-читай_по_губам- все записи автора

Ракуго (яп. 楽語 — буквально: «потерянные слова») — японский литературный жанр, созданный в XVI-XVII веках.

Каори Экуни


Дюк



Я шла, а слезы все лились из глаз. Прохожие поглядывали на меня в недоумении: вроде бы не девочка - на улице реветь. Но остановиться не было сил. Дюк умер. Мой Дюк ушел навсегда. Горе прямо-таки душило меня.
Сероглазый пес светло-кремовой масти. Еще щенком на нетвердых лапах носился он по коридору, плюхался на живот, скользил по полу. Все умилялись, окликали его по имени, а он опять и опять без устали мотался туда-сюда. Мы хохотали – очень уж пушистый ком напоминал швабру.
Обожал лакомиться яйцами, мороженым, грушами.
Родился он в мае, и лето пришлось ему по душе. На прогулке в нос ударяли незнакомые запахи – сразу топорщилась шерсть, глаза узились в щелочки. Злобным оскалом походил он на Джеймса Дина в профиль. Уважал музыку. Едва я садилась за пианино, тут же устраивался рядом и слушал. А еще Дюк здорово умел целоваться.
Умер он от старости. Когда я вернулась с работы, жизнь в нем еще теплилась. Он уткнул голову мне в колени и холодел, холодел, покуда совсем не окоченел. Дюк умер.
Назавтра мне нужно было на службу. В прихожей я до странности отчетливо скомандовала: “ Гулять! “, заперла дверь и уже на улице неудержимо разрыдалась. Плача, добрела до станции, плача, показала свой проездной, плача, ждала на платформе электричку, плача, вошла в набитый, как обычно, вагон. Школьница с портфелем, какие-то служащие в похожих пальто без всякого стеснения пялились на меня, зареванную, всхлипывающую.
- Прошу вас, - ровный, чуть глуховатый голос. Молодой человек уступил мне место. Лет девятнадцати, белая рубашка поло, темно-синий свитер. Симпатичный.
- Спасибо, - с трудом, сквозь слезы издала я какой-то комариный писк.
Парень стоял передо мной и внимательно глядел на мое зареванное лицо. Глаза бездонные. Я съежилась под его взглядом, оцепенела. И как-то сама собой перестала плакать.
Вышел он следом за мной, тоже сделал пересадку, так вместе мы и доехали до конечной остановки Сибуя. На редкость естественно оказывался он все время рядом, оберегал от вагонной толкучки, ни о чем не спрашивал. А я постепенно успокоилась.
- Может, кофе выпьем, - предложил парень, когда мы сошли с электрички.
Стоял декабрь. Улицы были забиты людьми, дул сухой колючий ветер. До Рождества оставалось две недели, но елки и ангелочки уже украшали витрины, а на фасадах крупных универмагов транспаранты возвещали о бесчисленных новогодних распродажах.
В кафе он мельком глянул в меню:

- Позавтракаем? Может, омлет?
- Пожалуй, - ответила я. Он засмеялся.
Из автомата позвонила своему начальнику, сказала, что простужена, и отпросилась на весь день. Потом вернулась за столик.
- Объявляется выходной! – Парень не церемонился.
Мы вышли из кафе и стали подниматься по склону.
- На вершине есть одно славное местечко, - сказал он. – Вот!
Перед нами оказался бассейн.
- Шутишь? Вода небось холодная…
- Нет, вполне теплая, купаться можно.
- … и купальника нет, - закончила я.
- Ну, можно же купить.
Пловчиха из меня, сказать по правде, совсем никудышная.
- Как-то насчет бассейна я не очень… да и плавать не умею…
У парня округлились глаза от удивления. Мне стало досадно. Ни слова не говоря, достала из кошелька триста иен и купила билет. Других безумцев лезть в воду декабрьским утром не нашлось. Огромный бассейн оказался в полном нашем распоряжении. Плавал парень легко и свободно, точно рыба, был отлично тренирован. В этом далеко уже не новом бассейне мне понравилось все: и неестественная голубизна воды, и легкий запах хлорки, и плеск волн, эхом отражающийся от бортиков. Погружаешься в воду, и кажется, твое тело зыбится, трепещет.
Внезапно парень резко повлек меня вперед, я заскользила по водной поверхности, почти без усилий, словно бы на туго натянутых нитях. Потом нити ослабли, и пришлось в панике нащупывать дно. Смахнула воду с лица и обнаружила себя почти на середине бассейна. Парень стоял метрах в трех и приветливо мне улыбался. “Ну, вот, - подумала я, - поплавали, и сразу настроение улучшилось “.
Еще какое-то время мы плавали кругами в полном молчании. Парень сказал:
- Ну, что, вылезаем?
Часы на стене показывали полдень.
Выйдя из бассейна, мы купили мороженое и принялись есть прямо на ходу. В теле ощущалась приятная усталость от плавания, холодная сладость мороженного ласкала язык. После шумной пристанционной суеты тишина спального района казалась чем-то нереальным. Юноша вышагивал рядом, высокий, с правильными чертами лица, и у меня невольно быстрее забилось сердце. В воздухе плыл аромат ясного зимнего полдня.
Из метро мы вышли на Гинзе. Теперь была моя очередь показать “одно славное местечко”. В пятнадцати минутах ходьбы отсюда, в глубине квартала притаилась маленькая картинная галерея. Снаружи не слишком приметная, такая, можно сказать, скромная, но с хорошей коллекцией.
Сначала мы посмотрели средневековую итальянскую религиозную живопись, потом древние индийские миниатюры, внимательно, одну за другой.
- Вот эта мне нравится. – Парень показал на тускло-зеленую миниатюру со слоном и деревьями. – Похоже, у них в Индии всегда ранее лето.
- А вы романтик! – сказала я, и парень смущенно засмеялся.
После галереи мы очутились на представлении ракуго. Шли мимо театра, а парень вдруг сказал, что любит комические сценки, в последний момент успели купить билеты. На меня опять наваливалась тоска.
Дюк тоже любил ракуго. Бывало, проснусь поздним вечером, спущусь вниз, а пес сидит перед телевизором, который давно пора бы выключить, и слушает ракуго. Все отказывались мне верить: отец с матерью, сестренка, - но он ведь и правда рассказики эти смотрел и слушал.
Дюк умер. От горя у меня перехватывает дыхание, а вот пошла же с незнакомым молодым человеком чай пить, потом в бассейн, гуляла, в галерее была, теперь слушаю ракуго, развлекаюсь, что называется, по полной программе.
Давали “Дознание по делу плотника”. Парень время от времени понимающе хихикал, а я и не улыбнулась ни разу. На душе становилось все тяжелее. Представление кончилось. Мы двинулись в сторону оживленной улицы, вот тут тоска и навалилась.
Дюка больше нет.
Дюк умер.
Звучали рождественские песенки, в светлой вечерней синеве мало-помалу загорались неоновые вывески.
- Ну, что же, год кончается, - сказал юноша.
- Да.
- Новый год – новые времена.
- Да.
- Мне всегда было хорошо с тобой.
- И мне. – Я потупилась.
Парень ласково взял меня за подбородок.
- Всегда было хорошо, - повторил он, глядя мне в лицо такими знакомыми бездонными глазами. А потом он поцеловал меня. Я даже не удивилась, так потрясло меня то, как его поцелуй оказался похож на поцелуй Дюка. Тут он и сказал мне, ошеломленной, потерявшей дар речи: - И я тебя очень любил.
Его печальное смеющееся лицо до невозможности напоминало Джеймса Дина.
- Только это мне и хотелось тебе сказать. А теперь прощай. – Он стремительно рванул к перекрестку, где как раз зажегся зеленый сигнал светофора, и исчез.
Я осталась стоять, вслушиваясь в слова рождественской песенки.
На Гинзу медленно опускалась ночь.