Maximeliane_Rufus все записи автора Название: «Отражения»
Автор: Sweet Sacrifice
Бета: Chinami,BEKS
Персонажи: Билл, Том, Рик, Саймон, Элла, Андре, Ричард, Гордон, Дэвид и т.д.
Рейтинг: NC-17
Жанр: POV Tom, POV Author, AU, Romance, Humor, Mystic, Angst, Hurt-comfort
Категория: Slash
Размер: Макси
Статус: Закончен
Краткое содержание: Том — двадцатилетний парень, живущий совершенно скучной жизнью. Он мечтает всё изменить, но никак не выходит. В итоге, одним обычным утром происходит такая неожиданная вещь, которая переворачивает всё вверх дном...
От автора: Итак, фикатон прошел, а посему я могу смело заявлять о своём авторстве. Хочу сказать спасибо всем, кто оценил первую версию рассказа... потому что это вторая! Да-да, вам не мерещится, и это именно то, о чём я писала: развернутый макси, страниц-таки на 150 =) Уж очень много мне хочется вам рассказать, чтобы так запросто распрощаться со своими героями. Говорю сразу: эта версия будет отличаться от той, что была представлена на конкурсе. Конечно, некоторые моменты останутся неизменными. НО. Появится много чего неожиданного, загадочного, завораживающего и выносящего мозг. Я учла все ваши пожелания в комментариях к первой версии и намерена большую их часть воплотить в жизнь.
Цитата: Что может быть лучше и хуже одновременно, чем влюбиться в своё отражение? Вот именно — ничего. Даже Нарцисс об этом знал. © Я
Приветствуется: Конструктивная критика и комментарии.
Предупреждения: Рассказ содержит (О, ужас!) гомосексуальные постельные сцены, немного шизофрении, мат.
Дисклеймер: На героев прав нет, а жаль...
Посвящение: Группе, которая заняла большую половину моего сердца. Группе, которая станет легендой. Группе, которую я буду любить до конца своих дней — TOKIO HOTEL. Люблю вас, ребята, всем своим девичьим сердцем.
Отдельное спасибо: Пейоте — за офигительный баннер =)
Что ж, думаю, все заинтригованы и с нетерпением ждут начала. Не буду вас томить, мои дорогие, и смело оповещаю:
Добро пожаловать в мою фантазию, где каждый будет принят с радушием!
Поехали!


***
Вот уже который день я хожу сюда, чтобы подсмотреть за Биллом. Для меня сейчас главное — любой ценой быть рядом с Ним. И не имеет значения, одарил ли он меня презрительным взглядом или ухмылкой, прошел ли мимо, нарочно задев плечом, или демонстративно отвернулся, выставляя на обозрение свою шикарную попку. Если человек обращает на тебя внимание — ты что-то для него значишь. Неважно, как он тебя воспринимает, но ты все равно находишься в его голове. Вот и я всеми мыслимыми и немыслимыми способами напоминаю ему о своем существовании, и он ведётся, что не может не радовать.
Я снова в агентстве. Каким-то образом мне удаётся пробраться внутрь — счастью моему нет предела. Коридоры. Какие-то люди. Снова коридоры. Шум. Запах лака для волос и корицы. Дурдом какой-то, который очень смахивает на лабиринт Минотавра. Зачем здесь столько комнат-то, а? И умереть здесь недолго в поисках выхода. Брожу в поисках хоть одного живого лица. Тщетно. Здесь словно все вымерли, хотя обычно в семь часов вечера жизнь бьет ключом на каждом этаже (да, я уже и об этом в курсе). Странно это всё. Очень странно... Чёрт, я сейчас, как школьник, шатаюсь по тёмным коридорам в поисках неожиданных приключений на свою задницу, и улыбаюсь, как идиот. Это, наверное, последняя стадия. По мне уже давно плачет психиатрическая лечебница. Но нет, добровольно вы меня туда не отправите. Разве что с Биллом в одну палату. Да... от такой альтернативы я бы не отказался.
Два этажа вниз по идеально-чистым ступенькам, и я слышу музыку. Ну, наконец-то, люди. Ускоряю шаг, словно совершаю забег по легкой атлетике. Прохожу мимо ярко накрашенных девушек в красивых нарядах и таких же разодетых парней. Не понял, здесь вечеринка что ли? А почему я не приглашен? Так не пойдет. Прорываюсь сквозь толпу и оказываюсь на... подиуме? Судорожно рыщу взглядом по сторонам и натыкаюсь на побледневшее лицо того самого мужика, сидящих, как я понял, жюри, и просто зрителей, которые ждут от меня дефиле. Ёперный театр, вот же я попал... Поворачиваю голову налево: Билл. Сначала его глаза распахиваются от удивления, потом скептически-насмешливо выгибается правая бровь. По губам читаю лишь одно слово: «неудачник», а где-то позади слышу смешки. Ну, нет, ребята, не дождётесь. Я вас сейчас всех сделаю.
Гордо выхожу вперёд, вспоминая все ранее запрограммированные в моей голове уроки дефиле, которые когда-то давала мне мама, и вхожу в образ сексапильного мачо, слегка теребя пирсинг кончиком языка и лукаво поглядывая на девушек, сидящих у подиума. Реакция следует незамедлительно: лица моих жертв краснеют, а глаза начинают есть моё тело. Хотите добавки? Пожалуйста! Снимаю с себя футболку, бросая её на пол и, встав в позу, надменно оглядываю зрителей. Чуть ли не под свист и улюлюканье покидаю подиум, чувствуя свой неоспоримый триумф. Подхожу к подозрительно улыбающемуся Биллу. Не отходит. Уже хорошо. Делает шаг навстречу. Идеально. Проводит указательным пальцем линию от ключиц к низу живота. Невероятно. А по телу, словно ожог, и хочется ещё.
— У тебя красивое тело... — сладко шепчет он, смотря мне в глаза. Неужели я растопил этот лед? Неужели у меня, всё-таки вышло? — А вот стиля никакого, — и как ударом молнии по мозгам. Чёрт, только ему под силу настолько глубоко и сильно бить.
Закусывает губу и, разворачиваясь, собирается уходить, но останавливается, добивая меня слишком громким голосом и содержанием фразы:
— Да, кстати, Том, это серьёзный фешн-показ, а не дешёвое стриптиз-шоу. Тут, таким как ты, нет места, а вот бордель как раз подойдёт! Ты просто дешёвый пошляк.
И оставляет меня в полном крахе. Убивает и упивается этим. Зачем? Я ведь уже давным-давно признал свою вину перед ним. Он ведь прекрасно всё видит и, наверное, кожей чувствует мои взгляды и мысли. Зачем он так поступает со мной?..
Взяв с вешалки первую попавшуюся куртку, накидываю её на плечи и спешу покинуть это место. Мне больно. И ты виноват в этом. Получай удовольствие, засранец, но знай, ты всё равно будешь моим. Думаю, ты и сам догадался, что я не отступлюсь. Набиваешь себе цену? Я не против. Потом будет лишь приятнее чувствовать свою победу. Чем сложнее добиться цели, тем больше наслаждения в конце. И мы оба это знаем. Теперь я перехожу на другой уровень. У меня слишком много стратегий по твоему завоеванию, и та, что я собираюсь воплотить в жизнь, обязательно сработает, не будь я Томом Каулитцем.

***
— Фрау Гейзенбах, я, правда, хочу подтянуть французский! Почему Вы мне не верите? Моя мама устраивает показ в Париже и решила взять меня с собой, а я в языке вообще ни бум-бум! — стою с нашей пожилой, но довольно-таки энергичной преподавательницей по французскому языку, уговаривая её выделить мне пару часов на дополнительные занятия. На самом деле, я добиваюсь совершенно другого: я узнал (ну да, пришлось прогулять пару экономики и проторчать под дверью аудитории, где у переводчиков шла пара), что Билл превосходно владеет французским, а так как лишних часов ни у кого нет, мне могут назначить наставника, которому я, возможно, буду платить деньги за своеобразное репетиторство. Проводя знаменитый, сумасшедше-логичный эксперимент и выводя метод дедукции, можно быть уверенным в том, что именно Билла ко мне и приставят. Да, у меня один метод – Каулитц. Том Каулитц.
— Хорошо, Каулитц, раз у тебя такое огромное желание подтянуть свои знания, будешь заниматься, но не со мной. У меня каждый день семинары по повышению квалификации, так что временно я попрошу заменить меня одного студента... — да-да-да-да! — Билла Трюмпера знаешь? Из группы переводческого дела, — ещё как знаю, милая фрау Гейзенбах.
— Да, — главное не сиять от счастья как начищенная кастрюля, а то ещё передумает.
— Его-то я и попрошу. Он мальчик безотказный и с радостью, думаю, тебе поможет.
Ну, я сделаю всё, чтоб это было именно так. Трюмпер ведь у нас весь такой безотказный (пусть пока интим не прокатывает, но я всё равно разведу), а я буду мозолить ему глаза, пока он не начнет снова на меня смотреть как раньше, пока не поймет, что я не шучу и настроен очень серьезно. Неужели по мне не видно, что я не играю?
— Так когда мне приходить? — переминаюсь с ноги на ногу, ожидая, оглашения времени и места нашей с Биллом личной встречи.
— Сегодня после занятий поднимись ко мне на кафедру. Биллу я всё объясню.
— Спасибо Вам огромное, — я готов расцеловать её впалые, покрытые паутинками морщинок щеки.
— Да не за что, Каулитц. Ты главное не забрасывай учебу. Парень ты неглупый, просто лентяй.
— Зато спортсмен.
— Ну да. Ладно, мне ещё на седьмой этаж подниматься, а лифт снова не работает. Не забудь: после пар мы с Трюмпером будем тебя ждать.
Провожаю преподавательницу чуть ли не любовным взглядом, мысленно уже переносясь на четыре часа вперёд, когда я останусь с Биллом наедине. Я же самоуничтожусь, пока дождусь. Чёрт. Мне срочно надо убить время. Надо браться за ум ― пойду учиться.
Весело вышагивая, иду на пару по макроэкономике, даже и не подозревая, что мне будет настолько сильно интересен процесс построения графиков и их интерпретация. А на паре по социологии я долго дискутирую с преподавателем на тему девиантного поведения в обществе. И пусть это относится к психологии, но герр Штайгерманн с большим энтузиазмом поддерживает нашу беседу. На вопрос Саймона, что же со мной такое, я отвечаю просто: «Болен Биллом». И я знаю, что он прекрасно понимает меня, потому что сам твердит мне чуть ли не каждые пятнадцать минут о своем распрекрасном Ричарде, который дарит ему крылья. Эх, как же и мне хочется полетать...
— Ну, что там у вас с Биллом-то? Продвижения есть? — Саймон закидывает ноги на стол и смачно жуёт мармелад.
— Пока никаких, но с сегодняшнего дня я перехожу к активному завоеванию этой сволочи.
— Давно бы так, а то как вяленая рыба ходил и только сопли пускал.
— Неправда! Ничего я не пускал!
— Хрен с тобой. Главное, чтобы у тебя все получилось. Кстати, Ричард тебе «привет» передавал.
— Ему тоже передай. Как там у вас дела? — заговорчески двигаю бровями вверх вниз и смотрю на друга хитрющими глазами.
— Со мной всегда замечательно, — горделиво приподняв подбородок, отвечает Сайм и самодовольно улыбается. — А чего это ты интересуешься?
— Ну-у-у-у… — делаю физиономию ангела, — я тут подумал… А вам третий не нужен?
Лицо Саймона вытягивается и приобретает форму гладильной доски. Не выдерживаю и громко смеюсь от увиденного. Друг в долгу не остаётся — в области печени и левой стороны тут же начинает ныть от «нежного» прикосновения кулака.
— Чего дерёшься-то? — почти успокоившись, говорю я. — Надо мне больно ваше сладко-розовое общество.
— Заткнись, а? Иначе самого ценного лишишься.
Рефлекторно прикрываю своё «ценное» двумя ладонями.
— Боюсь-боюсь. Слушай, чего часы показывают? — вспоминаю я, шаря по карманам в поисках мобильника.
— Половина третьего.
— Твою мать! Я же у француженки на кафедре быть должен! Лось я педальный! — подрываюсь с места и, оставив Саймона в абсолютнейшем непонимании, бегу по лестнице на седьмой этаж. Лифт, сволочи, так и не починили.
Так, надо отдышаться, чтобы не подумал, что я к нему спешил. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Всё. Заходим.
— Простите, что опоздал, преподаватель задержал. — Вру и не краснею, что, безусловно, является моей фишкой. Прохожу в кабинет, где уже сидят фрау Гейзенбах и Билл. Вот он, красота моя. Весь здесь и даже улыбается. Интересно, играет или нет?
— Ничего-ничего, мы с Биллом уже все обсудили и он...
— Согласен, — перебивает её Билл и гаденько улыбается. Ох, что-то мне его улыбка перестает нравится.
— Вот и отлично. Мы с Биллом сделали график ваших занятий, так чтобы без накладок. Чудо, а не студент, — очень хочу повторить эту фразу, но нельзя. Не сейчас. — Что ж, пожалуй, я вас оставлю. Кафедра будет свободна целый час, с деканом я уже всё обговорила и согласовала. Будете заниматься здесь или в любой свободной аудитории.
— Большое Вам спасибо, фрау Гейзенбах.
— Всегда пожалуйста, — уходит, тихо закрывая за собой дверь.
Тишина. Такая, что закладывает уши. Смотрим друг другу в глаза, не отрываясь, наверное, с минуту, но Билл сдаётся первым и отводит взгляд. Он ведь сейчас совсем один и со мной. Сейчас голова кружиться начнёт. Он здесь.
— Так, — какой у него бархатный голос. Пропал я. Совсем пропал, — прежде чем мы начнём, хочу сразу предупредить: любой левый жест или реплика в мою сторону, и я отказываюсь тебе помогать, — сцепляет пальчики на колене замком и снова на меня смотрит. Перевоплощение, мать его.
— Хорошо, — первый обманный ход.
— Все свои пидорские замашки и взгляды оставь где-нибудь за дверью или в своих грязных фантазиях. Это понятно?
— Да. — С готовностью хлопаю глазками и снова проявляю покорность и согласие. Похоже, он не на шутку удивлён. Ну да, удивительный я человек, что ж поделаешь?..
— Тогда начнём, не будем терять времени. Садись, давай.
Молча приземляюсь напротив него, еле сдерживая себя, чтобы не завалить его на этот самый стол, сбрасывая тетради и другую канцелярскую фигню, и от души всосаться в его приоткрытые пухлые губы, при этом облапывая всё, что попадётся под руку. Кровь стремительно бежит в одно известное направление, и я еле заметно ёрзаю.
— Дрозд вызывает дятла, приём, — машет перед моим лицом ладонью, приводя в чувство. Он слишком близко, я уже и забыл каково это, быть на таком расстоянии с ним. — Тетрадь доставай! — ведёт себя как стервозная училка. Ох, до чего же сексуальная из него учительница получилась бы, с указкой в тонких пальчиках. Твою мать… Я ведь сам на это подписался. Теперь придётся усиленно отбиваться от сумасшедших мыслей и покупать запасные батарейки для слюноотсоса. Но если опустить все с ума сводящие факторы, такие как губы, глаза, руки и к ним прилагающееся, Билл просто отличный учитель. За каких-то полтора часа я уже без труда разбираюсь во временах глагола и с легкостью перескакиваю с одного на другое, чем вызываю, пусть и наигранно-сухую, но всё-таки похвалу Билла. Ни разу за всё это время я не намекаю на что-то, что могло бы его стеснить или вызвать раздражение. Сейчас я веду себя с ним как парень, который просто хочет стать ему другом. Это и есть моя стратегия. От любви до дружбы всего один взгляд, и моя задача сделать так, чтобы этот взгляд как можно быстрее перекрасился с прозрачного в голубой цвет.
— На сегодня всё. Увидимся завтра. — И мои радужные мечты и фантазии летят в пропасть от этих слов. Он просто встаёт и, не попрощавшись, выходит, хлопая дверью. Ох, и крепкий же ты орешек, Билл Трюмпер.
Глубоко вздыхаю и собираю своё имущество в виде изгрызенной ручки и тетради с моим неряшливым и его, с небольшим, но аккуратным наклоном, почерком. Задание мне написал. Буду прилежным учеником, другого выбора у меня нет.
— А чего Трюмпер как ошпаренный из универа вылетел? — спрашивает Сайм, дымя вместе со мной в курилке.
— Не знаю. Я ничего с ним не делал, даже не пытался.
— Странный он. — Задумчиво заканчивает друг и тушит сигарету носком белоснежного кеда.
Странный… И такой строптивый. Путь к его укрощению я всё равно найду.
***
На следующий день, как и в другие, поведение Билла не меняется ни на йоту. Мы не разговариваем на отвлечённые темы, а просто учим, чёрт бы его побрал, французский язык. Изредка я слышу что-то вроде «Отлично, Том» или «Ты и это выучил? Ну, у тебя прямо расцвет сил в конце года. Какой-то ты неправильный...». Особенно в наших занятиях мне нравится практика произношения. В данный момент мы доводим до совершенства звук «р», который у Билла получается настолько ошеломительно-сладко, что я уже слюни запариваюсь проглатывать.
Вот уже месяц я изучаю с Биллом французский язык. Вот уже месяц я схожу с ума от его близости и ничего не могу сделать. Вот уже месяц я хочу его так, что член изнывает от возбуждения, а он так и продолжает общаться со мной на уровне «репетитор-ученик». С ним я стал поразительно терпеливым, а он с каждым разом оттаивает. Медленно, но всё-таки. Иногда он улыбается мне той самой улыбкой, по которой я так соскучился. Порой эта непробиваемость сползает, позволяя ему коснуться меня, пусть и ненавязчиво. Это уже прогресс, мать его. Саймон также продолжает упорно за меня болеть, чуть ли не заводя тетрадку с количеством моих побед на Трюмпером в виде полученных взглядов, тёплых слов и прикосновений. Не, ему-то смешно, а я зверею с каждой секундой всё сильнее. Завтра у нас игра в полуфинале и я, на свой страх и риск, пригласил на неё Билла. Сказал, что, может быть, придёт (ломается, скотина), если на этот день не выпадут неожиданные съёмки. Ах, да, я же забыл, что он у нас модель, к слову, популярность которой растёт с каждой неделей. Та мокрая фотосессия, оказывается, была для рекламы нового аромата хрен-знает-какого-французского-дома. Да уж, опять Франция.
***
Счёт пятьдесят пять — семьдесят четыре не в нашу пользу. Я никак не могу настроиться на игру. Его нет, а ведь обещал придти. Когда я не увидел его на трибунах, сердце словно разбилось о кафельный пол и теперь жалобно ноет. Его нет. А я так надеялся, что он придёт. Я так надеялся, что он поддержит меня хотя бы взглядом. Но его нет. Он сейчас где-нибудь гуляет или попросту гоняет балду, совершенно забыв обо мне. Неужели я и правда ему не нужен? «Ты. Мне. Не нужен. Ясно?» — всплывает сказанная мною когда-то фраза, и боль внутри становится ещё сильнее. Неужели всё это зря? Неужели я настолько жалок в его глазах, что он даже не обращает внимания на все мои безмолвные жесты? Но ведь буквально вчера он раскрывался мне. Пусть понемногу, но все-таки. А что сейчас? Перечеркнутый лист бумаги? Неужели ему всё равно?..
Группа поддержки заканчивает свой танец и, пробегая мимо, желает нам удачи. И почему я стал геем? Какая-нибудь из этих девчонок была бы моей девушкой, и сейчас бы приобняла меня сзади за талию и сказала, что мы победим. Но нет же, я по уши погряз в трясине под названием «Билл» и, чувствую, хрен оттуда выберусь. И эта трясина сейчас во мне, потому что я в отчаянии. Парни непонимающе смотрят на меня, Дэвид недоволен, а я хочу задохнуться и умереть. Ничего не могу с собой поделать.
— Том! — подзывает меня к себе Саймон. — Да не расстраивайся ты так! Пошёл он на хрен этот Билл. Ты у нас звезда, а не он. Так докажи это всем, друг! Не опускай рук, Том. Я с тобой.
А, действительно, какого чёрта я веду себя как сопливая девчонка? Ну, не пришёл и хрен с ним. Я никому не дам себя размазать. Раз уж он такой весь занятой или попросту не хочет меня видеть вне занятий, то мне всё равно. Пока всё равно.
— Я говорил, что я тебя люблю? — чушь несу, конечно, ну да ладно.
— Э-э-э, нет.
— Я тебя люблю, Сайм, — чувствую, что напрягся, — как брата.
Облегчённый выдох.
— Ну всё, иди уже, звезда порно-жанра. Покажи этим слизнякам, кто здесь папочка!
— Спасибо тебе, Сайм.
Кивает и расплывается в улыбке.
— Так, парни, мы их сделаем, — собираю всех в круг. — Мы — самые офигенные баскетболисты во всём мире, так давайте покажем мастер класс этим сосункам!
Поднимаем вверх кулаки одновременно и, громко крикнув «победа», бежим в рассыпную.
Такой совершенной игры я не демонстрировал никогда. Мы рвём соперника как грелку, и ведём в счёте, да ещё и с большим отрывом. Блестящие пасы, чистые трёхочковые голы, ликующая толпа, разбитые грустью лица противоположной команды — всё это означает одно:
— Победа Берлинского университета имени Гумбольдта!
Я готов чуть ли не прыгать от счастья, потому что одна моя маленькая мечта сбылась, а другая сейчас неизвестно где. Ну и пусть. Я — практически чемпион (у другой команды в финале нет шансов), и это неоспоримо! Жаль только, что я не могу обнять его сейчас в приступе радости.
Ты мне так нужен сейчас, Билл...
***
Столовая. Я съел неизвестно какой по счёту гамбургер и чувствую, что это предел. Давно так не объедался. А если говорить честно, то я терпеливо жду, когда этот черноволосый козёл, сидящий в другой стороне, подойдёт ко мне и соизволит объяснить своё вчерашнее отсутствие. Я не сказать, чтобы сильно обижен, но такое отношение очень неприятно. Однокурсники, просто знакомые продолжают поздравлять меня с победой, на что я лишь благодарно улыбаюсь. Пару раз подходили какие-то девчонки. Буквально месяц назад я бы обязательно закадрил одну из них, но с недавнего времени у меня нет никакой реакции на противоположный пол. Совершенно. И я, в принципе, с этим смирился. Мне и моего строптивого красавца по горло хватает.
Как можно медленнее потягиваю сок из стакана, но изменений никаких — Билл продолжает жевать, полностью меня игнорируя. Ну и хрен с ним. Сегодня я — триумфатор, и мне положено почивать на своих лаврах. Бегать за кем-то — дело не для победителей.
Демонстративно-громко задвигаю стул и, поправив сумку на плече, выхожу. И пусть хотелось вывернуть голову на сто восемьдесят градусов лишь для того, чтобы посмотреть на реакцию Трюмпера, но я этого не делаю, а просто иду. Погода сегодня просто отличная и хочется поваляться где-нибудь в теньке. Вот он — мой любимый палисадник. Отсюда открывается замечательный вид на университет и деревья не очень густые. Снимаю свою толстовку и ложусь на неё, мысленно представляя рядом Билла. До сих пор не пойму, как у меня ещё сил хватает не сдаваться. Наследственное, наверное. Честно говоря, я всё реже стал задумываться над тем, что же именно заставило его материализоваться. И узнаю ли я это?..
Лучи всё-таки пробиваются сквозь сочно-зелёную листву, заставляя меня щуриться и закрывать глаза. Ох, и не надо было этого делать. Опять рисуется образ этой скотины. Он просто стал моей болезнью, причём неизлечимой.
— Кхм-кхм. — Раздаётся где-то надо мной. — Я не помешаю? — да ну на хрен, сам Билл Трюмпер снизошёл до меня смертного.
Молчу. Пусть побесится и почувствует то, что ощущал я, находясь у него в игноре. Да и вообще, я просидел в столовой чёрт знает сколько времени, ожидая его первых шагов и извинений.
Бесшумно садится рядом — чувствую его тепло и ёжусь от побежавших по коже мурашек. Так и дышим безмолвно минут пять, пока Билл не нарушает тишину своим немного сдавленным и приглушённым:
— Ты можешь хотя бы «му» сказать?
— Му. — Совершенно издевательски выдаю я.
— Не мог я на игру придти, понимаешь?! Не мог! Меня на части рвут. Блин.
— Да ладно, чего уж там, можешь не утруждать так себя. Раз тебе по барабану всё, так давай вообще не будем общаться. Ничего кроме негатива я тебе всё равно не приношу.
— Не говори о том, чего не знаешь. — Голос серьёзен. Даже слишком, по-моему.
— Куда уж мне, обычному Тому, знать, что там у Биллов в голове. — Продолжаю выводить его из себя своим тоном.
— Скажи, Том, ты садомазохист? — к чему это он? У меня аж глаза от удивления распахиваются.
— Нет.
— Что-то не похоже.
И опять молчим.
— К чему ты клонишь?
— Да к тому, что я подошёл извиниться, объяснить тебе всё. Мне было тяжело решиться, а ты своим этим «куда уж мне» всё портишь.
— Ах, ну да, несравненный Билл Трюмпер пересилил-таки себя, и прощения просить пришёл. Какая радость! — хмыкаю ему в лицо.
— И только не говори мне, что три гамбургера в столовой были съедены из большого голода… — в голосе звучит настолько откровенная улыбка, что до одури хочется встать и выбить ему пару зубов, чтобы не издевался. И ведь прав, зараза такая. Всё-то он знает. — Извини, Том, я, правда, хотел придти, но не смог.
И всё. Моя бетонная стена наигранного безразличия и напускной обиды разлетается к чёртовой матери, когда я встречаюсь взглядом с этими шоколадными омутами, в которых так много всего и которым просто невозможно не поверить, что я и делаю уже в сотый раз.
— Мы выиграли. — Хрипло отвечаю я: Билл ложится рядом, раскладывая свою чёрную куртку. В итоге наши щёки почти соприкасаются, в то время как ноги оказываются в противоположных сторонах. Недоделанные валеты, блин.
— Я знаю. Поздравляю.
— Спасибо.
Проходит пара минут, и Билл начинает петь разученную нами недавно песню. И всё-таки он красиво поёт, а еще у него длинные ресницы и нежная кожа. Казалось бы, поверни я голову чуть вправо и всё — пиши пропало.
— Ты чего не поёшь? Это ведь твоё домашнее задание, между прочим.
Делать нечего — подхватываю строчку, и теперь тихо басим в унисон.
Это так необычно, чувствовать все вибрации его голоса, слышать и вторить им. Это так невероятно, что он сам лёг так близко ко мне и даже не отодвинулся. Это так странно, что я морщусь от щекочущих мою скулу дредов. И это так удивительно, что Билл убирает их, невесомо касаясь моей кожи кончиками пальцев.
Замолкаю и всё же чуть поворачиваю голову, смотря на него. Плевать, что потом косоглазие разовьётся. Каждое произнесённое слово ударом куда-то глубоко. Как же я хочу вот так всегда быть рядом. Его глаза закрыты, но он, видимо заметив, что я перестал петь, резко распахивает их и беспощадно палит меня за разглядыванием Его Величества.
— Что-то знакомое во мне увидел? — хмурится, что явно говорит о недовольстве.
— Да нет, просто дреды твои прикалывают, — улыбаюсь уголком губ, отмахиваясь от возможных подозрений.
— Можешь потрогать, если так интересно, — снова закрывает глаза и немного ёрзает.
Я не знаю, что сейчас делать. Мне страшно. Нельзя рвать все планы на куски, но так велик соблазн. Чёрт-чёрт-чёрт. Ладно, была не была. Приподнимаюсь на одной руке и чуть склоняюсь над ним, чувствуя Его запах, и, подобно Жану Батисту Греную, запоминаю этот аромат, чтобы потом сходить с ума. Медленно опускаю руку, еле уговаривая себя не касаться лица, хотя так хочется, что аж кончики пальцев горят; дотрагиваюсь до его дредов — интересные они на ощупь.
— Тяжелые, наверное, когда намокнут, — зачем-то произношу я вслух, и смотрю на его губы. Как же хочется их поцеловать...
— Ну да, и сохнут долго. А ты, кстати, не запарился в парикмахерскую бегать на коррекцию косичек?
— Не-а, привык уже. Это до того вросло в мой жизненный график, как, например, мотозаезды или тренировка по баскетболу.
— Понятно, — снова резко распахивает глаза, и в этот раз мне уже некуда деваться. Он в упор смотрит на то, как я пожираю взглядом его аппетитные губы.
— Я ведь просил тебя, Том, помнишь? — почему-то шепчет он.
— Помню, — отвечаю я, заворожено наблюдая за шевелящимися губами.
— И ты обещал...
— Обещал.
— А что ты делаешь сейчас?
— Смотрю.
— Вот именно.
— Но ты ведь мне не запрещал этого делать.
Чувствую свою маленькую победу. Билл, похоже, думает о том же.
— Ты прав, — да-да-да-да! Победа, черт её дери!
— У меня фристайл в пятницу, придёшь? — я знаю, что являюсь мастером в перескакивании с темы на тему.
— Приду.
— Буду очень рад тебя увидеть. Поддержка как никогда нужна.
— А у тебя пирс прикольный, — похоже, не один я обладаю таким талантом.
— Ага, — тереблю его языком, демонстрируя чёрную сережку.
— У меня в языке есть, — так и хочется сказать «я знаю», но не говорю, а просто продолжаю смотреть на его губы, — хочешь, покажу?
Нет. Только не это. Но, если я откажусь, Билл наверняка подумает, что я струсил. Ни за что.
— Давай.
И он высовывает свой язык. Крыша улетает, скрипя гвоздями. Я ведь когда-то всасывал эту красоту в свой рот, а теперь он дразнит меня этим. Чёрт возьми! Язычок снова прячется за ровными белыми зубами.
— У тебя пары закончились уже? — я не успеваю поймать абсолютно отсутствующую нить нашего с ним разговора.
— Да, а что? — всё-таки перестаю мучить сам себя и возвращаюсь в исходное положение. Иначе я просто за себя не отвечаю.
— Научи меня на мотоцикле ездить? — я до того в шоке, что даже не сразу соображаю, что ответить и нужно ли это вообще.
— С тебя должок, Трюмпер, и отговорки не принимаются, — расплываюсь в самодовольной улыбке и пихаю его в бок.
— Только не секс, — и у меня буквально истерика начинается. Во я его зашугал-то, а? Блин, не могу.
Щурюсь и широко улыбаюсь. Билл, наверное, смотрит на меня как на полного идиота, ожидая моего ответа. Спустя пару минут, справляюсь-таки с приступом идиотизма и неописуемой радости, по возможности, делая серьёзное лицо.
— Не бойся, не буду я тебя трогать, по крайней мере, в запрещённых местах, — и снова хочется тупо улыбнуться, глядя на то, как его рот открывается от возмущения, а глаза становятся просто бешенными. Я действительно не буду с ним ничего делать. В моей голове назрело кое-что другое. Я хочу проверить его реакцию. — Да расслабься ты, и пойдём уже, раз так хочется научиться. Предупреждаю сразу: это тебе не урок французского. Тут всё гораздо сложнее.
Поднимаюсь с травы и, отряхнув серую толстовку, протягиваю ладонь Биллу, помогая встать. Схватился. Чёрт, до чего же приятно.
— Но моим учителем ведь будешь ты, — отражает мою улыбочку, и я сразу же узнаю в нём привычного Билла.
— Тебе крупно повезло, Трюмпер, — толкаю его в сторону стоянки.
— Не фамильничай, Каулитц! — громко смеёмся и практически вываливаемся из-за деревьев.
— Так, а кто поведёт? — практически гениальный вопрос задаёт Билл, не слишком уверенно становясь у мотоцикла.
— Не, ну если хочешь умереть вместе со мной, то веди ты, — улыбаюсь во все тридцать два, — если же хочешь получить кайф от поездки, то за руль сяду я.
— Я выбираю вариант номер два.
— И это правильный ответ!
Сажусь на сидение и с наслаждением жду, когда Билл устроится сзади. Секунды тянутся неимоверно долго, и вот я, наконец, чувствую его колени, упирающиеся в мои ноги. И, чёрт возьми, у меня дежа-вю.
— Шлем надень — голова замёрзнет, — протягиваю ему головной убор, и он снова без разговоров его одевает. Повторяю эту же манипуляцию со своим шлемом. А теперь настал час расплаты. — Твой должок состоит в том, чтобы ты беспрекословно исполнял то, что я говорю.
— Хорошо.
— Тогда первый приказ: прижмись ко мне максимально близко, не то улетишь.
Раз... два... три... Да. Я чувствую его тепло. Чувствую, как тело облизывают языки пламени, которое все именуют возбуждением. Господи, он ведь сейчас жмется ко мне пахом. М-м-м, и всё же я одержим Биллом. Невыносимо хочется положить свои ладони к нему на попку и прижать ещё сильнее, чтобы чувствовать всё. Картинка перед глазами плывёт, и только сейчас я понимаю, что мы тупо стоим на месте уже около двух минут.
— Мы едем? — говорит почти мне на ухо, и новые языки пламени терзают моё тело.
— Да. Держись крепче.
Тонкие пальцы сжимаются на моём животе. Кричать от радости на всю округу — вот чего мне сейчас хочется больше всего. Резко срываюсь с места — дыхание Билла учащается. Наши сердца сейчас бьются в унисон, и это непередаваемые ощущения.
Я не слышу ничего, кроме порывов ветра.
Я не вижу ничего, кроме мелькающих разными цветами машин.
Я не чувствую ничего, кроме прижимающегося ко мне Билла.
Это здорово.
И я бы пережил эти мгновения тысячу раз, если бы у меня была машина времени.
Спустя полчаса мы оказываемся за городом на автостраде, где машин в такое время практически нет. Идеальный вариант. Сейчас около семи часов, и понемногу начинает темнеть, а за время, пока я учу Билла правильно сидеть и держать руль, вечер совсем погасает, зажигая свои звёзды одновременно с фонарными столбами. Получается прямо-таки романтический заезд.
— А я вот очень люблю в небо смотреть, — мы лежим на траве, смотря в бескрайнюю даль, пытаясь сосчитать, сколько же светил на самом деле.
— Почему? — грызу сорванную рядом травинку и поворачиваю голову в сторону проезжающей машины; мотоцикл мы так же спустили вниз.
— Оно никогда не лжёт.
— А ведь правда.
— Том?
— М?
— А ты можешь на минуту стать небом?
— Могу.
— Тогда скажи мне: кто я для тебя?
— Всё. — Чувствую, что Билл вздрагивает, и поворачиваю голову в его сторону. Даже в темноте я вижу недоумение в его взгляде, обращённом в никуда. Через пару секунд с его губ срывается громкий вздох. И мы опять молчим. Я не имею ни малейшего понятия, что творится сейчас в его голове, поэтому предпочитаю просто смотреть на мерцающие светила, из которых получаются фигуры пьяных кроликов, загогулины в виде дули и летящей птицы не то ворона, не то орла, короче чего-то крылатого.
— Блин, как же холодно. — Слышу, как стучат его зубы. Ну да, на дворе пока не лето.
— Одеваться надо нормально, а не тряпочки на себя натягивать.
— Ничего подобного, — тут же возмущается он. Как же я обожаю это в нём, — просто не думал, что загуляюсь.
— Ну, у меня только одно предложение… — и до чего же сложно это озвучивать.
— Домой ехать не охота. Там тупо поговорить не с кем. А остаться здесь — окочуриться от холода.
— Тогда лезь ко мне. — Твою мать, что я ляпнул!
— В смысле?
— У меня в толстовке два человека легко помещаются. — Расстёгиваю молнию и демонстрирую эту самую вместимость. — Вот.
Смотрит на меня нерешительно и даже немного с боязнью. Я не буду насильно прижимать его к себе или делать ещё что-то, он должен сделать это сам.
— Вытащи одну руку. — Командует он, и я с радостью выполняю приказ.
Секунда и он оказывается рядом. В моих объятьях. Я даже и мечтать об этом не мог, а Билл придвигается ближе и носом утыкается в мой подбородок. Главное, чтобы никаких реакций не пошло от этого. Моё тело — самое предательское, что у меня есть, причём любит демонстрировать это в самый неподходящий момент.
— Дрожишь весь, — запахиваю кофту и растираю его спину ладонями, насколько это возможно, чтобы хоть как-то согреть. — Чего раньше не сказал, что замёрз?
— Да неудобно было. Я же не девка.
— Неудобно спать на потолке — одеяло падает.
— А вообще, спасибо тебе, Том. — Шепчет в самую шею, и от этого по телу бегут мурашки.
— За что?
— За то, что ты — небо.
Фразу понимаю лишь отдалённо, да это сейчас и не важно. Время куда-то летит. И душе тепло. Билл засыпает, а мне так не хочется его будить, поэтому я и не двигаюсь. Он такой хрупкий сейчас, как хрустальное перо, и я очень боюсь его разбить. Мои ладони невесомо гладят его, и я делаю это не за тем, чтобы убаюкать, а чтобы чувствовать его присутствие. Что это не мираж. Что он сейчас со мной. Но правильно ли я поступаю? Не тороплю ли события? В голове просто миллион вопросов, ответы на которые я пока не могу найти. Да, порой я веду себя как осёл, но, чёрт возьми, как же не хочется совершать ошибок. Главное, что сейчас он меня не оттолкнул. Прорыв ли это?..
Всё моё дикое желание куда-то исчезает, а вместо него остается лишь многогранное понятие — тихая нежность. Появляется такое ощущение, что он младше меня года на три, а ведь мы одного возраста. Не хочется никуда отсюда уезжать. Лежал бы так вечность, и главное — он рядом. Но мечтам положено заканчиваться, потому что Билл просыпается и поднимает голову, смотря на меня в упор. Как же хочется почувствовать вкус его губ ещё раз. Но нет. Пока он не проявит инициативу, я не буду ничего делать. Слишком большой риск снова всё испортить, а я сдохну переживать заново всё то, что уже позади. Нет уж, увольте.
Глаза уже давно привыкли к темноте, и я отчетливо вижу, как он судорожно рассматривает моё лицо, задерживаясь на губах. Я не буду ничего делать. Я обещал. Обещал...
— Есть охота... — все также, не отрывая от меня взгляда, шепчет он.
— Съестного у меня с собой нет, только тетради и ручки.
— Сейчас бы взять пледы, перекусить чего-нибудь и поболтать под звёздами.
— А что мешает нам воплотить это в реальность? — не могу на него насмотреться.
— Не знаю, — пожимает плечами и улыбается. Точно дитя.
— Поехали.
Поднимаюсь с земли, и Билл встает со мной рядом.
— Держи, — снимаю толстовку и протягиваю ему.
— Нет.
— А я говорю — возьми.
— Нет.
— Да что ты такой упрямый? Замёрз ведь, как суслик!
Задумался. Над моими словами что ли?
— Хорошо... — совсем как тогда.
Улыбаюсь и сажусь верхом на мотоцикл. Билл прижимается сзади. Поворачиваю голову и вижу, что он накидывает толстовку себе на плечи. Одёл всё-таки.
— Залазь, — тянет ко мне рукава, и я сразу понимаю, чего он хочет. Просовываю руки и застегиваю кофту (получилось это практически без труда). И снова желание просыпается.
— Вези меня уже куда-нибудь... — укладывает голову на моё плечо.
— Ты шлем забыл надеть, — готовлюсь слушать отборный мат, но он ничего не произносит. С горем пополам одеваю нам обоим шлемы и поворачиваю ключ зажигания. Его ладони снова ложатся мне на талию, и я улыбаюсь в темноту. Как же много сейчас во мне всего. И эти чувства просыпаются благодаря ему.

Остаток вечера мы проводим в нашем с матерью двухэтажном коттедже — не хочется маячить перед глазами Рика, впоследствии выслушивая тысячу вопросов. Балкон для наших с Биллом целей подходит идеально. Немного погремев на кухне и даже откопав не понятно, откуда взявшуюся в холодильнике еду, мы с удовольствием поглощаем её, кутаясь в тёплых одеялах и тихо смеясь. Разговор очень спокойный и в основном о жизни и учёбе. Вспоминать прошлое почему-то не хочется, тем более что я жду, когда Билл заговорит об этом первым. Он улыбается, а в моей душе словно прыгает целая куча маленьких обезьянок. Странное сравнение, знаю, но чувствуется именно так.
За весь наш с ним разговор, после которого Билл засыпает у меня на плече, я понимаю, что для счастья мне нужно так мало. Что именно? Его сердце.

Продолжение
Предыдущая часть