sellerpro (LeMag) все записи автора
...Его почти сорокалетнее тело уже обнаруживало склонность к полноте. В организме, заплывающем жиром, измученном половыми излишествами, но всё ещё переполняемом буйными соками, сейчас, в тишине этой, начинала, кажется, тихо дозревать грядущая его судьба...
В субботу заполдень мой дядя Кароль, соломенный вдовец, отправлялся пешком к жене и детям, проводившим лето на даче в часе пути от города.
После отъезда жены квартира стояла неубранной, постель никогда не застилалась. Пан Кароль приходил домой глубокой ночью, поруганный и опустошенный ночными похождениями, сквозь которые влекли его тогдашние дни, знойные и пустые. Скомканная, прохладная, дико раскиданная постель оказывалась тогда ему блаженной пристанью, спасительным островом, к которой припадал он из последних сил, словно жертва корабликрушения, много дней ночей носимая по бурному морю.
Ощупью в потёмках валился он куда-то меж белевших горами, хребтами и завалами прохладных перин и спал, как лёг, в неведомом направлении, задом наперёд, головою вниз, вмявшись теменем в пушистую мякоть постели, как если бы во сне он хотел провертеть, пройти насквозь, эти, растущие вместе с ночью, могучие массивы перин. Он боролся во сне с постелью, как пловец с водой, трамбовал её, месил телом, словно огромную дежу теста, в которую проваливался, и просыпался в брезжащем утре, задыхающийся, мокрый от пота, выброшенный на берег перинной этой груды, с которой он так и не совладал в тяжком ночном единоборстве. Полувыброшнный из глубей сна, какое-то время он висел, не приходя в память, на кромке ночи, хватая ртом воздух, а постель вокруг росла, вспухала и скисала - и снова заращивала его завалом тяжелого беловатого теста.
Так спал он допоздна, почти до полудня, а подушки меж тем укладывалась белой, плоской, большой равниной, по которой странствовал утихомиренный сон его. По этим белым большакам он медленно возвращался в себя, в день, в явь - и наконец открывая глаза, словно проснувшийся пассажир, когда поезд останавливается на станции.
В комнате царил отстоявшийся полумрак с осадком многих дней одиночества и тишины. Только окно кипело утренним мельтешением мух и ослепительно горели шторы. Пан Кароль вызёвывал из тела своего и глубей ям телесных остатки вчерашнего дня. Зевание сотрясало им, как конвульсия, как будто хотело вывернуть наизнанку. Так исторгал из себя он песок этот, тяжесть эту - непереваренные недоимки дня минувшего.
Таково себе потрафив, очухавшийся, он писал в записную книжку расходы, подсчитывал, прикидывал и мечтал. Потом долго и неподвижно лежал с остекленевшими глазами цвета воды, выпуклыми и влажными. В водянистом полумраке комнаты, подсвеченном рефлексами знойного зашторного дня, глаза его, точно маленькие зеркальца, отражали все яркие объекты: белые пятна солнца в оконных щелях, золотой прямоугольник штор - и повторяли, словно капля воды, всю комнат с тишиной ковров и пустых стульев.
Между тем день за шторами все пламенней гудел жужжанием мух, одуревших от солнца. Окно не вмещало всего белого пожара, и шторы теряли сознание от собственных светлых колыханий.
Тут он выбрался из постели и какое-то время оставался на ней сидеть, бессмысленно мыча. Его почти сорокалетнее тело уже обнаруживало склонность к полноте. В организме, заплывающем жиром, измученном половыми излишествами, но всё ещё переполняемом буйными соками, сейчас, в тишине этой, начинала, кажется, тихо дозревать грядущая его судьба.
Меж тем как сидел он так в бессмысленном вегетативном остолбенении, весь кровообращение, респирация и подспудная пульсация соков, из глубин тела его, потного и во многих местах волосатого, разрасталось некое неведомое, несформулированное грядущее, словно бы чудовищный нарост, фантастически вырастающий до непонятных размеров. Он не поражался ему, ибо уже ощущал свою тождественность с тем неведомым и огромным, что имело наступить, и рос вместе с ним без протеста, в удивительном согласии, оцепенев спокойным ужасом, распознавая самого себя в тех колоссальных выцветах, в тех фантастических нагромождениях, какие дозревали перед его внутренним взором. Один глаз его при этом слегка сдвигался кнаружи, словно бы уходил в другое измерение.
Потом из бессмысленной этой отуманенности, из запропастившихся этих далей он снова возвращался и в действительность; замечал на ковре свои ступни, дебелые и нежные, как у женщины, и потихоньку вытаскивал золотые запонки из манжет дневной рубахи. Затем отправлялся на кухню и обнаруживал там в тенистом закутке ведерко с водой - кружок тихого чуткого зеркала, которое - единственно живое и посвященное существо в пустом жилище - ожидало его. Он наливал в таз воды и пробовал кожей вкус её тусклой и застойной сладковатой мокроты.
Долго и тщательно занимался он туалетом, не торопясь и делая паузы между отдельными манипуляциями.
Жилище, пустое и заброшенное, не признавало его, мебель и стен взирали в немым неодобрением.
Он чувствовал себя, входя в их безмолвие, незваным гостем в подводном этом затонувшем царстве, где текло иное, особое время.
Роясь в собственных ящиках, он ощущал себя вором и невольно ходил, сам того не желая, на цыпочках, боясь разбудить шумливое и чрезмерное эхо, раздраженно подстерегавшее пустяковый повод, чтобы взорваться.
А когда, наконец, тихо переходя от шкафа к шкафу, он по крупицам собирал всё, что ему было нужно, и завершал туалет среди той же мебели, с отсутствующей молчаливой миной терпевшей его, и бывал совсем готов, то перед выходом со шляпой в руке он конфузился, оттого что и в последнюю минуту он не мог найти слова, которым прекратил бы неприязненное это молчание, и шёл к двери смирившийся, медленно, с поникшей головой, меж тем как в противоположную сторону – в глубь зеркала – неторопливо удалялся некто, навсегда повернувшийся спиной, по пустой веренице комнат, которых на самом деле нету.
Перевод с польского Асар Эппель
Москва. Иностранка. Бсгпресс. 2000
sellerpro (LeMag) все записи автора
"Под раскрытым зонтом
