Anabelll все записи автора Автор: Juxian Tang (juxiantang@hotmail.com)
Оригинал: http://juxian.slashcity.net/outofdarkness.html
Перевод: Мильва (kovrova@narod.ru)
Раэмер: МИДИ
Пэйринг: СС\РЛ
Рейтинг: PG-13
Жанр: ангст/романс
Саммари: Снейп и Люпин пытаются справиться с последствиями того,
что пережил Снейп.
Примечание: сиквел к Lukewarm и Mine


- Дело не в этом, Альбус. Я знаю, что с ним что-то не так.

Усталые голубые глаза Дамблдора кажутся беззащитными без очков; в течение нескольких секунд он протирает стекла рукавом.

- Ты не забыл, Ремус, что, возможно, он еще не поправился? Слишком мало времени прошло. А с ним обошлись очень жестоко.

Я отмахиваюсь, пытаясь заставить его умолкнуть. Как я могу забыть? Я же был там, я нашел его. Это воспоминание намертво въелось в мой разум, как и всепоглощающая, бессильная ярость. Бессильная, потому что все это уже случилось, и я ничего не могу изменить.

Я знаю, что они насиловали его и вырезали слова на его теле - "предатель" и "шлюха", и этого уже не исправишь. Меня не было рядом, и я не сумел его защитить.

- Ты должен понять, - говорит Альбус, - Северус сильно травмирован, хотя и пытается это отрицать.

О да, я знаю, что такое отрицание. Ведь это мне приходилось выслушивать замысловатую ругань Северуса в адрес Этерны Джиллиан, которая замещала его на посту преподавателя, и его уверения, что он хоть сейчас готов давать уроки, заглушаемые звоном бьющегося стекла, потому что он снова что-то выронил из сведенных судорогой рук.

Это я вижу каждое утро, как он застегивает высокий воротник своей мантии, готовясь учить тех, чьи отцы насиловали его в течение нескольких недель.

- Я не это хотел сказать, Альбус. Я просто вижу, что с Северусом что-то происходит.

В последние месяцы я настроился на его волну. Я начал понимать, чего он в действительности хочет или чего боится, что заставляет его поступать так, а не иначе. Мне пришлось научиться этому, или я просто сошел бы с ума. Я знаю, как он смотрит в зеркало - простое, молчащее зеркало - и знаю, что нельзя показывать ему, будто я это заметил, и нельзя ничего говорить. Я знаю, что он часами торчит в ванной и изводит по два куска мыла за день - тогда как в другие дни он будто бы получает какое-то мстительное удовольствие при виде своих слипшихся, жирных волос.

Я знаю, как он неожиданно каменеет от моего прикосновения и отодвигается на такое неуловимое расстояние, что, наверное, думает, будто я ничего не замечаю, а затем говорит мне отвратительные, ужасные вещи, чтобы прогнать меня из своей постели.

Я все это понимаю.

- Я говорю не об этом. Мне трудно это объяснить. Просто... иногда он становится другим человеком. Словно что-то меняется в нем.

- Как бы я хотел помочь тебе. - Обманчиво беззащитные глаза Альбуса в обрамлении коротких блеклых ресниц сочувственно мигают. - Поверь мне, Ремус, я хотел бы помочь вам обоим.

А я хочу понять, что происходит.

Потому что я не хочу его потерять. Я не отдал его Вольдеморту и Малфоям, и меня бесит мысль о том, что я могу отдать его чему-то непостижимому.

* * *

Северус уже в постели, когда я прихожу. Толстая книга лежит на его согнутых коленях, и он так склонился над ней, что я могу видеть только его макушку.

- Сплетничали обо мне, Люпин? - нелюбезно спрашивает он, даже не взглянув в мою сторону.

- Делать нам больше нечего. - Я устало вздыхаю, расстегивая мантию.

Северус поднимает голову и глядит на меня из-за пелены спутанных волос. У меня возникает подозрение, что он нарочно позволяет им падать на глаза, потому что думает, будто они отвлекают внимание от его лица.

Но, по-моему, это не помогает.

Длинный багровый шрам тянется по его переносице и под глазами. Он всегда накладывает косметические чары, когда дает уроки, чтобы не пугать детей (видит Мерлин, они и так боятся его до чертиков). Но сейчас шрам яркий, очень заметный и кажется воспаленным. Из-за этого Северус выглядит каким-то измученным, очень больным - особенно в этой застегнутой до самого горла ночной рубашке с длинными рукавами, которая ему велика.

По словам колдомедиков, ему очень повезло, что на его лице осталась всего одна отметина, если учесть, как было тяжело исправить ему нос и правильно срастить челюсть - эти ублюдки ломали ему челюсть, чтобы трахать его в рот, потом лечили и ломали снова...

- Как прошел день? - спрашиваю я жизнерадостно, хотя от этих мыслей мои ногти впиваются в дверной косяк. Ему не нужна моя злость, моя бессильная ярость из-за того, что уже невозможно исправить. Ему это не поможет.

- Прекрасно.

Гм, разве он когда-нибудь отвечал иначе? После того, как он вернулся на свою должность, смешал Этерну с дерьмом (хорошо еще, что она такая уравновешенная - если бы он сказал мне хоть треть того, что наговорил ей, я бы его убил), и развеял надежды студентов на то, что уроки зелий могут доставлять удовольствие, он вроде бы успокоился. Но это, конечно, не значит, что он стал терпимее, вовсе нет.

Думаю, студенты никогда еще не ждали Рождественских каникул с таким нетерпением.

- Поттер получил "ноль", - сухо сообщает он. - Как всегда.

Бля. Ну что он за сукин сын... такой же, как раньше. И не важно, что его чуть не убили, от этого он не становится меньшим сукиным сыном.

Я считаю про себя до десяти и говорю:

- За что, хотел бы я знать? Он был не так уж плох, когда его учила Этерна.

- И ты думаешь, я буду ставить ему оценки на основании ее идиотского мнения о его знаниях?

Нет, конечно. С чего бы? Просто это злит меня и расстраивает. Я волнуюсь за Гарри; кроме меня, у него никого не осталось. А здесь я вынужден каждый день видеть, как над ним издеваются.

- Ты не обязан быть таким ублюдком, - тихо говорю я. - Земля не сойдет с орбиты, если ты будешь с Гарри хотя бы справедливым.

- Он запорол зелье, - оправдывается он.

- Я в этом не сомневаюсь. Потому что ты торчал у него над душой и следил за каждым его движением.

- Слушай, Люпин, он должен быть сильнее. Он же хочет стать аурором, в конце концов.

- А ты мог бы не брать на себя дополнительную обязанность учить его быть сильнее?

Потрясающе. Если я и рассчитывал на тихий совместный вечер, то теперь все коту под хвост.

Почему он так себя ведет? Гарри больше не испытывает к нему ненависти. Не испытывает после этих августовских и сентябрьских недель, когда Северус пропал. Мне пришлось рассказать Гарри о нас... честно говоря, я в тот момент с ума сходил от страха.

Гарри тогда посмотрел на меня так, словно у меня выросла вторая голова.

- Но Снейп... он же мужчина!

- Разве ты никогда не слышал о таком?

- Да, конечно, но... он же тебя ненавидит.

- Уже нет.

- Он урод!

- Я нахожу его привлекательным.

Хотелось бы мне знать, смогу ли я найти его вообще.

- Так вот почему он был с тобой в доме Сириуса...

Но стоило Гарри оправиться от потрясения, и он стал таким заботливым, и его друзья тоже, они так меня поддержали. А когда мы нашли его... я думал, что враждебность Гарри исчезла навсегда.

Если бы только Северус не продолжал в том же духе. Даже терпение Гарри имеет предел.

- А ты не мог бы оставить в покое мои методы преподавания, Люпин? - говорит он, и его черные глаза презрительно сверкают из-под грязной челки.

Я гляжу на него, и моя злость улетучивается; все, чего я хочу, это убрать его волосы с лица и стереть поцелуем это раздраженное, враждебное выражение.

Сентиментально до жути, но иногда я чувствую себя именно так.

- У тебя нет методов преподавания, Северус. Запугивание детей не считается.

Он сердито глядит на меня, и под его непримиримым взглядом я подхожу к кровати, сажусь и наклоняюсь над его острыми коленями.

Он торопливо захлопывает книгу и кладет ее в ящик тумбочки обложкой вниз. В его глазах то же настороженное выражение, которое почти всегда возникает, когда я прикасаюсь к нему - не во время секса, а просто так. По-моему, он к этому не привык. А после всего, что случилось, привыкнуть еще труднее.

Я кладу голову ему на колени. Не слишком удобно - он такой костлявый.

Он реагирует так слабо, что я замечаю это с большим трудом: напрягается при моем прикосновении, а затем чуточку расслабляется и подается ближе. Я поглаживаю его ногу через одеяло и чувствую, как он вздрагивает, но это хорошая дрожь - дрожь удовольствия.

Пожалуйста, доверься мне, - думаю я. - Пожалуйста, я не сделаю тебе больно.

- Хочешь, чтобы я почесал тебя за ухом, Люпин? - спрашивает он, но это ничего, я знаю, что он не возражает.

Это хороший момент. Он со мной - угловатый и теплый, я чувствую это даже через его одежду, и знаю, что он живой и в безопасности. И это унимает беспокойство, поселившееся в моей душе, - мысль о том, что он уже никуда не уйдет.

Мне не удалось удержать Сириуса. Но с Северусом я этой ошибки не повторю.

А потом я чувствую, как его тело обмякает, и когда я поднимаю голову, то вижу: вот то, о чем я говорил Альбусу - этот невидящий, пустой взгляд, словно обращенный вовнутрь. Он опускается на подушку, и его лицо настолько лишено выражения, что это пугает. Лучше уж злость, или боль, или страх. Но эта пустота наводит ужас.

- Северус, - осторожно говорю я.

Как обычно, он сразу же приходит в себя и смотрит на меня с искренней благодарностью. Но через секунду к нему возвращается самообладание, и он слегка пожимает плечами.

- Прости. Ты что-то сказал?

Он что, даже не знает, говорил я что-нибудь или нет?

- Северус, - повторяю я. - Мы должны это обсудить. Что с тобой творится?

Ненависть и слепое отрицание вспыхивает в его глазах так внезапно, что я отклоняюсь и убираю руки с его коленей.

- Мы ничего не должны обсуждать, Люпин.

Его голос искажен, в нем столько яда, что я не могу этого вынести.

- Я просто хочу помочь тебе.

- А я просил помощи?

- Я вижу, что тебя что-то беспокоит... что-то, о чем я не знаю. Если ты расскажешь, возможно, я смогу что-то сделать.

Разве мы не прошли через самое худшее, он и я? Когда мы привезли его в Хогвартс, и он очнулся, я думал, что он больше не захочет меня видеть за то, что я подвел его, за то, что мы искали его так долго. А потом я думал, что он никогда не позволит мне к нему прикоснуться, и мне приходилось действовать очень медленно, подбираться к нему все ближе с каждым днем. А теперь он меня отталкивает.

Его лицо ужасно побелело, и глаза пылают как угли с беспричинной враждебностью.

- Ты ничего не понимаешь, Люпин.

- И не пойму, если ты не объяснишь.

- Я ничего не собираюсь объяснять! Если тебе что-то не нравится, ты знаешь, где камин. Обещаю, я не стану хватать тебя за ноги, когда ты будешь уходить.

Он отворачивается, тянется к книге, но не берет ее, а резко задвигает ящик. Я слышу, как кровь шумит в ушах. Как же я его ненавижу... Больше всего на свете я хочу уйти и никогда не возвращаться. Зачем я вообще в это вляпался? Какое он имеет право так обращаться со мной? Или он думает, что у меня нет гордости?

Он сидит, сгорбившись, глядя на одеяло, прикусив губу - воплощенное упрямство и враждебность. Его волосы липнут к щекам, и шрам резко выделяется на белом как мел лице.

Не думаю, что ему нужна эта пронзительная жалость, которая охватывает меня в этот миг, или что она делает мне честь. Но я ничего не могу поделать. Мне так его жалко; я не хочу его потерять.

Я вздыхаю и начинаю расстегивать рубашку.

Он глядит на меня, и его драчливое настроение пропадает.

- Не строй из себя святого, Люпин, - говорит он. - Мое сердце не разобьется, когда тебя не будет со мной.

Я пытаюсь бывать с ним как можно больше. Альбус разрешил мне ночевать в Хогвартсе, при условии, что никто меня не увидит; так что я прихожу сюда через камин каждый вечер и возвращаюсь домой поутру.

- Да, - мягко говорю я. - Упаси Мерлин тех, кто подумает, будто ты нуждаешься во мне.

Я снова прикасаюсь к его коленям, и на этот раз его холодная рука с длинными пальцами встречается с моей и коротко ее сжимает.

Может, все еще будет хорошо, - думаю я. - Может, в этом нет ничего страшного.

* * *

- Нам нужен новый шпион, - говорит Хмури на следующем собрании Ордена.

- У тебя кто-то есть на уме? - интересуется Альбус. - Твоя работа среди тех, кого мы считаем пожирателями смерти, принесла плоды?

- А я бы подумал о том, кто вот-вот войдет в число приближенных Сами-Знаете-Кого, - с довольным видом заявляет Хмури. - О младшем Малфое.

- О Драко Малфое? - с недоверием переспрашивает Молли.

Впервые на всех этих встречах Северус отрывает взгляд от своих сжатых рук. С тех пор, как он вновь присоединился к нам, он все время так сидит, ни на кого не смотрит, не говорит ни слова. Да, верно, что он может сказать - он ведь не может больше приносить информацию. Но мое сердце все равно болит за него.

Хмури извинился перед ним, за то, что подозревал его. Это было формальное извинение перед всеми членами Ордена - и было видно, как Альбус буквально стоит у него за спиной и выкручивает ему руки. Должно быть, он вправил Аластору мозги.

- Да, о ком же еще?

- Не думаю, что Драко намерен перейти на нашу сторону, - ровным голосом говорит Альбус.

Хмури фыркает, словно ничего смешнее он не слышал.

- Кого волнуют его намерения? Ты знаешь, что я имею в виду, Альбус. У тебя на него компромат.

Даже мне это кажется подлым, а я вовсе не считаю себя высокоморальным человеком. Я настороженно гляжу на Дамблдора и Хмури. Да, конечно, интересы Ордена превыше всего, но все же, это так... низко.

В середине сентября, когда мы уже отчаялись найти Северуса живым, к Альбусу пришел бледный и расстроенный Драко. Он поставил условие, чтобы его мать и отца не арестовывали и не причинили им никакого вреда, и Альбус дал ему слово волшебника.

Он рассказал нам, где Северус.

- Это сделка на один раз, - сказал Драко, - просто потому... Я не хочу, чтобы с ним случилось такое.

Нам понадобилось еще четыре дня, чтобы убедить Хмури в том, что этим сведениям можно верить и что Северус не "вернулся к своему Лорду", как с ошеломляющим упорством продолжал утверждать Хмури даже после поимки настоящего шпиона. Но, в конце концов, мы ворвались в охотничий домик Роквудов, и Северус был там. Мы арестовали девятерых пожирателей смерти, но ни Малфоев, ни Лестрангов среди них не было.

Ситуация после этого сложилась непростая, ведь Северус был главой Слизерина, и многие отпрыски предполагаемых пожирателей смерти знали о том, что он предал их Лорда. Но Северус быстро сумел прижать их к ногтю.

Я вижу, как Альбус снимает очки и начинает их протирать.

- Это невозможно, Аластор. Я дал ему клятву.

Хмури только отмахивается.

- Ты поклялся не трогать Малфоев, Альбус, но не хранить молчание, я прекрасно это знаю. У него не хватило ума потребовать от тебя более надежных гарантий, например, чтобы ты сохранил это в тайне и не использовал против него. Не повезло ему. Скажи, что ты можешь намекнуть его отцу... или еще лучше, другим пожирателям смерти, что это он их выдал, и он согласится плясать под твою дудку. Он уже почти пожиратель смерти. А скоро станет им на самом деле.

Я гляжу на свои руки, чувствуя, как во мне растет отвращение. В каком-то смысле Хмури прав - будущее Драко решено, и что бы мы не делали, мы вряд ли сможем что-то изменить. Но все же...

- Боюсь, твое предложение неприемлемо, Аластор, - говорит Альбус.

- Если хочешь остаться чистеньким, я сам это сделаю, - великодушно предлагает Хмури.

И в этот момент кресло Северуса опрокидывается.

Он встает, ужасно бледный, его глаза горят, руки стиснуты, но голос звучит очень мягко, почти на пределе слышимости.

- Не впутывайте Драко. Он лучше любого из вас.

У него пустой взгляд; не думаю, что он осознает, что говорит.

- Чего еще от тебя ждать, - Хмури пожимает плечами. - Тем более что он о тебе такого же высокого мнения.

- Вы хотите, чтобы он перешел на сторону Света? Или просто хотите использовать его и выбросить вон, когда он станет вам не нужен? Вы ведь так обычно поступаете, да?

- Если ты о себе, то я не понимаю, что тебя не устраивает, Снейп, - отвечает Хмури. - Вряд ли ты страдаешь от недостатка внимания, когда Люпин так о тебе печется.

Я тоже встаю, и мое кресло с шумом скользит по полу, и я вижу, как все поворачиваются в мою сторону. Я гляжу на Северуса. Он покачивается, словно от боли, его руки заломлены, и на щеках пылают пятна румянца.

По-моему, он так взволнован, что даже не слышит слов Хмури. Его голос кажется сдавленным, тусклым.

- Если быть на стороне Света означает, что тебе не верят, тебя используют, отвергают, а затем забывают, когда твоя служба подходит к концу, то я не думаю, что Драко заслужил такое. В этом пожиратели смерти честнее вас. Они не оправдывают предательство "высшими целями".

- Северус, - многозначительно произносит Альбус.

- Правда? Тогда почему мы вытащили тебя из лап твоих таких замечательных дружков-пожирателей? - спрашивает Хмури.

- Действительно, почему? - сухо говорит Северус. - Скорее можно было ожидать, что вы сразу же обо мне забудете.

- Северус, - с болью повторяет Альбус. - Не думаешь же ты, что мы...

- Сириус Блэк, - неожиданно произносит он. В его голосе звучит странная пустота, словно он не может остановиться, или сам не понимает, что говорит. - Двенадцать лет Азкабана... и что вы сделали для него, вы, которые так верили в его невиновность? И снова, никто не думает о нем, никто не пытается хоть что-то для него сделать.

Он резко умолкает, глядя на нас со слепой, беспричинной ненавистью. Вокруг такая тишина, что слышны только звуки дыхания.

Они считают его безумцем, - с сжавшимся сердцем думаю я.

Но разве он не безумец?

- Северус, - мягко говорит Альбус. - Сириус мертв.

Северус ничего не добавляет, просто разворачивается и идет к камину. Через мгновение он исчезает, а все в растерянности смотрят друг на друга.

- Это еще что? - спрашивает Хмури. - Он что, свихнулся наконец?

- Вы негодяй, - устало говорю я. Я не могу вышвырнуть его из этого дома, не выгнав заодно и весь Орден, но, видит Мерлин, именно этого я и хочу.

- Знаешь, Хмури, - говорит Тонкс. - Это твое предложение насчет Драко. По-моему, это мерзость.

* * *

Я возвращаюсь в Хогвартс этим вечером. Северус лежит в постели на боку, отвернувшись к стене.

- Я сплю, - сообщает он прежде, чем я успеваю хоть что-то сказать.

Как по-детски. Я вздыхаю и сажусь на кровать. Я так устал, что не хочу ничего - только свернуться калачиком рядом с ним. Под одеялом его плечи острые и ужасно худые; я чувствую, как напрягается его тело под моей рукой, но я не отпускаю его, и он медленно расслабляется.

- Nox, - говорю я. - Спокойной ночи, Северус.

* * *

- Я несу ответственность, как учитель, - говорит он. - Пока в Хогвартсе есть студенты, я обязан остаться здесь.

Черта с два. Тут всего-то два мальчика из Хаффлпафа, и они ему триста лет не нужны. Думаю, его просто огорчило мое приглашение отметить Рождество с Гарри и его друзьями.

Я не настаиваю. И решаю не менять свои планы из-за него. Зачем? Я и вправду хочу провести это время с Гарри, да и нам с Северусом не помешает отдохнуть друг от друга. Так что две ночи перед Рождеством я провожу без него - это первая разлука за месяцы, если не считать полнолуния.

Два замечательных, чудесных дня проходят в прогулках, походах по магазинам, украшении дома и поедании всяких вкусностей. Но когда утром я разворачиваю свои подарки, один из них от него... хотя он и утверждал, будто Рождество - маггловский праздник, и волшебникам незачем его отмечать, да и в любом случае он не сможет купить мне подарок, потому что не должен покидать Хогвартс. И я вдруг понимаю, что больше не могу без него. Я обязан вернуться.

Это никакое не волнение, и не предчувствие чего-то пугающего. Я просто уступаю порыву и, радуясь, что все еще спят и не придется ничего объяснять, отправляюсь в Хогвартс.

В комнатах его нет. Его постель аккуратно заправлена, а может, он и вовсе не ложился. Камин не растоплен. Мой подарок лежит на столе неразвернутым. Я морщусь от неприятного чувства вины и волнения, а затем выхожу из его апартаментов.

Все еще спят, кроме нескольких домашних эльфов, бурно поздравляющих меня с Рождеством. Заодно они подсказывают, где его искать. Ну да, конечно. Где еще он может находиться в шесть часов утра в Рождество, если не в библиотеке?

Здесь только один источник света; я тихо вхожу и вижу его за столом, заваленным книгами. Его волосы убраны за уши, спина прямая и напряженная, а палочка в его руке движется над открытой книгой.

Он ужасно собран, на его лице застыло сосредоточенное выражение, которое я помню еще со школьных лет; я усмехаюсь и бесшумно подкрадываюсь к нему.

- И что же мы читаем?

Его реакция ошеломляет. Он вскакивает, пытаясь загородить от меня стол, спрятать книгу, лежащую перед ним. Я разеваю рот от удивления, и в следующий момент книга подпрыгивает, ее страницы начинают бешено перелистываться, и вместо рукописных строчек там оказывается огромная, холодная, зияющая дыра, втягивающая в себя все - перья, чернильницу, листы пергамента, исписанные мелким почерком Северуса.

Он ахает и взмахивает палочкой, и только через несколько минут с огромным усилием ему удается закрыть книгу и наложить запирающие чары. Здесь все еще холодно, и воздуха вроде бы стало меньше.

Я стою столбом и тупо пялюсь на книгу - такую темную, что от нее нельзя отводить палочку ни на секунду, когда она открыта. Северус не смотрит на меня и тяжело дышит. Затем, словно спохватившись, пытается засунуть книгу под стопку остальных. Я хватаю его за запястье и отвожу его руку, несмотря на слабое сопротивление. Когда я сжимаю его тонкие кости и чувствую, как он борется, меня бросает в жар, и я злюсь еще сильнее, потому что он вынуждает меня применить силу, сделать что-то против его воли, а я не хочу этого.

От книги исходит странный запах, очень неприятный, и мне не хочется спрашивать, из чего сделаны ее страницы, потому что моя догадка может оказаться верной. Обложка потемнела от времени и из угловатых, уродливых букв я могу разобрать только "Necro..." и "Marem".

- "Море мертвых"? - спрашиваю я. Не нравится мне это название, он мне что-то напоминает. - Зачем ты это читаешь?

Мой голос звучит мягко, но, думаю, мы оба знаем, что на этот раз я не отступлю. На этот раз я получу ответы.

- "Похоронные обряды"? - Я перевожу взгляд на другую книгу.- "Свитки некромантов"?

- Альбус попросил, - спокойно отвечает он. - Я провожу исследование для Ордена.

- Лжец! - Мне хочется его ударить, таким злым, таким обманутым я себя чувствую. - Альбус ничего не знает, а ты... ты... Что ты делаешь с этими книгами - темнейшими из темных? Ты в самом деле хочешь стать черным магом?

- В самом деле? - повторяет он. - Смотря с чем сравнивать.

Я едва удерживаюсь, чтобы не схватить его и не встряхнуть как следует. Как он может? Что с ним случилось?

- Что ты с собой сделал? Значит, эту тьму я чувствую в тебе? Вот, что с тобой случилось - ты снова по уши влез в темные искусства? Я тебя не узнаю.

Почему-то он всегда расстраивается, когда я говорю, что не знаю его или не узнаю, но сейчас я нарочно хочу причинить ему боль.

- Скажи, что с тобой происходит. Ты стал черным, или просто сошел с ума?

Он глядит на меня так, словно получил пощечину, и закусывает губу. Я помню, как целовал его в губы три ночи назад, склонялся над ним и прижимался к нему всем телом, и вдруг его глаза, широко распахнутые и темные, стали пустыми и невидящими. Почему он так поступает со мной? Я хочу поцеловать его снова... но не сейчас, когда он такой.

Северус резко садится - сползает в кресло, словно его спина сломана.

- Да, - говорит он. - Я сошел с ума. А теперь оставь меня, Люпин.

- Думаю, я заслушиваю более подходящего объяснения.

- Нет, не заслуживаешь. Делай, как знаешь... иди к Альбусу, к Хмури, расскажи им о том, что видел. Меня это не волнует.

Ну что за ублюдок; неужели он и вправду думает, что я выдам его аурорам? Какую бы боль я не причинил ему, он всегда умудряется ударить больнее. Я отворачиваюсь, перед глазами все расплывается от ярости и обиды. А потом я неожиданно замечаю обложку одной из книг.

"За Завесой". И тут все становится на свои места.

- Это связано с Сириусом, да?

Я гляжу на него. Он избегает моего взгляда, но я теперь знаю. Это все объясняет - его вспышку на собрании, его кошмары, когда он, словно мантру, повторяет: "Блэк, Блэк, Блэк", а я-то думал, что ему снится, как Сириус отправляет его в Визжащую Хижину. И я ни разу не слышал от него ни одной "собачьей шутки" после его возвращения.

- При чем здесь Сириус? Ты хочешь его...

Я не могу это сказать. И зачем ему это? Это... это ведь ужасно, да? Это нечто запретное, темное и чудовищное. Разве некромантия не преступление?

Его взгляд становится ледяным, и, похоже, он уже взял себя в руки.

- Зачем ты спрашиваешь, Люпин, если боишься получить ответы?

Меня охватывает ярость.

- А ты этого хочешь, да? Вернуть его? Зачем? Как же сильна твоя ненависть, если ты даже не можешь оставить его покоиться с миром?

- Там нет покоя, идиот! Только не для него, - добавляет он.

Меня тошнит; наверное, я все-таки надеялся, что он переубедит меня. Я собираюсь с силами и упрямо говорю:

- Объяснись. Я должен это знать.

- Ну и зря, потому что я ничего не собираюсь объяснять.

- Нет, объяснишь. Сириус мой друг. - Я ловлю себя на том, что говорю о нем в настоящем, а не в прошедшем времени, и меня бросает в дрожь. Как будто безумие Северуса передалось и мне.

Он ухмыляется.

- Проваливай, Люпин.

Мерлин, как я хочу его ударить; хочу избить его, заставить, наконец, сказать всю правду. Я делаю над собой усилие и сажусь перед ним, вцепившись руками в столешницу.

- Северус. Пожалуйста. - Пожалуйста, не вынуждай меня переступить черту. Пожалуйста, не заставляй меня жалеть, что ты не умер. - Я должен знать. Из-за Сириуса. И из-за тебя. Он был моим другом. А ты... ты так нужен мне.

Я не думал, что это подействует. И я пугаюсь, когда он поднимает глаза, и на его лице такая боль, такое одиночество, такая мольба о помощи, что я сразу забываю обо всем. Я ему нужен. И, что бы там ни было, я сделаю все, чтобы помочь ему.

- Я умер, - говорит он. - И встретил его там.

* * *

- Мое сердце остановилось, - поясняет он, - и Люциус применил ко мне "Revivalo". Но когда я был... где-то, я видел там Блэка.

Я чувствую вкус крови из прокушенной губы... и молчу, дожидаясь, пока он продолжит. Сейчас я не буду думать о том, что стоит за его словами, а не то мне захочется убить Малфоя голыми руками.

- Думаю, он не совсем умер. Это был... не мир мертвых, но что-то близкое к нашему миру. Что-то вроде чистилища. Там не было ничего. Серая пустота. И он. По крайней мере, я видел только его. Он... мучается.

Мне больно слышать, как он это говорит - ведь я никогда не подумал бы, что он способен испытывать сострадание к Сириусу.

- Это не физическая боль, - говорит он. - Не маггловский ад. Я даже не думаю, что это какое-то наказание. Просто он попал не туда. Он не должен там оставаться, и плохо, что остался. Это такая мука, - тихо добавляет он. - Разумом этого не понять.

- Он тебя видел? - спрашиваю я онемевшими губами.

- Да. Я пытался... забрать его с собой. Наверное, этого не надо было делать, но я не удержался. Его страдания ужасны. Меня оживили, а он исчез. Я не могу этого забыть, - говорит Северус. - Сначала, когда я болел, все было не так уж плохо. Я просто видел сны. Но потом я начал чувствовать это и наяву. Все чаще и чаще. Как будто какая-то часть меня осталась там с ним. Я не могу забыть его. Я должен что-то сделать. Меня не Блэк твой волнует, - добавляет он через силу, и в его голосе звучит презрение. - Но я не могу избавиться от него. Он сводит меня с ума. Он проник в мой разум и высасывает из меня жизнь. Я знаю, почему так случилось, но я... я должен вернуть его, - подытоживает он. - Для меня это единственная возможность снова стать свободным.

- Ты знаешь, что произошло? - спрашиваю я со спокойствием, которого на самом деле не ощущаю. - Почему он попал туда?

Я замечаю, что он слегка расслабился; наверное понял, что я ему верю. Но я и вправду верю; я знаю, что иначе он не стал бы этого делать. И я испытываю одновременно вину и облегчение, потому что мои обвинения беспочвенны: он не собирается причинить Сирису большее зло. Да, надо быть ублюдком, чтобы так думать о нем.

- Думаю, это из-за того, как он погиб. - Он усаживается поудобнее, и в его голосе появляются резкие, лекторские нотки. - Люди, которые не принимают свою смерть или не осознают, что умерли, становятся призраками. А я думаю, Блэк просто не верил в то, что может умереть, и это легко представить, зная его высокомерие. Но так как он прошел сквозь Завесу живым, его дух... или душа... не может выбраться из-за нее. Вернее, из нее. Из арки.

Я не знаю, почему, но от этих слов мне становится не по себе. Неожиданно я думаю о двенадцати годах, которые Сириус провел в Азкабане... а теперь он снова взаперти, лишенный свободы, страдающий. Это настолько несправедливо, что мысль об этом кажется невыносимой.

- И ты нашел способ вернуть его? - небрежно спрашиваю я, но, кажется, пылающие щеки меня выдают. Северус пристально смотрит на меня и пожимает плечами.

- Да... и нет.

- Что ты имеешь в виду?

- Есть способ, но думаю, я не смогу это осуществить.

- Тогда, быть может, я смогу?

- Держись от этого подальше, Люпин. Зря я тебе это рассказал, - вздыхает он.

- Зря. Потому что я уже в игре.

От собственных слов меня бросает в дрожь, но я надеюсь, что он этого не заметит. Он улыбается своей кривой, неприятной улыбкой.

- О чем ты думаешь, Люпин? Почему люди не вытаскивают своих любимых с того света сплошь и рядом? Только ли потому, что это считается черной магией и карается заключением в Азкабане?

- Потому что черная магия разрушает, - говорю я.

- И потому, что за все приходится платить. И чем больше ты получаешь, тем выше цена.

Во мне звенит тонкая струна тревоги.

- Какая цена?

- Не знаю. Но то, что ты так просто не отдашь.

- И ты готов заплатить такую цену? Ради Сириуса?

- Я ничего не сделаю ради Блэка, - говорит он. - Я делаю это для себя.

Значит, для тебя цена не слишком высока? С чего ты взял, что она окажется слишком высокой для меня?

- Сириус мой друг... и я люблю тебя.

Вот, я сказал это. Признание в любви. Я хочу хмыкнуть, но почему-то не получается.

- Я в игре, - повторяю я.

Северус глядит на меня прищуренными страдальческими глазами. А затем говорит:

- Дело в том, что для этого нужны двое. Так что...

- И что мы должны делать?

- Вообще-то это просто.

- Просто?

- Да. Как ты знаешь, это не первый случай, когда кто-то уходит за Завесу. И, как нас учили, никто не возвращался оттуда живым. Но, строго говоря, это не правда. Завеса возвращала тела... через какое-то время... отвергала их, скажем так. Тела без разума. Зомби.

Мне плохо. Если такое случится с Сириусом, это будет окончательной несправедливостью. Он этого не заслуживает.

- Так что вернуть его тело проблемой не будет, поможет простой вызов покойника. Главное - это вернуть его разум, или душу, как хочешь, так и называй. Думаю, одному из нас придется ненадолго умереть. Затем, когда мы вернем дух Блэка в его тело, его можно будет оживить.

- Просто.

- Да. Поэтому я и сказал, что нужны два человека.

- И какую роль ты собираешься сыграть? - спрашиваю я. Но на самом деле я знаю, что буду спорить с ним до конца, если его ответ мне не понравится. Я не позволю ему умереть еще раз.

Он облизывает губы.

- Хотел бы я, чтобы нашелся другой способ. Но ты не сможешь вызвать тело и одновременно следить за духом Блэка. А у меня лучше получается делать несколько дел одновременно.

- Конечно, - говорю я. Он глядит на меня с подозрением.

- Если ты думаешь, что это будет легкая прогулка...

- Через Завесу смерти? Вряд ли.

Я и сам не знаю, о чем я думаю, почему я испытываю такой душевный подъем. Может, потому что он дал мне надежду, наконец избавил меня от этого удушающего осознания собственной беспомощности. По крайней мере, сейчас я знаю, что я могу сделать... для него, для Сириуса.

- Но откуда ты знаешь, что мы найдем его?

Он глядит прямо перед собой, пламя свечей отражается в его черных глазах.

- Это моя забота.

- Ты сказал, что знаешь, почему ты связан с ним, - вспоминаю я. - Что ты имел в виду?

Похоже, он сомневается, стоит ли говорить мне, но уже сказано слишком много.

- Незадолго до моей временной смерти, я общался... с ламией. Думаю, следы ее магии остались на мне. Я добавлю вещество, которое воспроизводит тот же эффект, в зелье, которое убьет тебя.

Я сглатываю горькую слюну. Я ничего не знаю о ламиях. Но молчу.

- Если Блэк еще там, - говорит он, - а я уверен, что он там, то мы найдем его.

- Но можно ведь... - неожиданно меня осеняет. - Можно попросить Альбуса помочь нам? Он наверняка это сделает... ты же знаешь, что был не прав, когда сказал, что всем наплевать. Просто он считает Сириуса погибшим, как и все остальные.

- Я знаю, что был не прав, - поморщившись, говорит он. - Но Люпин, мы не можем обратиться к Альбусу.

- Почему?

- И как ты себе это представляешь? Привет, мы собираемся совершить самый темный обряд, который только можно вообразить, а вы нам не поможете? Он будет вынужден нас остановить.

Да, - думаю я, - верно.

И еще я думаю, что мне без разницы, насколько темный этот гребаный обряд - я все равно не отступлю.

* * *

Две недели спустя, с целой коробкой принадлежностей - с флаконом зелья, которое меня убьет, с волосом Сириуса, который я снял с расчески, найденной в его комнате, с костью тестрала, пеплом из фамильной усыпальницы Блэков, мы отправляемся через камин в дом Сириуса, а затем аппарируем прямо к зданию министерства.

Нам с Северусом, как членам Ордена, Кингсли оформил постоянные пропуска, так что проходим мы беспрепятственно. Здесь очень тихо - стоит темная, морозная ночь, и вокруг ни души.

В зале с Завесой Северус начинает приготовления, а я растерянно гляжу на арку. В моих ушах звучит отчаянный вопль Гарри: "Вытащите его, спасите его, он же только что туда упал!"

- Люпин, - говорит Северус. - Ты лучше ложись.

Он не смотрит на меня, его губы плотно сжаты, когда он решительно рисует пеплом узоры на полу. Я сажусь, а затем укладываюсь на спину, ерзая и нервно хихикая.

- Ух, ты. Пол холодный. И твердый.

Через несколько секунд я слышу рядом мягкие шаги и шелест мантии, и Северус садится на корточки рядом со мной.

- Вот. - Он протягивает мне пузырек. - Когда ты умрешь, это зелье будет казаться кулоном на твоей шее. Если заметишь опасность, хотя бы намек на опасность, или если утратишь связь со мной, хоть на секунду, сразу же сними его. Это будет сигналом для меня, что пора тебя оживлять.

- Но если мы утратим связь, как ты узнаешь?

- Я узнаю.

- Хорошо, - я пожимаю плечами и подношу пузырек к губам.

- Подожди! - Северус хватает меня за руку, и я вижу рядом с собой его широко раскрытые глаза. - Ты... ты не обязан это делать.

Я мог бы сказать, что обязан, или что мы обсуждали это тысячу раз, но вместо этого я делаю то, что дается ему с таким трудом; я обхватываю его руками и прижимаю к себе.

Я не потеряю тебя, клянусь; и ты не потеряешь меня.

Затем мы разрываем объятие, и слова уже не нужны. Я проглатываю горькую холодную жидкость из флакона и опускаюсь на пол. Очень медленно, как кажется мне, но на самом деле через несколько мгновений, холодный пол подо мной и голос Северуса, читающий заклинания, начинают растворяться. Совсем не больно, просто все исчезает.

Я сразу понимаю, что оказался там. Все так, как рассказывал мне Северус. Я умер, - думаю я с удивлением. Но я не чувствую себя мертвым; впрочем, это "ненастоящая" смерть. Ну хорошо, настоящая - если он не оживит меня, я будут мертв, и все же страха нет.

Вокруг лишь серый туман, и я отчетливо понимаю, что не могу двигаться, говорить, и не испытываю вообще никаких ощущений. Даже если меня перевернуть вверх ногами, я этого не замечу.

Как я смогу разыскать Сириуса, - с недоверием думаю я, - а тем более, вывести его отсюда?

- Все хорошо. - Это голос Северуса, и я не понимаю, откуда он доносится. Как я могу его слышать? Просто я знаю, что это он. Он со мной, хотя и где-то далеко. Теперь я знаю, что он имел в виду, когда говорил, что будет держать связь.

Странно, но его присутствие действительно успокаивает. Неожиданно появляется уверенность, что я смогу это сделать. Я оглядываюсь по сторонам, а затем вижу, сквозь серую муть, как Сириус медленно появляется из тумана.

От шока я чуть было не хватаюсь за кулон.

Не знаю, наверное, я верил Северусу не до конца. Но это правда, Сириус здесь.

И когда я вижу его, то понимаю, что ничто не помешает мне вывести его отсюда. Мысль о том, что он действительно оказался в ловушке, вызывает во мне страшную жалость. Я знаю, что скорее останусь тут рядом с ним, чем уйду без него.

- Сириус, - говорю я и протягиваю руку. Я не слышу собственных слов, но знаю, что делаю, и глаза Сириуса с огромными зрачками, плавающими в темно-синих радужках, глядят на меня, не узнавая, но с ужасной, немыслимой болью.

Очень медленно он берет мою руку.

- Держи его, - говорит Северус.

Я так и делаю. И говорю:

- Все хорошо, Мягколап, ты со мной. Это я, Луни, ты меня помнишь?

Он не отвечает, но я откуда-то знаю, что он услышал мои слова, и нужно продолжать говорить.

- Я заберу тебя отсюда, - говорю я.

- Да ну?

Этот шепот, словно дуновение ветерка, словно волна, пробежавшая по серой мгле. Я не знаю, откуда он, и мне трудно удержаться, чтобы не впасть в панику, но руку Сириуса я не выпускаю.

- И я должна его отпустить?

- Кто здесь?

Я не знаю, кому задаю этот вопрос. Северус, наверное, знает не больше меня.

- Завеса? - ошеломленно спрашиваю я.

- Почему я должна отпустить то, что принадлежит мне?

Я испытываю неожиданный прилив ненависти к этой твари. Что она понимает, эта мухоловка, хватающая живых людей и выплевывающая их тела с высосанными душами? И если она разумна, то как смеет так поступать с Сириусом?

- Ты не один ненавидишь меня. - Было бы это что-то другое, и я бы подумал, что слышу веселье в этих словах. - Вопрос в том, что ты готов мне отдать.

- За него? - уточняю я.

- За него.

Я не знаю.

- Твою жизнь? Или жизнь того, кто направляет вас?

Только не Северуса. Но моя жизнь... в обмен на Сириуса? Слишком ли это высокая цена за избавление его от страданий? Разве я не поменялся бы с ним местами, когда он упал за Завесу, будь это в моих силах?

- Неприемлемо. - Я слышу резкий голос Северуса.

- Нет? А я думала, да.

Этот торг был бы даже забавным, если бы не так много зависело от него.

- Что тогда? Ах, да, я знаю, что. Ты отдашь это мне?

- Только не мою и не его жизнь, - говорю я. - Ничью жизнь.

- Ты не можешь дать мне то, что не принадлежит тебе.

- Согласен, - говорю я.

- Вы оба.

После недолгой паузы я слышу, как Северус отвечает:

- Согласен. - Я вспоминаю, как он говорил, что на кону стоит его рассудок.

- Хорошо, - произносит Завеса. - Сделка не может быть расторгнута.

Ничего не меняется. И через секунду я понимаю, что серая муть вокруг нас становится не такой удушающей. Я иду, ведя Сириуса за собой.

Кажется, теперь я могу видеть путь. Туман светится изнутри тусклым желтоватым светом. Связь с Северусом не ослабевает ни на мгновение.

- Мы выберемся отсюда, Сириус. Потерпи еще немного, - говорю я. - Держись, я знаю, что ты сможешь. Мы вырвемся, обещаю.

Слова, которые я шепчу, не имеют смысла, но я ощущаю их как невидимую струну, связывающую нас, и поэтому продолжаю говорить.

- Да, вот так. Поверь, я уведу тебя отсюда, Сириус.

Желтое мерцание становится ярче, и неожиданно мы оказываемся внутри него. Оно обжигает - словно туман скрывает в себе раскаленные угли. Жжение становится таким сильным, что кажется, будто моя кожа вот-вот покроется пузырями и начнет облезать.

Если я не воскресну сейчас, то через секунду будет уже поздно.

- Ремус, давай.

Я тянусь к кулону - туда, где он вроде бы должен находиться, затем нащупываю его и дергаю цепочку. Цепь рвется, вспыхивая ярко-красным светом и, отброшенная, взрывается в воздухе, а в следующее мгновение я чувствую, что рука Сириуса вырывается из моей ладони. Неодолимая сила швыряет меня вниз, и ощущение собственного тела ошеломляет.

Я резко сажусь, моя рука все еще шарит по груди, пытаясь избавиться от кулона, которого там уже нет. Легкие горят, но не от жара, которым я дышал, а он наполняющего их кислорода. Я оглядываюсь по сторонам безумными глазами. Прямо передо мной в арке стоит Сириус.

Его волосы сильно отросли, они спутанными прядями падают на плечи, слегка развеваются на ветру, который колышет Завесу. Его одежда изношена, и выглядит так, словно рассыплется от простого прикосновения - словно он носил ее несколько лет, а сам он выглядит таким худым и бледным, что это пугает.

Его глаза, синие, неистовые, сохранившие и пламя, которое я видел в нем в шестнадцать лет, и тени двенадцати лет Азкабана, глядят на меня, а затем его посиневшие губы складываются в робкую, смущенную улыбку.

- Луни, - говорит он. - Где остальные?

В это самое мгновение я вижу краем глаза, как черная фигура беззвучно оседает на пол.

- Северус.

Я с трудом встаю на колени и ползу к нему, но не успеваю его подхватить. Он лежит без сознания, и я обнимаю его. Его глаза закрыты, а лицо совершенно, совершенно белое, если не считать кровавой струйки, стекающей из уголка рта. Его безвольное тело не сопротивляется моему объятию.

Я в ужасе гляжу на него, на мгновение в голове не остается ничего, кроме одной всепоглощающей, панической мысли. Завеса сказала, что не отнимет ничью жизнь... не могла же она солгать? Он не умер, он не может умереть! Не может.

Я прикасаюсь к его лицу, к его прохладной коже, это не тот холод, не смертный холод, и я так взволнован, что не могу понять, дышит он или нет.

За спиной звучат чьи-то шаги. Должно быть, это Сириус. Он спрашивает с удивлением:

- Откуда здесь Снейп? Что с ним?

Неожиданно я спохватываюсь и достаю палочку.

- Ennervate. - Ничего не происходит. - Ennervate.

Ничего, совсем ничего. Ни искр, ни потока энергии; я не чувствую знакомой вибрации магии, пробегающей по моей руке. Может, что-то случилось с палочкой? О, нет, пожалуйста, только не сейчас...

Я понимаю, что говорю это вслух, испуганным, полным отчаяния голосом. Но он не может умереть у меня на руках; не может, он же знает это.

- Ennervate.

Палочка Сириуса рассекает воздух над моей головой, и я чувствую дрожь, пробежавшую по телу Северуса. Его грудная клетка поднимается, а ресницы трепещут.

- Ради Мерлина, Ремус, - ворчит Сириус.

Я гляжу на него с искренней благодарностью, а затем, повернувшись к Северусу, встречаю взгляд широко распахнутых черных глаз. Он смотрит на меня, а затем осторожно подносит руку к голове.

- Ты ударился об пол, когда упал, - с глупой улыбкой поясняю я.

- Похоже на то, - бормочет он и отодвигается от меня, чтобы сесть. Он еще слаб и наверняка еще не успел опомниться. - Ты в порядке?

- Ага, - говорю я.

Он с презрением смотрит на Сириуса.

- А этот?

- Этот только что не дал тебе замерзнуть насмерть, пока Луни кудахтал над тобой, как наседка, - отвечает Сириус.

- А, ясно. Он снова в своем уме. И это не удивительно. Даже семь месяцев в мире мертвых не могут повредить мозгу, если мозга и в помине нет.

- Закрой свою грязную пасть, Снейп, или...

- Или что?

А затем до Сириуса доходит смысл его слов. Он глядит сначала на Завесу, затем на нас с Северусом, а потом хватает отросшую прядь волос и смотрит на нее в ужасе.

Его голос становится хриплым.

- Где Гарри?

- В Хогвартсе, - отвечаю я, пытаясь успокоить его своим тоном. - С ним все в порядке.

- Сколько... - он умолкает, а затем глядит на Северуса потемневшими от ненависти глазами. - Семь месяцев, говоришь?

И, несмотря на холод в его голосе, я слышу в нем мольбу: пожалуйста, скажите, что это неправда.

- Сириус. - Я протягиваю руку, и он пятится, вцепившись пальцами в слишком длинные волосы. Он бросает на меня безумный взгляд и проходит перед аркой, а я вдруг пугаюсь: что если он шагнет в нее снова, или она притянет его?

- Семь месяцев. А я не помню. Ничего не помню. Эта сучка, Белла, меня сделала... а потом... слабость... я еще, помню, подумал, что Гарри будет волноваться.

Я слышу, как Северус фыркает и качает головой, но, наверное, это вызвано его собственными мыслями, а не словами Сириуса. Северус сидит на полу, уткнувшись локтями в колени и все еще держась за голову. Сириус с безумным видом озирается по сторонам.

- И как же я оттуда выбрался?

- Некромантия. - Голос Северуса из-под руки кажется сдавленным и очень усталым.

Я вижу, как Сириус переваривает его слова.

- Ты... ты... но почему?

- Тебе не понять, Блэк. Тем более что ты ничего не помнишь.

- Я не тебя спрашиваю! Луни, и ты участвовал в этом? Это же темные искусства...

- Я же говорил, что он тебе спасибо не скажет.

- Это долгая история, - устало говорю я. - Давайте обсудим ее где-нибудь в другом месте. Нам нужно сматываться отсюда.

Я встаю на ноги и слегка пошатываюсь. Сразу я этого не заметил, но я чувствую себя истощенным, слабым до тошноты. Я хватаюсь за плечо Северуса, и он поддерживает меня за бедро. И это прикосновение, каким бы кратким оно ни было, дает мне столько тепла, что я слегка оживаю.

Сириус захлебывается воздухом. Я замечаю, как он смотрит на нас, и встречаюсь с ним взглядом; похоже, он хочет что-то сказать, но не находит слов.

Мурашки бегут у меня по спине. Я должен был знать, что так все и будет. Должен был догадаться. Ведь Сириуса не было здесь, и он ничего не знает о нас.

Сириус моргает, и мне ясно, что он вспоминает, как я суетился вокруг Северуса. Я делаю глубокий вздох.

- Семь месяцев, Сириус.

Он делает мне знак замолчать, а затем опускается на пол перед Завесой и закрывает лицо ладонями.