Юлия_Литтр все записи автора

Настроение сейчас - страшно

… Предполагается, что человек окруженный законами, должен чувствовать себя в безопасности.  Закон оберегает нас от проникновений на частную территорию или в личную жизнь. Эти законы должны работать при возникновении спорных ситуаций, которые часто или не очень, но обязательно возникают в жизни.

Нанятый работник плохо сделал свою работу? В суд! Вас обманули в магазине? В суд! На вас косо посмотрели? Да, опять-таки в суд.

Но каково это - чувствовать всю силу закона на себе? Как это, когда в суд подают именно на тебя?

Чтобы избежать этого, мы просчитываем каждый шаг. Ни каких частных владений, ни каких контактов с незнакомыми людьми. Ограждаем себя высокими заборами, за которыми можем позволить себе если не всё, то многое. Создаём иллюзию свободы.

Иногда верится, иногда нет. Чаще всего именно нет.

Я всегда хотел быть свободным. От предрассудков, от общественного мнения. Более-менее с первыми двумя пунктами у меня получалось, но с законом…

Нет, я не говорю о чём-то действительно плохом, но чёрт, я просто хочу смотреть по сторонам  и не  бояться, что меня могут обвинить в сексуальном домогательстве.

В окружении заборов я должен чувствовать себя свободным. Смешно, не правд ли?

 

 Говорят, Америка - страна свободы. У нас даже есть памятник на маленьком острове Эллис.

Но именно в России есть та свобода, которую можно почувствовать. Не знаю, чем это определяется - может отсутствием строгих законов, может менталитетом самих жителей этой страны. Это странное чувство вседозволенности. Оно буквально сбивает с ног, лишает рассудка.  Я почувствовал это почти сразу, как только самолёт приземлился в Санкт – Петербурге - городе, в котором я уже давно хотел побывать.

И когда машина везла нас по заснеженным улицам, я понял, что обычные законы здесь не действуют, иначе как объяснить, что  весной здесь до сих пор лежит снег? Даже природа своевольна и действует по своему усмотрению.

А люди?

Совершенно особенные, ненормальные, в том смысле, что не скрывают свои бурные эмоции и делятся ими с окружающими. Всё это лёгким покалыванием оседало у меня на душе.

После степенной и монотонной Финляндии Россия показалась такой взбудораженной, живой и никогда не спящей.

Мерцающие огни города только подтверждали это, словно люди - как маленькие генераторы - отдавали им свою энергию, заставляя гореть ещё ярче.

Вдыхая полной грудью коктейль эмоций и морозного воздуха я чувствовал, как всё это заполняет меня от макушки до кончиков пальцев.

Здесь, наверное, живут самые счастливые люди. И завтра, я уверен, мы сделаем несколько тысяч ещё счастливее.

___

 

Мой брат был не так рад, как я. Он кутался в свою кожаную куртку и хмуро смотрел  из-под красной шапки.

Эта его шапочка…

Вообще отдельная тема. Она вызывает у меня приступы смеха и острого желания недобро так пошутить. И я бы сделал это, не будь её обладателем Шеннон – чревато, знаете ли.

Шеннон…

Родное животное. Люблю его. И я знаю, что и он меня. По правде сказать, именно он открыл мне глаза на то, что мы относимся  друг к другу не так, как положено просто братьям. Я думаю, что может и сам бы пришёл к этому, но не так быстро, как получилось. На самом деле я даже не думал об этом, никогда. Я знал, что мы с братом очень близки, так, что казалось и ближе быть уже не может. Оказалось – может. Когда это случилось, я понял, что мы уже давно стоим на пороге чего-то нового, и ни кто не решается сделать первый шаг. Он не знает, что я знаю. Он думает, что я пребываю в блаженном неведенье. Так и было бы, если бы не один случай…

 

Это случилось в один из дней жаркого лета 2007 года. Мы выступали в маленьком ночном клубе, в который набилось столько народу, что яблоку негде было упасть. Духота и жуткая жара ничуть не смутили меня, даже когда во время исполнения акустики The Kill первые ряды стали одним смазанным пятном, в котором было не разобрать лиц, я не думал, что за этим может последовать что-то серьёзное. Я чувствовал себя не очень хорошо. Пот застилал глаза, а звуки гитары и собственного голоса доходили до меня словно сквозь толщу воды. Сердце то замедляло свой ход, то, сбиваясь с ритма, начинало стучать, как бешенное.

Я пел и играл на автопилоте и  до сих пор не могу поверить, что ещё тогда ни кто не догадался, не увидел, что я в не лучшей форме. После громких "Come break me down" в самом конце песни, тихие "What if I" слова, словно наждаком, царапали горло.

Ор толпы и свист проникали в мою голову, отражались о черепную коробку, множились и вызывали раздражение. Мне же хотелось только пить. Я верил, что стоит мне глотнуть воды, как всё изменится и исправится, перед глазами перестанет всё расплываться. Станет чётким, каким должно быть.

Брат, которой стоял в это время за кулисами, протянул мне бутылку с  водой, но даже он не видел, что со мной что-то не  так.

Сделав пару глотков, остатки вылил себе на голову, встряхнулся, как собака и с гитарой наперевес вышел обратно на сцену.

Но лучше мне не стало. Это я понял во время следующей песни The Fantasy, а именно когда на словах "I am  a machin" я закрутился с гитарой вокруг своей оси, с удивлением отмечая, что всё вокруг  кружится в независимости от моих движений. Мэтт, барабаны Шенна, Томо, неясные пятна толпы, снова Мэтт, и когда перед глазами совершенно неожиданно возник пол, я мог только удивиться. Отмечая глухой стук гитары о сцену, я уже понял, что случилось что-то непредвиденное и нехорошее. И это нехорошее определённо касалось меня.

А гитару жалко, надеюсь, она не очень пострадала.

 

Пожалуй первое, что я почувствовал - это  легко прикосновение  чьих-то пальцев. Они ненавязчиво скользили по волосам, задевая раковину уха, возвращались обратно, чтобы снова повторить этот путь.

Потом пришёл этот запах. Его нельзя спутать – больничный запах лекарств, стерильного пастельного белья, самой болезни.

Потом стали чувствоваться легкие нотки чего-то знакомого и родного. Терпкий запах туалетной воды, горьковатый запах сигарет.

И эти прикосновения. Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, кто это. Совокупность прикосновений и запахов моментально сформировала в моей голове его образ.

Мне не надо было видеть – я знал.

Шеннон.

Мне хотелось открыть глаза, дотронуться до него. Взять его руку в свою,  прижаться к ней щекой, и, как в детстве, почувствовать себя защищенным. Простое, но такое важное чувство.  Такое часто случалось в детстве, когда все мои страхи пропадали, стоило только брату оказаться рядом. Мне тогда, да и сейчас, пожалуй,  казалось, что Шеннон сможет решить все проблемы.

Мне хотелось сказать ему, что со мной всё хорошо, чтобы он перестал так беспокоиться.

Я чувствовал, как волнами от него расходятся тревога и волнение, заполняя комнату, словно их можно было потрогать.

Память услужливо напомнила о случившемся, но мне не страшно. Брат рядом и значит всё будет хорошо.

Тёплые подушечки пальцев скользят вдоль  бровей, к виску, по волосам, заправляя прядь за ухо. Шеннон придвинулся совсем близко, перед глазами стало темнее, он заслонил собой всё, запах его парфюмерной воды стал отчётливее.

- Люблю тебя, Джаред. – шепчет он и целует в висок, - Давай, просыпайся. Прошу тебя.

А я забываю, как дышать.

Люблю тебя

Ведь это просто слова, которые мы говорили друг другу миллионы раз. Но на этот раз они несли в себе что-то другое. Какой-то тайный смысл. Я безошибочно понял, что именно хотел сказать Шеннон. Ведь в его голосе на самом деле была любовь.

Мне очень хотелось заглянуть в его глаза, чтобы увидеть, всё ли я правильно понял.

А то место, к которому он прикоснулся губами, просто горело.

Вот так живёшь всю жизнь с человеком, ближе которого нет. Всё прекрасно, всё замечательно. А потом он делает то, что сбивает вас с ног и совершенно непонятно – что же делать. У меня не укладывалось в голове, как такое вообще возможно. Как же его угораздило? Как я пропустить тот момент, когда его братская любовь перешла во что-то большое?  Вспоминая и анализируя прошлое, я понял, что это длится уже довольно-таки давно. На людях мы вели себя, как парочка, шутили, держались за руки, обнимали друг друга, забавляя окружающих, заставляя их умиляться  нашим такие близкие отношениям. Но это была только игра. Видимо Шеннону не понадобилось много времени, чтобы поверить в неё.

Наедине он становился каким-то задумчивым. Да, теперь я видел это. А тогда не предавал особого внимания. Мне казалось, что я знал своего брата, а на самом деле он сумел скрыть от меня такой секрет.

Шеннон уже давно отошёл от моей постели и теперь сидел где-то в палате, до меня иногда доносились его дыхание или шуршание одежды, когда он устраивался поудобней.

Я лежал тихо, а в голове только одно – что теперь делать? Я жалел, что услышал его слова, потому что на поверку оказалось, что знать что-то не всегда хорошо. Уж лучше бы и дальше я оставался в неведенье.

От этого я начал злиться на брата. Отчасти из-за того, что я был теперь посвящён в его секрет (хоть он в этом и не виноват), отчасти из-за того, что он скрывал это. Мне казалось, мы делились  друг с другом всем, а тут…

Но на самом деле мне было бы страшно услышать такое от него глаза в глаза. Потому что я бы не смог оставить такое без ответа, а у меня его не было.

Любил ли я Шеннона? Да!

Так же, как он меня?

Я не знаю. Мне надо было  разобраться в себе, свыкнуться с этой мыслью, и уже потом решить, что с этим делать.

Так хотелось оставить всё как есть, но я не умею оставлять проблемы неразрешенными.

Поэтому,  когда Шенн ушёл, я сбежал.

Сделать это оказалось намного проще, чем я думал. Под рукой была только концертная одежда, в которой меня привезли, но она вполне  могла сойти за обычную. При выходе из больницы с меня взяли расписку, что отныне я несу за себя ответственность, и отпустили.

На улице было сыро, но тепло. Совсем недавно прошёл дождь, и мокрый асфальт поблёскивал в свете фонарей. Тёплый вечер только–только накрыл город. Напротив здания больницы был парк, в котором я нашёл скамейку. Забрался на неё с ногами, запустив пальцы в волосы, задумался…

Не знаю, сколько времени я просидел там.

Должно быть много - у меня затекла спина и болела задница. За несколько часов я, кажется, вспомнил всю нашу с братом общую жизнь.  И я словно  увидел всё по-другому.

Будто всё это время я не видел главного, жил в другом мире.

И знаете что?

Я улыбался.

Глупой улыбкой, но она была такой  искренней,  что я сам себе удивился.

Я вернулся в здание больницы и позвонил… Мэтту.

Я пока не готов был видеть брата, я должен был всё обдумать, разобраться в себе.

В конце-концов, всё могло оказаться неправдой, просто мой мозг подшутил надо мной после обморока и выкинул такой фокус.

 

Мэтт забрал меня безо всяких вопросов и не потребовал объяснений. Может, именно поэтому я и позвонил ему. Мне не хотелось говорить. Да и что я мог сказать?

Правду?

Конечно нет.

Нервно оглядываясь по сторонам – я боялся, что Шенн может вернуться -  я подошёл к машине и сел на заднее сиденье.

Воктер какое-то время смотрел на меня через зеркало заднего вида, но я претворялся, что жутко заинтересован происходящим за окном.

Не говоря ничего, он привёз меня к себе домой и напоил чаем.

Я ничего не соображал. Я был настолько  погружен в себя,  что Воктер мог подсунуть мне в кружке какую-нибудь гадость, и я бы это выпил.

Мы так и сидели в тихой кухне. Я, с чашкой, погружённый в себя, и Мэтт, разглядывающий меня. Наверное, он пытался понять, что же творится в моей башке.

Зазвонил его телефон, заставив придти в себя.

- Шенн? – слегка удивлённо, хотя следовало бы догадаться, что после моего исчезновения он начнет обзванивать друзей/знакомых.

Я сразу замахал руками, чтобы только он не сказал, что я здесь.

- Всё в порядке, Шенн. Он здесь, со мной. Да, конечно.

- Воктер! Вот это, - я снова замахал у него перед глазами руками, - означает, что меня тут нет!

Я был очень зол. Спрашивается – какого хрена?

- Так, - мне его тон уже не понравился, - у нас есть минут десять, пока Шеннон добирается сюда.

- И? – сердито.

- Ты успеешь мне всё рассказать.

- Всё-всё? – я не собирался сдаваться, - с чего начать? Как зарождалась Вселенная?

Мэтт покачал головой.

- Давай немного отмотаем вперед, и ты начнёшь с сегодняшнего вечера. Ты знаешь, как испугался Шеннон, когда ты грохнулся в обморок на сцене?

Я не стал отвечать.

- И ты просто так уходишь из больницы, просишь забрать тебя и сидишь весь в себе у меня на кухне. Я полагаю, что имею право знать, что же такое стряслось?

- Ничего.

- Джаред! Давай без этого, прошу тебя. Просто ответь мне – у вас с Шенноном всё нормально?

Меня насторожило "у вас".

- Да.

- Джаред? – почти угрожающе, - Я же спрашиваю не из праздного любопытства. Я волнуюсь.

- Не стоит, Мэтт, правда, - мне хотелось успокоить этого большого парня, который выглядел уж слишком растерянным для этой ситуации. Он и вправду переживал, меня это тронуло.

 

Пронзительный дверной звонок объявил, что Шеннон уже стоит на пороге и он очень  зол.    Шенн сильно жал  бедную кнопку звонка, что тот захлёбывался своим же звуком и грозил сломаться в любой момент. Мэтт пошёл открывать. Пока мы не оглохли.

Я ожидал, что Шеннон кинется сразу на кухню в поисках меня, но тот удивил меня – остался в коридоре и, судя по тихим голосам, о чём-то шептался с Воктером.

Я успел вымыть кружку.

Да.

Именно настолько мне не хотелось выходить, что я тянул время, как только мог. Я уж было решил протереть стол, как раздался мягкий и спокойный голос Мэтта:

- Джаред?

 

Шеннон выглядел встревоженным, но уже ни как не злым, видно Мэтт успел поговорить с ним. У Воктера просто потрясающий дар убеждения. Успокоить Шенна за пару минут – это, знаете ли, нужен талант. Надо попросить у него пару советов на этот счёт.

- Хэй, бро! – слишком весело и громко для такой ситуации, сказал я.

___

 

- Я волновался, знаешь? – Шеннон сидел за рулём моего Yukon'а уверенно сжимал руль и смотрел прямо перед собой, на дорогу.

Я сидел хмурый и задумчивый. Я по-прежнему злился на брата и на себя, за то, что всё это так сильно беспокоит меня. Ответа всё так же нет. Я задумался – насколько сильно я люблю брата, чтобы сделать его счастливым? Т.е. насколько далеко я могу зайти, чтобы сделать его счастливым? Ведь мне придётся играть, так как я никогда не играл.

Я посмотрел на брата и снова отвернулся к окну.

А придётся ли мне играть?

Вот теперь мне по-настоящему стало страшно. Да меня буквально парализовало от ужаса и от тех мыслей, что были у меня в голове. Это ж надо до такого додуматься?! Но чем больше я думал об этом, тем менее ужасной казалось мне эта идея. Нет, правда. Я думал, что как только мы приедем домой я смогу поговорить с братом. Мы расставим все точки над i, и всё будет хорошо, как и раньше. Шенн поймёт, что эту любовь он просто придумал, мы посмеёмся и забудем об этом. Иногда от своей наивности мне самому смешно. Уже ничего нельзя вернуть обратно. Необратимые процессы уже запущенны, хотел я этого или нет.

Пожалуй, теперь я мог смотреть на вещи чуть по-другому, чуть глубже. Сам Шеннон стал выглядеть для меня по-другому. Я попытался посмотреть на него уже не как на брата, а как на мужчину.  Ведь в этом ничего плохого, если я просто представлю это? Ведь Шенн так думал про меня? Определённо думал. Это, хм, казалось даже забавным. Его глаза, чувственные губы, сильные руки, которыми он сжимал руль. И это в какой-то мере смущало меня и заставляло чувствовать себя неуютно. Но с другой стороны это было так волнительно. Новые, совершенно новые ощущения.  Словно надкусив яблоко вдруг почувствовать вкус апельсина.

Мне захотелось дотронуться до него. Сначала пальцами до манящих губ, потом своими губами. Узнать насколько они мягкие, насколько тёплые. Боже! Я думал о мужских губах, отмечал, как лёгкая дрожь пронзала всё моё тело. Более того, я думала о губах брата.

А его руки? Я представил их на своём теле. Насколько нежным он может быть? Или наоборот: сильным и властным. Как это?

Из-за этого открытия я забыл о причине. Забыл о том, что мне стало плохо, о сорванном концерте, мог только надеяться, что всё у меня хорошо. Да и как я мог помнить об этом, когда в моей жизни произошли такие перемены! Хотя… Для себя я ещё не решил, что же мне делать со всем этим.

 

- Знаю, прости, - ответил я, - Просто мне захотелось уйти.

Я видел, что Шенн уже не злится. Он прекрасно знает эту мою черту: срываться, куда мне вздумается, не беспокоясь о других и ни о чём не предупреждая. Он не мог и предположить, что причина моего бегства - не мой вздорный характер, а  его, Шенна, опрометчивый поступок.

- Ты позвонил Мэтту, - осуждающе.

- Просто первое, что пришло мне в голову - это его номер.

Шенн коротко посмотрел на меня.

- Как ты себя чувствуешь? – уже больше тепла в голосе.

Определённо Мэтт прочистил ему мозги.

- Чувствую себя… отдохнувшим…

- Не пугай меня так больше, - он положил мне руку на колено, вполне себе привычный жест, который он, да и я, позволяли себе довольно часто. Это же ничего не значило… раньше.

- С тобой точно всё в порядке? Ты бледный, - Шенн на короткий миг перевёл взгляд с дороги на меня, рука, что была у меня на колене, вернулась обратно, на руль.

- Да, - я кивнул.

- Это хорошо, потому что я просто вне себя…

- Что? – я не сразу понял, что он имеет ввиду.

- А то! Признайся мне, когда ты почувствовал, что тебе нехорошо? До концерта? Во время? А? Ты хоть понимал, что это может быть что-то серьёзное?

С каждым словом Шенн повышал голос, и последние чуть ли не проорал.

- Всё нормально, правда, - я положил руку на его плечо и сжал. Шеннон чуть расслабился.

Я обратил внимание на то,  сколько в нашем с ним общении прикосновений. Да, теперь я видел это. Это озадачило меня, ведь раньше я не замечал этого. Так просто и естественно было касаться брата, или чтобы брат касался меня.

Шенн припарковал машину у входа в дом.

- С тобой точно всё в порядке?

- Я же сказала, да! – я вышел из машины и хлопнул дверцей. Тут же раздался хлопок от дверцы брата, - Ты оставишь машину здесь? В гараж не поставишь?

- Нет,  её не мешало бы помыть, не находишь? Надо бы заняться завтра.

Машина на самом деле была грязновата, я только пожал плечами. Мыть я её не собирался.

- Шенн, я только-только из больницы, неужели ты заставишь почти умирающего, - тут я улыбнулся, - человека мыть машину?

- В машине ты уверял меня, что всё в порядке, - брат тоже направился к дому.

Улыбаясь, я покачал головой. Но смешно мне не было. Я скрылся в своей комнате. Пока я поднимался по лестнице брат, я знал, провожал меня озадаченным взглядом. Он чувствовал, что что-то изменилось, но не мог понять что именно.

Спрятавшись, а по-другому это и не назовёшь, у себя в комнате, я, не раздеваясь, лег на кровать. Мне многое надо было обдумать и кое-что решить.

Взвесив все "за" и "против" я решил, что с братом стоит поговорить. В голове уже складывался возможный диалог, мои доводы, с которыми Шеннон, безусловно, согласится. И всё после нашего разговора будет хорошо. Я не заметил, как уснул.

Проснулся ночью, разделся, покидал шмотки на пол и заснул снова.

Утром Шенна в доме уже не было. Только записка на холодильнике, что он поехал мыть мою – цитирую: экологическую катастрофу – т.е. машину.

Странное дело – при свете дня разговор с братом уже не был хорошей идеей, как думалось накануне. Ведь, если, он действительно любит, по-настоящему, в серьёз, что ему мои слова? Они не убедят его, что чувства придуманные. Да и сам я уже задавался вопросом – хотел ли я, чтобы это было придуманным.

Чёрт! Я думал, от мыслей у меня лопнет голова!

Стоит ли говорить, что ни какого разговора не было?

 

С тех пор мало что изменилось в наших с Шенноном отношениях. Я так и не посмел рассказать Шенну о том, что не спал тогда, что знаю его секрет.

Я долго думал об этом, слишком долго. И каждый раз, когда я уже хотел вывести его на откровенный разговор, меня что-то останавливало в самый последний момент. Имел ли я право? Если Шенн до сих пор ничего не сказал мне о своих чувствах, имел ли я право  начинать этот разговор сам? Я окончательно запутался и чувствовал себя несчастным, хотя ни  разу не показал этого брату. Я не мог прийти к согласию со своими внутренними демонами, которые шептали, что всё это неправильно, что так не должно быть, что это извращение. И если бы, в силу своей безбашенности и пофигизма на общественное мнение, я и мог бы сделать первый шаг, то  я не имел права подначивать на это Шеннона, который  был слишком правильным во всём, что касалось наших с ним отношений.. Он, конечно, то ещё животное, но разумные пределы у него существуют. А то, что я мог бы ему предложить, а я знаю, что мог, было за этой чертой.

А потом из-за ухода Мэтта мне было не до этого. Ощущение, что земля уходит из-под ног, было на столько реальным, что мне казалось, что ещё чуть-чуть и я полечу в бездну. Всё такое привычное для меня менялось, а я в растерянности наблюдал за этим.

Шеннон был рядом со мной всё это время, и его поддержка очень помогла мне. Выстоять и не сломаться. Мы пережили это, но за всей этой суматохой всё случившееся как-то забылось, отошло на задний план, как-то стёрлось в памяти, притупилось. Но моё отношение к брату всё равно изменилось, оно стало неотъемлемой частью меня, словно так было всегда. И желание что-то менять отпало.

И именно тогда появились на свет первые строчки, которые в будущем сложились в песню " Hurricane"