Maximeliane_Rufus все записи автора Название: Табор
Автор: Erwahlt
Бета: |Chaos Theory|
Персонажи: Билл/Том, Билл/ОМП
Рейтинг: R
Жанр: Angst, AU, Drama
Категория: Slash, Twincest
Размер: Макси
Статус: Закончен
Краткое содержание: Том младенцем попадает в цыганский табор, где его воспитывают по законам и обычаям народов рома. Он чувствует себя частью этого общества, но однажды судьба сталкивает его с братом…
Дисклеймер: извиняюсь перед реальными персонажами.
Размещение: Полное или частичное использование без разрешения автора категорически запрещено.
От автора: 1. На абсолютную достоверность ни в коем случае не претендую.
2. Временные промежутки не указаны намеренно, но для себя я их определила.
3. Надеюсь, с жанрами не переборщила.



***

В половине десятого Том уже гулял вдоль пустующих верёвок, на которых сушили бельё. Как назло, все что-то делали на улице, ему даже неудобно было за то, что он бездельничает. Но мысли эти явились не к спеху, сейчас Тома больше занимал другой вопрос. Он беспокойно озирался, надеясь улучить момент, когда можно будет незаметно выскользнуть из лагеря. А там никто и не вспомнит, что он здесь стоял, или решит, что Том отправился в повозку.
Недавно мимо прошла Шанита и так посмотрела, что не возникло ни единого сомнения о том, что ей порядочно известно. Но женщина подходить не стала, и Тому удалось избежать сложного разговора. Может быть, она или её карты думают, что ещё не время поднимать эту тему. Том не собирался никуда уходить навсегда, поэтому воспитательные беседы никакого смысла не имели.
Наконец, последние возможные «свидетели преступления» отвернулись, и Том шмыгнул за повозку, скрываясь в невысоких деревьях. Уже на следующий год они наверняка сильно вымахают, и на этом месте раскинется небольшая роща. Но Том это уже вряд ли увидит, причём не только потому, что может расстаться с рома, но и по той причине, что они и без того засиделись здесь. Такая осёдлость – не характерное для цыган явление. Пожалуй, держит их только то, что блюстители порядка, который в стране очень сомнительный, никого не трогают, если не считать Рацуша. Но с этим ничего не сделаешь, остаётся только смириться. Правда, Том был способен предположить, что чувствовала Киза, он понимал и нападки девушки на всех, кто в тот день был с её братом.
Дом, про который говорил Билл, Том отыскал без труда. Он стоял среди похожих строений, но выделялся красивым фасадом, узорчатыми ставнями на окнах и изогнутыми витиеватыми решётками по вертикали. Том для проформы огляделся по сторонам и уверенно взошёл на крыльцо. Видимо, Билл ждал его и наблюдал из окна, потому что открыл дверь раньше, чем Том успел постучать. Он без слов затянул его в дом, сияя улыбкой, и, сцепив руки в замок, замер.
- Ты пунктуален.
- Без твоих часов пунктуальностью я бы не отличился. Кстати, вот, - Том подал Биллу позолоченную вещицу, но тот отвёл его руку.
- Не нужно. Оставь себе, я надеюсь, что они тебе ещё понадобятся. К примеру, понятие «рассвет» не такое уж и точное, и использовать его для назначения встречи даже как-то нерационально. И не стой, проходи.
Билл бодро прошёл в гостиную, где расположился за пианино, вот так безмолвно напомнив Тому, что он забыл об их маленьком уговоре.
- Я про скрипку и не вспомнил, - виновато сказал он. – Сегодня всем понадобилось что-то делать на улице, и я думал только о том, как уйти.
Билл немного сник, хотя лицо его не потеряло выражения той радости, с какой он встретил Тома. От него постоянно исходила энергия, положительные эмоции, которые хотелось немедленно перенять, чтобы тоже выглядеть и чувствовать себя таким счастливым.
- Да ерунда, я же не скрипку звал, - Билл тяжело ударил по клавишам, вызвав долгий низкий звук.
- Как ты всех выпроводил?
Том, осматриваясь, ходил по гостиной, разглядывая статуэтки, книги, лежавшие, казалось, на всех плоских поверхностях, видимо в спешке разбросанные украшения и прочую мелочь, составлявшую обстановку.
- Я говорил: родители, как и собирались, отправились к тётушке, Бурхард –дворецкий – повёз их туда, а мама решила взять с собой Эльфруну на всякий случай, мало ли понадобится что-нибудь подправить, - на последнем слове Билл сморщился и тряхнул волосами. – Так что мне даже не пришлось выдумывать, куда бы спровадить её. Да сядь ты уже, у меня скоро голова закружится.
Том послушно опустился в кресло, непривычно глубоко провалившись. Он бывал в домах, но не дворянских, и с мягкой мебелью близко знаком не был.
- Честно говоря, мне такую обстановку доводится наблюдать впервые.
- Ой, - Билл вздохнул, будто желая что-то сказать, но промолчал и запустил руку в волосы, взлохмачивая их.
- Так что можешь готовиться лицезреть мои восторги.
- Что-то я их не вижу, - Билл прищурился, точно пытался увидеть более бурную реакцию у Тома. – Выглядишь так, как будто каждый день бываешь на королевских приёмах, и тебя уже ничем не удивишь.
- Серьёзно?
- А вот сейчас удивился.
Том искренне негодовал, почему же эта экскурсия не вызывает у него кучу эмоциональных всплесков. Билл верно охарактеризовал его реакцию, и она меняться не собиралась.
- Что ты сказал родителям?
- У меня очень болит голова, меня даже тошнит, из чего я сделал вывод, что поездка к Хайекам на меня плохо повлияла. Так что какой-то там приём вполне обойдётся без меня, а я буду сидеть в тишине и успокаивать ужасную мигрень.
С этими словами Билл театрально занёс руки над пианино и, раз сильно ударив по клавишам, заиграл какую-то тихую мелодию, быстро-быстро перебирая пальцами и переставляя руки. Том подумал, что восторг у него вызывает только одно явление – Билл. Своими манерами он заставлял улыбаться, говорил какие-то лёгкие и непринуждённые вещи, отчего в другой ситуации к Тому обязательно закралась бы мысль, будто он пытается что-то скрыть. Но и сейчас до конца не верилось, что Билл постоянно такой. Может быть, это вполне нормально, просто Том не встречал людей с подобными характерами. По сути-то, он много чего в жизни не встречал. Постоянно ведя кочевой образ жизни, можно много чего увидеть вне, но очень мало внутри. Города оставались за какой-то чертой, проходили мимо, а вместе с ними и люди, возможные при других обстоятельствах знакомства, увлечения. О последнем речи можно и не вести.
- Билл, ты всегда такой? – громко спросил Том, подойдя к пианино, которым не на шутку заинтересовался Билл.
Он играл, практически не отрывая взгляда от нотной тетради: наверное, эту мелодию играет сравнительно недавно, может быть, вообще первый раз.
- Какой?
- Положительный, - более точного определения у Тома не нашлось.
- Не всегда. Я часто раздражителен и необщителен, стремлюсь поскорее всем нагрубить и уйти к себе.
Даже эта нелестная характеристика как-то располагала. Интонация, с которой Билл это сказал, была совершенно особенной, из-за неё не получалось воспринимать недостатки в качестве недостатков. Если бы таким же тоном Билл сказал, что совершил какое-нибудь страшное деяние, его тоже спокойно можно было бы расценить как благое деяние.
- Значит всегда, - подвёл итог Том. – А когда у твоей тётушки вечер закончится?
- С рассветом, - поэтично растягивая звуки и возвышая голос, ответил Билл, снова всем существом уходя в музыку.
Том решил не прерывать его больше, пока он не доиграет, и отправился на дальнейшее исследование гостиной. Выходит, он может здесь пробыть всю ночь, и эта мысль необыкновенно грела, если не вспоминать о том факте, что ночь Тому желательно провести в своём доме, каким бы он ни был. Если его отсутствие заметит Ян, ничего не случится, но если кто-то другой – нужно готовить оправдание уже сейчас, причём внушительное, а не детский лепет. Но только сочинить что-то он сейчас точно не сумеет.
Билл украдкой следил за задумчивым Томом, постоянно сбиваясь и попадая не на те клавиши, отчего мелодия, тем не менее, хуже не становилась, только менялся общий ритм. Подумалось, что в этот момент всё в доме на месте. Последние дни Билл только и делал, что ждал, когда наступит ночь, когда он сам заснёт, проснётся от бьющего в лицо света и помчится за черту города. А сейчас ход поменялся, и таким он нравился намного больше. Казалось, что они перепрыгнули через несколько ступеней, прокрутили события вперёд.
Прямо напротив на стене висело зеркало, обрамлённое в тяжёлую деревянную раму, и в нём отражался сидящий в кресле Том. Билл разглядывал его черты лица, делая окончательный вывод, который с его стороны оспариванию не подлежал. Иначе быть просто не может, иначе он отказался бы понимать законы, диктуемые науками. Билл оборвал музыку и развернулся к Тому. Он думал сейчас поделиться своими наблюдениями, но вместо этого сказал:
- Я нам чай принесу. У нас есть замечательные сахарные пирожные.
- Решил подкормить? – без тени издёвки спросил Том. – Тебе бы лишнее сахарное пирожное не помешало.
Билл скорчил гримасу и удалился. Периодически казалось, будто Том перегибает со своим безразличием, хотя такового и в помине не было, Билл это понимал. Поэтому все наблюдения доставляли помимо результата ещё и удовольствие. Он быстро разложил угощение на тарелке, разлил не слишком горячий чай и с подносом вошёл в гостиную.
Том смотрел сборник стихов Шекспира в оригинале, что выглядело забавно. Английский он, естественно, не знал, поэтому его беготня глазами по строчкам походила на рассматривание картинок.
- Это ты читаешь?
- Я. Шекспир, я знаю наизусть несколько сонетов. Обещаю, что зачитаю сразу после того, как мы немного утолим голод.
***

Том слушал незнакомый язык, не понимая ничего и даже не умея выделить какие-то отдельные слова. Весь текст сливался в какую-то неразбериху, которую, впрочем, он слушал бы бесконечно: Билл читал с выражением, но не театральным, которое можно услышать у актёров, а с какими-то своими эмоциями, добавляя разные оттенки интонации.
- Может, передохнёшь? – предложил Том, когда Билл в очередной раз глубоко вздохнул, набирая воздуха.
Он уже рассказал всё выученное и теперь просто зачитывал из книги с таким видом, точно исполнял поручение государственной важности.
- Нет, я хочу, чтобы ты это услышал.
- Я всё равно не понимаю.
Билл замолчал, как будто только сейчас это понял, а потом возобновил чтение, махнув рукой, в которой держал потрёпанный шнурок закладки.
- Это неважно, просто слушай.
Они уже перебрались из гостиной, в интерьере которой превалировали глубокие цвета и красное дерево, отчего комната казалась немного тёмной, в спальную Билла. У него было гораздо светлее, тёмного практически не наблюдалось, стол, тумбочка и комод были покрыты одинаковыми белыми салфетками, а на потолке висела роскошная хрустальная люстра.
Дочитав очередной сонет, Билл замолк, закрыл книгу и лёг, утонув головой в мягкой подушке. Вообще тут всё казалось излишне мягким и даже слегка ненастоящим, как будто Том попал в кукольный домик, или это ему просто снится. Хотя действие в его снах обычно разворачивалось на природе, ему очень редко снились помещения, поэтому сновидения обычно ассоциировались с пространственной свободой, которая, пусть относительно, но присутствовала у него и в жизни. В четырёх стенах он чувствовал себя хуже, чем на просторе.
- Ты здорово читаешь. Хорошо знаешь английский?
- Да, меня отец с детства учил. Он в молодости не раз бывал в Англии, поэтому язык знает.
Повисла напряжённая пауза из-за этого краткого замечания об отце. Оба думали об одном и том же, только Билл ещё пытался решить, как ему лучше завести разговор о волнующих вещах. Вместо чего-то дельного в голову лезла всякая неподходящая чушь, которая никак не прогонялась.
- Да говори, я вижу, что ты что-то сказать хочешь, - Том ободряюще улыбнулся, повернувшись к нему.
Билл сел, чтобы смотреть на Тома, а не на потолок или стену, и переплёл пальцы. Это действие было для него своего рода успокоительным, он словно защищал себя от всех волнений, сцепляя руки.
- Я окончательно уверился в том, что мы братья, - Том посмотрел в сторону, видимо, не больно-то желая опять поднимать эту тему. – Думаю, нужно поговорить с родителями.
- Билл, послушай. Я тебе уже всё объяснял: есть вещи, против которых я просто так пойти не могу, и…
- Но сюда же пришёл, - резонно заметил Билл.
За сегодняшний вечер Том понял, что тот одной фразой может перечеркнуть все его доводы, в то время как он сам обязательно начнёт в устной форме сочинять целый эпос. Или это не его неудачные способности виновны, а как раз таки очень даже удачные способности Билла настаивать на своём.
- Это разные вещи. Да, я и сюда не должен был приходить, но это для меня было бы ещё более невозможно. Билл, я не хочу говорить, что я думаю по поводу нашего возможного родства, я об этом и думать-то, в принципе, не могу. Меня держат некоторые вещи, от которых я просто так отказаться ни за что не сумею.
- Прямо-таки ни за что? – Билл явно провоцировал.
Он внимательно слушал, обрабатывая информацию, как будто был фильтром. Ненужное отсеивалось, а то, что могло помочь надавить на какие-то точки, тут же выуживалось из общего потока слов.
- Не заставляй меня обманывать тебя или себя. Я не хочу ничего говорить.
- А я хочу, - уже серьёзно произнёс Билл. – И открыто заявляю, что мне непонятны твои абстрактные причины. Я привык со всем разбираться сразу, не строить туманных планов и не думать о ещё не существующих проблемах. Всё дело в том, что происходящее ни к первому, ни ко второму не относится.
Они сидели на постели, смотря прямо друг на друга. Со стороны это было похоже на своеобразный поединок, в котором проигрывает тот, кто первым отводит взгляд. Обычно такой зрительный контакт доставляет какие-то неудобства; между ними, однако, ничего подобного не возникало.
- Попробую объяснить ещё раз. Фактически я не принадлежу к рома, но это не значит, что мне не нужно соблюдать их законы, что я могу не чувствовать себя обязанным этим людям.
- За что ты им обязан? Что за глупости говоришь, Том?!
Том болезненно нахмурился, не зная, как донести до Билла те истины, что для него самого являются абсолютными и не требующими объяснений и доказательств. Просто это его жизнь, и она по одному желанию не поменяется, да и желание нужно для начала хотя бы сформировать, что никак не получается.
- Во-первых, они дали мне кров. Во-вторых, воспитали, пусть не так, как воспитал бы кто-то другой, но я сейчас сижу здесь с тобой и разговариваю, это что-то значит. Понимаешь? У каждой народности своя культура, тебе, наверняка, преподавали. Рома – отдельная народность, и у нас…
- У неё, - машинально перебил Билл.
- Нет, у нас. Меня не просто взяли на проживание. Нецыган только в одном случае может жить с рома – стать рома. Стать рома просто потому, что ты захотел, невозможно. Но есть особенные случаи, когда так случается.
Билл опёрся локтём о спинку кровати и уронил голову на ладонь. В прошлый раз он всё воспринимал совершенно иначе, тогда вопросы его не были провокациями, и Билл всячески старался понять Тома, а сейчас пытался донести до него свою точку зрения, не более.
- И что ты предлагаешь? Что это вообще значит? Тебе нельзя уйти от них, что?
- Я могу от них уйти, но это будет то же самое, если я попрошу тебя уйти от родителей, - спокойно пояснил Том, надеясь, что такое сравнение найдёт отклик в душе Билла.
Тот молчал, осмысливая всё услышанное. Столь лёгкая обстановка переменилась, повисла тяжёлая атмосфера, от которой нестерпимо хотелось сбежать.
- Хорошо. У тебя ещё есть настоящие родители. Биологические, если так будет угодно.
- Пожалуйста, не говори в таком тоне. Это не мой выбор, и для какого-то кардинального изменения мне нужно что-то для себя осознать.
Билл покачал головой. Его не отпускало чувство, что Том рассказывает ему какую-то очень скучную историю, которая такова лишь оттого, что в ней нет ясности, а есть только нечто пространственное, не подкреплённое фактами или конкретными ощущениями. Всё относительно, слишком много неопределённых слов, не позволяющих составить цельную картину.
- Том, но я правду говорю. Разве тебе не хочется со всем этим разобраться раз и навсегда?
«Навсегда» не хотелось. Билл требовал от него прямых и чётких решений, без раздумий и взвешиваний на чашах, а он так не мог. Если бы ему было пять лет, конечно, и думать нечего, но прошло столько времени, что взять и перечеркнуть всю прожитую жизнь уже невозможно.
- Хочется, и я это делаю, просто постепенно. Пойми, ты ничего не теряешь, а я теряю многое. Предугадывая твой следующий вопрос, поясняю: многое – это всё, чем я живу сейчас и к чему привык. Если этого не много, не значит, что нет совсем.
Билл выводил ногтями дорожки по покрывалу. Своего он так и не добился, но зато в полной мере ощутил собственное давление на Тома. Иногда он действительно перегибал палку, правда, не всегда это обнаруживал.
- Прости. Я порою очень беспокоюсь за свои интересы.
Том промолчал, решив, что это признание в комментариях не нуждается. У всех есть свои недостатки и достоинства, и не всегда людям удаётся их скрывать или сглаживать. Да и нечего прятать от близких людей свою истинную сущность, ведь всё когда-то открывается. Хорошо, если момент будет подходящий, а не такой, когда решается что-то серьёзное.
Этот разговор разбавил атмосферу лёгкости, в бочку мёда попала заметная капля дёгтя, но редкие события проходят идеально, поэтому вопрос был отложен до лучших времён, хотя Том заподозрил, что Билл уже что-то для себя определил. Возможно, поговорит самостоятельно, выведает… Ну, пусть, если ему так уж неймётся, всё равно никто никого заставлять не станет.
Времяпровождение у них получилось вполне культурным. Билл делился знаниями и впечатлениями от каких-то поездок, показывал книги и привезённые отцом вещи из других мест. Умиротворённость к Биллу снова вернулась, и он вёл себя так, как в начале вечера, поражая неуёмной энергией, которая, казалось, совершенно не истощалась, несмотря на позднее время.
Они заснули на заправленной постели, когда уже Том рассказывал истории из странствий кочевников, коих он знал предостаточно. Походило на бесконечный исторический роман, не содержащий в себе ни намёка на сюжетную линию. Встречались отдельные яркие пятна в памяти, а что-то, наверное, никогда не забудется.
Летние ночи короткие, они не позволяют бродить в кромешной тьме до рассвета, а сам рассвет настаёт рано, заглядывает в окна, не занавешенные шторами, и будит особенно чутко спящих людей. Билл, быстро подстраивавшийся под новые графики и расписания, за пару дней привык просыпаться с восходом солнца, но этим утром рассветные лучи никак не могли его добудиться. Парень только отвернулся от окна, сбив во сне книгу, оставшуюся лежать на краю кровати.
Долгий разговор может утомить сильнее дальней прогулки. Само общение может подарить такую массу впечатлений, что на просмотр сновидений, из них составленных, уйдёт гораздо больше времени, чем после поездки.
Том чётких картин во сне так и не увидел, только отпечаталась в памяти слепящая яркость, блеск и разноцветные вспышки. Он был самим собой и участвовал в каких-то событиях, но те в явь за ним последовать не пожелали. Он проснулся первым, не сразу сообразив, где находится. Белый потолок резко отличался от тёмных досок повозки или ткани шатра, а малознакомая обстановка поначалу и вовсе напугала. Том резко приподнялся на локтях, увидел Билла, никак не среагировавшего на его пробуждение, и мозаика в голове тут же сложилась.
Он не знал, что ему стоит сделать – разбудить Билла, дождаться, пока тот сам проснётся, или лучше просто уйти. Том вдруг вспомнил, что родители не уехали в путешествие, а всего-навсего отправились на вечер и, по идее, должны вот-вот вернуться. Он достал часы, убеждаясь, что внутреннее чутье его не обмануло и уже половина пятого утра.
Тихо уйти не получилось. Как только Том поднялся, Билл открыл глаза и ясным взглядом, как будто и не спал, удивлённо на него посмотрел.
- Куда ты? – а голос контрастировал с внешне абсолютно не сонным видом – Билл слегка хрипел.
- Мне надо идти, посмотри на время.
Билл заворочался, сбивая покрывало, нашёл часы, но никакого испуга не выказал. Собственно, и бояться было нечего, к тому же он мог сказать что-нибудь на тему того, что будет даже хорошо, если родители внезапно приедут. Нехорошо это исключительно для Тома, который не знал, куда себя деть от желания поторопить Билла.
- Том, сядь. Предлагаю умыться, позавтракать и уже после этого прощаться.
- Ты так говоришь, что кажется, словно это всё затянется часа на два. Меня же искать будут.
Билл встал, сдёрнул с волос ленту, которой вчера уже при Томе подвязывал мешающие читать волосы.
- Слушай, а хоть кто-нибудь знает, что ты каждый день уходишь?
- Нет. Точнее да… - Том провёл рукой по лбу. – Я вчера рассказал другу. Хотя говорить-то нечего, он сам видел, как я утром куда-то отправляюсь.
Билл взял пустой кувшин для воды и отправился на кухню, куда за ним прошёл и Том. Он поймал себя на мысли, что это утро самое необычное в его жизни хотя бы потому, что он его встретил иначе.
- И как ты объяснил свои уходы?
Том переминался с ноги на ногу: не хотелось озвучивать то, что он сказал Яну, но на ум никакой выдумки, как назло, не приходило. Видимо, это был не тот случай, когда обязательно нужно было приврать. В конце концов, ничего предосудительного он не говорил.
- Я не объяснял, Ян сам додумал.
- Теперь я знаю, что твоего друга зовут Ян, - Билл с улыбкой обернулся и продолжил искать в ящичках их сегодняшний завтрак.
Без Эльфруны казалось, что он здесь вообще не ориентируется. Обычно она всё сама разложит по тарелкам-блюдцам, разольёт напитки, и никаких забот нет. Конечно, не всегда она исполняла роль служанки, но обыкновенно все поиски осуществлялись с её непосредственным участием.
- Это хорошо?
- Конечно. А то у меня такое ощущение, что вся твоя жизнь – это не просто другая страна, а другой материк. У тебя, наверное, тоже.
Том присел на белый стул. Белого в доме вообще было много. Ночью он изучил все углы благодаря грамотному экскурсоводу, увидел семейное древо и изумился его размерам.
- Точно подмечено. Но мы ведь не год знакомы, ещё будет время узнать.
На этих словах Билл уронил коробочку с сахаром, и кубики рафинада рассыпались по полу, блестя на солнце, точно драгоценные камни.
- Мне бы очень хотелось, - серьёзно сказал он. – А пока поделись всё-таки, что же ты сказал Яну.
Том подавил в себе новый приступ смущения. Он уж решил, что никто у него ничего выпытывать не будет, но Билл, видимо, не пожелал оставлять недоговорённости.
- Как я уже сказал, Ян всё додумал сам, я только подтвердил. В этой неофициальной версии говорится, что я хожу на встречи к прекрасной незнакомке.
- А незнакомку ты всем показать не можешь?
Том замер, не понимая, что Билл имеет в виду. Он уже строит дальнейшие планы, или это какая-то шутка?
- Что?
- Незнакомок у вас не принято представлять? Как вы женитесь?
- А! – Том расслабленно засмеялся. К новому диалогу о наболевшем он был не готов. – Невеста должна быть представительницей рома, жених - тоже. Браки у нас совершаются внутри народности.
Чай уже успел завариться, и Билл разлил его по чашкам. Скудный завтрак получился, опять какой-то десерт, но ничего более толкового он соорудить не умел.
- И исключений не бывает?
- Ты хочешь жениться на цыганке? – Том взял у него блюдце со стоящей на нём чашкой. – Спасибо.
- Нет, буду довольствоваться европейкой. Может быть.
Том напрягся, не зная, случайно Билл это сказал или нарочно подвёл к теме. Возможно, нужно было как-то отреагировать, но он проигнорировал эту реплику. Была не одна и не две темы, на которые он не решался говорить даже с очень близким человеком, даже с Биллом. Не потому, что доверие не заполонило всё на свете, а из собственных соображений и привитых понятий. Билл чётко дал понять, что здесь цыганские законы не работают, но это ведь не означало, что они выключались в голове Тома. Он пока ещё не страдал раздвоением личности.
- Когда планируешь? – небрежно поинтересовался Том.
Билл пожал плечами, демонстрируя те же напускные чувства. Вся комичность ситуации состояла в том, что они оба знали ответ на вопрос, но оба следовали игре, которую начал Том.
- Родители на меня ещё не давят слишком сильно, а мне и так хорошо, - Том следил за тем, как меняется выражение его лица, и на свободу невольно просилась улыбка. – А вообще лично я не собираюсь жениться, - Билл опустил голову, тряхнув волосами.
Из них двоих у него хуже получалось демонстрировать равнодушие в этом вопросе, но Том не сомневался, что при необходимости Билл много чего разыграть может, но искренности в некоторых ситуациях ему бы следовало поучиться. Может, это была демонстрация поведения, и он должен последовать примеру? Следовать примеру не получалось, как он себя мысленно ни уговаривал.
- Если тебя всё-таки женят с такой жизненной позицией, жена от тебя сбежит.
- Почему это? – захлопал ресницами Билл.
- Будешь рассказывать, как она тебе испортила лучшие годы твоей жизни и лишила ненаглядной свободы, - Том откровенно посмеивался, желая отгородиться от своих ощущений непробиваемой стеной. Получалось плохо.
Билл кинул в него сахаром, попал в плечо и отставил пустую чашку.
- Я считаю себя гостеприимным человеком, но в качестве предупреждения сообщаю, что чаепитие нужно заканчивать: родители и так задерживаются, чтобы мы тут о всякой чуши поговорили.
Том кивнул и поднялся. Эти слова из уст Билла прозвучали чуть ли не разумнее всего сказанного им ранее.
- Чай у тебя хорошо получается, кстати. Практикуйся.
- А у тебя хорошо получается расслабиться в моём обществе, - в глазах Билла сверкнуло что-то коварное, и Том подозрительно прищурился. – Подожди, я часы принесу.
Он вернул Тому уже знакомые часы, буквально насильно заставив взять, не слушая никакие увещевания на тему того, что произойдёт очень несладкий разговор, если их обнаружат. Но Билл был непреклонен, распинаясь о том, что у них и так времени по утрам не слишком много, а рассвет с каждым днём занимается всё позже, словно издеваясь.
Из двухэтажного дома, с улицы не выдающего, что в нём живёт один прекрасный человек, Том вышел полный воодушевления и подбирающегося страха по поводу своего возвращения. Его не было вечером, он отсутствовал целую ночь. Если это прошло незамеченным, не иначе как случилось чудо, но на подобные чудеса надеяться не стоит.
Когда парень уже поворачивал на площадь, он обернулся и увидел, что к дому подъехала красивая карета, из которой немедля вышли высокая женщина и не менее высокий мужчина. Сердце тяжело ухнуло, ударило под горлом и забилось, с удвоенной силой гоняя кровь, приливающую к лицу. Билл как знал, что они сейчас подъедут. Том не двигался с места, точно поражённый молнией, и всё смотрел на этих людей. Он не хотел обманываться, поэтому даже в мыслях старался обходиться без конкретных слов, довольствуясь одними чувствами. Женщина кого-то ждала, стоя у самой кареты, а мужчина быстро ушёл в дом, даже не дав себя как следует разглядеть. Показалась ещё одна женщина, уже знакомая Тому служанка. Она передала своей хозяйке небольшой ридикюль, и обе направились в дом.
В горле встал ком, а ноги приросли к мощёной дорожке, на которой кареты и коляски смешно подскакивали. Том заставлял себя отмереть и пойти прочь из города, который с каждым днём утягивал его всё сильнее, не желая выпускать, придумывая всё новые факторы, который смогли бы задержать Тома ещё на минуточку, ещё на две, оставить на день, а в конце концов… А что в конце концов? Разве об этом вообще можно думать? У него своя жизнь, с которой он не намерен распрощаться. И ведь не важно, что с каждой такой мыслью начинает всё сильнее казаться, что он не констатирует факт, а уговаривает себя.
Кучер, тоже зашедший в дом, вышел обратно на улицу, сел на козлы и поехал куда-то за угол, видимо, чтобы оставить карету.
Тома кто-то тронул за плечо, и он вздрогнул от неожиданности. Перед ним стоял тучный мужчина в форме. Он держал в руке измятые бумаги и подозрительно глядел на Тома.
- Что вы тут стоите? Я так понимаю, на работу вы не спешите и домой тоже, так что…
- Спешу, - Том одёрнул локоть, за который его хотел ухватить страж порядка. – Просто увидел человека, подумал, что это мой знакомый.
Оставаться здесь долее было попросту глупо. Том быстрым шагом пошёл через площадь, чувствуя, что ему в спину смотрит этот человек, излишне усердно исполняющий свою работу. Теперь нельзя было свернуть там, где Том всегда это делал, иначе его точно задержат. Он шёл по улице, углубляясь в город и смешиваясь с толпой. Пришлось зайти в другой переулок.
Его и раньше останавливали, но скорее для проформы, а не с какими-то подозрениями. Видимо, стоять и смотреть неизвестно на что считается преступлением, так же как и жить на этом свете, будучи цыганом. Внутри снова поднималась буря, и Том себя укорил за то, о чём он подумал чуть раньше. Что бы там ни говорили карты Шаниты, он рома, и с этим уже ничего не сделаешь. Он никого не просил брать себя в цыганский табор, так распорядился кто-то за него, и до сих пор у Тома не возникало мыслей сокрушаться по этому поводу. Неизвестно, что бы с ним случилось, если бы Шанита не взяла его. И как вообще он оказался в чёртовой роще один, будучи ребёнком? Неужели родители намеренно решили от него избавиться по каким-то своим причинам? В это поверить ну никак не получалось, а поиск других вариантов происходил как-то медленно.
Том вспомнил лицо матери Билла. Наверное, хватит ломать комедию и пора уже называть вещи своими именами. Он глубоко вздохнул и про себя назвал её своей матерью. Тепло охватило всё существо, и тропинка стала казаться какой-то упругой. Том шёл быстро, чувствуя прилив сил, как будто и не было почти бессонной ночи, проведённой за самыми приятными в его жизни разговорами с братом. Нужно спросить, когда у него День рождения. Они, несомненно, близнецы.
Все радостные чувства стали выветриваться на подходе к лагерю. Том невольно замедлил шаг и стал больше походить на крадущегося шпиона. Из-за веток и мелких построек он видел, что кто-то уже проснулся. Совсем близко прошёл Ардом, и Том испуганно отшатнулся, не ожидая его увидеть. Ещё не хватало, чтобы тот заметил, как он прячется, тогда брани не избежать, ещё и на смех поднимет, опозорив. В этом ему искусства не занимать.
- Что мнёшься? – услышал Том рядом голос Шаниты с какими-то обречёнными нотками.
Он обернулся, поджав губы и болезненно нахмурившись. Хотелось что-то сказать, начать оправдываться, но ни одна, даже самая нелепая, ложь не желала срываться с уст. Том смотрел то на плечо Шаниты, то на поле позади неё – куда угодно, только не в глаза. Он не боялся увидеть укора, просто её взгляд всегда нёс в себе что-то такое, от чего порою мучительно хотелось сбежать. А Том и так сбежал: от своей семьи, от порядков и от главного в его жизни Закона.
- Ну молчи, молчи. Я тебе не судья, тебя Бог осудит, если есть тому причина, - она говорила не жёстко, но интонация заставляла мечтать провалиться сквозь землю. – Ты и в детстве такой был – в любом деле найдёшь сомнительные места, над которыми можно думать до зимы. А сомневаться – это худший путь, поверь мне. Я живу вдвое больше тебя, я видела и рома, которые сомневались, мучились, а в итоге всё равно выбирали неправильно.
- А что… - Том прокашлялся, избавляясь от хрипоты. – А что тут правильно?
Шанита с улыбкой пожала плечами.
- Романипэ. И ты реши, есть в тебе оно, или ты всю жизнь себя обманывал.
Улыбка исчезла с её лица, она поправила сползший платок на голове и пошла в лагерь, в очередной раз оставив Тома в раздумьях, которые резали больнее ножа. Что ему теперь делать? Если Шанита хотела что-то для него прояснить, то у неё ничего не получилось. Неужели это идёт следом за ним всю жизнь, и он абсолютно не умеет принимать твёрдых решений? Следовать сейчас наперекор этому утверждению и из желания что-то доказать себе или Шаните, к примеру, бездумно и опять же не про него. Пожалуй, он очень скучный молодой человек. Том усмехнулся и сполз по стенке ветхого сарая, который строился из расчёта простоять не дольше месяца. Все ошибаются, только ошибки у людей разные, и не каждую можно простить. Что будет, если выбрав жизнь там, в черте, он ошибётся? Ведь нельзя же быть уверенным в том, что он там точно кому-то нужен, невозможно взять и исключить вариант с тем, что от него однажды просто избавились. Зачем заставлять людей избавляться от него второй раз?
В голове набатом прозвучали слова Шаниты, и ему захотелось ударить себя, чтобы все детские страхи, рождающие нерешительность, ушли далеко-далеко и больше никогда в жизни к нему не возвращались. Билл был полон настоящего, в нём дышала уверенность, он мог позволить себе быть беззаботным, просто наслаждаться тем, что имеет, а Тому постоянно казалось, будто он балансирует на канате, как какой-нибудь гимнаст в цирке. Но один лишь взгляд вниз говорил, что под ногами у него не канат, а твёрдая земля, признать которую он просто не в состоянии. Как бороться с тем, чего нет?
- Том, бес тебя дери! – закричала на весь лагерь Шанита. – Мало того, что ничего не собрал, так ещё и природой вдруг заинтересовался. Иди сюда быстро, поможешь!
Том зажмурился и выдохнул. Зачем она это делает? Быть может, для него было бы проще, если бы всё, что скрывает эта удивительная женщина, заменившая ему мать, раскрылось, прекратило быть тайной двоих. Его бы подвергли суду, а потом наверняка изгнали, лишив чести зваться рома. Не может такого быть, чтобы для Шаниты он стал важнее Закона. Она совершает глупость, если это так.
- Иду!
Никто не обратил внимания на его появление, Шанита знала, что делала. Она смотрела так, будто и не было между ними никакого короткого обличающего диалога, и Том постарался ей подыграть.

***

Лето шло. Появлялся урожай, какие-то растения уже отцветали, а трава в поле желтела, спалённая жарким солнцем. Ничего не менялось, жизнь шла своим чередом, словно ни единый винтик не выпал из её механизма. А Тому казалось, что эти винтики один за другим выскакивают из него, и он держится каким-то волшебством, шатается, как старая деталь, и вот-вот распадётся, рассыпавшись на мелкие составляющие.
Дни не отличались друг от друга, но это было обманчивое впечатление. Для Тома каждый день был настоящим взрывом эмоций, всплеском чувств, и всё крутилось-вертелось так, точно до этого он и не жил или не знал, как это. Было ощущение, что Билл доказал ему – он живой, он дышит воздухом, он двигается и может творить невероятные вещи.
Пока Том находился вне лагеря, он чувствовал себя превосходно, в нём трепетала небывалая лёгкость, с которой ни за что не хотелось расставаться, но утра имеют обыкновение заканчиваться. Их встречи начинались, когда ещё было темно, и в полумраке радостно горели глаза. А заканчивались, когда рассвет едва покрывал ночную темноту.
Том боялся делать признания себе, Шаните, которая с того раза больше не пыталась с ним заговаривать. Иногда казалось, что он для себя уже давно решил то важное и невозможное, но произнести это вслух, признать открыто ещё не получалось.
Билл не говорил с родителями, не желая идти против Тома, смиренно ожидая, когда тот, наконец, соберётся с силами и решится. Он знал, что это обязательно случится, потому что иногда видел на его лице что-то такое, что говорило за Тома: это должно закончиться, слишком сложным выставляется простое. И в душе зарождалось волнение, беспокойно стучало сердце, и Билл боялся, что выбор Том сделать либо не сможет, либо сделает не тот, который нужно сделать. И Билл в отличие от Шаниты был уверен в том, какой из них правильный.
Для Тома во всём чувствовалась какая-то потерянность, словно он смертельно болен, и с каждым днём стоять на ногах ему всё сложнее. Ветра отдали в его личное пользование, он был волен делать с ним всё, что вздумается, кроме продажи, разумеется. В другой раз Том бы обрадовался такому подарку, но сейчас езда верхом его привлекала меньше всего. Он пару раз встречался с Биллом верхом, и тот даже оценил ретивого, но больше это не повторялось, и для того, чтобы лошадь не застоялась, Том просил Яна её обкатывать, чему друг был совсем не против.
Иногда казалось, что Том раздвоился: с Биллом он один, а здесь – абсолютно другой, меняется настроение, меняется состояние, точно где-то поблизости находится энергетический вампир, какой-нибудь Дракула, явившийся из ушедших времён. Том губил себя бесконечными терзаниями и думами ни о чём. Он не приходил к решению, да и вообще стал сомневаться, что решение есть. Понемногу в нём закреплялась уверенность, что он занимается ерундой, ни на шаг не приближается к объяснению своих поступков, да и самих поступков не совершает. По сути, было не за что себя корить. Ну, встречается он ежедневно с братом. Это ведь не предательство? И вот с этого вопроса круг его размышлений шёл по новой, прокатываясь по тем же местам и не обнаруживая ничего нового.
Хотелось разорваться, раздвоится на два Тома. Он не мог взять и отказаться от всего, что было. Пускай этого и очень мало, но оно безумно дорого, все воспоминания – приятные и неприятные – в определённый момент грели душу, вспоминались улыбки, люди, которые стали по-настоящему родными… А что там? Там Билл, который один против всех. Там родители, неизвестно по какой причине допустившие однажды «пропажу» сына. В этом теперь не было сомнения, они с Биллом говорили ещё не раз. Их День рождения приходится на первое сентября.
Его тянуло к человеку, которого он впервые увидел за восемнадцать, как выяснилось, лет. И не отпускало к этому человеку. Том хотел просить помощи у Шаниты, но боялся, что она выльет на него ушат обвинений, повесит ярлык «безвольный», и он в итоге останется ни с чем, а именно – наедине со своими весами, которые, кажется, сломались.
Сегодня играли свадьбу Яна и Илоны. Том старался выглядеть лучше, чем в обыкновенные дни, но улыбка на лицо налезать не хотела, точно она – это какой-нибудь элемент одежды, а Том похудел, и теперь улыбка постоянно сваливается.
Ян выделывал какие-то выученные трюки на Ветре, а Том читал в глазах Илоны сожаление о том, что женщины на лошадях не ездят. И его снова что-то противоречивое душило, то, о чём даже думать не стоило. Обычаи, традиции – это обычаи и традиции, которым необходимо неукоснительно следовать. А романипэ – это романипэ, и никто не вправе выбить его из одной большой души рома.
От таких рассуждений хотелось ударить кулаком по ветхой доске, чтобы та разлетелась в щепки. Но творить подобные безрассудства способен только безумец, а Том являл собой идеальное спокойствие, даже излишнее. Но вся эта видимость легко разбивалась, стоило только получше приглядеться, поговорить с ним.
Том весь день провёл на ногах, он следил за праздновавшим народом. Один раз наткнулся на плачущую жену Рацуша, которая, видимо, вспомнила что-то с прошлой свадьбы. Том тактично удалился, оставшись незамеченным. Праздник был скромнее предыдущего, но настроение молодых ничуть не уступало тому, каким оно должно быть в этот счастливый день. Том улыбался Яну, когда тот цеплялся за него взглядом, а потом решил, что всё это его слишком тяготит, и нужно срочно уйти.
С некоторых пор уходил он исключительно в город. Его больше не успокаивали просторы поля, летняя природа не радовала глаз, всё казалось чересчур знакомым, как будто он действительно рома, вечно кочующий, вечно жаждущий увидеть новые места. Только Том, несмотря на эту свою жажду, которая действительно присутствовала в нём, понятия не имел, что будет делать, если им вдруг понадобится перейти на другое место. А они обязательно перейдут до осени, потому что пользоваться великодушием властей можно лишь определённое время. Тут все хотели остаться живыми. Как ещё не ушли после гибели Рацуша, неизвестно.
Наверное, небеса Тома решили испытать или дать ему шанс. Только вот Том ещё не разобрал, какой именно.
Парень знал, что его видела Шанита, когда он выходил из лагеря. Поймал её внимательный, никогда не укоряющий взгляд и поспешил ещё быстрее убраться подальше. Иногда накатывало ощущение, что ему тут не место, что он чего-то не понимает, чего-то не бережёт, а что-то портит. Это всё исчезало только рядом с Биллом, который стал его таблеткой, самым потрясающим лекарством, формулу которого никогда не найдёт ни один учёный, к ней не приведут несметные сокровища, блестящий ум и годы исканий. Вот он, один-единственный, по воле судьбы оказавшийся его близнецом. Стоило только увидеть Билла в толпе, как не получалось думать ни о чём, кроме него. Правда, он сам иногда заводил разговор на тяжёлые темы, Том послушно говорил то же самое, что в прошлый раз, вопрос откладывался до лучших времён, и внутри снова трепетала радость.
Он боялся, что если Билл расскажет родителям о происходящем, то его, возможно, выдернут из привычной жизни, которая последнее время стала так тяготить. А это неправильно. Нужно самостоятельно прийти к какому-то решению, Шанита права. Лишь бы это спасительное решение, которое вскоре станет его навязчивой идеей, явилось не слишком поздно. В данном случае тянуть нельзя, велика будет расплата.
Город встречал его, как хорошего друга. Том вдыхал смешанный воздух, из ближайшей пекарни доносились запахи выпечки. Это стало чем-то близким и обязательным, он как будто обретал более чёткое понятие дома. Когда ты говоришь, что твой дом - это весь мир, чувствуешь свободу, но самого дома почувствовать как-то не удаётся. А теперь появлялись более точные координаты, постепенно сжимающиеся до квартала, до небольшой площади, до узкой улочки с аккуратными домиками...
Встретить Билла сейчас было невозможно. Они иногда случайно сталкивались на улицах, каждый раз одинаково бурно этому удивляясь. Но что-то подсказывало, что сегодня явно не тот день. Бестолково скитаться тоже не хотелось, а вызвать Билла у Тома способов нет. Не встанет же он под окнами его комнаты и не будет кричать на всю улицу. И не решится постучать в дверь, надеясь, что родителей дома не окажется. Он бегает от них, как от страшных призраков, которые затащат его в своё логово. От этого порою становилось не по себе, Том даже пытался заниматься самобичеванием по этому поводу, полагая, что так будет проще добиться чего-то конкретного, достучаться до правильного ответа. А вообще есть ли он?
В дневном свете город нравился Тому больше. Не было тумана, стелющегося по мостовой, солнце не выглядывало из-за высоких домов, а смело освещало всю улицу, грея и заставляя радоваться лету, которое, как сильно ни хотелось бы, не вечно. Да и людей было гораздо больше, что не только придавало необыкновенного интереса прогулкам, но и позволяло скрыться от глаз вездесущих стражей, которые обладали излишней даже для своей профессии подозрительностью. Периодически на виселице кого-то вешали; Том один раз попал на само «представление», за которым наблюдали десятки людей. Его чуть не вывернуло, он поспешил углубиться в город и ещё долго не желал возвращаться, ибо перед глазами стояла случайно увиденная картина того, как связанному человеку, даже не пытавшемуся отбиваться, уже смирившемуся со своей судьбой, затягивают петлю на шее и резко вздёргивают.
Юноша мотнул головой, отгоняя от себя тёмные воспоминания, и огляделся. Сам не заметил, как оказался около дома Билла. И вот что ему полагается делать? Он глубоко вздохнул и всмотрелся в окно коридора на втором этаже. Тюль колыхался от сквозняка от приоткрытого окна, и на секунду Тому показалось, будто там кто-то есть. Он прищурился, сокрушаясь на светящее прямо в глаза солнце, и, убедившись, что на него смотрит Эльфруна, отшатнулся и быстрым шагом пошёл вдоль по улице, низко опустив голову. Бежать не стал, чтобы лишний раз не навлекать на себя подозрения ещё и от служанки. Она и так его видела однажды, теперь вот разглядела во второй раз.

***

- Билл! Билл, ты не занят?
Эльфруна нашла его в библиотеке, удобно устроившегося в кресле с небольшой красной книгой с красивым золотистым переплётом. Он дочитал до конца абзаца, заложил страницу и только тогда поднял взгляд.
- Ты какая-то испуганная, - заметил Билл.
Волнение женщины передалось и ему. Пока она тяжело дышала, приходя в себя, он мучился от догадок, мечтая задержать время, а самому куда-нибудь сбежать. Но внешне он заставлял себя быть спокойным, чтобы в случае чего можно было с чистой совестью отрицать.
- Я, конечно, немолода, но и не стара настолько, чтобы страдать возрастной болезнью, - Эльфруна всегда называла потерю разума возрастной болезнью, не слушая тех, кто говорил, что безумцем можно быть в любом возрасте.
- И что же произошло?
Билл не притворялся заинтересованным, он был готов вцепиться в служанку и трясти её до тех пор, пока она в подробностях не расскажет, что же такого случилось, пока он тут занимался чтением.
- Я… Около трёх недель назад я видела возле нашего дома юношу. Это было рано утром, он стоял на площади и смотрел на нас.
- На кого – нас? – Билл облизнул губы, уже не скрывая разгулявшегося беспокойства.
- На меня, фрау и герра Каулитц.
Бровь медленно изогнулась, а губы едва приоткрылись. Билл отложил книгу и переплёл пальцы, судорожно думая, что бы такого сказать. Значит, она видела его после вечера у тётушки.
- А родители видели?
Эльфруна покачала головой.
Билл не понимал, что невольно выдаёт себя. Он не спрашивал, что за юноша, спрашивал только о подробностях, которых не знал. Но Эльфруна была слишком взволнованна, чтобы в таком ключе оценивать его поведение.
- Билл, он… Послушай. Когда я пришла к вам работать, ты был совсем маленьким. Раньше у вас была другая женщина, но её уволили, по-моему, даже с судом, - Билл напрягся, ожидая услышать какую-то семейную тайну. Он только сожалел, что слышит её не от родителей. – Я не могу тебе всего сказать.
- Эльфруна! – Билл закричал, сам того не ожидая. Он ни разу в жизни не кричал на эту женщину, очень уважал её и безумно любил.
- Я прошу тебя поговорить с родителями.
Билл вскочил с кресла, одним прыжком долетел до перепуганной служанки и вцепился ей в плечи.
- Говори, что ты знаешь! Если бы родители хотели, они бы рассказали давным-давно. Эльфруна, говори!
Она побледнела, бескровная полоска губ разрывалась, она хотела что-то сказать, но не решалась, боясь и Билла, и гнева господ. Женщина обернулась, точно надеясь увидеть какое-то спасение, но никто в библиотеку не входил.
- Билл, поговори с родителями.
- Эльфруна, - дрожащим голосом прошептал Билл. Он глубоко вздохнул и отпустил её, широко расставив пальцы. – Хорошо. Сейчас ты снова видела этого юношу?
- В окно, - не своим голосом отозвалась женщина.
Она проследила за тем, как Билл вылетел из комнаты, подошла к окну и стала ждать его появления. Выйдя, он огляделся и помчался по улице, молниеносно скрывшись из поля зрения Эльфруны. Ей казалось, будто силы из неё высосали раз и навсегда. Иногда лучше быть в неведении, просто удивляться, но не хранить никаких тайн, которые тебе строго-настрого запрещают распространять. Она пошатнулась, ухватилась за высокий светильник, сбив абажур, и рухнула на стул.

***

- Том! – крикнул Билл, завидев брата, бредущего в тени деревьев, который как будто прятался ото всех.
Он, обернувшись, застыл и расслабленно улыбнулся, убедившись, что Билл один, и ничего страшного не намечается. Наверное, Эльфруна всё-таки доложила Биллу, что видела кого-то, чересчур на него похожего, вот он и сорвался.
- Привет.
Том привычно обнял его и отстранился, чтобы внимательнее рассмотреть. Билл был взволнован, глаза у него бегали, не задерживаясь долго на чём-то одном, даже на Томе.
- Она что-то определённо знает, но говорить мне не пожелала и попросила обратиться к отцу или матери. Я не знаю, почему служанка – какой бы родной она нам ни стала – посвящена в эти тайны, а я ничего не знал восемнадцать лет.
Билл сопровождал свои слова активной жестикуляцией, продолжая всё так же смотреть куда попало, и вкупе все эти действия составляли какую-то зачаровывающую картину.
- Может быть, она сама при тех событиях присутствовала.
Биллу предположение не понравилось. Они стояли рядом с посудной лавкой, которая сегодня была почему-то закрыта, и Билл за руку потянул его к лестнице, на которую с облегчением опустился.
- Она не могла. Я знаю, что Эльфруна пришла к нам в дом, когда мне было не меньше года.
- А кто сказал, что события произошли, когда тебе было меньше? М?
Том говорил разумно, и Билл его слушал. Он прокручивал в голове мелкие нестыковки, убеждался, что в словах близнеца что-то есть, но в сознании уложить не мог, как будто ему не хватало чего-то очень важного, момента, который расставит всё по местам. Пожалуй, этим моментом должно быть то, как Том вообще пропал. Не сам же вдруг младенцем научился ходить и ушёл.
- Это всё догадки, мне так кажется.
- Я тебе не убеждаю, просто не отвергай предположение о том, что Эльфруна у вас работает много больше. Сколько ей лет?
На губах Билла показалась неловкая, кривая улыбка, и он пожал плечами.
- Нехороший вопрос. И я не знаю.
- Ладно. Ты будешь говорить с родителями?
Билл уже давно полностью отказался от самовольных решений, поняв, что в этом случае его любовь к самостоятельности в определении следующих шагов нужно спрятать глубоко-глубоко и оставить там до лучших времён. С Томом нужно согласовывать каждое слово, потому что в этой истории он непосредственный участник, речь ведь не о том, почему Билл остался с родителями, а о том, что Том с ними не живёт по очень непонятным причинам.
- Ты хочешь, чтобы я поговорил?
Том бы так желал ответить утвердительно. Но внутри всё кипело, когда он представлял, как скажет короткое, но такое ёмкое сейчас «да». Эта картина живо стояла перед глазами, и парень не мог ничего произнести. Подсознательно он очень хотел найти все ответы и узнать, где же на самом деле его дом, где его ждут; но при этом что-то очень сильно противилось, как будто опять следовало попросить повременить, отложить до лучших времён, которые всё равно никогда не настанут. Табор однажды просто соберётся и навсегда уйдёт с этого места, а Том останется где-то в середине, не смея двинуться вперёд или возвратиться назад.
- А ты хочешь?
- Очень удачный выбор – переложить ответственность. Том, разговор не обо мне пойдёт. Я смирился с тем, что для тебя существуют понятия, которые мне осознать просто не дано. Но, прошу тебя, разберись с ними как-нибудь. Вот прямо сейчас.
Том прикрыл глаза и прислонился головой к холодной решётке искусно выполненных перил. По улице гордо вышагивали полицейские, проходили редкие прохожие, которых тут никогда не бывало много. Иногда создавалось впечатление, что Билл живёт вне Берлина, в каком-нибудь другом городе рядом, но не в нём.
Думать о том, о чём следовало, не получалось. Том невольно цеплялся взглядом за мелочи городской жизни, не понимая, что он сейчас не наблюдением занимается, а оценивает и сравнивает. Вот только вывод ему никак не являлся.
- Билл, а я тебя прошу помочь мне разобраться.
Они синхронно повернулись друг к другу, испытывая какие-то одинаковые эмоции. Разные вещи могут вызывать одни и те же чувства. На каждую секунду жизни не найдётся другой эмоции, это снежинки неповторимы в своём узоре, а спектр человеческих чувств много уже того, который потребовался бы, чтобы жизнь проходила с полноценным многообразием. Но с другой стороны, никто и никогда не оценил бы какое-то отдельное чувство, если бы они сменяли друг друга со скоростью этой самой жизни.
Билл в своих мыслях плавно переходил от нерешительности Тома к решительности собственной. Он не привык долго топтаться на месте и сомневаться, не любил, когда это делают другие, но этот человек заставлял мириться со всем. Правда, порою накатывало раздражение, хотелось швырнуться чем-нибудь тяжёлым в стену, чтобы хоть неодушевлённый предмет ознаменовал один из тех многочисленных взрывов, что в нём происходят.
- Помоги мне, - повторил Том.
Улица пустовала, как будто все разом вымерли. Или как будто шёл интересный спектакль, и все смотрели его, высунувшись из окон. Это можно было бы предположить, но нигде никто не выглядывал на улицу, прячась за занавеской.
- Ты должен сам себе помочь, понимаешь? Если я тебе сейчас что-то твёрдо заявлю, ты потом будешь корить меня.
- А если я заявлю себе, то себя корить не буду, так что ли?
- Лучше корить себя, чем того, кого ты заставил принять решение, которое должно было принадлежать тебе.
Том всплеснул руками и отвёл глаза. Теперь он разглядывал плитки неширокой дорожки, ведущей к ступеням. Пожалуй, тут не хватало какого-нибудь низенького ограждения, тогда лавка бы точно выделялась на общем фоне.
- Хорошо. Я очень хочу, чтобы всё наконец разрешилось, но у разрешения есть два варианта…
- Ты что, действительно считаешь, что родители тебя сами на воспитание цыганам отдали? – закричал Билл.
Том, мгновенно встрепенувшись, дёрнулся и закрыл ему рот рукой, чтобы чего лишнего на всю улицу не ляпнул. Билл принялся испуганно оглядываться, надеясь, что никакой полицейский этого не услышал.
- Прости меня, - он прижал руку к груди и стиснул ткань ворота. – Я не умею спокойно разговаривать.
- Значит, не было необходимости, - миролюбиво произнёс Том чуть ли не шёпотом.
- Пойдём прогуляемся? – внезапно предложил Билл, поднявшись.
Он был рад собственной идее и теперь призывно смотрел на Тома, протягивая ему тонкую ладонь. Оба не могли постоянно говорить на такую важную, но раз от раза изводящую с новой силой тему.
Иногда Биллу казалось, что Том никогда ничего не решит, а Билл не сможет определить его выбор сам, попросту не посмеет. А разлучиться с братом, который последнее время часто так заразительно смеялся или открыто улыбался, он бы не согласился ни при каких обстоятельствах. Чувство, что они к чему-то шли, было очень отчётливым, но шаги эти на деле Билл не видел. Родители как ничего не знали, так и не знают, а эти их старательные искания за действия не считаются. Тогда что же? Доверять интуиции он привык, но сейчас она заводила его в тупик, у которого не было никаких обозначений.

Продолжение
Предыдущая часть