Melissa_Badger все записи автора

Тоска и утешение

Автор: Сонный Совёнок ака Элме (http://diary.ru/~pikki/ ICQ - 336885140 alu-owl@mail.ru)

                                                                                 Далйету с восхищением посвящаю сие.

Небо…алые и янтарные лучи заходящего солнца заливали высокое ватиканское небо с лёгкими перистыми облаками. Я люблю Италию за тёплые и красивые вечера. В Англии такого не бывает…вернее бывает очень редко. А мне такой вечер был нужен именно сегодня…Мне нужно было просто посидеть и  многом подумать. А к этому меня располагают такие вечера и такое небо…Небо…кровью закатных лучей окрашивались лёгкие перья облаков…как перья крыльев падшего ангела…умирающего ангела…Нет…мой ангел будет жить и никогда не падёт. Даже несмотря на то, с какой неумолимостью она каждый раз вонзает в меня свой огненный меч. Хотя её меч всё же ледяной. Льда безразличия и раздражения. Я – демон, которого следует держать на цепи. Выскочка, пытающийся снова обрести крылья ангела. Обрести их в любви. Которая никогда не будет взаимной....Потому что демона нельзя допустить до трона Господня. Нельзя дать ему, порочному и грязному созданию крыльев, на которых он сможет коснуться облаков и осквернить, испачкать их своим прикосновением…

Я не заметил шороха шагов за спиной. Поэтому вздрогнул, когда раздался голос…ох, какой знакомый голос…

 - Ну и что ты тут делаешь, носферату? Крыша искариотсокй резиденции – не самое подходящее для вампира место.

Энрико Максвелл. Глава Тринадцатого Отдела Ватикана «Искариот». Главный враг Интегры, после упырей, конечно.

Оборачиваюсь. Смотрю в его бледное лицо, чуть скривлённое ухмылочкой. Ветер играет с прядями почти седых волос, выбившихся из прилизанного хвоста.

- А я тебе чем-то мешаю, римлянин?

- Да как тебе сказать…вообще-то мне не очень-то нравится то, что на крыше моей организации расселся вампир, да ещё вампир Хеллсинга.

- А не пошёл бы ты…Энрико…

Видимо что-то в моём голосе показалось ему незнакомым и удивительным. Потому что он замолчал и, постояв какое-то время в нерешительности, уселся рядом и с нескрываемым любопытством стал рассматривать меня. Я изобразил на лице полную индифферентность к происходящему и снова уставился в небо…но прежнее ощущение покоя не приходило. Я чувствовал на себе взгляд пронзительных максвелловских глаз. Я повернул к нему голову.

 - Ну и что ты на меня так смотришь?

- Странно видеть всесильного носферату с таким тоскливо-филосовским выражением на лице…знаешь. если бы я был художником – нарисовал бы тебя.

- Ну нарисуй, я тебе не мешаю…

Я снова отвернулся от него. Через какое-то время до меня донёсся шорох карандаша по бумаге. Я в изумлении посмотрел на Максвелла. Тот сидел и сосредоточенно скрёб карандашом по бумаге.

 - И что ты делаешь, позволь поинтересоваться?

 - Рисую тебя, сам же согласился…не вертись….

Я пожал плечами и снова уставился в небо…

Постепенно я забыл о том, что католик вообще сидит рядом и снова погрузился в свои думы. Отвлёк меня лист бумаги, опустившийся на колени.

 - Максвелл…а ты неплохой художник…

 - Польщён, мон шер…

А рисунок был и вправду неплох. И зачем только этот ватиканец вообще подался в священники? Рисовал бы себе и имел бы громадный успех…

Снова воцарилось неловкое молчание. Нарушил его Энрико.

 - Странно видеть тебя в такой тоске, носферату.

 - Ну что ты прилез? С чего ты взял, что это тоска вообще?

 - Я всё же священник… я умею определять такие вещи…расскажи...

 - Слушай, ватиканский придурок, объясни мне, что ты ко мне пристал?

 - Не знаю…ты так странно и непривычно смотришься тут, на крыше, в тоске…я даже, честно говоря, забываю, что ты – мой враг.

Странно…я тоже сейчас не думаю о нём как о враге…Он даже как-то…привлекает меня…что это за наваждение такое???

Максвелл придвинулся.

 - А я даже знаю, что привело тебя сюда. Интегра Уингейтс Хеллсинг, эта твоя госпожа. Ты же влюблён в неё как подросток, носферату.

Это привело меня в ярость.

- Ах ты мерзкий выродок!!!

Я выхватил пистолет и направил на Максвелла. Он стал ещё бледнее, но нашёл в себе силы изобразить улыбку.

- Как будто я неправду говорю.

Я в ярости сунул пистолет обратно за пазуху. А ведь проницателен, гадёныш….

 - А знаешь….я тебя понимаю, - неожиданно серьёзно продолжил Энрико. – Я знаю. что это такое, быть влюблённым в того, кого ты никогда не сможешь получить…так было со мной и Андерсоном…

У меня буквально отвисла челюсть. Нет, я конечно в курсе тех слухов, что распространяют про тёмную сторону отношений Андерсона и Максвелла, но вот о том, что это всё – чистейшая правда я слышу впервые. А тем временем Энрико продолжал свою странную исповедь:

 - Он вырастил меня, возился со мной, приобщал к истинной вере…он стал мне отцом и матерью, но слишком приучил к себе, своему присутствию в моей жизни. Только своему. Я так и не научился строить отношения с людьми, нормально общаться. А чем прочнее становилась моя привязанность к моему воспитателю, тем больше в моей душе прорастали смена грешной страсти к нему. Я уже не просто был влюблён в него. Я жаждал быть с ним….ну…ты понимаешь, как…Однажды я во всём признался ему. Но был отвергнут…и это ещё мягко сказано…Он устроил мне проповедь на час о том, как грешен и мерзок я в своих стремлениях и страстях, что я должен непрерывно каяться, что я должен вырвать с кровью ростки греха из своего сердца…Алукард, скажи мне, ты живёшь не первую сотню лет, разве любовь бывает грешной?!

Он почти кричал…я молча смотрел на него, ожидая, когда он закончит.

 - Когда я сказал ему, что не хочу вырывать это из себя, что хочу любить его несмотря ни на что, он…

Энрико молча расстегнул сутану на груди и я увидел широкий  кривой шрам, тянущийся от основания его шеи дальше, к животу. Узнаю нрав отца Александра…Как же этот субтильный католик вообще выжил?

 - Врачи боролись за мою жизнь неделю…ещё два месяца я провёл в больнице, обессиливший от кровопотери и совершенно не желающий жить. А он пришёл ко мне…на исходе второго месяца…просто пришёл и молча сел рядом….и просидел так целую ночь, как бывало, когда я болел в детстве. Я снова захотел жить…меня выписали, я вернулся к работе…к тем разговорам я больше не возвращался…

Энрико замолчал….

Солнце почти село и его прощальные лучи делали слёзы на бледных щеках католика похожими на капли крови. Следуя какому-то порыву, я придвинулся к нему, положил руки на плечи....и прижался своими губами к его.  Сначала он не отвечал мне, но через пару мгновений он запустил пальцы мне в волосы и страстно ответил на мой поцелуй.

До сих пор я не знаю, что двигало в тот момент мной. Но это ощущение поразительного родства с одним из моих главных врагов толкало меня на какую-то странную и пугающую нежность и ласку к нему.

Максвелл подался ко мне всем телом, я обнял его, продолжая целовать….

Что было дальше я помню смутно…помню, как потом мы лежали и смотрели на рассветные лучи, ласкающие крыши соборов и разливающиеся в безоблачном и безмятежном ватиканском небе… помню, как я что-то рассказывал ему о себе, своей нынешней жизни и кажется даже о своей юности…о том, как люблю леди Интегру и как она с каждым днём всё больше отталкивает меня…мы говорили о многом, о любви и ненависти, о смерти и жизни, о страхе и бесстрашии…И с каждым разом я всё больше убеждался, что у нас очень много общего.

Когда солнце уже почти полностью поднялось над горизонтом я встал и посмотрел на уже к тому времени одевшегося и приведшего себя в порядок Максвелла.

 - Ну что же, святой отец Энрико Максвелл…до скорых встреч…

Я улыбнулся ему и встретил ответную улыбку.

 - До скорых, носферату Алукард…надеюсь, что ваши желания и мечты, как и мои, исполнятся…я буду молиться за тебя и за…вашу леди…даже несмотря на то, что это нарушает все законы, которым меня учили…Но…я сделаю это потому что я впервые встретил такую родственную душу в этом мире…И я хочу, что бы ты был счастлив…Прощай…Заходи ко мне ещё…я буду рад снова поговорить с тобой…

Он легко поцеловал меня напоследок и я растворился в воздухе, возвращаясь в свой родной подвал спать…Теперь мне было тепло от осознания того, что я больше не так безнадёжно одинок, как раньше…