне абсолютно всё равно, что соседи потом будут трещать о моём аморальном поведении. К чёрту. Мне сейчас слишком паршиво, чтобы думать о таких мелочах, как общественное мнение. Если уж так угодно, я могу и перед камерой какого-нибудь вшивого телеканала раздеться — мне совсем не сложно. Даже приятно. Зато поклонников прибавится.
Где же ты, ублюдок?

Знаешь, мой невидимый друг, я часто задаю себе вопрос о том, на кой чёрт мы вообще живем. Зачем тратим кислород, зачем губим здоровье наркотой и никотином, зачем влюбляемся, расстаёмся. По сути, вся наша жизнь — это большая и тёмная блевотина. Один хрен ничего хорошего от неё ждать не приходится. М-да, ну и мысли у меня в четвёртом часу ночи. Или утра? Бред. Я один. Снова.

Наверное, со стороны я выгляжу как сумасшедший. Разглядываю свою же сперму на пальцах и облизываю их. Нет, я точно идиот. Одно дело, когда это со мной делал Том, я раздвигал ноги шире и предлагал себя, снова и снова отдавая своё тело этим о*уенно-нежным и ненасытным рукам. То, что творил со мной Он, не сделает больше никто.
Разбиваю к чёртовой матери бокал с виски и пью так, из горла. К чему эта грёбаная эстетика, этикет и правила хорошего тона? Когда ты один, можно делать что хочешь — никто не увидит. А ты, мой воображаемый друг, самый настоящий вуайерист, но я не против, подглядывай, сколько влезет, иначе я бы не рассказывал свою историю.

Наверное, это полное извращение, после благородного напитка жрать банан. А мне вкусно, знаешь. И вроде бы лимона съел приличное количество, а всё равно хочется впихивать в себя ненужную еду и улыбаться как клинический идиот. Все одинокие люди обречены на это. А я не исключение. Были бы поблизости канцелярские кнопки, воткнул бы их в себя и смеялся от боли. Видишь, Том, в кого я превращаюсь? Нет. Ты где-то далеко от моих радаров, и инфракрасное излучение не действует. Раньше я мог отчётливо видеть тебя в темноте, теперь как крот — рою паркетный пол носом и вспоминаю твой ошеломительно-сексуальный запах. На моём месте другой бы уже пошёл в ночной клуб и перепихнулся для профилактики, а мне этого не нужно. Пока. Может быть, позже я и пойду ласкаться и сосаться с кем попало, но только не сегодня. В конце концов, первый день без своего ублюдочного возлюбленного. Надо же держать марку верного пса и изводить себя мыслями об исчезновении моего персонального фантома с элементами лёгкой шизофрении и паранойи.

И всё-таки это не очень культурно, когда посреди ночи орёт какой-то сраный пост-рок или не понятый тобой трип-хоп с текстами сомнительного содержания. Проорать соседям перевод что ли? Нет, не хочется надрывать и без того сорванные голосовые связки, да ещё и банан этот, который никак не хочет проглатываться. И вроде бы длинный и вкусный, а всё равно не то. Мой язык слишком избалован красивым и гладким, оттого и не принимает инородные вещества типа пищи и фруктов. Скоро подохну, и пусть так. Всё равно жить надоело.
Ты сто процентов думаешь, мой дорогой вуайерист, что я слишком всё драматизирую. Да делай, что хочешь, мне глубоко по фиг на чужое мнение. Ещё со среднего звена школы я клал на всё и жил как хотел. Именно этот факт и помог мне в будущем. А может, и нет. Теперь нет никакой разницы.

Временами очень хочется вернуться куда-нибудь в лохматое прошлое, когда жили выдуманные человеком расы. Я был бы эльфом. Таким же надменным и странным, а ещё уши острые. Хах. Зато эти существа никогда не бросают. Они любят вечно. Чего совсем не скажешь о моём дражайшем возлюбленном. А ведь я провалился в эти глаза всем телом и даже канатика тонкого на поверхность не оставил. Я доверял как ребенок, и в итоге это обернулось против меня. Песочные замки с розовыми блёстками рухнули в одночасье, и я плююсь теперь этим коричневым стеклом, только тщетно — оно всё равно внутри и травит, травит, травит моё тело. Есть ли вакцина от этого? Только Том, но он далеко. Слишком, чтобы просить его. Я никогда не думал, что смогу настолько сильно отдаться в чьи-то руки. Я не ожидал и совсем не заметил ни начала этого губительного процесса ни, тем более, его конца. У меня нет больше ничего кроме… Ветра в распахнутое окно и ночи. Такой же бессонной. Как и я.

Ночь вторая
Orange blossom – Souffrance

Ты когда-нибудь пробовал курить обычные сигареты на голодный желудок? Я только что выкурил пачку. За двадцать минут. Чувствую себя заправским алкоголиком, потому что внутри всё настолько дрожит и сводит незримой судорогой, что хочется пойти и проблеваться. Но я ведь знаю, что нечем — я ничего не ел с самого утра. Быть дистрофиком мне не привыкать, так что никотиновая диета ничего не изменит. Плачу ли я? Совсем нет. Из меня словно изъяли слёзные железы и внутренности высохли, как холст бумаги. И хочется чернилами по ним, горькими, чёрными, настоящими. Всё стало иллюзорным, не поддающимся объяснению. Выйти бы на безлюдную ночную улицу и заорать, чтобы мне вернули меня. Будь у меня возможность, променял бы свою жизнь на другую, маленькую и короткую, но я знаю, что буду жить ещё долго, пока не удавлюсь. Пальцы до сих пор трясутся, зажигалка падает на пол. Может, устроить пожар? Ну, уж нет, не хочу чувствовать, как кожа плавится от тысячной температуры. Такого подарка дьяволу я не сделаю — уж больно я дорогой.

Знаешь, мой невидимый друг, не знать, что делать иногда тоже приятно, только вот выдрать себе вены и ходить невидимкой я не смогу — не настолько силён, а крови во мне много, уже проверял. Как думаешь, если я посмотрю в зеркало, мне будет страшно? Подхожу к нему: фотография нас с Томом целующихся в засос и другая рядом — мама. Я не видел её с тех пор как ушёл из дома. Отец отрёкся от меня, а она звонит, чуть ли не каждый день. Люблю ли я её? Нет. Но она — единственный человек, который любит меня, а я… я бы хотел, чтобы их с отцом попытка убить меня ещё в самом начале моего зарождения всё-таки осуществилась. Зачем меня вообще в этот мир пустили? Я его только гажу, как паразит, никакого света во мне нет, и не было никогда. Но нет, я чудесным образом выжил — аборт в таблетках, какая чепуха.
Отражение… в нём я вижу фантома, другого человека в моём теле, изуродованного порезами и ожогами от затушенных сигарет. Глазницы пустые и только чёрная глубина в них. Больше ничего. Отчего же так жарко? В комнате наверняка не больше десяти градусов, а меня опаляет так, словно я на Канарах. Всегда хотел увидеть море, но мне страшно ехать к нему одному. Оно ведь такое больше и необъятное, а я всего лишь червяк по сравнению с ним. Оно свободно и вольно накрывать волнами всё, что захочет — к своей свободе я никогда не прикасался. Казалось бы, что тяжёлого – вытянул руку, и тебя обдало бушующим ветром. А вот и нет, окно моей жизни забито толстым куском железа, так крепко, что никакой жар внутри его не растопит. Только пальцы будут гореть от калёного металла, и лишь орать ему в ответ, пока не стечет дальше по рукам и не застынет оковами, которых и без него достаточно.
Я никогда не был романтичным. Сколько бы в моей жизни не было отношений, сопливо-розовых слов я не говорил никому и никогда. Мне всегда казалось, что произнеси я их, сразу же изо рта полезет яд и гнилые ошмётки сердца. Да и что там, эти «три простых» никому нужны и не были. У нас геев всё слишком примитивно-банально: увидел — посмотрел в глаза — поманил за собой — трахнулся — забыл. Алгоритм настолько мною изучен, что хоть книги пиши с рекомендациям как обольстить и совратить парня. В последнее время я охотился только на натуралов — они кажутся такими неприступными, но при виде моей упругой задницы ещё никто не мог устоять, оттого я очень сомневаюсь в том, что теория Фрейда ложная.

Только что выкинул пустые бутылки через балкон. Думаешь, мне стыдно? Нисколько. Грохота было много, и кто-то из соседей проснулся от шума. Здорово ведь? Я теперь не один бодрствую по ночам. Мне вот только интересно, может ли человек умереть, не отдыхая в течение двух дней? Надеюсь, да, потому что не хочется встречаться с красавицей смертью под руку с молчаливым самоубийством. Она же загнобит меня и засмеёт, хотя однажды я её видел. Он совсем не такая, какой рисуют её люди. Она не имеет никакой формы, она просто летит и дышит, хрипло, как уставшая собака, только нет высунутого языка — у неё лишь щупальца, как у осьминога, которыми осуществляется отсос души. Меня ей поглотить не удалось — грёбаный телефонный звонок от бывшего друга помешал этому столь приятному действу. Я не боюсь смерти, это она боится, потому что я вечно обламываю её, как того пацана из одиннадцатого класса. Как же он хотел меня трахнуть тогда. Да, я помню каждую букву из его слов. Помню его шёпот мне в ухо и то, как он меня не заводил. Он тоже был псевдонаутралом, но при виде меня его вело мгновенно. А я ломался как целка, облизывая свои пухлые губы, и ускользал.

Бл*дь, как же бесит эта грёбная реакция организма на алкоголь — когда я пьян у меня насморк. Помню, Том всегда подшучивал надо мной из-за этого. Том… Где же ты, ублюдок?.. «Мне тебя очень не хватает» — глупое СМС на недоступный номер в надежде, что оно дойдёт. Я чёртов садомазохист раз делаю это. Ну и ладно, зато хоть что-то чувствую.

Ты в курсе, мой любимый вуайерист, что такое треугольник? Думаю, да. Так вот я ненавижу эту фигуру всем своим дряблым сердцем. Убил бы человека, кто придумал эту фигуру. Жаль только, что ей всегда суждено рассыпаться на три сплошные, которые никогда не должны пересекаться. Я это давно понял. Как и то, почему ушёл Том. Но об этом позже, сейчас слишком сильно хочется откинуть голову назад и закрыть глаза — я пьян, чтобы мыслить здраво. А ещё… Магические шесть таблеток. Они круглые и сквозь пальцы всё видно. Друг был прав. Только вот ответов я пока не нашёл. Наверное, потому что сверху запил первоклассной водкой. И не такая она уж стрёмная на вкус как о ней говорят. Я чёртов эстет и зажираю её лимоном. Вкусно. И губы онемели. Кусаю и ничего не чувствую. Бью ладонями — ничего. Так, наверное, хорошо.

Самый лучший гипноз — это, когда смотришь на молчащий мобильник и ждёшь его оживления. В таком состоянии меня ещё никто не заставал и не дай дьявол. Я слишком уязвим такой. Слишком мои мысли открыты для прочтения и коснуться моей души слишком просто. Можешь меня поцеловать сейчас? А вот и нет, ты просто наблюдающий — я твоя крыса. Их не целуют, как в прочем, и шлюх. До этого ранга мне пока далеко, но я собираюсь это исправить. Совсем скоро. Вот только бы дожить до утра и превратиться в нормального здорового человека, каким привыкло меня видеть общество. Да, я как последний трудяга умудряюсь ходить на работу. А ты думал, я прозябаю в одиночестве круглыми сутками? Ни х*я. Привычная работа в рекламном агентстве слишком дорого мне обошлась, чтобы так запросто её бросать. Пара-тройка чашек кофе с утра и никто не видит меня настоящего. Это так легко, играть в театр собственной жизни, тем более что зрителей в нём совсем не много. Если так посудить, они и не нужны мне вовсе. Я никого не прошу приходить ко мне, спрашивая как жизнь, и что я делаю по вечерам. А что я, собственно, делаю? Пью и думаю об ублюдке.

Рисовать кониками остриженных ногтей контур губ на мониторе это полное извращение. Жидкокристаллический экран уже давно замусолен моей слюной от поцелуев. Да, я целую Его губы и мне насрать, что ты сейчас подумал обо мне. Я рассказываю ледяные истории немым глазам в другой части света и мне хорошо. По крайней мере, я делаю вид, что это так. Ты, главное, не бойся и задавай вопросы, я отвечу на них и даже улыбнусь, если ты захочешь. Я чересчур идеален для таких как ты. Ты меня уже ненавидишь? Я счастлив. Правда. Ведь ненависть для меня ещё ценнее, чем уважение, потому что именно благодаря ей я чувствую себя живым. Чем больше людей меня презирают, тем больше у меня шансов выжить. Закон чёртовой жизни, который никому не дано изменить.
А ночь всё сочится сквозь пальцы, сплетаясь со временем и переменами, которые никогда не будут принадлежать только мне. Они твои и Тома. Я же останусь лежать с широко распахнутыми глазами до утра, до новых таблеток и кофе. До новой встречи со смертью, которую я жду даже больше чем Его. Он стала моим любимым гостем. С ней хотя бы можно помолчать со смыслом. А ты… Ты тоже заткнись и просто подыши со мной.

Ночь третья
The American Dollar — Signaling through the flames

Ты когда-нибудь боялся взять в руки телефон, просто нажать зелёную кнопку и ответить? Я вот сейчас дрожу до чёртиков, потому что звонит Он. Такое ощущение, что прими я этот вызов, мобильник взорвётся в руке, и куски пластика раздерут мне мозг. Касаюсь кончиками пальцев вибрирующего сотового. Говорю привычное «Алло», а на другом конце линии звучит: «А, это всего лишь ты, я номером ошибся» и гудки сброшенного разговора. Трубка летит в ближайшую стенку и разбивается на десятки осколков. Вслед за ней рамка с фотографией нас улыбающихся — стекло звенит неприлично-громко; бокал с виски — янтарём по белоснежным обоям; пачка сигарет, коробка с не подаренным Ему подарком, пузырёк с антидепрессантами, Его любимый парфюм — повсюду запах, запах моего закончившегося кислорода и Его лживой любви. Ненавижу. Даже больше, чем себя самого. И мне насрать, что сейчас три часа ночи — я ору на всю квартиру матом, пока не срывается голос, пока глаза не роняют солёную воду, пока не начинаю чувствовать себя полным Никем. Том всегда умел пробуждать во мне это, а сейчас это ощущение достигло своего апогея, и как никогда в жизни я хочу стереть все воспоминания о Нём из своей головы. Чтобы их никогда не было в моей жизни. Как исчезающего воздуха, который я сейчас никак не могу вдохнуть. Знал бы ты, мой невидимый друг, как это ху*во. Каково это — чувствовать себя полным дерьмом и продолжать жить. По мне, так хотелось бы попасть во времена инквизиции и чтобы меня замучили до смерти ручной пилой, чтобы я подыхал в муках от нестерпимой боли, от притока крови к головному мозгу, или вставили бы мне в задницу анальную грушу, чтобы меня разрывало изнутри, чтобы всё натягивалось до предела и не было сил орать. Да. Содомитов и педиков не любили и не полюбят никогда. Поэтому меня ждала бы именно такая участь. Я ненавижу тебя, ублюдок, слышишь? Нет. Тебе ведь был нужен другой Билл, не этот дистрофичный страдалец под метр девяносто ростом, с выпирающими слишком откровенно ключицами и тазобедренными костями, не этот, с упругими ягодицами и глазами-зеркалами, не этот, с когда-то красивыми чёрными волосами, не этот, что хочет тебя сейчас до прострела в яйцах. Не этот… Я всегда был не тем, только вот смириться с этим ярлыком всё никак не могу.

Слушай, мой грёбаный вуайерист, ты когда-нибудь пробовал курить с закрытыми глазами на рассвете, представляя себе море и шум волн? Нет? А я сейчас этим и занимаюсь. И как бы я не пытался свалиться с балкона, пролетев пять этажей, почему-то никак не получается. Я точно неудачник. Причём настолько сильный, что не могу сделать даже такой банальной вещи как сброситься с высоты. Я ничтожество, правда? Да ладно тебе, не надо мне впаривать благие мысли, я знаю, что это так. Признавать очевидные факты я всегда умел, сколько бы мне не было лет. Помню, мой ненавистный отец всегда насмехался надо мной из-за этого, а я не обижался, это глупо, как и бояться.

Жру какие-то пирожки с капустой, которые так любезно купила сегодня моя секретарша. Мы с ней одно время пытались трахнуться, но у меня на неё упрямо не вставал, поэтому после совместного решения мы пообещали остаться друзьями. Теперь ходим с ней на пару по клубам. Кстати, она заделалась лесбиянкой и даже нашла себе девушку. Я не был удивлён и даже по-пьяни благословил их союз. Лесбиянки — странный народ. Не любят мужиков, но покупают в секс-шопах искусственные члены, могут превратиться из женщины в мужчину, сидя на гормональных таблетках и меняя пол. С лёгкостью трахают друг друга в туалете, не спрашивая имени. Они такие же, как и мы — гомосексуалисты, — только у них всё сложнее. Сука, как не кстати мне хочется проблеваться. Уж извини, мой друг, за такие подробности бессонной жизни, но я тебя предупреждал ещё в самом начале.
Набираю номер Тома. Он доступен. Даже ответил. Знаешь, что я ему говорю, сидя на унитазе? Как я хочу всосаться в его губы и прогрызть их своими клыками, как хочу чувствовать весь его член внутри или просто ему отсосать, как хочу стонать его имя и шептать ядовитые слова о любви, на которую я никогда не буду способен. А что делает он? Я знаю. Дрочит на мой голос, называет меня сумасшедшим и отключается. Моя миссия на сегодняшнюю ночь закончена. И пусть она короче, чем предыдущие, но мне так хочется. В конце концов, я рассказчик или нет? Кстати, стекла от бокала всё-таки рассекли мне ступни, и теперь я останавливаю кровь, периодически слизывая с пальцев алую соль. Наверное, умирает во мне вампир — мои любовники-однодневки всегда говорили мне это, а я лишь усмехался и продолжал кусать их шеи.
Пойду-ка я посижу на полу. Он всё равно вонючий и грязный. Я такой же, так что мне не будет перед ним стыдно. А ты иди спать — не хрен мне подражать. Я тебя всё равно не знаю.

Ночь четвёртая.
Биопсихоз — Созерцание

Ненавижу эту поганую Землю. Ненавижу каждым нервом, каждой клеткой своего тела, каждым вдохом-выдохом. А, знаешь, почему, мой невидимый друг? Потому что я вырубился и увидел во сне Его. Он был слишком живым для меня, слишком сильно блестели его глаза, слишком остро я хотел перегрызть его горло, подобно волку, и чтобы кровь по шее, груди, рукам. Чтобы алела как шёлковое полотно, а я бы танцевал вокруг него чечётку, пасадобль, степ — не важно, главное — двигаться и смотреть в потухающие глаза. Смеяться заволакивающей их дымке и бить высокими децибелами по мозгам. Как же я Его ненавижу. Наверное, еще хуже, чем Камиль де Грие ненавидел своего возлюбленного Рене Телени в тот момент, когда застал его, трахающимся с собственной матерью. О, да, я знаю, каково это, во много раз хуже видеть псевдолюбимого человека с кем-то другим, дорогим тебе, и смотреть, как завороженный, сквозь щель в замочной скважине, не имея возможности сделать ничего, кроме как глотать ядовитую боль и разрываться на миллиарды атомов. Это было тогда, ровно шесть дней назад, на вечеринке моего бывшего лучшего друга. Все были пьяны настолько, что, казалось, небо поменялось местами с грязью. Том постоянно лез ко мне целоваться, а я, собственно, и не был против — его рот всегда выглядел соблазнительно, не важно, был ли он в сперме, слюне, молоке или просто сухим, как у больного. Я с нескрываемым удовольствием сосался с ним, а друг тихо мне завидовал. Не знаю, в какой момент нас с Томом отлепило друг от друга, но картина того псевдоприветливого ублюдка, с похотью насаживающегося на Его член в крохотной комнатушке второго этажа, заставила меня проблеваться прямо там, в коридоре, где я, стоя в оцепенении, не мог войти внутрь и разбить к чертям собачьим их перекошенные в экстазе лица.

Я, наверное, всё-таки попаду в ад за подобные мысли, хотя всякая ненависть остаётся добродетелью, пока не материализуется в убийство, ложь, лесть и другие смертные грехи. Моя праведная ненависть должна незаметно уничтожить Его, хотя, скорее всего, она уничтожит нас обоих. А я и не против, хоть какое-то развлечение в однотипной рутине моей жизни.

Знаешь, мой друг, а ведь я всегда мечтал стать писателем. Показывать людям свои мысли, заставлять их чувствовать что-то иное, закрывать глаза и видеть лишь стаи бабочек, которые бы летали вокруг них и отвечали на вопросы. Я всегда хотел привнести в этот мир новые черты, таскался по издательствам в надежде, что мои труды опубликуют, и мечта сбудется, но ничего не произошло. Меня назвали излишне романтичным и нежным в беллетристике, а такое никто не будет читать. Что я в итоге сделал? Спалил к чёрту все свои рукописи и нассал на них сверху. Я даже и не помню, сколько виски я выпил тогда, но отходил я от этого неделю, если не больше. Мой любовник сказал мне, что трахаюсь я лучше, чем пишу, и усмехнулся. Том сделал то же самое, когда я процитировал ему один из своих убитых рассказов. Он никогда меня не поддерживал, что бы я ни делал, и как при таком раскладе можно было вообще в него влюбиться? Я не знаю. Вообще, я слишком многого не понимаю в своей сраной натуре. Недодевочка-недомальчик, с ударом мужчины и губами девки, не жеманный, но люблю краситься. Я — природное недоразумение, небесный абсурд напополам с осколками ада.
Наверное, ржать как ненормальный посреди ночи — это странно. Знаешь, что я сделал только что? Набрал Его номер и сбросил звонок. Он как порядочная скотина тут же перезвонил мне. Как думаешь, что я ему ответил? «Я ошибся номером, другу звонил». Он лишь понимающе промолчал и стал расспрашивать меня о моей жизни. Совсем как старый знакомый или лучший друг. Честно говоря, меня это очень удивляет. Может, он пьян, раз извиняется за свои поступки? Мне сейчас срочно нужно что-нибудь укусить, иначе я разревусь как самая настоящая малолетка. Мне до умопомрачения не хватает его голоса, я готов просто молчать, лишь бы он говорил не переставая. Из глаз течёт прозрачное, а я судорожно прижимаю трубку к уху — Его голос должен рикошетить с моим мозгом. Он не перестаёт извиняться, а я лишь дышу и не могу произнести слова. Ты можешь ухмыляться, мой дорогой вуайерист, но я люблю Его, суку. Люблю до тошноты, до охрипшего горла, до самого долгого взгляда в окно — задумчивого и ненужного, до протянутых ладоней в ливень, пока не замёрзну. Он сказал, что занят и, попрощавшись, оборвал мой биоритм. Можешь меня жалеть сейчас, только знай, что мне это ни к чему. Пойду дальше карябать потолки и разбивать кулаки в кровь. Я даже как-то неожиданно-быстро протрезвел и слишком ясно соображаю. Нужно срочно заливать желудок алкоголем, иначе я попросту усну, что совсем не обязательно. Я уже настолько привык не спать по ночам, что другой жизни и не мыслю. Двуличие? О, да, им так легко управлять, особенно, если у тебя есть парочка безумных фанатов, которые, то и дело беспокоятся о тебе. От одного их вида мне хочется блевать, не говоря уже о том, чтобы говорить с ними, ходить по клубам и раздавать свою душу на сувениры. Ну уж нет, не дождётесь.

Трещины на стекле. Трещины на полу. Трещины на потолке. Трещины внутри. Как думаешь, их можно чем-нибудь замазать? Ой, нет, не отвечай, я знаю, что ты скажешь — «да». А вот лично я с этим поспорю. Видишь ладонь? Она дрожит. Если я ударю ею себя по лицу, будет дрожать душа, если будет дрожать душа, с ней и тело, а замазывать дыры нужно на ясную голову и сильными руками. Вот так всё просто. Будешь смеяться, я ударю и тебя, чтобы и у тебя внутри посыпался песок и кирпичи, на губах постоянная сухость, а перед глазами погибающий мир твоих надежд. Мне тут передали, что я тебе нравлюсь? Хах, никогда не думал, что дистрофичный, не выспавшийся, влюблённый шизофреник может кому-то приглянуться. Приятно ли мне? Отнюдь. Я не могу на себя в зеркало смотреть, не то что в отражение чьих-либо глаз. Так что заканчивай со своей симпатией и ищи себе кого-нибудь другого. Ты мне не нужен.

Ночь пятая
Shiny Toy Guns — Let me see you stripped

Вдох-выдох. Вдох-выдох. Биоритмы налажены на частоту льющейся музыки из колонок. Каждый мой шаг, словно по вакуумным облакам, которые я почти полюбил. В крови большая концентрация наркоты; добрый дядя в туалете угостил меня попперсом. И теперь весь мир вокруг раскачивается так, как хочу я. Наклоню голову вправо — люди на танцполе падают навзничь, разбивая носы-губы в кровь, перемещусь влево — искрящийся шар летит вниз и разлетается на тысячи кусков. Так хорошо мне не было ещё никогда. Наверное, эта грёбаная боль возымела должный эффект, и теперь я получаю от неё долгожданный кайф. Чувствую себя конченым садомазохистом, но сейчас никто мне не указ — это моя поганая жизнь, оттого я и ползу к барной стойке, чтобы по привычке развратно улыбнуться и заказать свой любимый Б-52. Конечно, от него я не улетаю так, как от попперсов, зато горло сладко обжигает горечь алкоголя. Рядом ни одного знакомого, что меня очень удивляет. Бармен, как я понял, здесь новенький. Клуб «People» не изменяет себе в имидже, нанимая на работу лишь отборных людей, к слову, губы одного из которых я прямо сейчас засасываю в свой рот. Ах, да, ты ведь не знаешь, мой дорогой вуайерист, что этот клуб исключительно для гомосексуалистов. Оттого и не удивляйся, если увидишь сосущихся девушек или практически трахающихся на диванах парней. Для меня это лучше чем музей восковых фигур мадам Тюссо — каждый раз здесь представлены новые экспонаты в совершенно немыслимых позах. Именно это и привлекает меня, именно от этого я и хочу танцевать до упаду, пока меня сзади не обхватят чьи-либо руки, поглаживая по идеально-плоскому животу, отчего он не начнёт втягиваться. Я люблю ощущения легкого адреналина, тем более что я уже приметил свою жертву — высокий накаченный парень с выбритой головой. Не скажу, что лысые качки — мой типаж, но уж больно его глаза многое обещают. Допиваю последний бокал из пяти и походкой от пьяного бедра направляюсь прямо к нему.

Я люблю, когда взгляды окружающих направлены только на меня. Не могу отрицать того факта, что я — бессменная звезда этого клуба. Я утопаю в клубах дыма и неонового света, который будто проникает сквозь меня, рисует на сердце линии веселья и безрассудства. Рядом слишком много парней, которые хотят коснуться хотя бы сантиметра моего ох*ительного тела. Быть может, звучит излишне самоуверенно, но такой задницы как у меня не отыскать и среди сотни парней. Меня бесит лишь один факт, что именно в неё кончал Том, который сейчас хрен знает где и с кем. Но… плевать.

Моя цель стягивает с себя футболку и движется исключительно ко мне. Вот и замечательно. Раздеваться сам и не собираюсь, лишь приспускаю и без того болтающиеся джинсы чуть ли не до лобка — мой кавалер, наверное, весь извёлся от этого потрясающего зрелища. Не могу сказать, что я не прусь сам с себя. Я пребываю в неописуемом восторге от этого. Наконец, он подходит ближе и без всяких разговоров кладет свои ладони прямо на мою задницу, нежно сжимая, а я хочу не этого, оттого накрываю его руки своими и сжимаю пальцы; боль пронзает моё тело высоковольтным напряжением и концентрируется в паху. «А ты горячий», — шепчет он мне, прикусывая мочку зубами. А то я сам не знаю, но, дьявол, как же приятно слышать это в миллионный раз. Прижимаюсь к нему непозволительно близко и закидываю одну ногу на его бедро — его член уже давно встал на меня, и моя самооценка просто зашкаливает от осознания этой реальности. Хлопаю бл*дски накрашенными ресницами и нарочито медленно облизываю блестящие перламутром губы. Он ведётся как первоклассник и страстно впивается в меня поцелуем. Ох, как же много страсти, и всё мне одному — приятно чувствовать себя эгоистом. Сжимает мой член в своей ладони, и я стону так развратно, насколько могу. Что, мой невидимый друг, сам возбудился, да? Но тебе не остаётся ничего, кроме как представлять себе всё это безобразие и облизывать губы, потому что кайф сейчас получаю только я. Не понимаю, какая мелодия обволакивает меня, я лишь чувствую биты всем своим телом и выгибаюсь им навстречу, точно танцую стриптиз. Незнакомец что-то шепчет мне в ухо, но я улавливаю лишь то, что он бы хотел вставить мне прямо здесь, на танцполе. А что, хорошая идея. Мои пальцы слишком быстро достигают его ширинки и расстёгивают её к чёртовой матери, сразу же обхватывая приличной величины достоинство — даже Том не мог похвастаться таким членом. Если бы не кружилась голова, я бы встал на колени и прилюдно ему отсосал, но он не считает это хорошей идеей, поэтому в точности повторяет мои движения и, прижав к себе максимально близко, без всякой растяжки засаживает мне глубоко и надолго (когда он успел надеть презерватив, я понятия не имею). Ору так сильно, что можно смело выплёвывать голосовые связки, но мои садомазохистские наклонности дают о себе знать, поэтому я сам начинаю двигаться ему навстречу, откидывая голову на крепкое плечо. Парень дерёт меня от души, не жалея, но мне сейчас только это и надо. Когда физическая боль взрывает тело, ты забываешь о душе. Чувствую чьи-то губы на своём вздыбленном члене и стону как шлюхи в порнофильмах. Тебе хорошо, мой любимый друг? Лично мне — просто офигительно. Первоклассный минет обязан делать каждый из клуба, поэтому я кладу ладони на чужую макушку, практически трахая её обладателя в рот. Классно сзади и спереди. Поцелуи на плечах и запястьях перемещаются к бокам, бедрам и ногам, чтобы, проделав влажные дорожки языками вниз, присосаться к моим красивым лодыжкам. Я не имею и малейшего понятия, сколько человек участвует в этой прилюдной оргии, оттого отдаюсь этому процессу на все сто процентов, не вспоминая об унижении, что так легко подарил мне Он, о работе, которую никто не отменял, о матери, что так и не простила моих голубых наклонностей. Я утопаю в разноцветных огнях, в предоргазменных конвульсиях, в разрядах возбуждения парней, что ласкают моё тело языками. Я чувствую себя богом, которому все преклоняются, перед которым каждый готов раздвинуть ноги или подрочить. Мне нравится быть богом. Я и есть бог, который кончает на пухлые губы латиноамериканца и размазывать большим пальцем своё же семя. Мне сейчас невообразимо хорошо. Незнакомец сзади вбивается в меня как кобель, а я подмахиваю словно девка. Знаешь, будь моя воля, я бы трахнул и тебя, что безмолвно наблюдает за мной, но я тебя даже не вижу, поэтому сходи с ума сам, а я осяду на потолок грязно-серым дымом и растворюсь на губах какого-нибудь похотливого козла, тем более что к бару походит Том, при этом не отрывая от меня своего развратно-горячего взгляда. Этого человека я буду хотеть даже в сорокаградусный мороз, стоя голым на белом снегу, но он лишь самодовольно улыбается и притягивает к себе за шлёвки дорогих джинсов какого-то смазливого блондина. Что, по-твоему, делаю я? Соскальзываю с не кончившего качка и направляюсь прямиком к ним. Заказав текилу, плескаю содержимое стопки прямо в рожу этой крашеной сучки, отчего она пищит и убегает в сторону туалета, оставляя Тома в одиночестве. Я же, так и не застегнув свою ширинку, подхожу к нему вплотную и, облизнув его кожу от ключиц, выступающих из-под белоснежной футболки, до самых губ, которые я со смаком кусаю, бью его наотмашь по лицу и ухожу прочь.

Ненавижу эту ночь.

Ненавижу попперсы.

Ненавижу себя.

Ненавижу тебя, мой ё*аный друг.


Продолжение