Anabelll все записи автора АВТОР: Juxian Tang
ПЕРЕВОДЧИК: Ira66
БЕТА: Мерри
РАЗРЕШЕНИЕ НА ПЕРЕВОД: получено.
ПЕЙРИНГ: Сириус Блек, Регулус Блэк
РЕЙТИНГ: NC-17
КАТЕГОРИЯ: slash
ЖАНР: drama
Размер: мини
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ: Волдеморт повержен и Пожиратели смерти должны понести наказание за совершенные ими преступления. АU.
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: зоофилия, инцест, non-con.
ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА: Фик был написан на челлендж pornish_pixies bestiality. Мой подарок Мильве на день рождения.


Он стоял на коленях, его лодыжки были привязаны к кольцам в полу, а запястья – к таким же кольцам в стене. Ноги его были широко расставлены, а голова опущена настолько, что длинные вьющиеся волосы закрывали лицо. На секунду я замер от удивления. Никогда до этого я не видел у него таких длинных волос – наша матушка не позволяла ему носить подобную прическу, утверждая, что «не пристало Блэкам ходить с космами». Я перестал слушаться ее лет с двенадцати, но Регулус был из другого теста и старался угодить ей во всем, включая аккуратную стрижку и использование заклятий по уходу за волосами.

Интересно, ему наконец надоело быть маменькиным сыночком, или его волосы отросли в заключении?

Я не знал, когда именно его арестовали. Нет, я конечно слышал, что он примкнул к противоположной стороне, но тогда это меня не слишком заботило – по крайней мере, я так думал. Семья ведь отреклась от меня, так что же еще? Однако оказалось, что все не так просто. Я имел полное право гордиться собой, тем, что сотни раз доказывал, кому по-настоящему верен – но сейчас это ничего не меняло.

А он... он ведь был мне братом. «Под твою ответственность», – сказал мне Дамблдор. Не то, что я так уж любил Регулуса – в детстве он безумно раздражал меня, а когда подрос, мы вообще не общались. Но когда выбор стоит между этим и его смертью...

Наша мать погибла; две моих кузины тоже. Я присутствовал при их казни и видел, как и Нарцисса, и Белла умерли вслед за своими мужьями. Так что теперь Регулус оставался моим единственным родственником, понимаете?

Регулус даже не шелохнулся, когда мои когти зацокали по полу. Он явно очень устал, плечи поникли – скорее всего, ему пришлось ждать так же долго, как и мне, вот только он не мог изменить позу, и теперь его колени посинели и вздулись от того, что ему пришлось стоять на жестком полу.

И он не знал, что должно случиться. А я не мог ничего ему объяснить.

Совсем худой – длиннорукий и тощий. Четыре года назад, когда я видел его в последний раз, он все еще выглядел ребенком, несмотря на то, что ему уже минуло семнадцать. За это время он набрал рост, но не вес, и теперь ребра и позвонки отчетливо просматривались под кожей. Даже кисти были длинными и худыми, и костлявые пальцы отчаянно цеплялись за вбитые в стену кольца.

Раньше я никогда не видел его голым, даже когда мы были детьми. Одно из правил, принятых в нашей пуританской семье, гласило: нельзя раздеваться перед кем-то. В Хогвартсе мне сотни раз доводилось видеть голых Джеймса, Ремуса или Питера, но никогда – собственного брата.

Да еще в подобном виде – с членом, вяло висевшим между ног и крошечным колечком ануса, отчетливо видным оттого, что колени Регулуса были широко расставлены. От одной лишь мысли об этом меня отчаянно затошнило.

– Ты не обязан это делать, – припомнились мне слова Джеймса, сказанные час назад, пока мы сидели с ним в комнате ожидания. В глазах за круглыми очками светилась озабоченность и легкая злость. Я притворился, что ничего не замечаю, и зажег очередную сигарету, стараясь изо всех сил, чтобы руки не тряслись. – Сириус, выслушай меня. Я нажму на все кнопки и никто не посмеет слово сказать о том, что ты – Блэк. У них нет никакого права так издеваться над тобой лишь из-за твоего имени.

– Не надо мной, – пробормотал я, чувствуя, как что-то рвется и ломается внутри меня. – Над Регом.

Рег. В тот момент я всей душой ненавидел его – за то, что он начал все это, за то, что втянул в это меня. Он сам во всем виноват – нечего было лезть к Пожирателям Смерти, нечего было попадаться...

– Он осознанно примкнул к этим убийцам, – заметил Джеймс, точно прочитав мои мысли. Как же меня злила сейчас его проницательность! – Теперь пришло время платить по счетам. Это не причина, чтобы страдал ты.

– Но тогда он умрет, – вместо табака я ощутил во рту мерзкий вкус жженой бумаги.

Тогда я еще мог все переиграть. А сейчас уже слишком поздно; я больше не могу изменить свое решение без того, чтобы меня не заподозрили в преступной слабости, в непростительной снисходительности к врагу. Я согласился; теперь я мог получить то, что хотел. Вот только я отдал бы все на свете, чтобы не получать этого.

Я не пытался оправдаться. Мне и раньше было известно о подобных унизительных и диких наказаниях. Но я всегда оправдывал их: суровое время требовало суровых мер. Оправдывал – пока это не коснулось меня лично.

Я вздохнул. Звук громом прорезал тишину, и Регулус поднял голову и посмотрел на меня через плечо. Лицо его тоже изменилось, круглые щеки исчезли. Бледный, небритый, с большим ртом, сжатым в скорбной гримасе, он выглядел почти суровым. Лишь одно осталось неизменным в этом лице – а я так хотел, чтобы это случилось, так надеялся на это. Его глаза – темные, большие, широко раскрытые, смотрели на меня с хорошо знакомым мне выражением. Регулус всегда смотрел на меня так, точно я был загадкой, которую он пытался разрешить.

Как он мог? Спеться с этими ублюдками, позволить, чтобы его схватили в черной мантии и маске, получить Темную метку?.. А ведь если бы Дамблдор и Фламель не убили бы его хозяина, если бы тот одержал победу, на месте Рега сейчас мог оказаться я – в цепях, ожидающий казни. Как мой брат посмел сохранить подобный взгляд – невинный, почти наивный? Взгляд, всегда вызывавший во мне желание сломать его игрушки и разорвать коллекцию карточек из шоколадных лягушек?

Я зарычал, негромко и гортанно, верхняя губа вздернулась, обнажая клыки, и лицо Регулуса окаменело от страха. Я знал, что ему ничего не объяснили – «фактор неожиданности», так они называли это. И, зная Регулуса, я был уверен, что сам он догадаться тоже не мог. Он никогда ни о чем не догадывался, и все шутки, которые я с ним выделывал, оборачивались для него полной неожиданностью. Разве что он поумнел за последние годы, но мне почему-то не слишком в это верилось.

И от этого почему-то было еще тяжелее.

Регулус больше не был неподвижен. Он попытался увернуться от меня, когда я подошел ближе, и яростно задергал запястьями, в попытке освободить руки. Мышцы предплечий напряглись от тщетного усилия, но веревки держали крепко. Я видел, как остекленели его глаза, как расширились зрачки и взглядом он стал напоминать перепуганного кролика. Он взвизгнул в панике:

– Что? Что тебе нужно?

В этом весь Регулус: говорит с собакой, точно она может ответить.

В последний раз я слышал его голос в самом начале своего седьмого курса. Все лето я провел у Джеймса. Во время распределения я подошел к Регу и шутливо спросил, как матушка восприняла мой отъезд. Он резко ответил мне, специально повысив голос так, чтобы его слышали все слизеринцы:

– Никогда больше не заговаривай со мной, предатель.

И моя кузина Нарцисса захихикала и отвернулась, а моя кузина Беллатрикс оглядела меня своими темными, с поволокой, глазами... а теперь они обе мертвы.

А теперь он обращается ко мне с этим глупым «Что?» и смотрит на меня своими несчастными, перепуганными глазами, и яростно дергает руками, будто их можно высвободить. Не знаю, чего ожидает он от меня. К собакам он всегда относился чуть настороженно.

Его тело пахло страхом. Страхом, усталостью и болью. Я знал, что до этого ему пришлось пройти и через другие наказания. Об этом говорили и полопавшиеся сосуды – следы длительного Круциатуса, и синяки на ребрах, спине и животе – должно быть, авроры время от времени вымещали на нем свой гнев, и более старые следы от веревок на руках и ногах, глубоко впечатавшиеся в кожу.

«Но эти следы исчезнут, – напомнил я себе, – в отличие от его вечного позора – Темной метки».

Так кто же из нас истинный предатель, Регулус?

Ему повезло: обвинители ничего не смогли доказать – ни пытки, ни изнасилования, ни убийства. Его просто поймали вместе с другими жалкими сопляками. Но заразу нужно выкорчевать огнем и мечом, так сказал Дамблдор в своем последнем выступлении. Чтобы этого никогда больше не произошло. Чтобы будущее наших детей было безопасным. И он был прав. Я тогда подумал о своем крестнике, маленьком Гарри. Он не должен однажды проснуться и увидеть гибель своих родителей, зеленую вспышку, летящую в них, как это случилось с другими детьми.

А малышу Драко, сыну Нарциссы, куда лучше остаться в семье Андромеды, чем вырасти с родителями-убийцами.

Дамблдор был прав. Все, принявшие Темную метку, должны ответить за свой поступок. И если у моего собственного брата хватило глупости влезть в это...

Он, наконец, прекратил дергаться – только грудь судорожно вздымалась, поднимались и опадали ребра, и прикусил губу, точнее, впился в нее зубами. Я хорошо помнил эту его привычку. Он вечно кусал губы до крови, когда боялся чего-то, например когда что-то разбивал и матушка набрасывалась на него. В шестнадцать лет Регулус боялся ее больше, чем я в свои восемь.

Сейчас это уже не имеет значения, напомнил я себе. Она мертва, она в прошлом, а мне теперь нужно думать о настоящем. Я делаю это для него. Для Регулуса. Даже если он и не заслужил этого.

Мой глупенький брат... перепуганный дурачок стоял тут с непристойно широко расставленными ногами, в позе жертвы – чтобы удобнее было взять его. Я чуял его запах, запах пота под яичками и в паху. От страха он пах еще острее. Я видел, как он пытается свести ягодицы, как сжимает анус и представил себе, как его отверстие сжимается вокруг моего члена. Это... опьяняло.

Часть меня хотела совершить это. Часть меня жаждала наказать его – за то, что он оказался таким дураком, за то, что влип в подобную ситуацию. За то, что втянул в такую ситуацию меня.

– Это твое решение, Сириус, – припомнились мне слова Лили. Она говорила со мной, хотя все ее внимание было сосредоточенно на Гарри, радостно гукающем у нее на коленях. – Но уверен ли ты, что сможешь сделать это? И что сможешь потом с этим жить?

Тогда я пожал плечами. Легко было спрашивать ей, окруженной домашним уютом. А от моей семьи остался лишь пустой дом, полный сумасшедших портретов, да чокнутый домовик.

И брат, который должен был умереть. Или выжить – «под мою ответственность».

Мой брат, который дрожал сейчас, чувствуя мое горячее дыхание на коже.

Я чувствовал, насколько ему холодно и больно, как он дрожит от страха, как что-то ломается в нем – если там еще осталось, чему ломаться. Регулус был слабаком – я всегда презирал его за это. И именно слабость виной тому, что мы оба очутились здесь.

Он взглянул на меня с отчаяньем. На секунду, из-за его напряженного взгляда, мне почудилось, что он узнал меня. Не знаю, как. Может быть по глазам.

– Уходи, – прошептал он почти беззвучно, и губы его побелели.

Я не собирался выслушивать подобные глупости. Мне нельзя было слушать их, если я хотел совершить то, что должен был сделать. Засунув голову между его ног, я громко втянул в себя воздух.

Он дернулся с такой силой, что, не будь веревки зачарованными, они бы не выдержали. А так они лишь сильнее впились в его запястья, и я это знал. На его лице были написаны ужас и неприкрытое отвращение. Нет, он не узнал меня, мне просто показалось. Регулус слишком глуп, чтобы догадаться о чем-то.

– Уходи, – пробормотал он, точно механическая кукла и снова дернулся, пытаясь не дать мне прикоснуться к интимным местам. – Отстань от меня.

Я зарычал, и мое рычание заставило его замереть. Даже такой дурак как он, мог понять: любое лишнее движение сейчас вызовет только проблемы. Мне было нужно, чтобы он стоял смирно. То, что должно произойти, было и само по себе нелегким делом, но если он будет биться, это вообще станет невозможным. Мне что, порвать его на кусочки, если он будет сопротивляться?

– Отстань от меня, дурацкая собака. Отстань, – шептал Регулус. Теперь слова были почти неслышными, но безостановочно текли из его рта. Даже не знаю, осознавал ли он, что именно говорит. Этот ребяческий, испуганный шепот раздражал и нервировал меня, поэтому вместо голоса я сосредоточился на запахе – запахе страха и доступности. Это безумно... возбуждало.

Я лизнул его анус. Только ради него – я не мог сделать многого, но хотел сделать все возможное. В конце он будет благодарен мне за это – даже если сейчас дрожит крупной дрожью и пытается отодвинуться. Я положил лапы на его ноги и снова зарычал. Его дыхание стало частым и поверхностным, будто он задыхался, но он продолжал смотреть на меня через плечо – так, будто не смотреть было еще больнее.

Я лизнул еще раз, и еще. Его вкус был соленым и слегка горьковатым. Он застонал, но не от удовольствия, а от беспомощности, так, будто просто не смог сохранять молчание. Я засунул морду между его ягодицами и постарался залезть языком внутрь, чтобы заставить его хоть немного расслабиться.

Не знаю, делал ли он это раньше – в смысле, с мужчиной. Я вообще ничего не знал о нем – с кем он встречался, как он жил, любил ли по-прежнему делать модели кораблей, как раньше. Все, что мне было о нем известно – это то, что он блистательно сломал свою жизнь и теперь должен был понести наказание, да то, что брат-анимаг выкупил его жизнь тем, что должен был изнасиловать его.

По его телу пробежала новая волна дрожи, и запах Рега слегка изменился. Его член больше не свисал бессильно, но был наполовину твердым.

Я взглянул на него и заметил, как лицо Регулуса вспыхнуло от унижения. Он быстро отвернулся и опустил голову.

С одной стороны я был рад тому, что он возбудился. Возбуждение позволит меньше думать о боли, и я смогу не слишком ранить его. Но с другой стороны я понимал, что Рег предпочел бы смерть возбуждению... от собачьих ласк.

Я продолжал вылизывать его яички, и он задрожал, напряг ноги и постарался сдвинуть их. Ничего, естественно, не вышло, и эрекция не спала.

Глупый Регулус, глупый мой брат, видишь, во что ты себя втравил?

Он больше не смотрел на меня и не сказал ни слова. Я мог видеть лишь лихорадочно вздымающуюся грудь, но выражение его лица врезалось мне в память: удивленный, неверящий взгляд, словно Регулус не мог поверить, что подобное может произойти.

Я думал об этом, когда взгромоздился на него.

Он дико дернулся, будто до последней секунды надеялся, что такого с ним все же не случится.

– О Боже, – услышал я его шепот, – нет, пожалуйста... нет.

Боже. Раньше стоило молиться, до того как стал преступником. Теперь ему уже нельзя было помочь. Я сделал все, что мог, я спас его жизнь. А теперь, когда кончик моего члена упирался в его влажный, обжигающе горячий анус, я не мог больше ждать.

Я толкнулся вперед.

Так тесно. Настолько тесно, что мне было больно, до смерти больно и хотелось еще и еще. Я зарычал, не заботясь о том, что пугаю его. Меня уже ничего не касалось: ни то, что ему больно, ни то, что это мой брат, лишь то, что его дырка была самой чудесной и самой тесной из всех, что я когда-либо трахал.

В тот момент он не был мне братом. Он был моей шлюхой.

Я снова и снова вколачивался внутрь, растягивая его. Мои лапы лежали на плечах Регулуса, когти царапали его руки, а он лишь слабо поскуливал, несмотря на боль – видимо боялся, что от шума будет только хуже. Но ведь в этом и состоял смысл наказания – причинить ему боль, верно? Преподать ему урок, наказать его, чтобы он никогда не повторял бы своих ошибок.

– Ты тоже нуждаешься в уроке, – вновь зазвучали в моей голове слова Дамблдора. Голос его звучал почти нежно, но взгляд был странным и пустым. Этот взгляд появился у старика со дня смерти Волдеморта – будто вместо глаз у него кусочки голубой слюды. – Ты думаешь, что второй шанс дается с легкостью. Это не так.

Я тогда подумал, не случай ли с Визжащей Хижиной он имеет в виду. Меня же так и не наказали, из-за Ремуса, но Дамблдор очень рассердился на меня из-за своего обожаемого Снейпа, Снейпа, который тоже был Пожирателем Смерти, но не понес за это наказания – как же, двойной агент и все такое...

Поэтому это могло быть наказанием и для меня – то, что именно я должен сотворить подобное со своим братом. Но я не знал, что это может быть так приятно, не ожидал испытать подобное удовольствие.

Возбуждение Регулуса прошло, и я почти пожалел об этом, но в то же время не думал, не мог думать ни о чем, кроме тесного отверстия вокруг моего члена и горячего тела подо мной. Регулус низко опустил голову, его волосы почти касались пола, он задыхался под моей тяжестью – у него просто не было выбора, а я все качал и качал бедрами, скользя туда-сюда внутри него.

Бедный Регулус, глупый Регулус, я не хотел делать это, но я должен, должен... Ты выживешь благодаря мне, я выкупил твою жизнь, боже, какой же ты тесный, почему ты так дышишь, тебе больно, да, больно, но я не могу остановиться, не могу и не хочу...

Его тело обжигало меня, запах его пота опьянял, мышцы дрожали под моими лапами. Я проникал в него все глубже и глубже, и вскоре лишь одна вещь интересовала меня, болезненно близкая и я должен был получить ее, любой ценой вырвать это у него.

И вот она наконец пришла, вместе с болью и дрожью, и почти боль пронзила мое тело, и я заскулил от непереносимого напряжения, кончая, кончая...

Все было позади. Мой член все еще был внутри него, стиснутый тугими стенками его прямой кишки и я все еще тяжело наваливался на него. Но теперь я чувствовал себя настолько усталым... Я был опустошен, почти выкачан, призрак удовольствия еще ощущался, но уже исчезал.

Я не мог высвободиться – обычная вещь у собак, поэтому я продолжал наваливаться на него и мои лапы по-прежнему лежали на его плечах. Я не знал, что делать, если он попробует освободиться и лишь надеялся, что не попробует.

По его рукам, там, где прошлись мои когти, текла кровь, и я чуял, как еще большее количество крови, смешанной с моей спермой, течет по его ногам. В этом было что-то невыразимо реальное: теперь, когда мой мозг не был больше затуманен, когда дело уже было сделано.

Я трахнул собственного брата. Я старался не думать об этом все эти дни, не фокусироваться на этой мысли, но теперь все было позади и я знал, что никогда не забуду о своем поступке.

Он не попытался высвободиться. Он даже не пошевелился, так и остался недвижим. Только дыхание его было быстрым и странным, да изо рта вырывались негромкие звуки, слишком похожие на всхлипывания, чтобы быть чем-то еще. И соленый запах, исходящий от его отвернувшегося лица, мог быть лишь запахом слез. Регулус плакал.

Он был достаточно наказан, верно?

– Только одну вещь нельзя исправить, – припомнил я негромкий, спокойный голос Николя Фламеля – каждое слово тогда гремело в моей голове, несмотря на мягкий тон. – Смерть. Все остальное можно залечить. Так что оцени шанс для спасения жизни твоего брата, который ты получил.

Член, наконец, скрылся и я смог двигаться и вышел из Регулуса. Теперь на его ногах было куда больше крови. Я старался не смотреть туда – все равно ведь тут ничем не поможешь. Я даже облизать его не мог – для него это было бы не удовольствие, а лишь продолжение пытки.

Все закончилось; теперь я мог уходить.

Регулус поднял голову, когда я был почти в дверях. Я почувствовал это и повернулся. Его бледное лицо было залито слезами, веки припухли. И он по-прежнему смотрел на меня широко раскрытыми, удивленными глазами, точно видел что-то, что не переставало изумлять его.

И от этого мне захотелось завыть.

Часом позже два аврора привели его в комнату, где я ждал. Глаза его все еще были опухшими, он выглядел абсолютно измученным. Когда он замешкался на пороге, один из авроров толкнул его вперед. Я вскочил. Джеймс успокаивающе положил руку на мой локоть.

– Сириус, – тихо сказал он. – Не надо.

Джеймс, конечно, был прав – не стоило вызывать лишние проблемы.

Регулус с недоумением взглянул на меня, глаза его раскрылись от изумления, и он подарил мне тот невинный, ранимый взгляд, который я всегда ненавидел.

– Сириус? – спросил он, точно ожидал увидеть кого-то еще.

– Да, – улыбнувшись, ответил я. Голос мой звучал хрипло – должно быть от выкуренных сигарет. – Он самый.

– Сириус, – повторил он, и я припомнил, как совсем недавно тот же голос молил: «Нет, уходи, отстань, пожалуйста, нет...»

Регулус сделал шаг мне навстречу, и ноги его подкосились. Я подхватил его, и тело, горящее как в лихорадке, прижалось ко мне. «Он же выше меня, – с удивлением подумал я, – мой младший брат выше меня».

Он задрожал, когда я обнял его, но не попытался вырваться. Наоборот, он плотно обхватил меня руками, не давая двинуться, и его не заботило ничье присутствие – ни Джеймса, ни авроров. Руки Рега вцепились в мою мантию, голова прижалась к моему плечу, и он спрятал лицо в складках моей мантии.

– Пожалуйста, – прошептал он, повиснув на мне. – Можно, мы пойдем домой?

– Конечно, – ответил я. – Мы пойдем домой. Куда же еще?



The end